​Элиэль Сааринен – первый архитектор ар-деко

Сегодня, 20 августа, архитектору Элиэлю Сааринену исполняется 150 лет. О стиле мастера рассказывает Андрей Бархин.

mainImg
Творчество знаменитого финского архитектора Элиэля Сааринена (1873-1950), юбилей которого мы отмечаем в 2023 году, вобрало в себя сложную эволюцию стиля – от первых памятников северного модерна и раннего ар-деко, выстроенных в Финляндии, до поиска форм интернационального стиля, модернизма, созданных мастером уже в конце жизни в США. Рубежом в этом изменении архитектурного языка была катастрофа Первой мировой войны и революции 1917 года [1]. И хотя кульминация стиля ар-деко пришлась уже на межвоенные годы, первые подобные объекты появились еще в 1910-е. Чувство этой новой, декоративной и монументальной эстетики было тогда уже у многих архитекторов. Но наиболее наглядна эта связь двух этапов развития стиля ар-деко прочитывается на примере работ Элиэля Сааринена. Прямая линия стилевой эволюции связала формы его вокзала в Хельсинки (1910), проект здания Чикаго Трибюн (1922) и стиль американских небоскребов рубежа 1920–1930-х. И именно работы Элиэля Сааринена стали для архитектуры ар-деко ключевыми, стилеобразующими.
National Museum, Finland. Mannerheimintie 34, Helsinki. Built 1910. Architects: Herman Gesellius, Armas Lindgren and Eliel Saarinen
Mahlum – Own work / public domain

Эпоха 1900–1910-х была в европейской архитектуре периодом сложной и стремительной смены стилей: от ордерной архитектуры и эклектики – к новациям модерна и раннего ар-деко. Таков был путь Венской архитектурной школы и творчество Отто Вагнера. В Хельсинки это было время расцвета северного модерна, ключевые постройки которого тогда создавали молодые Элиэль Сааринен и его коллеги – Герман Гезеллиус и Армас Линдгрен. Первыми их объектами в этом жанре стали павильон Финляндии на выставке 1900 года в Париже и вилла-мастерская Виттреск [2]. Архитектурная фирма «Гезеллиус, Линдгрен и Сааринен» реализовала на рубеже 1890-1900-х очень много построек – целую серию жилых доходных домов и особняков, утвердила проект и начала возводить здание Национального музея в Хельсинки. В рамках северного модерна был тогда выполнен и первый проект железнодорожного вокзала в Хельсинки (конкурс 1904 года, строительство 1910-1914). Однако вскоре после побед на этих конкурсах Сааринен резко пересмотрел свою стилистику и выстроил вокзалы в Выборге и Хельсинки уже в невиданных ранее формах [3]. 
 
Период 1905-1907 годов стал для Сааринена временем значительных изменений в творческой и личной жизни [4]. В эти годы у мастера происходит разрыв с коллегами – Линдгреном (в 1905) и Гезеллиусом (в 1907). Сааринен постоянно и много путешествует по Европе, в 1904 году посещает Германию, Англию и Шотландию, в 1907 году – Францию, Австрию и Германию, где Сааринен знакомится с Йозефом Ольбрихом, Петером Беренсом, а чуть позднее с Йозефом Хоффманом. В эти годы у Сааринена происходит радикальная смена стиля – он отказывается от форм северного модерна. В совершенно обновленной манере Сааринен выполняет проекту уже в одиночку – это монументальный выставочный павильон (1908) и вариант здания парламента в Хельсинки (первая премия на конкурсе 1908 года), а также радикально новые версии фасадов железнодорожного вокзала (1910), проект ратуши в Таллине (1912) и другие. Именно на примере финской архитектуры и творчества Сааринена наиболее отчетливо заметна разница между северным модерном и ранним ар-деко.
 
Для Сааринена период 1908-1914 годы были временем настоящего творческого расцвета и значительных художественных открытий. В эти годы его можно было бы назвать одним из самых талантливых, успешных и масштабно мыслящих архитекторов своего времени. Сааринен перерабатывает проекты и возводит здания вокзалов в Выборге и Хельсинки, в новом стиле он строит ратуши в Лахти и Йоэнсуу, здание банка в Таллине и церковь Святого Павла в Тарту [5]. Он работает и как градостроитель – создает конкурсные проекты и генпланы для Таллина (первое место, 1912), Канберры (второе место, 1912). В течение нескольких лет мастер работает проектом планировки нового жилого района Мунккиниеми (1910-1915), предлагает вариант расширения самого Хельсинки (1915) [6].
Церковь Каллио в Хельсинки, Ларс Сонк, 1908
Фотография © Андрей Бархин
 
В чем, однако, заключались принципиальные отличия нового стиля Сааринена от северного модерна?
 
Архитектура северного модерна была крайне художественна и добротна. В короткие сроки эта эстетика увлекла множество мастеров и дала поразительные пластические плоды. Таковы были объекты не только в Финляндии, Хельсинки, но и в Петербурге [7]. Застройка 1900-х годов была демократичнее, скромнее, чем предшествовавшая ей эклектика или неороманика пионера американской архитектуры Г. Ричардсона [8]. Источниками вдохновленная здесь были образы традиционной жилой – сельской и замковой архитектуры, национальной и североевропейской. Однако нарочито камерная и художественно убедительная в своих локальных задачах, архитектура северного модерна была обращена лишь в прошлое, лишь к национальной традиции. Эту эстетику невозможно было экспортировать и масштабировать.
 
На рубеже 1890–1900-х годов архитектура северного модерна уже отказалась от симметрии и иных рудиментов избыточной декоративности XIX века. Она открыла красоту «живописно-асимметричной» композиции и силуэта, умело использовала контраст аскетичной стены-фона и декоративных акцентов, изысканных или даже брутальных [9]. Продолжая традицию английского движения «Искусств и ремесел», северный модерн восходил к эстетике традиционного сельского дома, вернакуляра или кирхи. Именно эти образы «проецировались» мастерами на объемы многоэтажного доходного дома [10]. Однако знакомство с актуальной, передовой архитектурой 1900-х в Европе, в первую очередь, с творчеством венской архитектурной школы, подсказывало Сааринену, что новая архитектура не может «окаменеть» в формах «национального музея Финляндии».
 
В рамках северного модерна Сааринен в начале 1900-х сделал очень много – таковы были и доходные дома в Хельсинки, и только что законченная вилла-мастерская Виттреск (1901-1903), а строительство Национального музея Финляндии только началось (конкурс 1902, строительство 1905-1910) [11]. Однако уже в эти годы Сааринен испытал новое архитектурное увлечение. В середине 1900-х мастер решает отказаться регионализма и значительно расширяет источники вдохновения, открывая для себя не только европейские новации, в первую очередь, венской школы, но и архитектуру удаленных во времени и пространстве культур. В своих проектах Сааринен заменяет средневековые, финские мотивы универсальными, архаическими. И целью этой творческой работы был поиск новой стилистики. Это было движение к интернациональной, геометризованной и монументальной эстетике ар-деко, создаваемой тогда еще без имени [12]. И именно участие в стилевой новации северного модерна доказывало архитектору возможность создания еще одного совершенно нового стиля.
 
