Фракталы и кварталы

Алексей Гинзбург, известный собственными модернистскими проектами и вдумчивой реставрацией памятников авангарда, среди которых «Известия» его прадеда Бориса Бархина и Дом Наркомфина – деда Моисея Гинзбурга, спроектировал два курортных ансамбля в Геленджике. Один называется Геленджик-Марина и выполнен в обобщенно-традиционном средиземноморском стиле, который был пожеланием заказчика. Он будет построен, хотя и без авторского надзора. Другой проект, курортный комплекс на улице Кирова, – чистый, белый, модернистский, структуралистский, увы, останется на бумаге.

Оба проекта, по мнению автора, были реакцией на характер города с попыткой его улучшить. Сама по себе типология южной приморской архитектуры вытекает из характера климата. Дома должны защищать от солнца и хорошо проветриваться, а значит, иметь глубокие лоджии или террасы и противосолнечные ламели; на юге более сложная сейсмика, поэтому, как правило, это здания простых объемов с деформационными швами. Но, несмотря на сходство в типологии, у каждого южного города есть свое лицо. Относительно Геленджика надо было понять, в чем это лицо состоит и как на него реагировать. Хотя поселение на этом месте существовало и в античные, и в византийские времена, а потом здесь была генуэзская колония и Османская империя, все следы истории были разрушены во время Второй мировой войны. Зато есть природное своеобразие. Алексей Гинзбург характеризует Геленджик как один из двух на ровном черноморском побережье городов, у которых есть бухта (второй – Новороссийск). Полукруг бухты между Толстым и Тонким мысами образует набережную, которая была обустроена в последние годы в своего рода черноморский Лас-Вегас. Что касается архитектуры, город имеет достаточно хаотичную планировку, из которой остатки регулярности исчезают по мере удаления от моря. Геленджик в основном состоит из частной застройки – старых маленьких дач и новых трехэтажных коттеджей, сдаваемых в сезон курортникам и расставленных как попало относительно красной линии улицы. Плюс советская и постсоветская панель и кирпич, и несколько примеров курортной архитектуры. Единственное, что облагораживает этот винегрет – сосны вдоль улиц, которые создают тень для пешеходов.

Задача Алексея Гинзбурга была встроить курортные ансамбли в эту хаотическую среду и по возможности ее улучшить, создать чуть больше регулярности. Белый модернистский проект на улице Кирова возник так: заказчик получил территорию заброшенного стадиона, расположенного недалеко от моря, в качестве компенсации за то, что построил другой стадион в более плотной жилой застройке.

На форму этого стадиона Алексей Гинзбург накладывает гостиницу и соединенные в единую структуру апартаменты, расположенные по периметру стадиона как бы на месте трибун. Внутри образуется закрытая территория, «арена»-двор только для жителей комплекса, который таким образом закрыт от пешеходных и автомобильных курортных потоков.

«План старого города и нового проекта накладываются по принципу палимпсеста, – говорит архитектор. – Это единая, но фрактальная структура». Структура представляет собой соединение похожих ячеек, расположенных со смещением. Каждая их них параллелепипед, но из них складывается нечто подобное живописным природным объектам: скалам или каньону.

Такое соединение регулярности и свободы очень перспективно для будущего. Потому что между ячейками образуются уступы, где можно размещать террасы, на которых человек будет ощущать защищенность. Да и для глаза такая структура воспринимается легче, чем монолитная. При этом фасад отражает внутреннее строение здания, в чем заметно влияние структурализма. В 1970-х структурализм был важным течением в архитектуре, не исчерпавшим свой потенциал. Складывание структур на основе единого элемента – вполне легитимный формальный прием.

Большинство параллелепипедов открываются стеклянной стеной на море – а внутри имеют планировку длинной узкой студии с поправкой на курортный тип жилья. Ближе всего к фасаду находится лоджия, дальше по порядку следуют гостиная, спальня, кухня, ванная, прихожая.

