Пограничный дом

Кронштадт место специфическое. Остров, теперь нанизанный на дамбу КАДа – это военный городок и в то же время памятник архитектуры и истории. Фрагмент Петербурга, строгого и стройного, хотя и немного потрёпанного; но – невысокий его вариант, как будто сокращённый, преимущественно трёхэтажный. В то же время ближе к окраинам город-крепость портят вкрапления советских домов из силикатного кирпича, заборы и КПП гарнизонного вида. Именно в таком месте, между длинным зданием одной из так называемых оборонительных казарм начала XIX века и уютной Посадской улицей ­– но также рядом с неряшливыми заборами и пятиэтажками, появился жилой комплекс с характерным для нашего времени названием «Амазонка», которое, впрочем, не было вольной фантазией девелоперов, а унаследовано от одного из ближайших каналов.

Мы рассказывали о проекте жилого комплекса в 2013 году, когда его строительство подходило к концу. Сейчас оно завершено, и судя по сопоставлению картинок, по большей части согласно проекту.

Архитектура комплекса реагирует на особенности окраины исторического Кронштадта. Прежде всего комплекс – невысокий, трёхэтажный с одним ярусом парковки, которая из-за сложной гидрологии на полтора метра выступает вверх из-под земли, отчего заслужила название «полуподземной». Три этажа, прежде всего, конечно, определены высотным регламентом охранных зон: они вторят высоте старых казарм и зданий Посадской улицы. Но посмею предположить, что «натянуть» высотность при желании здесь было бы несложно – поблизости как упомянутые пятиэтажки, так и сталинский, но похожий на поздний классицизм четырехэтажный дом офицерских семей. В соседнем дворе есть четырёхэтажные дома. Но Никита Явейн вернулся к масштабу николаевского фронта Посадской, «протянул» заданный там масштаб и тип застройки к западу, где рядом, пусть и за военным забором, море. А рядом с морем такие невысокие, протяженные кирпичные дома напоминают Голландию, где подобных, двух-трёхэтажных таунхаусов множество на окраинах городов. Словом, как будто бы следуя за мечтой Петра Великого, поклонника всего голландского от сапог до кораблей, здесь обозначился ещё один контекстный оттенок, историко-географический. Бог весть, превратится ли данный фрагмент морской крепости в «кусочек Голландии», но начало, прежде всего в отношении масштаба, будем считать, что положено.

План комплекса унаследован от замкнутых дворов Петербурга и вторит современным «тенденциям квартальности». Но дворы ­– необычно длинные, причем два замкнуты почти совсем, не считая тыльного прохода по ступенькам и проезда для пожарных машин напротив; а средний открыт к улице Зосимова и напоминает площадь-курдонёр больших доходных домов Петербурга начала XX века. Осевой двор-площадь перекликается, однако, ещё и с Посадской улицей, которая замыкает квартал поодаль, с восточной стороны: если выйти из ЖК, повернуть два раза направо и посмотреть на Посадскую от её перекрестка с улицей Сургина – увидим похожий строй домов, длинные газоны и фронтон в перспективе. Это довольно далеко, поэтому переклички получаются не визуальными, а умозрительно-контекстуальными; этакая внутренняя шарада для тех, кто готов догадаться, что архитектор как будто бы «вырастил» в ядре своего комплекса подобие «провинциального Петербурга» Посадской.



Но посмотрим на комплекс не снаружи, а изнутри. В наше время, когда эксперименты с типологией, казалось бы, ушли в прошлое, задавленные типизацией жилых планировок, этот дом – практически целиком эксперимент. Не то чтобы здесь изобретено что-то, ещё неизвестное. Но диапазон квартир довольно широк, как будто выдержан в духе современного европейского идеала, стремящегося свести разные социальные страты теснее вместе.

Самые просторные жилища, от 70 до 100 м², размещены в самых тихих поперечных объемах между курдонёром и внутренними дворами. Здесь на трёх этажах – два яруса квартир, в них по три полу-уровня, соединённых лестницами. В квартиры первого этажа их жильцы входят с двора-площади, с уровня городской мостовой; двери в глубоких нишах. Войдя, они попадают из прихожей в комнату первого яруса, или же идут вперёд по лестнице, на полтора метра вверх, в помещение побольше, откуда устроен выход во внутренний двор на кровле подземной парковки, приподнятой, как мы помним, выше уровня земли. Во дворе эти квартиры снабжены собственными палисадниками, выход к которым решён как глубокая лоджия, откуда, надо думать, будет удобно наблюдать за кронштадским летним дождиком. Комната с выходом во двор – гостиная, здесь рядом кухня. Опять поднимаемся на полтора метра по лестнице, и попадаем в master bedroom, уже на втором этаже. Всего-то три комнаты.

Вход в квартиры второго этажа оформлен со стороны двора-площади выступающим тамбуром, откуда двухмаршевая лестница ведёт к площадке на две квартиры, направо и налево. Здесь по четыре комнаты и просторнее. Вначале мы попадаем в гостиную, она смотрит во дворы, как и на первом этаже, затем по лестнице в две комнаты, обращенные к площади, вероятно, это спальни; еще чуть выше – просторное помещение, тоже, надо думать, гостиная или большой светлый кабинет с балконом во двор. Квартиры первого этажа воспринимаются как итальянские piano terreno, верхние же – piano nobile, они выглядят как наилучшее предложение этого ЖК, хотя туда и нужно подниматься по лестнице. Структура внутренних, «элитных» корпусов секционная.