Эстетика раннего ар-деко, сформировавшаяся у Сааринена около 1908 года, была сложным сплавом традиционных и экспериментальных форм. Это была игра в двух направлениях, ведь средневековые и архаические образы должны были найти свое место уже в практике XX века. Для Сааринена это была работа не только на Финляндию, но и «на перспективу». Это был отказ от сельского и камерного в пользу столичного и монументального. Новая архитектура должна была стать абстрактнее, крупнее.
Железнодорожный вокзал в Хельсинки, Элиэль Сааринен, 1910
Фотография © Андрей Бархин
Железнодорожный вокзал в Хельсинки, Элиэль Сааринен, 1910
Фотография © Андрей Бархин
 
Воплощенный в здании железнодорожного вокзала в Хельсинки, новый стиль Сааринена значительно отличался от архитектуры рубежа веков. Застройка северного модерна была также по-своему монументальна и, в развитие стилистики Г. Ричардсона, всегда решена брутальными гранитными цоколями. Однако она не готова была еще породить ар-деко. Не особняки или доходные дома эпохи модерна, но именно ар-деко найдет опору в романтичной тектонике готических храмов, и обратит свое внимание на ребристый вертикализм готики, контрастное сочетание монументального и тонкого импоста [13]. Более того, эпоха 1910–1930-х найдет и иные, более древние источники вдохновения. Впервые эстетика «ребристого вертикализма» найдет воплощение в работах Сааринена 1910-х, в межвоенные годы: таким станет стиль небоскребов и башен – ар-деко.
 
Основные признаки ар-деко в архитектуре – это геометризация форм историзма, двойственность, контраст декорации и аскезы, увлечение архаическими образами – пластикой и тектоникой, поиск форм обновления классического ордера и изобретение разнообразных каннелированных, ребристых поверхностей и элементов. Все эти приемы впервые возникают еще в практике 1900–1910-х годов. Таков был «алфавит», которым стали пользоваться уже после Первой мировой войны.
 
На рубеже 1890–1900-х первая волна стилевых изменений проявила себя в архитектуре эпохи модерна – флористичного, северного, русского. Однако на рубеже 1900–1910-х им на смену шла уже совершенно новая геометризованная эстетика – раннее ар-деко. И таковы были работы не только Сааринена, это сближение с ар-деко можно заметить в целой череде проектов и построек 1900–1910-х – в творениях Отто Вагнера и его учеников в Вене, в первую очередь, Йозефа Хоффмана, в объектах Луиса Салливана и Фрэнка Ллойда Райта в городах Америки, в отдельных деталях зданий Петербурга, Амстердама и Милана [14]. Цельных памятников раннего ар-деко было до Первой мировой войны немного, и тем ценнее подобные находки[15]. Это, в частности, доходный дом Бассейного товарищества и другие работы Алексея Бубыря и Николая Васильева в Петербурге, или доходный дом Семенова Сергея Гингера (1914) [16]. Причем в фантазийно-геометризованных деталях дома Бассейного товарищества (1912) можно заметить и пластический эксперимент его авторов, и знакомство с архитектурными новинками из Германии, Австрии [17].
Железнодорожный вокзал в Выборге, уцелевший фрагмент, Э. Сааринен, 1910
Фотография © Андрей Бархин
 
Однако под влиянием каких стилевых тенденций и когда сформировался архитектурный язык ар-деко?

Связи модерна и ар-деко были невероятно сильны, часто это были работы одного архитектора. И тем очевиднее та разница, та трансформация форм и силуэтов, что будет происходить на протяжении 1900–1930-х. Процесс геометризации архитектурной формы займет три десятилетия, столь значительна была инерция традиционной декоративности архитектурного языка. Этот вектор геометризации был уже очевиден, однако для большинства отказ от национальных стилизаций в пользу новой эстетической идеи, как в работах Сааринена 1910-х, не был ни скорым, ни радикальным. Проникая вначале через исторические примеры, геометризация постепенно начинает осознаваться как абстрактная ценность, творчество.
 
Геометризация архитектурной формы подготовила стилевые приемы ар-деко, однако в своем предельном выражении она породила уже искусство авангарда. И после открытия / предчувствия его стилевых горизонтов, ар-деко 1920–1930-х воплотило в себе инерцию монументализма и декоративизма, и одновременно стало поиском альтернативы классическому ордеру [18]. Таким образом, на эстетику ар-деко влияла и геометризация, и монументализация архитектурной формы.
 
Открывшиеся горизонты геометрической абстракции сделали эпоху ар-деко периодом возвращения от предельного упрощения к традиции, к неоархаической образности, монументальности и симметрии. Эта тяга, наравне с геометризацией пластики, и отличала ар-деко от флористичного модерна. Новая монументальная образность была продиктована открывшейся архаической тектоникой, силуэтом ступы. Так были решены Дворец Стокле в Брюсселе (1905), башня вокзала в Хельсинки (1910) и монумент Битвы народов в Лейпциге (1913), и именно они подадут идеи для архитектуры межвоенного времени.
 
Специфика ар-деко состояла в синкретичности, слитности, а не ордерном строе композиции и деталей. На смену изображаемой тектонике декоративных по сути элементов приходит эпоха, осознающая изначальную монументальность, синкретичность самого здания, которому требуются лишь пластически решенные акценты. Первый опыт подобного подхода продемонстрировала архитектура модерна, русского и северного. Таковы были выстроенные в неорусском стиле церкви Владимира Покровского и проекты Николая Васильева. Их монументальность можно было бы назвать гротескной, но она была в высшей степени художественна и родственна эстетике ар-деко. Однако в раннем ар-деко фасадные детали были уже не стилизацией на средневековые темы, но чистым формотворчеством, как в доме Бассейного товарищества, – и тем опытом, что подготовил пластическую свободу 1920-1930-х.
 
Поясним: трансформация, смена стилевых источников проявила себя не только в тектонике. В 1900–1930-е пластическими акцентами фасадов нередко становились уплощенные рельефы, создаваемые на контрасте с аскетичной поверхностью стены. Однако в 1900–1910-е внимание архитекторов стало постепенно переходить со средневековых, европейских пластических первоисточников на универсальные, наднациональные. То, что еще недавно воспроизводилось в рамках модерна, русского и северного, или неоампира, стало рассматриваться в широком контексте древнего искусства. И при переходе от модерна к ар-деко именно эту неоархаическую, монументальную плоскостность унаследует архитектура межвоенного времени.
 
Монументализация была характерной чертой и неорусского стиля 1900-х. Архитекторы стремились извлечь из национального наследия соответствующие задаче прототипы – от Псковского Кремля до Соловецкого монастыря. Однако, как представляется, этот выбор был обусловлен именно тягой к новой выразительной идее – особой синкретичности, слитности, неоархаической тектонике. Таковы были работы Алексея Щусева и в еще большей степени Владимира Покровского. Значительные достижения этого круга впрочем остались нереализованными – как, например, проекты Николая Васильева – или утраченными [19].
Торговый банк АО «Карелия» в Выборге, У. Ульберг, 1911
Фотография © Андрей Бархин
 
Таким образом, две тенденции эпохи ар-деко – геометризация и монументализация архитектурной формы – оказали в 1910–1930-е определяющее, стилеобразующее влияние и на высотные здания, и на ордерную архитектуру – от Дома Германского посольства Петера Беренса до работ Ивана Фомина и Ноя Троцкого. Таковы были геометризованные детали и неоархаический силуэт высотных зданий, а также удаленная от классического канона трактовка ордера 1910–1930-х. И если пластику нового стиля старались сделать фантазийной, геометризованной, то тектонике придавали неоархаические черты, силуэт ступы. Такова была двойственность ар-деко. И впервые эти тенденции нашли свое воплощение в выразительных работах Элиэля Сааринена 1910-х годов, начиная с вокзала в Хельсинки.
 
