Порталы в парке

Единственным российским архитектором, приглашенным к участию в недавнем международном конкурсе на проект нового здания Пермского театра оперы и балеты, стал Сергей Скуратов. Его проект театра оказался самым большим по площади и наиболее проработанным по функциям и архитектурно-планировочной части. Одетый в матовое, будто покрытое инеем стекло и бронзовую медь, придуманный Скуратовым комплекс выглядит как настоящий северный театр.

Автор текста:
Анна Мартовицкая

02 Апреля 2010

Объект

Архитектура

Архитектор:

Мастерская:

Сергей Скуратов ARCHITECTS http://skuratov-arch.ru

Проект:

Конкурсный проект развития Пермского академического театра оперы и балеты им. П.И.Чайковского
Россия, Пермь, улица Петропавловская (Коммунистическая), 25а

Авторский коллектив:
Сергей Скуратов (руководитель авторского коллектива), Наталья Золотова, Антон Барклянский (ГАП), Виктор Обвинцев, Никита Асадов, Иван Ильин, Ксения Харитонова, Антон Чалов, Антон Чурадаев

2009 — 2010

Пермский академический театр оперы и балеты им. П.И.Чайковского, ООО «Девелоперские решения»

О Пермском театре оперы и балеты мы подробно рассказывали в статье, посвященной итогам конкурса, – классическое здание с фронтоном и портиком заслуженно считается символом города и одним из его главных очагов культуры, но давно стало «мало» знаменитой труппе. Необходимость реконструкции театра обсуждается в Перми последние 20 лет, но все больше теоретически, так как в городе не хватает ни архитекторов, способных разработать проект современный, но уместный и достойный соседствовать с историческим зданием, ни средств на то, чтобы воплотить эти замыслы в жизнь. Ситуация в корне изменилась, когда в Перми начали проводиться международные архитектурные конкурсы, а сенатором Пермского края стал Сергей Гордеев – человек молодой, состоятельный и очень любящий современную архитектуру. Возглавляемый им фонд «Авангард» и организовал состязание на лучший проект нового здания театра оперы и балета. К участию в конкурсе были приглашены известные зарубежные бюро, спроектировавшие и построившие по несколько театров и концертных залов. Нашу страну представлял Сергей Скуратов – по словам Гордеева, «лучший российский архитектор, способный и умеющий конкурировать с западными коллегами». К слову, для Скуратова это тоже далеко не первая работа над проектом театра – он занимал первые места в конкурсах на Театр для будущих поколений (ЮНЕСКО), Театр балета им. Анны Павловой в Москве, комплекс «Опера Бастилия». И тем важнее для российского архитектора было досконально продумать проект для Перми, сделать его не только по-конкурсному красивым и запоминающимся, но и проработанным по функциям и быту, на сто процентов реализуемым.

Одним из самых сложных противоречий технического задания стало требование спроектировать комплекс, больший по площади, чем существующий ансамбль, и при этом не искажающий масштаб и пропорции последнего. У Скуратова и его команды были десятки вариантов – пристройки сзади и по бокам, здание, «обнимающее» существующий театр, новый объем, симметричный старому, – и все они в итоге были отклонены именно как «сбивающие» изначальный масштаб. Дело в том, что Пермский театр оперы и балета расположен в парке, ограниченном улицами Ленина, Сибирская, Советская и 25-летия Октября, и сложившейся архитектурно-парковой композицией Скуратов дорожил едва ли не больше, чем собственно историческим зданием. «Когда перспективу парка замыкает фасад с портиком, люди самых разных профессий и национальностей сразу понимают, что перед ними театр, – поясняет архитектор. – Это классический, узнаваемый образ , ставший градообразующим в мировом культурном сознании, и исказить его было бы преступлением, поэтому мы решили его развить».

Тема развития и роста вообще стала для проекта ключевой. Архитектор исходил из того, что театр – это не только и не столько памятник архитектуры, сколько живой творческий организм, постоянно совершенствующийся. И тем трансформациям, которые жанры оперы и балета переживают сегодня, классическое театральное здание уже не очень подходит типологически. Так отпал сценарий строительства рядом с историческим зданием еще одного, сколь-нибудь на него похожего. Столь же неприемлемой Скуратову казалась архитектура с «эффектом Бильбао», то есть вызывающе современная и шокирующая. Для нового здания предстояло найти образ где-то посередине – оно должно было быть деликатным по отношению и к истории, и к природе и при этом сразу опознаваться именно как театр, причем театр XXI века.

Классицистическая архитектура при всей своей выразительности и монументальности обладает одной очень существенной особенностью – она абсолютно самодостаточна. И искать в ней вдохновения можно только в том случае, если работаешь в этой же стилистике. Поскольку к Сергею Скуратову это не относится ни в коей мере, он с самого начала обратил свой взор не на театр, а на его окружение, трактовав историческое здание как образец парковой архитектуры. «Расположение в парке всегда позволяло обогатить композиционные решения и внешние пространственные связи здания с помощью таких объектов, например, как боковые крылья, ризалиты, флигели, парадные и служебные порталы, лестницы, пандусы, – справедливо замечает архитектор. – Но все эти возможности не были реализованы в существующем театре, вероятно потому, что обширный парк вокруг него намного более позднего происхождения. Он был разбит на месте разрушенного в 1929 году каменного Гостиного двора. Сегодняшний театр, помимо основного, довольно скромного входа на главном фасаде, располагает лишь еще более скромным, неудобным служебным входом с восточной стороны. Фактически это замкнутый объем, не просто тесный и устаревший, но и лишенный необходимых функциональных связей с внешним миром. И именно стремление обеспечить театру эти связи в итоге и подсказало нам концепцию и композицию нового объема».

