Проект архитекторов «Студии 44» – один из предложенных в начале 2019 года. Их приглашение неудивительно: достаточно вспомнить, что в портфолио компании такие известные проекты федерального значения, как реконструкция здания Генерального штаба для коллекции Эрмитажа или школа «Сириус» в Сочи – достаточно много примеров как музеев, так и образовательных учреждений от школы до университета. Авторы, с одной стороны, вложили в концепцию свои знания о специфике функциональной типологии комплекса, – а, с другой стороны, отразили в ней сумму представлений о «классическом» крымском приморском пейзаже, отчасти возродив образы со старых картин, к примеру, пейзаже Артиллерийской бухты, изображенной в середине XIX века Карло Боссоли, который архитекторы избрали в качестве заставки к проекту.
Такой подход наделяет проект музея лирической деликатностью, что резко контрастирует с принятым в последние десятилетия вектором «естественного» развития видов Артиллерийской бухты от обелисково-мемориального к отельно-турецкому (последний особенно ярко представлен жилыми комплексами Cristal beach и «Мыс хрустальный» на самом берегу).
Проект Никиты Явейна разворачивал эту экстенсивную тенденцию на 90 градусов, к поиску градостроительной идентичности, – что, пожалуй, было бы хорошо.
Никита Явейн, «Студия 44»:
«Для нас были важны прообразы крымских императорских резиденций XIX века: Ливадийского дворца и дворца в Ореадне. В них, как нам кажется, правильно поймано ощущение южной архитектуры, характерное для горного Крыма: зданий-террас, которые стелются по горе, следуют за ней, формируют мосты, пешеходные и пространственные связи. Где важную роль играют лестницы – вспомним не только знаменитую одесскую лестницу, но и множество других. Наш музейно-образовательный центр не стремится выйти к морю, сосредотачиваясь на горе, и не прирастает новыми вертикалями, – мы решили, что вертикалей здесь достаточно. В нем важнее террасы и лестницы».
Часть террас уже существует на территории, поскольку она расположена на холме с перепадом высот порядка 15 м, спускающемся к морю. Архитекторы сохраняют подпорные стенки, дополняя их новыми, а также мегаступенями лаконичных объемов высотой не больше 2 этажей. Каждому отведена своя функция, и конгломерат не только выглядит, но и «работает» как город, где у каждого из зданий, плотно слепленных между собой – своя задача и свой размер, обусловленный как функцией, так и рельефом. На эксплуатируемых кровлях задуманы террасные сады, то есть «город» – в какой-то степени еще и парк на горе.
Сходство с городом, растущим исторически и постепенно, были призваны поддержать два исторических здания казарм форта Меншикова: проект предусматривал их сохранение, как и сохранение остатков амбразурной стены. В течение прошедшего года здания каким-то образом успели, к сожалению, снести.
Но проект, подчеркнем, предусматривал именно сохранение исторических построек, на визуализациях их кровли – вальмовые, четырехскатные, притом что кровли всех остальных объемов комплекса – плоские. Проект и в целом довольно ощутимо связан с историей места. А история, конечно же, военная, берег Севастополя с давних времен в значительной мере состоял из укреплений, остатки многих из них целы, и прямо скажем хотелось бы, чтобы они пережили наше время… Помимо Меншиковского форта с другой стороны, на берегу здесь расположены остатки Седьмой батареи с каменным бруствером и закопанной в землю емкостью арсенала – архитекторы предлагают провести в этом месте археологические раскопки, музеефицировать найденные остатки и связать их с музейно-образовательным комплексом, обустроив еще один вход со стороны моря. Таким образом комплекс музея оказывается похожим на южный приморский город, выросший при старых укреплениях, за ними и на них, освоивший остатки оборонительных сооружений – что-то подобное «вмененному» сюжету, прием популярный в наше время; и хотя укрепления вовсе не средневековые, – по меткому выражению Никиты Явейна, «Севастополь город многократно разрушенный», – образ получается похожим на какой-нибудь греческий городок на венецианских бастионах посреди Средиземного моря. Культура ведь одна, Севастополь известная колония древних греков, а на рассматриваемом участке имеется даже небольшой фрагмент виноградников древнего Херсонеса, хотя центр античного города расположен далеко.
