English version

Сергей Чобан: «Я считаю очень важным сохранение города как летописи политической и экономической истории, со всеми контрастами и противоречиями»

Задуманный нами разговор с Сергеем Чобаном о высотном строительстве превратился, процентов на 70, в рассуждение о способах регенерации исторического города и о роли городской ткани как самой объективной летописи. А в отношении башен, визуально проявляющих социальные контрасты и создающих много мусора, если их сносить, – о регламентации. Разговор проходил за день до объявления о проекте «Лахта-2», так что данная новость здесь не комментируется.

Архи.ру:
В последние годы высотное строительство вновь становится актуальной повесткой, а вы – человек, спроектировавший много небоскребов, начиная от башни «Федерация» в Сити и заканчивая комплексом Neva Towers там же. Несколько московских башен, спроектированных СПИЧ, находятся в стадии реализации. Для начала – вопрос, отчасти провокационный: а в родном Петербурге вы взялись бы построить небоскреб?
Сергей Чобан
Предоставлено: СПИЧ

Сергей Чобан:
Для того, чтобы подступиться к этой теме, необходимо, прежде всего, понять, что такое небоскреб в целом. Почему и зачем он возник? Небоскребы возникли давно. Хорошо известны нам, например, «средневековые небоскребы» XIII века, их больше всего сохранилось в Сан-Джиминьяно, которые были символами власти и денег, или даже так: символами власти денег. Они принадлежали представителям высших сословий и деловых кругов своего времени и не были обременены какой-то существенной функциональной нагрузкой, разве что временами могли служить для обороны, но это не было главным. Прежде всего, они были выражением экономических достижений и возможностей – вот, посмотрите, насколько высоко мы можем построить.
Небоскребы Сан Джиминиано, XIII век, 2010
© Сергей Чобан

Репрезентативное очень для многих значит высокое. Это – ситуация, которая существует многие века, до сих пор ни в одной стране не удалось людей разубедить, что высокое не является единственной формой активного заявления о себе.
 
С другой стороны, как мы знаем, в конце XIX века, когда возник лифт, появилась возможность иначе использовать участок: вынимать или выдавливать из него наибольшее количество квадратных метров. Признаем, что уже как минимум с XIX века градостроительство находится под влиянием экономической модели развития города, которую, будем откровенны, диктует не архитектор.
  • zooming
    Застройка Уоллстрит как зримый символ власти денег, 2009
    © Сергей Чобан
  • zooming
    Первый город высоток. Чикаго, первая половина XX века, 2010
    © Сергей Чобан

Почему я говорю это в связи с Петербургом? На мой взгляд, у Петербурга две проблемы: центр и окраины, и решать их следовало бы по-разному.
 
Петербург: регенерация центра
Петербург многие ошибочно приводят как пример города, в котором якобы никто не стремился строить небоскребы. Однако дело в том, что во второй половине XIX – начале XX века, когда Петербург стал активно развивающимся капиталистическим городом, небоскребы в России попросту еще никто строить не мог. Россия не была технологически развита так, как Америка, где практику высотного строительства освоили как раз в конце XIX – начале XX века. Поэтому в Петербурге строили плотно, но невысоко. Это – та особенность, которую не очень любят вспоминать, когда говорят о качествах его городской среды. А я вырос в Петербурге, в одном из таких дворов-колодцев, и я знаю, что Петербург плотен, но плотен по-другому. Плотен в своих дворах, куда никогда не приходит солнце, чего, например, требуют сегодняшние правила инсоляции.
  • zooming
    Петербургский двор, 1982
    © Сергей Чобан
  • zooming
    Фантазия на тему петербургского двора, 2007
    © Сергей Чобан

Петербург возник из двух позиций. С одной стороны – это имперский город, столица царской династии, пример жесткой регламентации и единоначального управления, каким был Париж при Наполеоне I и Наполеоне III. С другой стороны Петербург – пример горизонтального уплотнения. Теперь вопрос: а нужно ли это горизонтальное уплотнение сейчас заменять вертикальным? Я, честно говоря, не вижу никаких предпосылок для этого, особенно там, где подобное вертикальное уплотнение влияет на архитектуру центра города. Петербург располагает очень большим историческим центром, наверное, одним из самых больших в Европе. И главная задача Петербурга – не строить небоскребы, а придумать способ сохранения этого исторического центра. Очевидно, что все постройки полностью сохранить невозможно, это показывает пример других крупных европейских городов, Парижа или Милана, Барселоны или Вены. Там для этих целей был успешно привлечен большой объем частных инвестиций в рамках определенного очень жесткого охранительного регламента. И этот опыт очень наглядно показал: регламент работы частных инвестиций с наследием не может диктовать сохранение города в полной неприкосновенности. Что-то должно меняться, к примеру, где-то могут быть надстроены кровли или произведена регенерация дворовых пространств. Вот чем надо заниматься в Петербурге.
Жилой дом на Владимирской площади в Санкт-Петербурге. Рисунок выполнен в 1984 году. К настоящему времени дом перестроен и искажен до неузнаваемости
© Сергей Чобан

И это огромная проблема, потому что центр ветшает. Здесь никакое строительство небоскребов ничему не поможет. Даже если еще какая-то крупная корпорация захочет представить себя небоскребом, это станет очередной демонстрацией силы, власти и денег, но городу не поможет.
Так выглядят умирающие исторические кварталы. Пока это Мумбаи и Гавана, 2018 и 2019
© Сергей Чобан

Вы говорите, небоскреб не поможет. А как же налоги?
 
