С 1986 года Алексей Гинзбург, еще в мастерской отца Владимира Гинзбурга, начал заниматься проектом реставрации дома. Но только в 2016-м он смог приступить к подробным натурным исследованиям. Реставрация началась в марте 2017. К настоящему времени дом, коммунальный корпус и входящая в состав ансамбля прачечная – отреставрированы. В доме распроданы квартиры-студии; арендаторы коммунального корпуса и здания прачечной пока не определены. Впереди еще полное воссоздание вертикальной планировки самого участка с возобновлением исторических связей, существовавших на территории комплекса: со стороны прачечной в проекте «Гинзбург Архитектс» предусмотрен пандус для соединения с парком, с территории дома – две лестницы в парк.
Атлантида от архитектуры
Пожалуй, ни один из архитектурных памятников не обрастал мифами так, как дом с квартирой наркома на крыше. Уже при рождении проект был окружен особым вниманием современников – его облюбовала для себя культурная и политическая элита. Здесь жили не только художник Дейнека, нарком финансов РСФСР Милютин и сам архитектор Гинзбург, но и врач Семашко, и писатель Антонов-Овсеенко, и многие члены правительства.
Один из главных мифов заключается в том, что Наркомфин – дом-коммуна, но это совсем не соответствует его истинному статусу. Алексей Гинзбург не устает повторять, что на самом деле это коммунальный дом, то есть к коммуналкам и общежитиям не имеет отношения, скорее это про сопутствующие коммунальные службы. Его предшественником можно считать дореволюционный доходный дом, например, построенный в 1912 году Дом Нирнзее, в котором живет сам архитектор. Это было жилье с собственной инфраструктурой, вроде домовой кухни, кабаре, кинотеатра и прочих удобств, уместных в так называемом «доме холостяков». Дом Нирнзее имеет много общего с американскими домами гостиничного типа и он по-своему современен, но Наркомфин шагнул намного дальше, практически к нынешнему формату жилья, фундаментально развив социальную программу, выразившуюся в особом подходе к организации общественных пространств и бытовой инфраструктуры – прачечной, столовой, детского сада. Все было настроено на то, чтобы дать обитателям дома возможность жить здесь гармоничной и комфортной семейной жизнью.
В смысле полноценной реализации нового подхода к жизни и запросов людей своей эпохи – Наркомфин был единственным в своем роде. Он занимает ключевое место в истории советского авангарда, как и Дом Мельникова, представляющий принципиально иную типологию жилья. Оба оказали громадное влияние на всю последующую архитектуру XX века: с одной стороны – частный дом архитектора с необычным укладом его семьи, который он сам придумал, с другой – многоквартирный коммунальный дом. При этом «классический» дом-коммуна с его «строевыми» порядками, выразившимися в крайнем обобществлении простых жизненных функций – ярко воплотился в проекте архитектора Николаева на улице Орджоникидзе, но оказался нежизнеспособен и после войны был переделан самим же автором в студенческое общежитие. Эффектный, но карикатурный проект выразил всю абсурдность идеологических крайностей, с которыми Моисей Гинзбург полемизировал в своей книге «Жилище».
В смысле полноценной реализации нового подхода к жизни и запросов людей своей эпохи – Наркомфин был единственным в своем роде. Он занимает ключевое место в истории советского авангарда, как и Дом Мельникова, представляющий принципиально иную типологию жилья. Оба оказали громадное влияние на всю последующую архитектуру XX века: с одной стороны – частный дом архитектора с необычным укладом его семьи, который он сам придумал, с другой – многоквартирный коммунальный дом. При этом «классический» дом-коммуна с его «строевыми» порядками, выразившимися в крайнем обобществлении простых жизненных функций – ярко воплотился в проекте архитектора Николаева на улице Орджоникидзе, но оказался нежизнеспособен и после войны был переделан самим же автором в студенческое общежитие. Эффектный, но карикатурный проект выразил всю абсурдность идеологических крайностей, с которыми Моисей Гинзбург полемизировал в своей книге «Жилище».
Наркомфин оказал огромное влияние на мировую архитектуру, особенно в части жилья, американского, европейского, в связи со своим социальным детерминизмом. Я для себя его так одно время и называл – социально ориентированный доходный дом.
К концу 1920-х идеи Моисея Гинзбурга дошли до Европы и после войны – когда огромная часть жилого фонда была уничтожена, а к власти во многих странах пришли правительства социалистического толка – упали на благодатную почву. Наркомфину наследовали и «жилые единицы» Корбюзье, и жилая архитектура периода нового брутализма 1960-70-х годов. Но в советской России после расформирования творческих платформ в 1930-х годах, принципы коммунального дома не прижились – они были «непонятны» пролетарскому искусству, и от экспериментов с организацией нового быта вскоре отказались совсем.