И между тем, несмотря на все переклички аллюзий и силуэтов, архитекторы далеки от попытки создать муляж старого приморского города. В том, чтобы достичь необходимой меры абстрагирования, им помогает не только собственный взгляд на вещи, не лишенный мегалитической обобщенности, но и тема авангарда, происходящая из задания. Планируется (или планировалось? сложно сказать), что одним из «якорных» операторов музейного комплекса будет раздел XX века Третьяковской галереи, тот самый, с Крымского вала, который хранит «Черный квадрат» и многое другое. Отсюда среди прототипов – малевичевский архитектон и композиция, истолковывающая план комплекса в отчетливо-супрематическом ключе.
Авангард становится то ли линзой, то ли котлом, позволяющим «переварить» все античные, средневековые, ренессансные и прочие аллюзии, привести их к единому знаменателю и крайней степени обобщения, не потеряв, что удивительно, всех тем. Хочется вспомнить, расширяя круг, что Корбюзье обосновывал свои плоские кровли, в том числе, ближневосточным городом, похожим на россыпь лаконичных кубиков, антагонистичную «стройному» и выверенному ренессансному городу. Авангард, как и его непосредственные предшественники вообще, как известно, искали вдохновения в лачугах, противоположных гламурным дворцам центра и в примитивах глубокой древности; отчасти и поэтому тема города, лепящегося на холме, восходящая веку к V, если не X, до н.э., так органично «ложится» на примеры авангарда и, в числе прочего, Малевича. Но при всей своей любви к примитиву и народу авангард искусство остро-личное и индивидуалистичное – поэтому его подходы позволяют не слепо следовать массе, а управлять ею. В идеале, конечно.
В данном случае – вполне управляется. Настраивая свои инструменты и прототипы, к слову сказать, с завидной тщательностью перечисленные в альбоме проекта, архитекторы намечают меру: асимметрии / и геометрической предсказуемости, вернакулярности / регулярности, античности / современности. Все это соединено в «архитектоне», но допускает разные трактовки и вызывает, если вдуматься, много эмоций.
Так, врытый в нижнюю часть склона амфитеатр – здесь выглядит как совершенно античное, неогреческое решение (даже не римское, потому что вторит холму, а не стоит на субструкциях). А соседний объем «зала на 300 мест» композиционно салютует храму Ники Аптерос на Акрополе, который авторы тоже аккуратно включили в состав аналогий, но большое круглое окно сразу же напоминает многие конструктивистские здания, то есть возвращает нас к авангарду. Методом свободных аналогий оно приводит нас к проекту реконструкции ТЭЦ в центре Пскова, разработанного «Студией 44» в 2016; хотя круглое окно, этакая условная сумма ренессанса и авангарда, – вообще один из любимых приемов Никиты Явейна, у него и в мастерской такое окно есть.
Перед залом с круглым окном амфитеатр закругляется, но с другой стороны, вдоль сквера 300-летия флота, его продолжает еще один, вытянутый по прямой. И если первый смотрит на бухту, то второй – скорее в сторону городского центра и выходящей в эту точку улицы Маяковского, ось которой с разрывом, но все же нацелена на Владимирский собор перед сквером с памятником Ленину. Словом, этот вход, от города – пожалуй главный, и амфитеатр здесь как парадная лестница музея с тем отличием, что на нем можно было бы расположиться для созерцания заката. Ступени обоих амфитеатров прерываются асимметричными вставками объемов, нарушающих (или оживляющих) предсказуемость подъема: как будто они обросли неконтролируемой застройкой, хотя часть параллелепипедов имеет витражные окна: они освещают библиотеку, расположенную за скамейками центрального амфитеатра.