Налоги от массовой регенерации исторического центра тоже высоки. В отдельной точке небоскреб позволит произвести сверхприбыли от использования квадратного метра территории. Но 40% территории Петербурга занимает исторический центр. И эта огромная территория должна регенерироваться. Огромное количество домов требует ремонта, но это не должен быть только ремонт за счет государства, это, как мы видим, утопия. Большой центр должен снова стать интересен инвесторам с высоким уровнем культуры, способным принять высокую степень регламентации, требований сохранения и разумного сдерживания стремлений к быстрым прибылям.

Необходимо срочно выработать алгоритм, который станет интересен владельцам денег, разубедит их в том, что деньги приносит только новое строительство, а не регенерация и не реставрация с элементами нового строительства. Сдерживание не должно быть таким, чтобы инвесторы потеряли всякий интерес к регенерации. Задача – довольно сложная, но она решена во многих европейских исторических городах, в том числе в Берлине, где, несмотря на жесткую регламентацию, частные инвесторы очень заинтересованы работать со зданиями, которые находятся под охраной, создавать интересные дворовые пространства, какие-то небольшие новые вставки, заново осмыслять верхние этажи и крыши. Налоговый поток достаточно большой, но он не идет «гейзером» из одной точки: условно говоря, напор «гейзеров» может быть меньше, но их количество должно быть больше.
Фантазия на тему дворов Старого Петербурга, 1994
© Сергей Чобан

Это задача города и государства – создать разумные регламенты ограничений и благоприятные условия для инвестиций. Потому что иначе угрожающе постаревший центр будет исчезать! Я недавно прочитал, что в некоторых домах начали срубать балконы, потому что они в аварийном состоянии… Проблема есть, и она совсем не в сфере высотного строительства.
Петербург: развитие окраин
Другая проблема города – сейчас жители окраин не очень-то ощущают, что они живут в Петербурге. Как распространить ощущение жизни в центре на новые кварталы? Казалось бы, самый простой способ – строить как в историческом Петербурге, но не так плотно, потому что, как я уже сказал, качество жизни в исторических дворах Петербурга невысокое и не соответствует сегодняшним представлениям о жизни и работе.
 
Однако Петербург без плотности Петербурга может оказаться неинтересен инвесторам, на деньги которых строятся новые районы. Я в свое время предложил соотношение, в рамках которого высотному строительству отдается приблизительно 30% общей массы застройки, а основная застройка сохраняет человеческий масштаб, в среднем 7 этажей. Это чуть больше, чем в историческом Петербурге, но сейчас высота этажа стала несколько меньше, и 7 этажей  – на мой взгляд, это идеальный способ создать ощущение фронтальной застройки со сформированным уличным пространством. Разумная высота, разумная ширина уличного пространства, разумные пропорции дворов.  На фоне этой 7-этажной застройки на градостроительно важных точках и осях возможны и более высокие здания уникальной архитектуры, примерно 20-30% от общего объема строительства.
 
И, конечно, необходимы общественные здания. Все магниты общественной жизни Петербурга сейчас находятся в центре, и их расширения возникают там же: Мариинка 1, Мариинка 2, Мариинка 3… Это неверный подход. Надо создавать не центростремительное, а центробежное или же разнонаправленное движение, выносить места притяжения людей из центра города. Создавать новые интересные амбициозные проекты, – не высокие, поскольку общественные здания не должны быть высокими по определению, люди двигаются там по горизонтали. Но они могли бы быть очень интересными по архитектуре, использовать наиболее прогрессивные находки языка сегодняшней архитектуры. 
 
Вот вкратце о Петербурге. Как видите, даже слово «высотное» особенно не звучало, я не вижу в этом никакого смысла. Если же речь идет о какой-то сверхзадаче, новой штаб-квартире компании со сверхамбициями, – то и ее не стоило бы решать средствами высотного здания. Высотное строительство в Петербурге – это очень теоретическая проблема на сегодняшний день. Появился Лахта-центр, мы понимаем, как он возник. Но второго случая и, главное, его необходимости я не вижу. В этом смысле я не вижу и повода дискутировать.
 
[Любопытно, что разговор состоялся буквально за день до объявления о проекте «Лахта-2». Комментарий к этой новости в интервью не вошел].
Берлин: регламентация

Вы упомянули Берлин, и кого, как не вас, спрашивать о Берлине. Как сейчас обстоят дела в Берлине с высотным строительством и его ограничениями?
 
Берлин довольно долго шел по пути относительно низкого строительства. В начале 1990-х мы участвовали в одном крупном конкурсе, на проектирование в районе Месседамм, получили первую премию с достаточно высоким проектом. В конкурсе также участвовал очень известный на тот момент архитектор Вальтер Рольфес – проект его бюро не имел ни одного высотного здания и добивался той же самой плотности при помощи кварталов разумной высоты, 6-7 этажей. Он тоже получил в том конкурсе первую премию, и, кстати, именно по его проекту город решил делать проект планировки. И я помню, Вальтер тогда сказал мне: знаешь, это сильное качество – европейский город без высотных зданий.
  • zooming
    1 / 7
    Вариант конкурсного проекта развития территории Месседамм, с высотной застройкой. Проект для nps architekten, 1991, не реализован
    © Сергей Чобан
  • zooming
    2 / 7
    Конкурсный проект развития территории Месседамм, I премия. Проект для nps architekten, 1991. Не реализован
    © Сергей Чобан
  • zooming
    3 / 7
    Высотный дом. И где? В Потсдаме! Было и такое. Проект 1994 года, I премия, реализован
    © Сергей Чобан
  • zooming
    4 / 7
    Первый опыт регенерации индустриального каркаса. Башня Ява в Гамбурге, 1996. Реализован
    © Сергей Чобан
  • zooming
    5 / 7
    Первый опыт регенерации индустриального каркаса. Башня Ява в Гамбурге, 1996. Реализован
    © Сергей Чобан
  • zooming
    6 / 7
    Один из первых высотных конкурсов для Берлина. Район Главного вокзала. Проект, 1990-е
    © Сергей Чобан
  • zooming
    7 / 7
    Конкурсное предложение для Миллернтур Гамбург, I премия. Проект для nps architekten, 1991. Не реализован
    © Сергей Чобан