Ар-деко предстает, таким образом, не продолжением первого импульса – архитектуры эпохи модерна, но совершенно новым явлением, и именно работы Сааринена находились в его эпицентре. Для автора эта эстетика была уже не национальной, это был универсальный язык. В новом стиле Сааринен проектирует в те годы не только для городов Финляндии, но для Таллинна и Тарту в Эстонии, Канберры в Австралии, а чуть позднее для Чикаго и Кранбрука в США [20]. Казалось бы, в этой архитектуре можно заметить и влияние венской архитектурной школы, и возможно отклик на предложения коллег – Ларса Сонка, Сигурда Фростеруса. Но все, что в работах других мастеров было косвенного, стало у Сааринена откровенным и мощным. Особенно это заметно при сравнении завершений церкви Каллио (Ларс Сонк, 1908) и башни железнодорожного вокзала в Хельсинки (1910-1914). И если в Вене заказчики были еще консервативны и не были готовы реализовать те идеи, что предлагали им Отто Вагнер и его ученики, то в работах Сааринена все это обрело строгие, величественные формы, новую авторскую пластику  и было осуществлено в камне и кирпиче[21]. Именно Сааринен смог уловить новый дух ар-деко и материализовать его. Так выразительное и монументальное творчество Сааринена сфокусировало, сформировало ар-деко как явление, те принципы и приемы, что обретут популярность уже в 1920–1930-е годы.
Ратуша в Йоэнсуу, Элиэль Сааринен, 1912
Фотография © Андрей Бархин
 
Шедевром раннего ар-деко среди работ Сааринена стал железнодорожный вокзал в Хельсинки, осуществленный в период 1910–1914. Впрочем итоговый образ сложился не сразу. На конкурс 1904 года Сааринен и его коллеги представили вариант, выдержанный в традициях северного модерна, в стилистике недавно завершенного соседнего здания – Финского национального театра (Онни Тарьянне, 1902), а также только что утвержденного их собственного проекта Национального музея Финляндии (конкурс, 1902). Именно этот традиционный вариант в исполнении бюро «Гезеллиус, Линдгрен и Сааринен» и одержал победу на конкурсе. Однако в период Первой русской революции (1905–1907) и вызванной ею строительной паузы у Сааринена было время обдумать: каким должен быть новый стиль XX века? Поводом к этому стали и работы венской архитектурной школы, и проекты коллег, в частности, вариант здания вокзала Сигурда Фростеруса, созданный уже в формах аскетичного рационального модерна [22]. Этот проект, вероятно, подсказал Сааринену две идеи: значительно укрупнить входную арку как тему главного фасада и – радикально осовременить, переосмыслить стилистику.
 
Гигантская входная арка в новом, окончательном проекте Элиэля Сааринена была уже далека от неороманской эстетики, это был своеобразный ответ Луису Салливану и его павильону «Транспорт» на выставке 1893 года в Чикаго [23]. По сторонам от арки главного фасада Сааринен разместил суровые статуи атлантов, держащих шары-светильники (скульптор Эмиль Викстрем), а у арки на боковом, западном фасаде – ребристые башни. Западный фасад был нарисован очень радикально – принципиальным решением Сааринена был отказ от щипцов и иных рудиментов национальных стилизаций. Это была новая, крупномасштабная стилистика, готовая к задачам ХХ века – геометризации и монументализации любых исторических мотивов.
Железнодорожный вокзал в Хельсинки, Элиэль Сааринен, 1910
Фотография © Андрей Бархин
 
Так Элиэль Сааринен стал основоположником ребристого стиля ар-деко. Роль нового ордера выполняют в здании вокзала решенные по-новому пилястры и импосты. Так архитектор трактует и башни у входных арок, и рядовые уплощенные устои по бокам от них, и фантазийно-геометризованные опоры в интерьере [24]. Композиция главного вестибюльного зала, перекрытого в крупным коробовым сводом, стала ответом Хельсинки вокзалу, выстроенному в те же годы в германском Карлсруэ (Август Штюрценакер, 1910). Но если иные вокзалы того времени – и в городах США, и в Лейпциге, а затем и в Милане – использовали в качестве источника вдохновения термальные залы Древнего Рима, то Сааринен отказался идти по этому пути. Главным украшением вокзала стала часовая башня, завершенная разнообразными уступами и фантазийно-геометризованными деталями. Это был радикальный разрыв с традицией и основание нового стиля.
 
Но не все из задуманного в те годы было осуществлено. Сперва развитие нового стиля приостановило начало Первой мировой войны. Затем после революции в России Финляндия получила независимость (1917), однако экономическое положение в стране стало не простым. Планы Большого Хельсинки и нового района Мунккиниеми были отложены в сторону. Одной из последних работ в Финляндии в те годы стал проект национального финского музея Калевалы (1921). Однако в 1922 году в жизни и творчестве Сааринена начинается новый этап, он участвует в конкурсе на здание Чикаго Трибюн, получает второе место и вместе с семьей уезжает в США [25].
 
Конкурс на здание Чикаго Трибюн (1922) стал для развития американского ар-деко ключевым, стилеобразующим. С этого момента, варьируя ребристость и уступчатость, архитекторы ар-деко стремились воспроизвести один, поразивший всех образ – проект Сааринена на конкурсе Чикаго Трибюн [26]. Причем эта новая эстетика возникает в работах Сааринена еще до и помимо требований нью-йоркского закона о зонировании 1916 года. Признавая влияние графики Харви Корбетта и Хью Ферриса (их проекта 1922 года башни с учетом Закона о зонировании), следует отметить, что фактически Корбетт начинает работать в стиле ар-деко на 15–20 лет позже Сааринена [27].
 
Здание Чикаго Трибюн было в итоге построено по проекту Худа в аутентичной неоготике, восходящей к средневековым башням Руана. Однако сразу после конкурса Худ начинает работать уже совершенно иначе, он следует за Саариненом и в 1924 году в Нью-Йорке создает шедевр ар-деко – Радиатор билдинг. Оно стало одним из первых, доступных нью-йоркским архитекторам, воплощений трансформации архитектурной формы. Это был отказ от аутентичного воспроизведения исторических мотивов – в данном случае готики – и одновременно новое понимание традиции. Так эстетика геометризованного историзма, ар-деко была впервые предъявлена в США.
           