Дом Наркомфина поделили на коммуналки, хотя планировочно Моисей Гинзбург и пытался сделать это невозможным, проектируя комнаты с потолками 2.3 метра в сочетании с высотой 3.75 и 4.6 м. Потом застроили опоры – «ноги», добавив жилые площади. Постепенно деградировала и система общественной инфраструктуры, хотя детский сад, столовая и прачечная еще какое-то время функционировали. Несмотря на все попытки сделать дом обычной советской коммуналкой, он все равно выглядел странно. Что было в него заложено, уже никто не понимал. И как в доме функционировали его системы – видимо, тоже. Вероятно поэтому их с момента постройки никто не пытался ремонтировать.
«Архитектурная археология»
Термином «архитектурная археология» Алексей Гинзбург называет увлекательное исследование дома, сопровождавшее длительный период подготовительных работ, натурные обследования и изучение источников; главный из них – книга Моисея Гинзбурга «Жилище», где подробно описаны многие архитектурные узлы и детали проекта. Он отмечает, что особенно важным стало то, что помимо раскрытия деталей, реставраторам удалось провести натурные обмеры ценных элементов, буквально разобрав их по частям, и зафиксировать процент сохранности и процент восполнения. К ним относятся зоны общего пользования, сами ячейки, уникальная система скрытых коммуникаций, световые приямки, вентиляционные шахты открытой террасы, витраж коммунального корпуса, цветочницы, система раздвижных окон и многие другие элементы конструкции и отделки.
Проект «Гинзбург Архитектс» в этом смысле – консервационный, то есть максимально сохраняет и защищает абсолютно все подлинные элементы здания – и те, что находятся в предмете охраны, и те, что пока туда не включены. Зондажи и экспонирование дают представление о том, где именно разграничено подлинное и новое. Именно такой подход позволил в итоге сохранить максимум подлинной фактуры, которую можно при желании потрогать руками, вместо того, чтобы заменять износившиеся части «похожими» новоделами.
Удалось, например, отреставрировать такие зафиксированные в проекте охраны детали, как бетонная плитка эксплуатируемых кровель – она была уложена на металлическом арматурном каркасе с галечным заполнением, вентиляционные шахты и вентиляционные камеры, одна из которых, как известно, была переделана Милютиным под свою квартиру, парапет и ограждения балконов, а также перголы жилого и коммунального корпусов, являющиеся частью солярия и террасы в изначальном проекте.
Была восстановлена и первоначальная планировка коммунального корпуса – его пришлось серьезно очищать от надстроек и пристроек и восстанавливать исторический облик.
Сегодня можно увидеть цельный объем корпуса со стеклянной витражной стеной и антресолями, который просматривается с любой точки интерьера и с улицы.
Проект «Гинзбург Архитектс» в этом смысле – консервационный, то есть максимально сохраняет и защищает абсолютно все подлинные элементы здания – и те, что находятся в предмете охраны, и те, что пока туда не включены. Зондажи и экспонирование дают представление о том, где именно разграничено подлинное и новое. Именно такой подход позволил в итоге сохранить максимум подлинной фактуры, которую можно при желании потрогать руками, вместо того, чтобы заменять износившиеся части «похожими» новоделами.
Удалось, например, отреставрировать такие зафиксированные в проекте охраны детали, как бетонная плитка эксплуатируемых кровель – она была уложена на металлическом арматурном каркасе с галечным заполнением, вентиляционные шахты и вентиляционные камеры, одна из которых, как известно, была переделана Милютиным под свою квартиру, парапет и ограждения балконов, а также перголы жилого и коммунального корпусов, являющиеся частью солярия и террасы в изначальном проекте.
Была восстановлена и первоначальная планировка коммунального корпуса – его пришлось серьезно очищать от надстроек и пристроек и восстанавливать исторический облик.
Сегодня можно увидеть цельный объем корпуса со стеклянной витражной стеной и антресолями, который просматривается с любой точки интерьера и с улицы.
Современный во всех смыслах
Алексей Гинзбург с 1980-х годов занимался домом, но о том, как он устроен, получил уже детальное представление в ходе реставрационных работ. Многое открылось впервые и потрясало своей новизной. Строительные технологии для своего времени были, бесспорно, революционными.