Левее и южнее между закрытыми темными объемами появляется белый, очень легкий портик перед стеклянным входом и главный вестибюль – собственно это и есть официальный главный вход, по бокам у него, как пропилеи, кафе и музейный магазин. От фойе начинается главная лестница: перекрытая последовательно тремя стеклянными, прозрачно-полосатыми объемами, поднимающимися вверх, к мемориалу, по диагонали. Архитекторы называют эту большую крытую лестницу «обитаемой», отводят ей роль большого музейного фойе и трактуют как главное общественное пространство, соединяющее весь комплекс. Центральный амфитеатр с библиотекой внутри – рядом. Вместе они напоминают лестницу Эрмитажа в Главном штабе, которая тоже служит для отдыха и мероприятий – только тема развилась, получив больше места на склоне.
С другой стороны, полосатое стекло трех скрывающих лестницу объемов акцентирует современность комплекса и несколько облегчает брутальность стен, часто глухих, решенных в образе подпорных стенок и нередко вырастающих из них. Главная лестница – широкая, просторная, вся в солнечных бликах и полосах теней, гипер-пергола. Ее «хрустальная» вставка отлично перекликается с названием мыса Хрустальный.
Вторая главная лестница – напротив, острая и решительная, как игла или шпага, – ведет от южного угла, со стороны центрального рынка города, прямо наверх, к залу Славы Севастополя. В перспективе маячит силуэт стелы Штык и парус.
Это альтернативное направление и другая связь с городом: на образной «авангардной» схеме она – длинная диагональная плашка. Дисциплинированно собранная лестница-диагональ может быть понята как своего рода «аллея славы», подразумевающая концентрированное движение подъема или спуска в отличие от широкого, растекающегося по склону движения основной лестницы – общественного пространства.
Собственно зал Славы представляет собой лаконичное сооружение, венчающее холм. Циклопически-мегалитическое и в то же время легкое, светлое и не стремящееся ввысь, как подчеркнул выше Никита Явейн, – а спокойно, как данность, пребывающее в пространстве. Четыре крупных пилона, окруженных неощутимым контуром стеклянных стен, несут кровлю-«козырек» со световым проемом посередине – то ли оккулюсом, то ли комплювием; все вместе напоминает гигантскую чашу и в то же время стол.
Зал становится логичным завершением образовательно-музейного центра – его симметрия непринужденно суммирует и уравновешивает конгломерат сооружений на склонах как своего рода главный храм древнего города.
И в то же время комплекс – своего рода парк. По кровлям объемов можно будет прогуливаться; ряды кипарисов чередуются с пространствами садов, засаженных ими целиком наподобие египетских гипостильных залов. Среда рассчитана на спокойное созерцание.
Антон Яр-Скрябин, «Студия 44»:
«Парк, расстилающийся по естественному склону холма, образован приемами многочисленных амфитеатров и террас, которые созданы для тех, кто желает в тишине насладиться видами на Артбухту и Приморский бульвар, увидеть прекрасные закаты и яркие рассветы. Тишина, обволакивающая парк тяжелой памятью места, негласно присутствует в каждом моменте нахождения там, но она не вступает в спор с легкостью архитектуры и только усиливает впечатление от уже сложившихся доминант мыса Хрустальный».
Парк – важная составляющая проекта, и тот факт, что он не просто приложен где-то с краю, а пронизывает собой комплекс, – с одной стороны, придает ему сходство с ренессансными дворцами, где, бродя по залам и галереям-переходам, невзначай обнаруживаешь сад во дворике на кровле второго, а то и третьего этажа: возьмем к примеру мантуанский дворец Гонзага, не забывая однако, что прообразы ренессансных дворцов – античные, а более поздним воспоминанием о них и были крымские императорские дворцы.
С другой стороны, парковая, как и общественная, составляющая делает проект актуальным: музей авангарда, вросший в террасный парк на склоне над морем, переплетающий множество функций, откликающихся на совершенно разных посетителей – что может быть современнее. Как хорошо, что контурно-имманентно, но этот вариант современности не забывает о своих корнях.