Создателем этой ребристо-уступчатой эстетики был Элиэль Сааринен. Именно он сделал решительный шаг от ретроспекции к новации, от национальных стилизаций к новому стилю. Причем приемы монументализации, укрупнения архитектурной формы и свободной геометризации исторического мотива, появились у Сааринена еще на рубеже 1900–1910-х, когда они не были вызваны ни беспрецедентными размерами небоскребов, ни экономией из-за кризиса 1929 года и/или эстетики модернизма. Это была лишь новая эстетика. Башни Сааринена 1910–1920-х, а затем и небоскребы ар-деко, воплощали уже не неороманскую эстетику, но тектонику ступы. Это была замена средневековых мотивов архаическими, и именно поэтому башни ар-деко были столь романтичны. Сутью этой ассоциативной игры стало «перемножение» мощных образов исторического прошлого – готических и архаических, буддийских архитектурных кодов.
 
В 1922 году на конкурсе в Чикаго Сааринен сенсационно соединяет неоготическую ребристость с неоацтекскими уступами. И именно таким будет архетип небоскреба ар-деко. Неоархаическая тектоника, контраст аскетичного фона и декоративных акцентов, фантазийно-геометризованный декор – таковы были и архитектурные идеи Сааринена 1910-х, и эстетика небоскребов и башен межвоенного времени. В этой ребристо-уступчатой, неоархаической эстетике на рубеже 1920–1930-х в Америке было осуществлено более 40 башен. Однако ни одна из них не была поручена самому Сааринену. Наиболее близко к этой стилистике подошли иные архитекторы – Р. Худ, Дж. и Э. Кросс, Р. Уалкер и другие [28]. Шедеврами неоготического ар-деко в США стали небоскребы Фишер билдинг в Детройте (Альберт Кан, 1928) и Морган Чайз билдинг в Хьюстоне (Джеймс Карпентер, 1929), вдохновившие затем создателей московского высотного здания МИД (1948-1953).
Радиатор билдинг в Нью-Йорке, Р. Худ, 1924
Фотография © Андрей Бархин
Ирвинг Траст компани билдинг в Нью-Йорке, Р. Уалкер, 1931
Фотография © Андрей Бархин
 
Стиль ар-деко видел здание крупной нерасчлененной формой, с едва разработанными акцентами, и это роднило его не с готикой, но с архаикой. Таким был сложенный из тысяч гранитных блоков, 90-метровый Памятник Битве народов в Лейпциге, 1898–1913 (Бруно Шмитц). Его монументальная образность была продиктована открывшейся архаической тектоникой, и именно таким был в те годы стиль Сааринена. Его проекты Парламента в Хельсинки (1908), городского центра Канберры (1912) и здания Лиги Наций в Женеве (1927), а затем и проект Дворца Советов Б.М. Иофана (1934), в точности воспроизводили силуэт каменного исполина, а вернее образ неоархаической ступы [29]. Так, сооружения 1910-х – башня вокзала в Хельсинки и Монумент в Лейпциге подготовят стилевые проявления ар-деко 1920-1930-х – соответственно, проекты Чикаго Трибюн и московского Дворца Советов [30].
 
Такова была связь между двумя этапами развития стиля ар-деко, разделенными катастрофой Первой мировой войны и революции в России. Архитектурные образы и мотивы, однако, по нескольку раз преодолевали в те годы все формальные границы и даже океан. Европейское средневековое наследие сформировало американскую практику – неороманику Ричардсона, эстетику северного модерна и неоготику Худа. Новации венской архитектурной школы или наследие далекой архаики вдохновили в те годы Сааринена, а он, в свою очередь, определил стилистику американского ар-деко. Таков был диалог и миграция художественных мотивов, которые обогащали друг друга и были призваны воздвигать из камня невиданное и прекрасное. Такова была трансформация стиля от модерна и национальных стилизаций к ар-деко, и творческий путь Элиэля Сааринена.
Примечания
[1] Элиэль Сааринен родился 20 августа 1873 году в финском городке Рантасалми (в 40 км от замка Олафсборг). Но уже в 1875 семья переехала в деревню Шпаньково под Гатчиной, где отец Юха Сааринен 1845-1920 был пастором. Сперва Элиэль Сааринен учился в Выборге и Тампере, затем поступил в Политехнический институт в Хельсинки, где и сдружился со своими одногруппниками Германом Гезеллиусом и Армасом Линдгреном. В 1896 году все трое организовали совместное архитектурное бюро. [9 – c. 5, 14 – с. 5]
 
[2] Расположенная в 30 км от центра Хельсинки, усадьба Виттреск представляет собой объединенную двором группу из нескольких особняков для каждого из трех архитекторов, а также общий объем с мастерской.
 
[3] Конкурс на здание вокзала в Выборге – 1904 г., строительство 1910-1913 гг. Вокзал, к сожалению, был взорван в годы Второй мировой войны (сохранился лишь небольшой фрагмент здания).
 
[4] Период 1903-1905 был богат событиями в личной жизни молодых архитекторов. В 1903 г. из Парижа возвращается Лоя, сестра Германа Гезеллиуса, которая училась там живописи и скульптуре. В 1904 Сааринен разводится со своей первой супругой М. Юльден (вышедшей затем замуж за Г. Гезелиуса) и женится на Лое, в 1905 г. у пары рождается дочь Пипса, в 1910 – сын Ээро (ставший известным архитектором уже в 1950-е). [14 – c. 18]
 
[5] На территории современной России сохранилась еще одна работа Э. Сааринена того периода – это вилла Г. Винтера (1912), живописно расположенная на берегу Ладожского озера недалеко от города Сортавала.
 
[6] Проект Большого Хельсинки (1915) предполагал перенос железнодорожного вокзала из центра на новую периферию города – функция только что выстроенного вокзала Сааринена должна была быть изменена (!), а на месте путей должен был появиться новый парадный бульвар. В Хельсинки этот проект осуществлен не был, но подобную идею в отношении Рима в конце 1910-х и 1920-е предлагал Марчелло Пьячентини.
 
[7] Сааринен неоднократно бывал в Петербурге, в том числе являясь членом Петербургской Академии художеств (с 1906) и общества «Мир искусства», дружил с представителями петербургской художественной среды – С. Дягилевым, И. Грабарем, М. Горьким, Л. Андреевым, Н. Рерихом. [9 – c. 20, 14 – с. 36]
 
[8] Поясним, стиль Г. Ричардсона (1838–1886) был своего рода американской версией викториантства, и после появления первых образцов модерна эта стилистика формально оказалась уже вне моды. Тем не менее, в работах мастера была та художественная сила, та брутальная мощь, что поразила воображение архитекторов. Усиливало это притяжение и ранняя смерть мастера (в 47 лет), дело которого невольно хотелось продолжить. [13] Впрочем, в Хельсинки архитекторы уже не могли себе позволить ту роскошь и размах, с которым работал их заокеанский кумир. Превзойти Ричардсона можно было только художественной стороной архитектуры. И именно это удалось совершить в Хельсинки архитекторам круга Сааринена, а в Петербурге – Бубырю и Васильеву.
 
[9] Как пишет Б.М. Кириков, «новый метод проектирования проявился в свободных планах, живописно–асимметричном распределении масс, разнообразии частей и деталей. Важнейшие его черты – разнообъемность, силуэтность». [8 – с. 283]
 
[10] Характерным примером подобного переноса образа стал доходный дом Т.Н. Путиловой (И.А. Претро, 1906), в композиции которого можно заметить прямые параллели с камерными объектами Ларса Сонка в Хельсинки – больницей «Эйра» (1904) и зданием Телефонной компании (1903).
 