Город так и развивался до начала 2010-х годов. Но начиная с 2015 года экономическое развитие в Берлине пошло в гору, и сразу же возник разговор о высотном строительстве. Крупные компании хотят, чтобы их здания были заметны. Компания Амазон занимает одну из самых высоких башен, страховая компания Альянс сидит в башне в начале Шпрее. В свое время, когда Daimler планировал приехать на Потсдамскую площадь – а первоначальный проект застройки площади был невысоким – они сказали, что не купят этот участок и не будут в него инвестировать, если там не будет возможности строить высотные здания. Сегодня инвесторы очень часто спрашивают город о возможности высотного строительства. Считается, что крупные компании легче согласятся арендовать какие-то площади, если эти площади будут в высоком здании. Хотя о небоскребах в Германии говорить сложно, в Берлине 130-150 метров – это уже очень высокое здание; тогда как для Франкфурта, например, это относительная средняя высота башни. Для крупных компаний желание репрезентовать себя напрямую связано с высотным строительством. Это было, есть, и, вероятно, будет. Мне трудно это оценивать с точки зрения каких бы то ни было критериев.
 
Другой мотив – желание извлечь большую плотность из данного участка. Город старается с этим работать. Под руководством Сената создан мастер-план высотного строительства. Там, в частности, заявлена необходимость предусматривать общественные пространства (надо сказать, это делает и Москва). Наличие общественных пространств, где люди должны чувствовать себя комфортно, становится компенсацией сильного увеличения плотности. К примеру, строя высотное здание, ты обязуешься выделить на участке площадь, открытую для пешеходов, и открытый грунт, который будет впитывать дождевую воду, что важно для регенерации почвы.
 
Другое важное свойство: высотное строительство зримо проявляет социальные противоречия. Горизонтальный город тоже был наполнен противоречиями, но хотя бы не проявлял их на уровне «высоко-низко». Сегодня, когда смотришь на высотные здания, особенно на сверхтонкие небоскребы, – понимаешь, что на их строительство тратятся огромные деньги, и, конечно, квартиры там занимают не самые нуждающиеся представители общества. Как-то мой первый заказчик примерно 30 лет назад мне сказал: ты должен быть одет так, чтобы 98% людей думали, что у тебя пиджак из C&A, и только 2% понимали, что только ты можешь себе его позволить. Это understatement. Так вот, у небоскребов нет никакого understatement-а, небоскреб – это зримое проявление социального контраста.
  • zooming
    Пример отсутствия understatement в Макао, 2016
    © Сергей Чобан
  • zooming
    А это Гонконг, 2016
    © Сергей Чобан

Город старается этому противостоять. К примеру, в регламентах предусматривается, что до 30% площадей должно быть отдано под социальные функции и цена их аренды должна быть доступной для самых широких социальных слоев (в Берлине это 7,9 евро за квадратный метр в месяц). Регламенты также предписывают, что верхние этажи должны быть общественными – я всегда говорил, что высотные здания не должны «умирать вверх», верхние этажи должны как-то работать на город. Видовая площадка или ресторан, пусть даже не самый дешевый, – но и то, и другое будет посещаемо большим количеством людей. Наличие социальной компоненты должно привести к тому, что высокое здание не будет восприниматься как элемент жесткого социального контраста или жесткой джентрификации. Хотя, конечно, джентрификация может проявлять себя и в высоких, и в невысоких зданиях – впрочем, в Германии ты и в зданиях средней этажности обязан выделить 30% под социальное жилье.
 
Нередко даже архитекторы пребывают в заблуждении, считая, что если какая-то территория в силу своего развития становится более дорогой, то это хорошо для города. Это для города, напротив, плохо. Развитие нужно, но не путем выталкивания тех групп населения, которые уже живут на этой территории.
 
Сорок лет жизни и – мусор
Другая проблема, очень важная, связана со скоростью старения здания. Прекрасное неоренессансное здание гостиницы Уолдорф-Астория, построенное в 1896 году, было снесено через 33 года ради строительства на этом месте Эмпайр Стейт Билдинг. Когда капитализм приобрел вкус к извлечению прибыли из строительства, дома стали сносить быстрее. Сегодня, как и 100 лет назад, здания живут в среднем 30-40 лет. Для того чтобы сделать здание памятником, а Эмпайр Стейт билдинг поставлен под охрану, нужно приложить большие усилия. Но со многими зданиями этого в принципе происходить не будет – огромный объем в том числе и высотного строительства может быть через 40-50 лет замещен новыми зданиями. И одно дело, когда ты замещаешь 6-этажное здание, а другое 100- или 50-этажное, – в Нью-Йорке это сейчас начинается, начинается последующее раскручивание спирали, вместо одних зданий появляются другие, более высотные. Где конец этой спирали, мы не знаем.
zooming
Перекресток Columbus Circle в Нью-Йорке. Рисунок выполнен в 1992 году: сегодня застройка этого пространства уже полностью изменилась
© Сергей Чобан

В любом случае любой снос, особенно большого здания – это огромное количество отходов. В Берлине сейчас требуется предварять любой снос очень серьезными исследованиями, необходимо доказать, что то, что ты построишь на месте сносимого, будет климатонейтральным. Тебе просто не дадут ничего снести, если ты не докажешь, что новое здание будет климатонейтральным, что получается примерно через 40 лет. Но как это можно доказать, если средняя продолжительность жизни современного здания и есть эти 40 лет? Невозможно себе представить, насколько все поменяется к тому времени – одна только пандемия сколько всего уже изменила! И все эти проблемы стоят перед Берлином в той же мере, что и перед Москвой.
 