Как мы уже писали, соавтором дома считается инженер Сергей Прохоров – именно им была разработана технологическая часть проекта. Что в ней принципиально новаторского? Во-первых, трехслойный фасад, который представлял собой своеобразный «пирог». Стеновые блоки не имели утеплителя, а сама структура кладки наружных стен состояла из многощелевых блоков с пустотами и засыпки шлаком между бетонитовым камнем типа «Крестьянин» и половинкой такого камня и, таким образом, являлась теплой конструкцией. Кое-где в качестве утепляющего слоя применялся утеплитель «Камышит» – материал из спрессованных стеблей соломы или камыша – но только для выходящих на фасад элементов железобетонного каркаса и кровли перехода от дома к коммунальному корпусу.
Инженером Прохоровым была спроектирована и уникальная система скрытых коммуникаций. Ее идея состояла в том, что межквартирные перегородки и сборно-монолитные перекрытия были сложены из пустотелых блоков с двумя пустотами – бетонитовых камней системы инженера Прохорова. Все коммуникации были проложены внутри вертикальных каналов, образующихся в стенах. Сохранение исходной системы в ходе текущей реставрации значительно усложнило процесс, но для проекта «Гинзбург Архитектс» это было принципиальным. Коммуникации в итоге были заменены и проложены по тем же трассам, что и на момент постройки.
Надо сказать, что в воспроизведении аутентичных технологий Алексей Гинзбург в своем проекте ни разу не отошел от «первоисточника». Так, в процессе реставрации был воспроизведен и индустриальный метод возведения, предполагавший изготовление строительных элементов прямо на площадке. Это касается как пористых шлакоблок-«камней» – аналогов стеновых блоков Прохорова, так и бетонных рам для рядовых окон восточного фасада, витражей северной лестничной клетки и остекления лифтовой шахты, а также световых приямков.
Опыты с материалами
Эксперименты Моисея Гинзбурга и Сергея Прохорова со строительными материалами не исчерпываются бетонитовыми блоками и камышитом. На самом деле, строительная площадка Наркомфина стала настоящей опытной лабораторией для работы с новыми фактурами. Так, полы в жилых ячейках и на лестницах были наливными из ксилолита – искусственного камня из древесных опилок, который еще называют теплым бетоном. Приятный на ощупь и, как бы мы сегодня сказали, эргономичный, ксилолит также применялся для многих тактильных поверхностей дома, вроде поручней ограждений. В процессе реставрации в квартирах ступени лестниц из ксилолита удалось отреставрировать, в составе покрытия в качестве наполнителя также применялись деревянные, в основном, дубовые, опилки. В то же время в местах общего пользования покрытие полов не отреставрировано, а воссоздано: в качестве наполнителя применен кварцевый песок, но технология его изготовления на магнезиальном связующем – оригинальная.
Межкомнатные стены изначально были сделаны из фибролитных стружечных плит. Для их воссоздания реставраторы подобрали материал, который позволил бы сделать перегородки малогабаритных квартир без искажения геометрии исторического пространства. Сейчас они выполнены из газобетонных блоков UTONG толщиной 60 мм. Общая толщина перегородок из фибролита и из газобетона с отделкой получилась одинаковой – 80 мм.
Завершающим акцентом в интерьере стала проводка – в МОПах она выполнена открытым способом, трассы проложены в соответствии с сохранившимися архивными фотографиями. Архитекторы-реставраторы постарались воссоздать историческую среду дома после монтажа латунных элементов: накладных распаечных коробок, открытой проводки и реплик исторических светильников с латунным цоколем.
Межкомнатные стены изначально были сделаны из фибролитных стружечных плит. Для их воссоздания реставраторы подобрали материал, который позволил бы сделать перегородки малогабаритных квартир без искажения геометрии исторического пространства. Сейчас они выполнены из газобетонных блоков UTONG толщиной 60 мм. Общая толщина перегородок из фибролита и из газобетона с отделкой получилась одинаковой – 80 мм.
Завершающим акцентом в интерьере стала проводка – в МОПах она выполнена открытым способом, трассы проложены в соответствии с сохранившимися архивными фотографиями. Архитекторы-реставраторы постарались воссоздать историческую среду дома после монтажа латунных элементов: накладных распаечных коробок, открытой проводки и реплик исторических светильников с латунным цоколем.