Света в таких длинных пространствах много, а соотношение солнца и тени ровно такое, какое требуется для юга. Эти длинные студии преемственны с жилыми ячейками Дома Наркомфина Моисея Гинзбурга, хотя между комнатами нет перепада уровней, как в памятнике архитектуры авангарда. А вот в масштабе всего ансамбля перепад рельефа есть, поэтому в цокольном этаже спланирована парковка, в отдельном каплевидном низком корпусе – спа с бассейном. Со стилобатного этажа можно спуститься на уровень земли. На крыше гостиницы предполагался сад.

В отличие от чистого, белого проекта на улице Кирова, квартал «Геленджик-Марина» на Тонком Мысу – результат компромисса с заказчиком, среди требований которого числились черепичные крыши и арки. Архитектор предложил арки в духе библиотеки Тойо-Ито, где классические формы даны в строгом и обобщенном бетонном варианте без излишеств. Комплекс делится на две части: цепочки домов с апартаментами и корпуса гостиницы, расположенные веером вдоль дороги. Ответом на требование плотной застройки со стороны инвестора стали пятиэтажные дома разных типов, выстроившиеся в ряды по принципу римского легиона, состоящего из нескольких манипул: четыре прерывистые цепочки расположены так, чтобы в просвете между домами открывалось море, соответственно из окон каждого следующего ряда домов море тоже видно.

Дома террасами и лоджиями обращены в сторону моря. В квартале спланировано несколько общественных пространств: набережная, куда можно войти из квартала и из города, и парк с детской площадкой, отделенной от шумной набережной домами. Квартал имеет собственную марину и пляж. На Тонком мысу нет городской набережной, рекреационные пространства квартала компенсируют ее отсутствие, они частично доступны публике. При выходе с территории гостиницы образовалась общая площадь, плюс выстроен променад с началом и концом. Общая подземная парковка освободила территорию от автомобилей. В благоустройстве есть черты как классического города (улица с фасадами), так и модернистсткого (дома на поляне).

Собственно, оба проекта строятся по принципу фракталов. Фрактал – это самопободное множество, то есть некая структура, часть которой устроена так же, как целое. В природе много таких форм – крона дерева, например, или снежинка, – все, что ветвится. Архитектон Малевича, кстати, устроен, как фрактал: большой архитектон состоит из подобных ему архитектончиков, постепенно уменьшающихся к верху здания: повтор пространственного трехмерного узора в малом масштабе. В «классической» Геленджик-Марине большая структура делится на цепочки зданий с пустотами между ними, сами здания тоже делятся на горизонтальные ярусы и вертикальные «ризалиты» с пустотами между ними, а ризалиты тоже состоят из арок и проемов, то есть пустот, чередующихся с «плотью». Такая структура воспринимается глазом как естественная и сомасштабная человеку, умопостигаемая. Это гораздо легче для восприятия, чем огромная пластина или башня. По сути она выглядит городом из небольших двух-трехэтажных домиков на рельефе. Это хорошее средство гуманизации среды.

Курортный ансамбль на улице Кирова – более чистая кристаллическая структура (потому что нет антропоморфных скатных черепичных крыш и арок), ничего «слишком человеческого», а есть более вечные структуры природного мира, подобные кристаллам (которые тоже – один из видов фракталов). Мне такие структуры кажутся очень перспективными для архитектуры потому, что они в сущности имитируют традиционный город, который складывается естественным образом, скажем, лепится на склоне горы – и это почти всегда красиво. Почему-то наши советские и постсоветские ИЖС структуры не имеют и выглядят мусорно. А приморские итальянские города или старые русские города выглядят хорошо. Это неразрешимая загадка. В любом случае приятно, что современная архитектура в лице Алексея Гинзбурга работает с этими естественными для природы, города и человека фрактальными формами, гораздо более гуманными, чем чисто машинные мега-структуры.