Кстати о Москве – правильно ли ее уплотнять по «сингапурскому» принципу, пусть это и оправдано экономически, поскольку квартиры продолжают покупать?
 
Этот вопрос имеет несколько аспектов. Во-первых, как вы правильно говорите, никто не стал бы уплотнять, если бы на это не было запроса. Совершенно очевидно, что плотный город дает преимущества с точки зрения транспортных коммуникаций, концентрация функций в одном месте приводит к тому, что люди быстрее достигают той или иной точки города. Но этот аргумент имеет ограниченную силу. Высокая плотность, безусловно, нравится не всем, и в Москве тоже.
 
Причины высотного строительства все те же – репрезентация, жизнь и работа в высоком здании как бы престижнее. Плюс высокая финансовая эффективность высотной застройки при наличии спроса. Если большое количество квадратных метров на некой территории пользуется спросом, то инвесторы стремятся его извлечь, это экономический запрос, он всегда был таким во всех странах, на Манхеттене, в Сингапуре, Шанхае, Гонконге, Дубае. В этом смысле Москва ничем от них не отличается.
  • zooming
    Типичный город высотных зданий. Это Доха. 2019
    © Сергей Чобан
  • zooming
    Не-Человеческий масштаб. Один из небоскребов в Майами (арх. Заха Хадид). 2019
    © Сергей Чобан

 
Свобода, масштаб и технологии
Надо сказать, что высотное строительство для многих, особенно поначалу, ассоциировалось с освобождением предпринимательской деятельности, отражало ощущение свободы, когда тебя ничто не сковывает. Тот же город Сан-Джиминьяно – в конце XII века он стал независимым, и сразу же за 2/3 XIII века было построено 70 башен рекордной для того времени высоты.
 
Проект «Москва-Сити» начинается в 1992 году, когда заканчивается Советский Союз, новый необузданный капитализм расправляет плечи, и говорит: теперь нам никто не указ, теперь мы можем тоже это сделать. Не думаю, что нужно преисполняться эйфорией, эти процессы можно критиковать, но понимать их движущие силы тоже необходимо. Не стоит быть наивным и говорить, что это эстетическая концепция. Никакая не эстетическая, это экономическая концепция.
zooming
Москва-сити, 2019
© Сергей Чобан

Ведь давайте будем честными друг с другом: никогда качество художественного произведения не зависело от его размера. На одной картине Ансельма Кифера можно расположить все наследие Вермеера. И говорить, что высотные здания сами по себе эстетически более совершенны, конечно, неверно. С другой стороны, есть целый ряд произведений архитектуры или, скажем, монументального искусства, которые вошли в историю именно своими очень большими, поражающими размерами. Египетские пирамиды, например. Иными словами, размер сооружения играет роль, и в какой-то момент действительно может начать замещать истинную ценность произведения. Скажу крамольную вещь: я, например, не понимаю художественную ценность египетских пирамид. По-моему, они поражают воображение своей величиной. При этом, конечно, величина не является признаком произведения искусства. Церковь Спаса на Ильине, например, во много раз интереснее, чем гораздо больший Георгиевский Собор Юрьева монастыря.
  • zooming
    Церковь Спаса на Ильине, 1978
    © Сергей Чобан
  • zooming
    Египетская пирамида, 2020
    © Сергей Чобан

Но у архитектуры есть и другая, соблазняющая, даже коварная сторона. Архитектура отличается от других искусств тем, что она непосредственно связана с современными техническими достижениями. И этим техническим достижениям архитектору, мне, в том числе, хочется соответствовать, их хочется воплощать. Большие арены, высокие здания, огромные перекрытые пространства – все эти сооружения служат зримым доказательством высшего технического развития своего времени. Чем не королевская дисциплина? Архитекторы занимаются этим, потому что это потрясающая, увлекающая на всю жизнь игра с формами, с технологиями, желание сделать что-то технически уникальное, что-то на гребне современного научного развития.
 
Вина архитектора – это вина соучастника

В створе между экономикой и технологией – что остается архитектору? Предложить форму?
 
Архитектору остается поиск – в контакте со всеми участниками процесса, политиками, девелоперами, – какой-то уникальной эстетики в рамках уже найденной плотности и экономической модели. И так было всегда. Бытующее рассуждение, что архитектор раньше мог решить все, а сейчас он не может решить ничего, – несправедливо. Я должен разочаровать тех, кто так думает, потому что и раньше перед архитектором ставились совершенно конкретные задачи. Разве кто-то из архитекторов задал вопрос, правильно ли сносить ГУМ? Ни Леонидов, ни Мельников, ни братья Веснины, ни Иван Фомин, никто такой вопрос не задал. Ни Корбюзье, никто из участников конкурса на Дворец Советов не переживал из-за сноса Храма Христа Спасителя, а это колоссальное кощунство, снести храм для того, чтобы построить гражданское сооружение. Архитекторы заняты, в основном, художественным воплощением поставленной задачи.