Проектируя новый театр, архитекторы использовали принцип разносторонней ориентации, создав новые входы и тем самым включив природу и город в сферу активного театрального влияния. Вместо прежнего жесткого разграничения на зоны «улица/театр» и «внешнее/внутреннее» Скуратов создает в парке систему зданий, соединенных общими функциями и общественным пространством, постоянно открытым для публики. Существующий театр при этом остается центром пересечения основных парковых направлений и перспектив, и архитекторы специально позаботились о том, чтобы и после реконструкции ничто не мешало, как и раньше, обойти его кругом. Добиться подобной визуальной независимости исторического здания удалось, прежде всего, с помощью L-образной композиции нового объема. Все предписанные техническим заданием функции Скуратов сумел распределить в комплексе таким образом, чтобы основной объем новой сцены спрятался за существующим зданием, а его крылья словно приобняли (правда, на почтительном расстоянии) канонический фасад с фронтоном.

Длинная сторона буквы L разместилась вдоль улицы 25-летия Октября, то есть параллельно восточному фасаду существующего здания. В этом крыле расположились артистические, кафе, репетиционные и малый зал на 200 человек – так называемая экспериментальная сцена, предназначенная для камерных выступлений современного балета и оперы. Вход в эту часть здания оформлен перспективным порталом с пандусом – эффектный белокаменный раструб скошен в сторону основного здания. Подобный реверанс в адрес существующего театра, с одной стороны, мгновенно опознается как очень скуратовский жест (достаточно вспомнить его жилой дом на Бурденко, 11, высотная часть которого слегка развернута и загнута так, словно приветливо кивает расположенной по диагонали более ранней постройке того же автора), а с другой позволяет создать уютное общественное пространство на границе театра и парка.

«Основание» литеры L – это, собственно, новая сцена с залом на 1100 мест, склады декораций и костюмов, лекционный зал, музей Дягилева, атриумное пространство фойе с барами, буфетами и рестораном. Основные объемы вновь построенных площадей, включая зоны загрузки для декораций и ресторанов, склады и парковки, располагаются с северной стороны, что дало возможность сохранить привычную ориентацию театра. А рельеф парка – легкий уклон в сторону Камы – позволил архитекторам, не повышая высотность нового здания, приподнять новые входные группы, уподобив их заметным издалека сценическим площадкам. И если к перспективному портику ведет развитый пандус, то главный вход в новое здание решен как гигантская лоджия с овальным 11-метровым окулюсом, недвусмысленно отсылающим к знаменитому Пантеону. И хотя Пермь очень далека от Рима не только географически, но и климатически, Сергей Скуратов решил, что это отверстие стоит оставить открытым: по вечерам падающие сквозь него капли дождя или снежинки будут подсвечиваться, а общие габариты лоджии таковы, что посетители театра всегда найдут, где укрыться от осадков. Тема окулюса стала одной из центральных и в оформлении интерьеров – фонари верхнего света в репетиционных и светильники в фойе и зрительном зале имеют такую же овальную форму, причем в последнем случае плафон окружен россыпью мерцающих звезд.

Данью суровому климату Пермского края стал и выбор облицовочных материалов. Фасады нового театра Скуратов оборачивает энергосберегающим стеклом, на внутреннюю поверхность которого нанесено матово-белое покрытие, символизирующее иней. Вторым слоем за стеклом размещены композитные панели с тонким слоем меди (0,1 мм), и, в зависимости от функциональных зон, они поставлены вплотную друг к другу, либо между ними и стеклом оставлен технологический зазор или организовано пространство с эвакуационными лестницами. Сергей Скуратов, всегда очень щедро напитывающий свои проекты литературными и историческими параллелями, подчеркивает, что теплые медные блики символизируют не только медные трубы и искомую театральность, но также «духовые оркестры в пермском городском саду дягилевских времен» и добычу медных руд, которой испокон веков славится Пермский край.

Наложение молочно-белого стекла и таинственно мерцающей красноватой меди придают зданию поистине волшебное свечение, которое при свете дня заметно лишь очень внимательному глазу, но в темное время суток, то есть во время и после спектаклей, будет подчеркнуто с помощью специальной подсветки. И эта двойственность внешнего облика нового театра, вкупе с его предельно рациональной планировкой и композицией, – едва ли не самая главная и удачная находка архитектора в этом проекте. Частично непрозрачное стекло днем лишает архитектуру театра какой-либо помпезности, растворяет в окружающем ландшафте и заставляет скромно отражать историческое здание. Вечером же именно оно включает архитектуру в эффектный пространственный спектакль, когда театр словно по мановению волшебной палочки расширяет свои границы и всех прохожих превращает в завороженных зрителей.