[11] В рамках северного модерна фирма «Гезеллиус, Линдгрен и Сааринен» возвела – дом Похьола (1899, в переводе «север», край из финского национального эпоса Калевалы), дом Врачей (1900), дом Эол (1901), и дом Олафсборг (1901, названный в честь одноименного замка), а также виллы Витторп (1902, рядом с Виттреск) и Суур-Мерийоки (1901, под Выборгом, не сохр).
 
[12] Как указывает С.С. Левошко, в Финляндии не было популярно оставлять стены с открытым кирпичом. Однако в 1910-е Сааринен стал настаивать именно на новом решении – не штукатурить, как это было модно в те годы в Швеции и Дании. Именно так и были выстроены ратуши в Лахти (1911) и Йоэнсуу (1912). [9 – с. 58]
 
[13] Одним из первых этот прием чередования широкого и узкого импоста стал использовать Луис Салливан, таковы его высотные здания в Сент Луисе (1891), Чикаго (1893), Баффало (1894), Нью-Йорке (1899) и др.
 
[14] Черты раннего ар-деко можно уловить и в работах финских архитекторов, коллег Сааринена – Селима Линдквиста (Здание городской электрической компании, 1909 и вилла Энси, 1910 в Хельсинки, ратуша в Миккели, 1910), Армаса Линдгрена (роскошное здание банка Суоми в Хельсинки, 1912), Ларса Сонка (церкви Каллио, 1908 и здание биржи, 1910 в Хельсинки), В.Пенттиля (здание банка в Лахти, 1913).
 
[15] Отдельные геометризованные и близкие ар-деко детали можно обнаружить в здании Второго Общества взаимного кредита (Лидваль, 1907), особняке С. Н. Чаева (В. П. Апышков, 1907), Доме просветительных учреждений (Дмитриев, 1911), доходных домах К. И. Капустина (1907), Р. И. Бернштейна (1910), М. А. фон Гук (1912), А. Е. Бурцева (1912), Ф. М. и М. М. Богомольцев (1912), Е. П. Михайлова (1913), А. Л. Сагалова (1913), Н. П. Семенова (1914) в Петербурге, а также в ряде объектов в Москве.
 
[16] Особенность пластики раннего ар-деко очевидна при сравнении двух доходных домов в Петербурге, решенных схожей темой пары угловых башен. И если дом Розенштейна (А.Е. Белогруд, 1912) был еще украшен готическими и ренессансными мотивами, то С.Г. Гингер, работая над образом дома Н.П. Семенова (1914), уже решил фасады удивительными, фантазийно-геометризованными деталями.
 
[17] Пластика дома Бассейного товарищества (А.Ф. Бубырь, Н.В. Васильев, 1912) была наполнена как новыми, великолепно нарисованными деталями в раннем ар-деко, так и отмечала знакомство с европейской практикой 1900-х – уплощенными атлантами Цахерельхаус в Вене (арх. Й. Плечник, скульп. Ф. Мецнер, 1903), сдвоенным ордером со вставкой из Павильона искусств на Гессенской выставке в Дармштадте (арх. А.Мюллер, 1908) и скульптурные рельефы берлинского ресторана Рейнгольд (арх. Б.Шмитц, скульп. Ф.Мецнер, 1907 (не сохр.).
 
[18] Первые примеры аскетичной, авангардной архитектуры были осуществлены еще до Первой мировой войны. Образцами радикального пуризма стали санаторий в Пуркерсдорфе, (Йозеф Хоффман, 1903) и фабрика Фагус (Вальтер Гропиус, 1910). Отказ от декоративности прежних стилей провозгласил в своем манифесте Адольф Лоос, см. статью «Орнамент и преступление» (ок. 1910).
 
[19] Таков был, по выражению Алексея Слезкина, «образ древнерусского храма-богатыря». Подробнее о монументальности в работах В.А. Покровского см. [12] Таковы церковь Петра и Павла на Шлиссельбургских пороховых заводах (В.А. Покровский, 1906, не сохр.), церковь Алексея Божия человека в Петербурге. (Г.Д. Гримм, 1906, не сохр.).
 
[20] Об универсальности стиля Сааринена тех лет говорит такой пример – образ центральной доминанты в проекте австралийской Канберры (1912) сыграл силуэт, напоминающий проект мастера для парламента в Хельсинки (1908).
 
[21] О косвенном влиянии венской архитектурной школы можно говорить в отношении работ Э. Сааринена, начиная с проектов Парламента (1908) и выставочного зала (1908) в Хельсинки. Так, например, учебные проекты здания Купален в Вене, 1905 года – К. Ехна, А. Николадони, Й. Хора – все остро сочетали в своих формах новаторский уступчатый силуэт и фантазийную геометризацию деталей. И именно в этой эстетике на рубеже 1900-1910-х начинает работать и Э. Сааринен.
 
[22] «Даже в Финляндии мы уже не живем охотой и рыбной ловлей, как в старину, а декоративные растения и медведи… вряд ли являются репрезентативными символами века пара и электричества.» – писал С. Фростерус в своей критической заметке по итогам конкурса. [6 – с. 99, 15 – с. 52]
 
[23] Фотография изящного и чуть избыточно декоративного творения Л. Салливана, как указывают исследователи, даже висела над рабочим столом Э. Сааринена. Но формы вокзала в Хельсинки были уже значительно монументальнее, грубее – это была совершенно новая геометризованная эстетика. [14 – с. 10] Могучим ответом вокзалам в Хельсинки и, даже в большей мере,  Выборге (особенно первому проекту 1904 г.) стал монументальный шедевр американского ар-деко, здание вокзала в Цинциннати (Ф. Крет, 1930).
 
[24] Стиль Сааринена, строй пилястр и рёбер его вокзала в Хельсинки и банка в Таллине (1910) угадывается в первых образцах советского ар-деко, творениях В.А. Щуко и В.Г. Гельфрейха – небольшим здании подстанции Волховской ГЭС в Ленинграде (1924), и боковых фасадах библиотеки им. В.И. Ленина в Москве (1928).
 