Не думаю, что фараон Рамзес послушал бы кого-то, кто сказал бы: знаете, что-то великовато. Или Микеланджело сказал бы: давайте купол сделаем в 3 раза меньше. Наоборот, архитекторы, в основном, стремятся сделать в три раза больше, выйти на границы технически возможного. Исключения, по праву поощряемые премиями профессионального сообщества, редки и тем самым лишь подтверждают правило.
  • zooming
    1 / 3
    Варианты памятников Ленину во дворе мастерской Вучетича в Москве, 2018
    © Сергей Чобан
  • zooming
    2 / 3
    Статуи Рамзеса в Абу Симбеле, Египет, 2020
    © Сергей Чобан
  • zooming
    3 / 3
    Соотношение высотного памятника и исторического города. Проект инсталляции, отражающей реальную высоту дворца Советов в Каза Мантенья, Мантуя, к выставке Бориса Иофана, 2018
    © Сергей Чобан

Да, но потом, где-то в 1970-е – 1980-е, появилось такое понятие, как охрана среды…
 
Когда оно появилось? Когда в Кремле строили Дворец съездов? Можно считать, что он вписался в ансамбль Кремля, я считаю, что он там никак не вписался, хотя само по себе здание мне нравится. Или когда прокладывали Калининский проспект? Колоссальный, достойный Османа, удар по центру Москвы, но сам по себе проспект мне тоже нравится… Или когда построили в 1970-х новый корпус «Известий» рядом с конструктивистским зданием Бархина на месте усадьбы Римского-Корсакова, прообраза дома Фамусова из «Горя от ума»? Или когда сломали кусок исторической застройки у Никитских ворот, чтобы построить здание ТАСС? 
Здание ТАСС на месте и в структуре исторических кварталов Бульварного кольца, Москва, 2018
© Сергей Чобан
Новый корпус «Известий» построен слева от конструктивистского здания Бархина на месте прообраза дома Фамусова из пьесы А. Грибоедова «Горе от ума». 2019
© Сергей Чобан

Есть две задачи. Одна, задача государственной охраны памятников, – определить при помощи консультантов-специалистов реестр памятников, которые обязательно должны быть сохранены. Если этот реестр формируется недостаточно тщательно, то потом, конечно, можно предъявлять претензии и архитекторам, которые принимают участие в последующей работе с историческими объектами и пространствами. И, конечно, каждый архитектор должен для себя решить, нужно ли ему участвовать в каком-то откровенно безответственном действии. Но вина архитектора – это вина соучастника. Архитекторов всегда приглашали, говоря: решение принято, давайте воплотим это наилучшим образом. Конечно, архитектор может отказаться, и, наверное, сейчас это сделать легче, чем, скажем, во времена конкурса на здание Наркомтяжпрома или на Дворец Советов.
 
Что-то нет ощущения, что кто-то в этих конкурсах участвовал по принуждению.
 
Конечно, нет! Они всегда исходили из того, что решение принято и будет реализовано, с их участием или без. Но без них будет не так чудесно. В этом, наверное, злая наивность профессии архитектора – мы предполагаем, что предложим наилучшее решение, что другие придумают хуже, и поэтому нужно обязательно участвовать, чтобы другие не совершили ошибку. Это, конечно, очень наивно, может, и глупо, но это так. Я не верю ни в какое насилие, мол, если ты не будешь участвовать, мы тебя в тюрьму посадим. Такого, мне кажется, не было и нет! 
Город как летопись экономической и политической истории

Что вы думаете про небоскреб на Мясницкой?
 
Я думаю, для него там просто нет места. Он печальным образом замещает два доходных дома, которые остались как единственный след Москвы до 1920-х годов. Сейчас Мясницкая – своего рода музей архитектуры, в котором собраны здания разных эпох: Центросоюз Корбюзье, дом 1930-х годов, ВЦ Госплана Павлова, офисное здание Никиты Бирюкова, которое, кстати, мне нравится… Мне кажется, новая башня будет замещением, а не дополнением.
 
Чем отличается замещение от дополнения?
 
Замещение – это когда ты сносишь одно и на его месте возводишь другое, одна страница истории вырывается, вместо нее пишется другая. И открываются ворота для того, чтобы заместить и другие страницы истории в том же самом месте.
 
В свое время я на московском архсовете очень активно выступил против здания Tatlin Apartments на Бакунинской, где новый объем надстроен непосредственно над конструктивистской АТС. Я сказал: давайте сделаем новый современный дом с такими же площадями, но в глубине участка. Не надо симметричное произведение портить ассиметричной надстройкой. Будет испорчено одно здание и не получено другое. Такой прием рискован и удавался единицам. Не нужно создавать конгломерат. Я тогда остался один со своим особым мнением. Меня переспорили, здание уже практически готово, и оно неплохо получилось. Но я по-прежнему считаю, что сделать современное здание в стороне и оставить АТС 1930-х годов в покое было бы правильнее.
Регенерация пивной фабрики без сноса. На первой строке застройки сохраняются без изменения одноэтажные здания. Берлин, 2019
© Сергей Чобан

Возвращаясь к Мясницкой – если бы рядом был свободный участок, на котором можно было бы построить высокое здание, я бы сказал, что этот вариант можно было бы рассматривать более серьезно. Тогда этот фрагмент города можно было бы развивать дальше по принципу коллажирования, а не замещения.
 
Но, с другой стороны, если к тебе приходит, например, девелопер и говорит: решение принято, эти два дома будут снесены. Что зависит от твоего решения не делать ничего на этом месте? Вот это сложный вопрос. Мне никто не предлагал, я могу свободно говорить, что я считаю это решение неправильным. Но если бы кто-то предложил, было бы гораздо сложнее.
 
Между тем сами по себе два доходных дома начала XX века достаточно рядовые. И несмотря на это вы считаете их снос неправильным, почему?
 
Потому что город – это книга, летопись, каждая страница которой ценна. Я бы считал важным их сохранить, учитывая нерядовое значение всей этой части города. Здание Корбюзье, вынужденно или нет, стало асимметричным из-за соседства с этими домами, обратило на них внимание. Тут как с деревом – из-за чего-то оно растет криво, но если убрать причину искажения, никто уже не будет понимать, почему оно выросло именно таким. Это очень важный момент.
 