Структура внешних корпусов спланирована более дробно, здесь чередуются однокомнатные квартиры с отдельной кухней и совсем маленькие студии-пеналы, с кухней совмещенные. Зато есть лифт и квартиры первого этажа приподняты над землей на высоту вымостки двора; на улицу выходят совсем небольшие балконы-лоджии. Узкий дом-забор, отделяющий ЖК от неряшливой соседней территории, тоже имеет свои особенности планировки. Здесь есть и лифт, и трёхкомнатные двухэтажные квартиры, объединённые внутри лестницей с поворотом, почти винтовой. Северо-восточный торец этого корпуса, выходящий к улице Сургина и примыкающий к неровной границе участка, по-питерски срезан, здесь образуется квартира-пенал, впрочем двухкомнатная и обогащенная сравнительно просторной лоджией на самом торце. В продольных корпусах, особенно в доме-стене, появляются элементы коридорно-галерейной планировки.

Некоторое разнообразие планов в сочетании с их преимущественной скромностью, местами даже затеснённостью, коррелирует с историческим городом, причём как Петербургом, где можно встретить всякое, так и с голландскими и, может быть, английскими примерами, с их обилием внутренних лестниц. Но также, где-то на периферии сознания, всплывают и эксперименты авангарда с их любовью к коридорам и миниатюрным студиям, разнообразию сочетаний и вариантов. Надо ли говорить, что в современной российской ситуации, не склонной к экспериментам, дом кажется одиноким, более того – даже порождённым каким-то специфическим сочетанием условий кронштадского (военного?) заказа, какой-то своей буквальной пограничности, ведь он стоит прямо-таки «на подоконнике «окна в Европу». Какую-то роль здесь должны были сыграть, конечно же, и убеждения Никиты Явейна, архитектора, увлеченного экспериментами и авангардом.

Внешне же уникальность дома бросается в глаза не сразу. Более того, сочетание красного кирпича с фронтонами и угловатой, местами брутальной пластикой, отпугнёт сноба. Сноб уловит сходство с подмосковными недо-замками и испугается, сбежит. А зря. Больше всего пугает красный цвет кирпича, ну, аллергия у нас на него. Однако приглядевшись, можно увидеть, что даже кирпич двух цветов: вверху, в аттиковом уровне, светлее. Ограждения покрашены серой краской, а хочется матового блеска чистого металла; водосточные трубы на виду. Кроме того, при сравнении с проектом очевидно, что часть деталей в процессе удешевления была опущена. Очень жаль деревянных вставок и полосатых ставень, которые одни могли в разы усилить ощущение качества отделки и европейские ассоциации. А кто с таким не сталкивался? Каркас замысла, между тем, безусловно жив.

На мой взгляд это как раз тот случай, когда не слишком гламурный дом богат архитектурой. Помимо уже описанного разнообразия квартир, фасады интересны множественным ритмом ниш, выступов, вырезов и углублений. Пропорции окон меняются от узких вертикальных, внизу собранных в квадратную филёнку, а на третьем этаже лишённых сандрика и накрытых плоским карнизом кровли подобно крепостным зубцам; им вторят аттики во дворах – всё вместе, определённо, разыгрывает крепостную кронштадскую тему.

Однако лучшее в здешних фасадах, на мой взгляд – вставки белого камня. Они тоже сохранились не все, ушли мелкие декоративные вставки. Сдержанно-брутальный замысел качнулся ещё немного в сторону упрощения. Но остался карниз, отделяющий третий, аттиковый этаж, и крупные белокаменные «плиты», которые визуально держат и арки входов (пожарных въездов) во дворы, и эркеры. Но важно, что авторам удалось сохранить белокаменную облицовку входных тамбуров, покрытых любимым Никитой Явейном «антирустом», где гладкий лощеный камень чередуется с тонкими полосками «рваного» камня с фактурой «скала». В сочетании с освещающими лестницы круглыми окнами (которых в проекте не было, они появились в процессе) – главный двор-курдонёр приобрел неожиданный, какой-то даже римский привкус. Эти шершавые полоски вытягивают всё, акцентируя входы и оформляя как внутренний двор-площадь, так и фронт дома по улице Зосимова.

Сказать, что дом не так-то прост, будет, наверное, мало. Он увлекателен. Напоминает застройку послевоенного времени, которую легенда приписывает «пленным немцам»: такие дома встречаются во многих русских городах, например в Твери; они и двух-трёхэтажные, и где-то с фронтонами. Он заставляет вспомнить и пригороды европейских городов, не только голландских, и даже не только застроенных таунхаусами, – к примеру, тартуский район Ваксали, где стоит домик Алвара Аалто, созвучен ему сочетаниями стеклянных вертикалей с миниатюрными квадратными окошками, разбросом форм, сочетанием намеков на классические элементы и авангардного «изнутри-наружу». Интересный, словом, дом. Он противостоит российской тенденции внутреннего опрощения жилья при внешней пестроте; чем наверное, и ценен.