[25] С 1925 по 1939 годы Сааринен с семьей каждое лето совершает поездки в Европу, всегда делая остановку в своем доме в Финляндии. Так мастер посещает выставки в Париже 1925 и 1937 годов. [14 – c. 137] Подробнее об американском периоде творчества Э. Сааринена см. [5 – 37-43, 9 – c. 64-69]
 
[26] Это воплощение эстетики ар-деко на конкурсе Чикаго Трибюн было заметно не только в проекте Э. Сааринена, но и у других мастеров, в частности Р. Уалкера (успешного нью-йоркского архитектора, автора серии небоскребов в ар-деко на рубеже 1920-1930-х), Б. Гудхью (автора серии проектов в ар-деко, в частности – Конвокейшнл билдинг, 1921 и мемориала Свободы в Канзас-сити, 1921, а также в начатом еще в 1922 г. здании Федерального центра в Небраске), Дж. Ваго (предлагавшего тему кессонированных фасадов и для Чикаго, и на конкурсе здания Лиги Наций, 1927). Таковы были ребристые башни, которые представили на конкурс – В. Фишер, Г. Шрёдер, У.Б. Гриффин (ученик Ф.Л. Райта, выигравший конкурс новой австралийской столицы Канберры), братья Х. и В. Люкхарды (с темой динамичной ступенчатой плиты, вдохновившей впоследствии авторов Рокфеллер центра) и др. Подробнее конкурсные проекты см. [17]
 
[27] Поясним, хронологически уступчатая тектоника небоскреба (январь 1922) возникает у Корбета и Ферриса за полгода до конкурса на Чикаго Трибюн (июнь-декабрь 1922), однако именно проект Сааринена определил эстетическую основу ар-деко Америки. Проект Корбета, также участвовавшего в конкурсе, был решен в чисто неоготическом духе. [17 – 39, 85, 220]
 
[28] Великолепными примерами влияния стиля Сааринена на стиль ар-деко в США стали небоскребы, выстроенные в Даунтауне Нью-Йорка – это Сити Банк Фармерс Траст билдинг (братья Дж. и Э. Кросс, 1931) и Ирвинг траст билдинг, решенный каннелюрами и фантазийными, тонко прорисованными рельефами (Р. Уалкер, 1931).
 
[29] Подробнее о прототипах Дворца Советов в Москве см. статью автора – [2] https://archi.ru/russia/72527/rebristyi-stil-vysotnykh-zdanii-i-neoarkhaizm-v-arkhitekture-1920-1930-kh
 
[30] Еще одним примером этого обмена мотивами между Европой и США стала церковь Микаэля Агриколы в Хельсинки (Ларс Сонк, 1933), воспроизводящая в камерных формах своей колокольни силуэт американского небоскреба.
Библиография
1. Архитектура эпохи модерна в странах Балтийского региона / сост., науч. ред. С. С. Левошко; отв. ред. Б. М. Кириков; НИИ теории и истории архитектуры и градостроительства РААСН. – СПб.: Коло, 2014. – 328 с.
 
2. Бархин А.Д. Ребристый стиль Дворца Советов Б.М. Иофана и неоархаизм в архитектуре 1920-30-х. // Academia. Архитектура и строительство. 2016, №3. – С. 56-65.
 
3. Басс В. Г. «Давид и Голиаф». Финский национальный романтизм и петербургский северный модерн: к вопросу о механизмах архитектурного импорта / Архитектура эпохи модерна в странах балтийского региона. Сборник статей. СПб.: Коло, 2014. – С. 80-86.
 
4. Быстрова, Т.Ю. От национального романтизма к технической рациональности: Элиэль Готтлиб Сааринен (1873-1950) (часть 1) // Академический вестник УралНИИпроект РААСН. – 2012. – 2. – С. 50-57.
 
5. Быстрова, Т.Ю. От национального романтизма к технической рациональности: Элиэль Готтлиб Сааринен (1873-1950) (часть 2) // Академический вестник УралНИИпроект РААСН. – 2012. – 3. – С. 35-43.
 
6. Горюнов В.С., Тубли М.П. Архитектура эпохи модерна. Концепции. Направления. Мастера – СПб.: Стройиздат, 1992. – 360 с.
 
7. Зуева П.П. Американский небоскрёб / Искусство. Первое сентября, М.: 2011. № 12. – С. 5-7.
 
8. Кириков Б.М. Архитектура Петербурга конца XIX – начала XX века. – СПб.: Коло, 2006. – 448 с.
 
9. Левошко С.С. Сааринен. М.: Директ-Медиа, 2017. – 62 с.
 
10. Лисовский В.Г., Гашо Р.М. Николай Васильев. От модерна к модернизму. СПб.: Коло – 2011. – 190. с.
 
11. Лисовский В.Г., «Северный модерн. Национально-романтическое направление в архитектуре стран Балтийского моря на рубеже XIX и XX веков». СПб.: Коло – 2016. – 520. с.
 
12. Слезкин A.B. Два ранних произведения В.А. Покровского (церковь на Шлиссельбургских пороховых заводах и проект церкви в Кашине) и их архитектурный контекст // Архитектурное наследство. Вып. 55. М., 2011. – С. 282–305.
 
13. Тубли М.П. Книга Леонарда Итона «Американская архитектура достигла зрелости. Европейский ответ Г.Г. Ричардсону и Луису Салливэну» и проблемы изучения финского неоромантизма» // Архитектура эпохи модерна в странах балтийского региона. Сборник статей. СПб.: Коло, 2014. – С. 24-32.
 
14. Christ-Janer A. Eliel Saarinen: Finnish-American Architect and Educator Chicago: University of Chicago Press, 1984. – 169 p.
 
15. Lukešová V. Eliel Saarinen and Jan Kotěra. Art Nouveau and Early Modernism in Comparative Perspective, in: Jan Galeta – Zuzana Ragulová (eds.), Admired as well as Overlooked Beauty, Brno: Masaryk University Press, 2015. pp. 47–58.
 
16. Moorhouse J., Helsinki jugendstil architecture, 1895-1915 // Moorhouse J., Carapetian M., Ahtola-Moorhouse L. – Helsinki, Otava Pub. Co., 1987. – 350 p.
 
17. Solomonson K. The Chicago Tribune Tower Competition: Skyscraper Design and Cultural Change in the 1920s. – Chicago: University Of Chicago Press, 2003. – 384 p.
 
