Другая Остоженка

Новый корпус UniCredit банка построен на пересечении Коробейникова и Бутиковского переулка. Для тех, кто хоть сколько-нибудь интересуется современной московской архитектурой, одно только обозначение места значит очень много: к середине 2000-х все профессиональные издания увлеченно обсуждали именно эту часть района Остоженки, и что уж греха таить – именно об этом месте мы прежде всего вспоминаем, слыша пресловутое определение «золотая миля». Слева, справа и по диагонали напротив здесь – постройки бюро «проект Меганом», чуть поодаль два дома Сергея Скуратова. Рядом, в глубине участка, на набережной Москвы-реки – первое здание UniCredit банка (в то время он назывался Международный московский банк), построенное бюро «Остоженка» в 1995 году и тоже изрядно прославленное журналами и профессиональными наградами. Собственно, новый корпус стал продолжением здания 1995 года: в нем разместились офисы администрации банка. Старое и новое здание соединены переходом на уровне второго этажа и парковка у них общая, с одним въездом – здания функционируют как единый организм.

«Unicredit банк, бывший Международный московский – это первый частный банк в России, с лицензией номер один. Команда его управленцев интернациональная, принципы работы скорее западные, чем наши. К тому же российские и иностранные руководители контролируют и уравновешивают друг друга, – рассказывает главный архитектор проекта Валерий Каняшин. – С ними было легко и приятно работать, так как вкусы какого-то одного начальника в данном случае не превалировали. Стилистика здания была сразу определена как современная, остальное (в рамках разумного, конечно) заказчики отдали на наше усмотрение. Поэтому удалось сделать нетипичные для стандартного офиса фасады. Если бы заказчик не был международным, здание получилось бы другим.»

Здание, действительно, выглядит непривычно. С первого взгляда даже сложно понять, каким образом архитекторам удалось растворить такую громадину в воздухе и пространстве. Оно подернуто рябью, похоже на призрак или на трехмерное изображение самого себя. Оно не то чтобы совсем, но почти – лишено телесности. К тому же, если мы пройдем мимо, спускаясь к реке по Коробейникову переулку, то будет сложно избавиться от ощущения, что дом слегка, но движется, уклоняется от нас и пропускает вперед.

Впрочем, «лишено телесности» не значит совсем бестелесно: материя, из которой соткан этот банк, хотя и тонка, но вполне ощутима, именно она отвечает за эффект легкой  подвижности и одновременно – лоска, современной дороговизны постройки. Эффект сродни китайской ширме: ничего не видно, но в то же время как будто бы и не закрыто. Не навязчиво. Не давит. Да, и еще одна деталь: по ночам оно светится все целиком, как фонарик.

Прозрачная непрозрачность получилась благодаря тому, что стеклянные, покрытые мелкой точкой шелкографии фасады здания со стороны улицы закрыты решетками горизонтальных керамических ламелей: тонких полосок терракотового цвета. Полосатое полотно местами разорвано крупными прямоугольниками псевдо-«окон», которые больше обычных окон, возможных в таком здании, раза в два-три. Декоративные проемы асимметрично разбросаны по фасадам, они оживляют и усложняют их ритм, к тому же добавляют сходства с «обычным зданием», с архетипами города, согласно которым домам полагается иметь окна.

Кирпичный цвет ламелей попадает в тон старого (1995 года) банковского здания на набережной и отвечает одновременно за цельность ансамбля двух корпусов и за контекстуальную респектабельность: все же мы в центре, а терракотовый цвет – один из самых «исторических». Полосатость тоже попадает в контекст: рядом по Бутиковскому переулку дом, построенный бюро «Проект Меганом», полностью закрытый вертикальными ламелями (еще более призрачный и прозрачный; горизонтальная штриховка здания «Остоженки» по сравнению с ним более ощутима, что логично, так как ей, помимо прочего, следует «держать» угол улицы, а это дело ответственное).