Я не верю, что гармоничный город можно искусственно создавать большими фрагментами. Если такое и было возможно, то в эпоху императоров. Но я считаю очень важным сохранение города как летописи политической и экономической истории. Летопись города – более правдивая, чем любая другая. Идя по городу, ты можешь прочесть историю страны.
  • zooming
    1 / 3
    Коллаж из застройки конца XIX – первой половины XX века в Нью-Йорке, 2011
    © Сергей Чобан
  • zooming
    2 / 3
    Зримая история города. Митпэкинг дистрикт, Нью-Йорк, 2011
    © Сергей Чобан
  • zooming
    3 / 3
    Сохранение слоев города. Центр современного искусства «Гараж» в Москве, арх. Рэм Колхас. 2019
    © Сергей Чобан

Контрасты и противоречия, которые проявляются, в том числе, и в высотном строительстве – это фиксация политических и экономических процессов, всегда так было и так, вероятно, будет. Поэтому очень важно исторические объекты по возможности не сносить. И даже не потому что при этом ты сносишь труд людей, их энергию, – хотя, безусловно, и поэтому тоже, – а потому что вырываешь страницы из книги истории. И не сможешь потом прочесть ее целиком.

Эти два дома в данном контексте – довольно интересная страница той эпохи, когда город был мелкоформатным, застраивался не большими, а маленькими фрагментами. И сегодня здесь можно увидеть, каким город был тогда, каким стал в 1920-е, 1960-е, 1970-е, 1990-е годы. Лично для меня это гораздо интереснее, чем замещение менее современного более современным.
  • zooming
    1 / 3
    Пример контрастного коллажа в историческом городе, 1992
    © Сергей Чобан
  • zooming
    2 / 3
    Пример исторического варварства. Форум Романум, Рим, 2007
    © Сергей Чобан
  • zooming
    3 / 3
    Превращение города. Афиша к постановке «Москва. Черемушки». Музыка Дмитрий Шостакович. Режиссер Иван Поповски, Камерная сцена Большого театра, 2021
    © Сергей Чобан

Ваша серия «Оттиск будущего» – об этом? Дайте, пожалуйста, отгадку: это сатира? Или упрек?
 
И не сатира, и не упрек. Это то, что происходит с городами сейчас – та самая коллажированность, которую мы предпочитаем не замечать. Однако она существует и нам необходимо сформулировать свое отношение к ней. Перестать воспринимать города как некую утраченную гармонию и начинать читать города как летописи, где не взаимоувязка, не взаимопоклонение, а именно контрасты, в том числе и наслоения каких-то отдельных элементов развития, являются ценным фактором, которые позволят по этим городам читать историю, восхищаться или ужасаться ее отдельными страницами. Кстати говоря, если мы вернемся к выставке «Оттиск будущего», Пиранези в свое время много рассказал и о постоянном стремлении к замещению: барочные храмы, врезанные в античные базилики, – это и есть то самое вечное варварство, так хорошо видимое в городах с долгой историей.