340 зондажей
Как известно, для организации внутреннего пространства дома и решения таких задач, как восприятие интерьеров малогабаритных квартир или простота ориентации внутри общественных пространств, Моисеем Гинзбургом при участии Гинерка Шепера и Эриха Борхерта были разработаны колористические схемы и реализованы цветовые приемы, которые мы сегодня назвали бы цветовой навигацией. Она включала колористические решения потолков лестничных клеток, коридоров, смежных дверей в квартиры типа «Ф». Более сложные исследования о воздействии цвета на человека при долговременном пребывании проводились при работе с колористикой ячеек. Результаты проведенных экспериментов по исследованию цвета Моисей Гинзбург подробно описал в главе «Пространство, свет и цвет» в книге «Жилище».
Мария Кузина, архитектор «Гинзбург Архитектс»
В процессе реставрационных работ мы провели технологические исследования, выполнив в общей сложности 340 зондажей по определению первоначальных авторских покрасок различных поверхностей интерьеров и фасадов, а также всех архитектурных элементов и деталей. В результате анализа результатов натурных исследований были составлены колористические карты на все поверхности дома Наркомфина.
Так, в результате реставрационных работ была полностью воссоздана историческая концепция цветового решения в интерьерах мест общего пользования: на лестницах, в коридорах, помещениях лобби и северного входа, а также в 15 ячейках следующего типа: тип «Ф» – кв. 20, 21, 25, 26, 27, 29, 31, 38, тип «К» – кв. 5, 18, «2Ф» – кв. 46, тип «П», квартира Милютина – кв. 49, в помещениях бывшего общежития – кв. 50/52.
Наиболее хорошо сохранившиеся фрагменты авторской отделки были расчищены и законсервированы в интерьерах в виде зондажей, которые располагаются в коммунальном корпусе, на лестницах жилого корпуса и ячейке «П».
Жизнь в памятнике
Жизнь в стенах памятника, безусловно, накладывает на собственников определенные охранные обязательства, касающиеся эксплуатации жилых помещений. Сейчас по правилам Департамента культурного наследия собственниками дома должен быть подписан акт технического состояния, фиксирующий их обязательства по отношению к памятнику. С другой стороны, «Гинзбург Архитектс» в сотрудничестве с девелопером, «Лигой прав», удалось в процессе приспособления памятника реализовать систему, когда квартиры покупались уже с финальной отделкой, оборудованием, кое-где учитывая даже мелкие пожелания уже купивших на тот момент квартиры жильцов, как расположение розеток, чтобы в будущем у них не возникало желания что-то менять. По словам Алексея Гинзбурга, такие экономические рычаги могут быть не менее действенными, чем рычаги юридические.
Между тем, сам факт завершения эпохального проекта, восстановление которого растянулось на тридцать с лишним лет, мог бы стать обнадеживающим прецедентом для десятков других авангардных памятников, реставрация которых откладывается, и того более – признается «невозможной» – в силу ряда причин. Для рабочих поселков, например, главной причиной является слишком низкая плотность сохраняемой застройки.
Алексей Гинзбург, однако, уверен, что даже вопросы рентабельности проектов можно решать, не разрушая исторической среды, как это произошло, например, с конструктивистским кварталом «Погодинская» или «Русаковка». Социальный детерминизм, которым отличаются авангардные проекты – на самом деле абсолютно современен и масштабируется в сегодняшнем планировании жилой среды повсеместно. Дома, построенные на заре индустриальной эпохи, по-прежнему подходят образу жизни «современного» человека и при правильной эксплуатации воплощают очень понятные и здоровые принципы комфортной среды. Многие из них сегодня постулируются в качестве стандартов современного жилья и являются показателями качества и «продвинутости» проектных решений.
Между тем, сам факт завершения эпохального проекта, восстановление которого растянулось на тридцать с лишним лет, мог бы стать обнадеживающим прецедентом для десятков других авангардных памятников, реставрация которых откладывается, и того более – признается «невозможной» – в силу ряда причин. Для рабочих поселков, например, главной причиной является слишком низкая плотность сохраняемой застройки.
Алексей Гинзбург, однако, уверен, что даже вопросы рентабельности проектов можно решать, не разрушая исторической среды, как это произошло, например, с конструктивистским кварталом «Погодинская» или «Русаковка». Социальный детерминизм, которым отличаются авангардные проекты – на самом деле абсолютно современен и масштабируется в сегодняшнем планировании жилой среды повсеместно. Дома, построенные на заре индустриальной эпохи, по-прежнему подходят образу жизни «современного» человека и при правильной эксплуатации воплощают очень понятные и здоровые принципы комфортной среды. Многие из них сегодня постулируются в качестве стандартов современного жилья и являются показателями качества и «продвинутости» проектных решений.