Упомянутый угол – пересечение Коробейникова и Бутиковского переулков, – в здании, безусловно, главный. Он, в сущности, играет роль его главного фасада, визитной карточки – прохожий, спускаясь по Коробейникову переулку от Остоженки, увидит этот угол первым. Всю правую сторону переулка здесь занимает здание, построенное (как и упомянутый выше дом с ламелями) Юрием Григоряном – его длинный, покрытый плотным известняком массив «держит» линию переулка. А непосредственно перед перекрестком, на уровне третьего этажа, из плоскости стены выступает стеклянный объем встроенной в дом «городской виллы». Ее стеклянный «айсберг» появился тогда, когда угол Бутиковского и Коробейникова был пустым. Теперь для того, чтобы эта часть переулка не стала затесненной и мрачной, архитекторам «Остоженки» пришлось отступить перед энергичной стеклянной массой.

Они сделали это, обманув перспективу с помощью объемов и линий. Коротко говоря, линии верхней и нижней границ полосатых терракотовых экранов перед фасадами не параллельны земле. Они диагонально поднимаются от перекрестка, захватывая целый этаж, и получается, что выходящий к перекрестку угол здания ниже, а дальние углы «взлетают», похожие на  крылья бумажной бабочки или же на стилизованную треугольной галочкой меланхолическую улыбку.

Причем если по линии Бутиковского прием реализован линейно-декоративно: нижний контур полосатого экрана срезан по косой и до некоторой степени продолжает линейную игру, заложенную в объеме стеклянной «виллы», – то со стороны Коробейникова терракотовая стена отклоняется от красной линии, поворачивая градусов на двадцать влево. При этом цоколь остается на месте, два объема расходятся, как ступеньки винтовой лестницы или как полки подвижной этажерки на одном осевом стержне. Кроме того, двигаясь в глубину переулка, цоколь вырастает с одного до двух этажей, задирая свой острый «нос» вверх.

Если же мы посмотрим на здание со стороны реки, то отсюда оно покажется составленным из двух объемов, поставленных один поверх другого с диагональным сдвигом – терракотовый угол нависает над цоколем, игра линий превращается в полноценную стереометрическую композицию. Но характерно, что плоскость терракотовой решетки с этой точки зрения выглядит практически как непосредственное продолжение кирпичной стены старого корпуса банка, именно здесь сходство двух зданий особенно ощутимо. Впрочем, его не стоит преувеличивать: «штриховка» нового корпуса сложнее и прозрачнее, а линия его карниза продолжает перспективную игру, на этот раз – усиливая сокращение и делая переулок чуточку короче (визуально, разумеется).

В результате пространство Коробейникова переулка, скажем так, расслоилось: внизу продолжается диктат красной линии, а в верхней части оно пошло несколько левее. Между объемом стеклянной «виллы» и банка разыгрывается молчаливый диалог, один наступает, другой отступает, но делает это с не только с достоинством, но и с толком – попутно задавая новое для переулка направление развития пространства: чуть левее, чуть выше, – чем не лестница в небо? Во всяком случае, если идти по переулку не отрывая взгляда от этого здания, – проверено, крутой спуск мостовой покажется несколько неожиданным и как будто бы даже необоснованным. Захочется подпрыгнуть.

Есть у здания банка и еще одна особенность: оно не только внимательнейшим образом рефлексирует среду. Оно еще и отличается от окружающей застройки, причем довольно существенно. Во-первых, Бутиковский стало принято упрекать в том, что он стал «мертвым» переулком; там мало кто живет и по улице ходит преимущественно охрана. Архитекторы, прямо скажем, виноваты в этом меньше всего, но все же – среда получилась специфическая. Здание банка – напротив, по-настоящему живое, занятое работой и востребованное. Как рабочая лошадка среди праздной роскоши.

Во-вторых, и это уже пластическое отличие – здание противопоставляет себя соседним домам с их плотным респектабельным камнем и традиционным кирпичом; с их серьезной репрезентативной «сделанностью». В нем, в противовес соседям, присутствует качество незавершенности: вместо того, чтобы старательно и важно презентовать себя, оно смущенно уклоняется, закрывается, притворяется штриховым эскизом. Асимметричные прорехи разноразмерных «псевдо-окон» в редком  полотне ламелей похожи, с одной стороны, на рваный плащ, а с другой – на старомосковский штакетник. Отчего новый банк может – вполне неожиданно – показаться отзвуком той, старой, деревянной и «непостроенной», непафосной Остоженки, которой уже нет и по которой все так сильно скучают.