31 Мая 2021

Похожие статьи
Юрий Виссарионов: «Модульный дом не принадлежит земле»
Он принадлежит Космосу, воздуху... Оказывается, 3D-печать эффективнее в сочетании с модульным подходом: дом делают в цеху, а затем адаптируют к местности, в том числе и с перепадом высот. Юрий Виссарионов делится свежим опытом проектирования туристических комплексов как в средней полосе, так и на юге. Среди них хаусботы, дома для печати из легкого бетона на принтере и, конечно же, каркасные дома.
Дерево за 15 лет
Поемия АРХИWOOD опрашивает членов своего экспертного совета главной премии: что именно произошло с деревянным строительством за эти годы, какие заметные изменения происходят с этим направлением сейчас и что ждет деревянное домостроение в будущем.
Марина Егорова: «Мы привыкли мыслить не квадратными...
Карьерная траектория архитектора Марины Егоровой внушает уважение: МАРХИ, SPEECH, Москомархитектура и Институт Генплана Москвы, а затем и собственное бюро. Название Empate, которое апеллирует к словам «чертить» и «сопереживать», не должно вводить в заблуждение своей мягкостью, поскольку бюро свободно работает в разных масштабах, включая КРТ. Поговорили с Мариной о разном: градостроительном опыте, женском стиле руководства и даже любви архитекторов к яхтингу.
Андрей Чуйков: «Баланс достигается через экономику»
Екатеринбургское бюро CNTR находится в стадии зрелости: кристаллизация принципов, системность и стандартизация помогли сделать качественный скачок, нарастить компетенции и получать крупные заказы, не принося в жертву эстетику. Руководитель бюро Андрей Чуйков рассказал нам о выстраивании бизнес-модели и бонусах, которые дает архитектору дополнительное образование в сфере управления финансами.
Василий Бычков: «У меня два правила – установка на...
Арх Москва начнется 22 мая, и многие понимают ее как главное событие общественно-архитектурной жизни, готовятся месяцами. Мы поговорили с организатором и основателем выставки, Василием Бычковым, руководителем компании «Экспо-парк Выставочные проекты»: о том, как устроена выставка и почему так успешна.
Влад Савинкин: «Выставка как «маленькая жизнь»
АРХ МОСКВА все ближе. Мы поговорили с многолетним куратором выставки, архитектором, руководителем профиля «Дизайн среды» Института бизнеса и дизайна Владиславом Савинкиным о том, как участвовать в выставках, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно потраченные время и деньги.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
2023: что говорят архитекторы
Набрали мы комментариев по итогам года столько, что самим страшно. Общее суждение – в архитектурной отрасли в 2023 году было настолько все хорошо, прежде всего в смысле заказов, что, опять же, слегка страшновато: надолго ли? Особенность нашего опроса по итогам 2023 года – в нем участвуют не только, по традиции, москвичи и петербуржцы, но и архитекторы других городов: Нижний, Екатеринбург, Новосибирск, Барнаул, Красноярск.
Александра Кузьмина: «Легко работать, когда правила...
Сюжетом стенда и выступлений архитектурного ведомства Московской области на Зодчестве стало комплексное развитие территорий, или КРТ. И не зря: задача непростая и очень «живая», а МО по части работы с ней – в передовиках. Говорим с главным архитектором области: о мастер-планах и кто их делает, о том, где взять ресурсы для комфортной среды, о любимых проектах и даже о том, почему теперь мало хороших архитекторов и что делать с плохими.
Согласование намерений
Поговорили с главным архитектором Института Генплана Москвы Григорием Мустафиным и главным архитектором Южно-Сахалинска Максимом Ефановым – о том, как формируется рабочий генплан города. Залог успеха: сбор данных и моделирование, работа с горожанами, инфраструктура и презентация.
Изменчивая декорация
Члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023 продолжают рассуждать о том, какими будут общественные интерьеры будущего: важен предлагаемый пользователю опыт, гибкость, а в некоторых случаях – тотальный дизайн.
Определяющая среда
Человекоцентричные, технологичные или экологичные – какими будут общественные интерьеры будущего, рассказывают члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023.
Иван Греков: «Заказчик, который может и хочет сделать...
Говорим с Иваном Грековым, главой архитектурного бюро KAMEN, автором многих знаковых объектов Москвы последних лет, об истории бюро и о принципах подхода к форме, о разном значении объема и фасада, о «слоях» в работе со средой – на примере двух объектов ГК «Основа». Это квартал МИРАПОЛИС на проспекте Мира в Ростокино, строительство которого началось в конце прошлого года, и многофункциональный комплекс во 2-м Силикатном проезде на Звенигородском шоссе, на днях он прошел экспертизу.
Резюмируя социальное
В преддверии фестиваля «Открытый город» – с очень важной темой, посвященной разным апесктам социального, опросили организаторов и будущих кураторов. Первый комментарий – главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, инициатора и вдохновителя фестиваля архитектурного образования, проводимого Москомархитектурой.
Прямая кривая
В последний день мая в Москве откроется биеннале уличного искусства Артмоссфера. Один из участников Филипп Киценко рассказывает, почему архитектору интересно участвовать в городских фестивалях, а также показывает свой арт-объект на Таможенном мосту.
Бетонные опоры
Архитектурный фотограф Ольга Алексеенко рассказывает о спецпроекте «Москва на стройке», запланированном в рамках Арх Москвы.
Юлий Борисов: «ЖК «Остров» – уникальный проект, мы...
Один из самых больших проектов жилой застройки Москвы – «Остров» компании Донстрой – сейчас активно строится в Мневниковской пойме. Планируется построить порядка 1.5 млн м2 на почти 40 га. Начинаем изучать проект – прежде всего, говорим с Юлием Борисовым, руководителем архитектурной компании UNK, которая работает с большей частью жилых кварталов, ландшафтом и даже предложила общий дизайн-код для освещения всей территории.
Валид Каркаби: «В Хайфе есть коллекция арабского Баухауса»
В 2022 году в порт города Хайфы, самый глубоководный в восточном Средиземноморье, заходило рекордное количество круизных лайнеров, а общее число туристов, которые корабли привезли, превысило 350 тысяч. При этом сама Хайфа – неприбранный город с тяжелой судьбой – меньше всего напоминает туристический центр. О том, что и когда пошло не так и возможно ли это исправить, мы поговорили с архитектором Валидом Каркаби, получившим образование в СССР и несколько десятилетий отвечавшим в Хайфе за охрану памятников архитектуры.
О сохранении владимирского вокзала: мнения экспертов
Продолжаем разговор о сохранении здания вокзала: там и проект еще не поздно изменить, и даже вопрос постановки на охрану еще не решен, насколько нам известно, окончательно. Задали вопрос экспертам, преимущественно историкам архитектуры модернизма.
Фандоринский Петербург
VFX продюсер компании CGF Роман Сердюк рассказал Архи.ру, как в сериале «Фандорин. Азазель» создавался альтернативный Петербург с блуждающими «чикагскими» небоскребами и капсульной башней Кисе Курокавы.
2022: что говорят архитекторы