Материал подготовлен для Archi.ru и Isolationmagazine.ru

20 Августа 2023

Похожие статьи
Археология модернизма: первая работа Нины Алешиной
Историю модернизма редко изучают так, как XVIII или XIX век – с вниманием к деталям, поиском и атрибуциями. А вот Александр Змеул, исследуя творчество архитектора Московского метро Нины Алешиной, сделал относительно небольшое, но настоящее открытие: нашел ее первую авторскую реализацию. Это вестибюль станции «Проспект Мира» радиальной линии. Интересно и то, что его фасад 1959 года просуществовал менее 20 лет. Почему так? Читайте статью.
Годы метро. Памяти Нины Алешиной
Сегодня, 17 июля, исполняется сто лет со дня рождения Нины Александровны Алешиной – пожалуй, ключевого архитектора московского метро второй половины XX века. За сорок лет она построила двадцать станций. Публикуем текст Александра Змеула, основанный на архивных материалах, в том числе рукописи самой Алешиной, с фотографиями Алексея Народицкого.
Мечта в движении: между утопией и реальностью
Исследование истории проектирования и строительства монорельсов в разных странах, но с фокусом мечты о новой мобильности в СССР, сделанное Александром Змеулом для ГЭС-2, переросло в довольно увлекательный ретро-футуристический рассказ о Москве шестидесятых, выстроенный на противопоставлениях. Публикуем целиком.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Уилкинсон и Макаслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Технологии и материалы
Тротуарная плитка как элемент ландшафтного проектирования:...
Для архитекторов мощение – один из способов сформировать неповторимый образ пространства, акцентировать динамику или наоборот создать умиротворяющую атмосферу. Рассказываем об актуальных трендах в мощении городских пространств на примере проектов, реализованных совместно с компанией BRAER.
Инновационные технологии КНАУФ в строительстве областной...
В новом корпусе Московской областной детской больницы имени Леонида Рошаля в Красногорске реализован масштабный проект с применением специализированных перегородок КНАУФ. Особенностью проекта стало использование рекордного количества рентгенозащитных плит КНАУФ-Сейфборд, включая уникальные конструкции с десятислойным покрытием, что позволило создать безопасные условия для проведения высокотехнологичных медицинских исследований.
Дизайны дворовых пространств для новых ЖК: единство...
В компании «Новые Горизонты», выступающей на российском рынке одним из ведущих производителей дизайнерских и серийных детских игровых площадок, не только воплощают в жизнь самые необычные решения архитекторов, но и сами предлагают новаторские проекты. Смотрим подборку свежих решений для жилых комплексов и общественных зданий.
Невесомость как конструктив: минимализм в архитектуре...
С 2025 года компания РЕХАУ выводит на рынок новинку под брендом RESOLUT – алюминиевые светопрозрачные конструкции (СПК), демонстрирующие качественно новый подход к проектированию зданий, где технические характеристики напрямую влияют на эстетику и энергоэффективность архитектурных решений.
Архитектурная вселенная материалов IND
​Александр Князев, глава департамента материалов и прототипирования бюро IND Architects, рассказывает о своей работе: как архитекторы выбирают материалы для проекта, какие качества в них ценят, какими видят их в будущем.
DO buro: Сильные проекты всегда строятся на доверии
DO Buro – творческое объединение трех архитекторов, выпускников школы МАРШ: Александра Казаченко, Вероники Давиташвили и Алексея Агаркова. Бюро не ограничивает себя определенной типологией или локацией, а отправной точкой проектирования называет сценарий и материал.
Бриллиант в короне: новая система DIAMANT от ведущего...
Все более широкая сфера применения широкоформатного остекления стимулирует производителей расширять и совершенствовать свои линейки. У компании РЕХАУ их целых шесть. Рассказываем, почему так и какие возможности дает новая флагманская система DIAMANT.
Бюро .dpt – о важности материала
Основатели Архитектурного бюро .dpt Ксения Караваева и Мурат Гукетлов размышляют о роли материала в архитектуре и предметном дизайне и генерируют объекты из поликарбоната при помощи нейросети.
Теневая игра: новое слово в архитектурной солнцезащите
Контроль естественного освещения позволяет создавать оптимальные условия для работы и отдыха в помещении, устраняя блики и равномерно распределяя свет. UV-защита не только сохраняет здоровье, но и предотвращает выцветание интерьеров, а также существенно повышает энергоэффективность зданий. Новое поколение систем внешней солнцезащиты представляет компания «АЛЮТЕХ» – минималистичное и функциональное решение, адаптирующееся под любой проект.
«Лазалия»: Новый взгляд на детскую игровую среду
Игровой комплекс «Лазалия» от компании «Новые Горизонты» сочетает в себе передовые технологии и индивидуальный подход, что делает его популярным решением для городских парков, жилых комплексов и других общественных пространств.
​VOX Architects: инновационный подход к светопрозрачным...
Архитектурная студия VOX Architects, известная своими креативными решениями в проектировании общественных пространств, уже более 15 лет экспериментирует с поликарбонатом, раскрывая новые возможности этого материала.
Свет, легкость, минимализм: поликарбонат в архитектуре
Поликарбонат – востребованный материал, который помогает воплощать в жизнь смелые архитектурные замыслы: его прочность и пластичность упрощают реализацию проекта и обеспечивают сооружению долговечность, а характерная фактура и разнообразие колорита придают фасадам и кровлям выразительность. Рассказываем о современном поликарбонате и о его успешном применении в российской и международной архитектурной практике.
​И шахматный клуб, и скалодром: как строился ФОК...
В 2023 году на юго-востоке Москвы открылся новый дворец спорта. Здание напоминает сложенный из бумаги самолётик. Фасадные и интерьерные решения реализованы с применением технологий КНАУФ, в том числе системы каркасно-обшивных стен (КОС).
​За фасадом: особенности применения кирпича в современных...
Навесные фасадные системы (НФС) с кирпичом – популярное решение в современной архитектуре, позволяющие любоваться эстетикой традиционного материала даже на высотных зданиях. Разбираемся в преимуществах кирпичной облицовки в «пироге» вентилируемого фасада.
Силиконо-акрилатная штукатурка: секрет долговечности
Компания LAB Industries (ТМ Церезит) представила на рынке новый продукт – силиконо-акрилатную штукатурку Церезит CT 76 для фасадных работ. Она подходит для выполнения тонкослойных декоративных покрытий интенсивных цветов, в том числе самых темных, гарантируя прочность и устойчивость к внешним воздействиям.
Свет и материя
​В новой коллекция светильников Центрсвет натуральные материалы – алебастр, латунь и кожа – создают вдохновляющие сюжеты для дизайнеров. Минимализм формы подчеркивается благородством материала и скрывает за собой самую современную технологию.
Сейчас на главной
Французский лес
16-этажный жилой дом Wood Up на берегу Сены с гибридной конструкцией из дерева и бетона играет градостроительную роль на границе Парижа и пригородов. Авторы проекта – архитекторы LAN.
Скрепка над рекой
Говорим с Виталием Лутцем из Института Генплана о замысле и особенностях пешеходного моста, соединившего два берега Яузы в новом кластере МГТУ. Его форма и программа – прежде всего речь о включении в «линейный транспортный объект» амфитеатра, зависшего над рекой – были придуманы при работе над ППТ. Обычно так не делают, а было бы полезно, – говорят авторы, называя промежуточную стадию проекта «пред-АГР». Она позволяет определить многие параметры будущего проекта, преодолеть разрыв между градостроительным и архитектурным проектированием.
Город без города
DK architects Григория Дайнова спроектировали, в рамках ППТ благоустройства побережья Каспия, Итальянскую улицу среди парков. На ней будут действовать европейские правила и культурные традиции, улица будет фрагментом привычной общественной среды для туристов – такое принято на Ближнем Востоке. В домах, ее составляющих, – кафе, магазины, офисы и бутик-отели. Фрагмент города – без города, имплантированная на Восток сумма представлений об Италии.
Пресса: Город, спрятавший свои памятники
Псков: тяжелая судьба генплана и интуиционная реставрация.

Рассказ о том, как при восстановлении Пскова столкнулось три градостроительные концепции от разных авторов, кто кого съел и почему город теперь так выглядит. Получается, Псков теперь – фентези.
Коронованный корень
К бруталистской башне в самом сердце 12-го округа Парижа бюро Maud Caubet Architectes отнеслось как к королеве и увенчало её эффектной стеклянной «короной».
Пара театралов
Градостроительный совет Петербурга высоко оценил проект дома на проспекте Римского-Корсакова, который должен заменить советскую диссонируюущую постройку. «Студия 44» предложила соответствующие исторической части города габариты и выразительное фасадное решение, разделив дом на «женскую» и «мужскую» секции. Каскады эркеров дополнит мозаика по мотивам иллюстраций Ивана Билибина.
Звери в пещере
В Музее искусства Санкт-Петербурга XX-XXI веков открылась выставка «Анималистика. И в шутку, и всерьез». Архитектурной частью занималась мастерская «Витрувий и сыновья», которая превратила один из залов в пещеру Альтамира. А во дворе музея появилась ёлка, претендующая на звание самой оригинальной и фотогеничной в городе.
Река и форм, и смыслов
Бюро ATRIUM славится вниманием к пластичной форме, современному дизайну и даже к новым видам интеллекта. В книге-портфолио Вера Бутко и Антон Надточий представили работу компании как бурный поток: текстов, графики, образов... Это делает ее яркой феерией, хотя не в ущерб системности. Но система – другая, обновленная. Как будто фрагмент метавселенной воплотился в бумажном издании.
Лунка и сопка
Гольф-поле, построенное на окраине Красноярска по проекту местного бюро Проектдевелопмент, включает Академию – крытую часть для отработки ударов. Здание построено из клееных балок, а его форма соответствует ландшафту и очертаниям сопок.
Жизнестроительство на своей шкуре
Какая шкура у архитектора? Правильно, чаще всего черная... Неудивительно, что такого же цвета обложка новой книги издательства TATLIN, в которой – впервые для России – собраны 52 собственных дома современных архитекторов. Есть известные, даже знаменитые, есть и совершенно малоизвестные, и большие, и маленькие, и стильные, и диковинные. В какой-то мере отражает историю нашей архитектуры за 30 лет.
Квартальная изолиния
Еще один конкурсный проект жилого комплекса на берегу Волги в Нижнем Новгороде подготовила «Студия 44». Группа архитекторов под руководством Ивана Кожина пришла к выводу, что неправильно в таком месте использовать регулярно-квартальную планировку и выработала индивидуальный подход: цепочку из парцеллированных многосекционных домов, которая тянется вдоль всей набережной. Рассказываем об особенностях и преимуществах приёма.
Двенадцать модулей эффективности для Гродно
В последний день ноября в Минске подвели итоги I Белорусского конкурса на разработку эффективной среды жилого квартала в Гродно. В конкурсе приняли активное участие российские архитекторы. Победу одержал проект «12 sq», разработанный авторским коллективом архитектурного бюро «НИТИ» из Уфы. Рассказываем подробно о победителе и остальных лауреатах конкурса
Конкурс: плата за креатив?
Со дня на день ждем объявления результатов конкурса группы «Самолет» на участок в Коммунарке. А пока делимся впечатлениями главного редактора Юлии Тарабариной – ей удалось провести паблик-толк, который технически был посвящен взаимодействию девелопера и архитекторов, а получился разговором о плюсах и минусах конкурсной практики.
Арх подарки
Собрали десять идей для подарков, так или иначе связанных с архитектурой. Советуем книги, впечатления, функциональные и просто красивые объекты: от оправ Кенго Кума и кинетических скульптур до кирпичей Фальконье и формочек для выпечки метлахской плитки.
Воспитание преемственностью
Объект культурного наследия на территории нового жилого комплекса часто воспринимается застройщиком как обременение. Хотя вполне может стать «продающей» и привлекающей внимание особенностью. Один из таких примеров реализован в петербургском ЖК «Кантемировский 11», где по проекту НИиПИ Спецреставрация фабрику начала XX века приспособили под школу и детский сад.
Левитация памяти
CITIZENSTUDIO спроектировали и реализовали памятник жертвам Холокоста в Екатеринбуге. В него включены камни из десяти мест массовой гибели евреев во время Великой Отечественной. На каждом табличка. И еще, хотя и щемяще-мемориальный, хрупкий и открытый. К такому памятнику легко подойти.
Пресса: Как Остоженка стала образцом архитектуры и символом...
Обозреватель Павел Зельдович поговорил с теми, кто формировал современный облик Остоженки. А фотограф Михаил Розанов любезно предоставил «Снобу» свои снимки. Кроме того, в материале использованы фото старой Остоженки Бориса Томбака и одного из главных архитекторов проекта Андрея Гнездилова.
Вершины социальной экологии
Четыре бюро – ATI Project, a-fact, Weber Architects и Parcnouveau – совместными усилиями выиграли конкурс на проектирование экологичного и «социального» жилого квартала Берталия-Лазаретто на окраине Болоньи.
Мандариновый рай
Выставка Москомархитектуры в Центре Зотов апеллирует непосредственно к эмоциям зрителей и выстраивает из них цепочку наподобие луна-парка или квест-рума, с большой плотностью и интенсивностью впечатлений. Характерно, что нас ведут от ностальгии и смятения с озарению и празднику, совершенно китчевому, в исполнении главных кураторов. Похоже, через праздник придется пройти всем.
Радушный мицелий
Проект гостинично-оздоровительного комплекса для эко-парка «Ясно-поле» отталкивается от технологии – по условиям конкурса, его будут печатать на 3D-принтере. В поисках подходящей «слоистой» фактуры арт-группа Nonfrozenarch обратилась к царству грибов.
Археология модернизма: первая работа Нины Алешиной
Историю модернизма редко изучают так, как XVIII или XIX век – с вниманием к деталям, поиском и атрибуциями. А вот Александр Змеул, исследуя творчество архитектора Московского метро Нины Алешиной, сделал относительно небольшое, но настоящее открытие: нашел ее первую авторскую реализацию. Это вестибюль станции «Проспект Мира» радиальной линии. Интересно и то, что его фасад 1959 года просуществовал менее 20 лет. Почему так? Читайте статью.
Канон севера
Проект храмового комплекса рядом со студенческим городком СПбГУ в Петергофе включает отсылки к северному модерну и конструктивизму. Мастерская «Прохрам» не боится сочетать «плинфу» и кортен, а также использовать не самые традиционные формы. Однако первый вариант, признанный архитектурным сообществом, пришлось всё же скорректировать в соответствии с пожеланиями заказчика. Помимо культовых сооружений комплекс предложит пригороду Петербурга социальные, образовательные и общественные площадки.
Учебник рисования?
Вообще так редко бывает. Ученики Андрея Ивановича Томского, архитектора, но главное – преподавателя академического рисунка, собрались и издали его уроки и его рисунки, сопроводив целой серией воспоминаний. Получилась книга теплая и полезная для тех, кто осваивает рисунок, тоже. Заметно, что вокруг Томского, действительно, образовалось сообщество друзей.
«Джинсовый» фасад
Спортивный зал в Ниме на юге Франции по проекту бюро Ateliers A+ получил фасад, вдохновленный текстильной историей города.
Террасное построение
ЖК «Ривер Парк» оформил берег Нагатинского затона надежно и уверенно. Здесь и общественная набережная, и приподнятые над городом дворы со связывающими их пешеходными мостиками, и кирпичные фасады. Самое интересное – отыскивать в этом внушительном и респектабельном высказывании нюансы реакции на контекст, так же как и ростки мегалитического мышления.
Остов кремля, осколки метеорита
Продолжаем рассказывать о конкурсных проектах жилого района, который GloraX планирует строить на набережной Гребного канала в Нижнем Новгороде. Бюро Asadov работало над концепцией через погружение в идентичность, а сторителлинг помог найти опорную точку для образного решения: генплан и композиция решены так, словно на прото-кремль упал метеорит. Удивлены? Ищите подробности в нашем материале.