Мы долго сомневались, но решили все же провести традиционный опрос архитекторов по итогам 2022 года. Год трагический, для него так и напрашивается определение «слов нет», да и ограничений много, поэтому в опросе мы тоже ввели два ограничения. Во-первых, мы попросили не докладывать об успехах бюро. Во-вторых, не говорить об общественно-политической обстановке. То и другое, как мы и предполагали, очень сложно. Так и получилось. Главный вопрос один: что из архитектурных, чисто профессиональных, событий, тенденций и впечатлений вы можете вспомнить за год.
KOSMOS: «Весь наш путь был и есть – поиск и формирование...
Говорим с сооснователями российско-швейцарско-австрийского бюро KOSMOS Леонидом Слонимским и Артемом Китаевым: об учебе у Евгения Асса, ценности конкурсов, экологической и прочей ответственности и «сообщающимися сосудами» теории и практики – по убеждению архитекторов KOSMOS, одно невозможно без другого.
КОД: «В удаленных городах, не секрет, дефицит кадров»
О пользе синего, визуальном хаосе и общих и специальных проблемах среды российских городов: говорим с авторами Дизайн-кода арктических поселений Ксенией Деевой, Анастасией Конаревой и Ириной Красноперовой, участниками вебинара Яндекс Кью, который пройдет 17 сентября.
Никита Токарев: «Искусство – ориентир в джунглях...
Следующий разговор в рамках конференции Яндекс Кью – с директором Архитектурной школы МАРШ Никитой Токаревым. Дискуссия, которая состоится 10 сентября в 16:00 оффлайн и онлайн, посвящена междисциплинарности. Говорим о том, насколько она нужна архитектурному образованию, где начинается и заканчивается.
Архитектурное образование: тренды нового сезона
МАРШ, МАРХИ, школа Сколково и руководители проектов дополнительного обучения рассказали нам о том, что меняется в образовании архитекторов. На что повлиял уход иностранных вузов, что будет с российской архитектурной школой, к каким дополнительным знаниям стремиться.
Технологии и материалы
Настройка уровня: телескопические фальшполы Hilti
Для современных интерьеров, где каждый сантиметр пространства имеет значение, компания Hilti предлагает надежную и гибко настраиваемую систему фальшполов с телескопическими стойками. Диапазон высоты стоек – от 2 см до более чем 1.5 метров. Их не сложно монтировать, они позволяют быстро добиться ровной горизонтальной поверхности. Рассказываем об особенностях и достоинствах.
Архитектурная подсветка фасадов ЖК и освещение придомовой...
Уютно должно быть не только внутри жилого комплекса, но и рядом с ним. В этой статье мы рассмотрим популярные осветительные решения, которые придают ЖК респектабельности и обеспечивают безопасную среду вокруг дома.
Облицовочный кирпич: какой выбрать?
Классический керамический, клинкерный или кирпич ручной формовки? Каждый из видов облицовочного кирпича обладает уникальным набором технических и эстетических характеристик. На примере продукции ГК «Керма» разбираемся в тонкостях и возможностях материала для современных проектов.
Sydney Prime: «Ласточкин хвост» из кирпича
Жилой комплекс Sydney Prime является новой достопримечательностью речного фронта Большого Сити и подчеркивает свою роль эффектным решением фасадов. Авторский подход к использованию уникальной палитры кирпича в навесных фасадных системах раскрывает его богатый потенциал для современной архитектуры.
Возрождение лесной обители. Как восстанавливали старинный...
Во Владимирской области возрожден из руин памятник церковного зодчества начала XIX века – Смоленская церковь на Веретьевском погосте. Реставрационные работы на каменном храме проводились с использованием материалов компании Baumit.
Урбанистика здоровья: спорт в проектах благоустройства
Уличные спортивные зоны являются неотъемлемой частью современной урбанистической среды и призваны, как и благоустройство в целом, стимулировать жителей больше времени проводить на улице и вести здоровый образ жизни. Компания «Новалур» предлагает комплексные решения в области уличного спорта и также является производителем линейки уличных тренажеров с регулируемой нагрузкой, подходящих максимально широкому кругу пользователей.
​Архитектура света: решения для медиафасадов в...
Медиафасады – это инновационное направление, объединяющее традиционные архитектурные формы с цифровыми технологиями. Они позволяют создавать интерактивные здания, реагирующие на окружающую среду, движение пешеходов или даже социальные медиа. Российская компания RGC представляет технологию, интегрирующую медиа непосредственно в стеклопакеты.
Как уменьшить запотолочное пространство для коммуникаций?
Повысить уровень потолка за счет сокращения запотолочного пространства – вполне законное желание девелопера, архитектора и дизайнера. Но этому активно сопротивляются инженеры. Сегодня мы расскажем о красивом и нестандартном решении этой проблемы.
Холст из стекла
Открытие нового корпуса Третьяковской галереи на Кадашевской набережной в мае 2024 года ознаменовало не только расширение знаменитого музея, но и знаковое событие в области использования архитектурного стекла с применением технологии печати. О том, как инновационное остекление расширило границы музейной архитектуры – в нашем материале.
От эскиза до «Дракона»: творческая кухня «Новых Горизонтов»
Компания «Новые Горизонты», отметившая в 2024 году свое 25-летие, прошла путь от дистрибьютора известного финского производителя Lappset до разработчика собственных линеек детского игрового оборудования. За четверть века они эволюционировали от импортера до инновационного проектировщика и производителя, способного воплощать самые смелые идеи в реальность.
​Палитра вашего путешествия
Конкурс авторских палитр для интерьера «Время, место и цвет» в самом разгаре. Его проводит дизайнер, декоратор и преподаватель Виктория Малышева в партнерстве с брендом красок Dulux. Виктория рассказала об идее конкурса и собственных палитрах.
От плоскости к объему: революция в остеклении с помощью...
Моллирование стекла – технология, расширяющая границы архитектурного проектирования и позволяющая создавать сложные геометрические формы в остеклении зданий. Этот метод обработки стекла открывает новые возможности для реализации нестандартных архитектурных решений, сочетая эстетику и функциональность.
Девять правил работы с инженерами
Проектная компания «Траст инжиниринг», работающая с известными архитектурными бюро на знаковых объектах, составила топ-9 правил взаимодействия архитекторов и инженеров, чтобы снизить трудозатраты обеих команд.
Амфитеатры, уличное искусство и единение с природой
В сентябре 2023 года в Воронеже завершилось строительство крупнейшей в России школы вместимостью 2860 человек. Проект был возведен в знак дружбы между Россией и Республикой Беларусь и получил название «Содружество». Чем уникально новое учебное заведение, рассказали архитекторы проектного института «Гипрокоммундортранс» и специалист компании КНАУФ, поставлявшей на объект свои отделочные материалы.
Быстрее на 30%: СОД Sarex как инструмент эффективного...
Руководители бюро «МС Архитектс» рассказывают о том, как и почему перешли на российскую среду общих данных, которая позволила наладить совместную работу с девелоперами и строительными подрядчиками. Внедрение Sarex привело к сокращению сроков проектирования на 30%, эффективному решению спорных вопросов и избавлению от проблем человеческого фактора.
Византийская кладка Херсонеса
В историко-археологическом парке Херсонес Таврический воссоздается исторический квартал. В нем разместятся туристические объекты, ремесленные мастерские, музейные пространства. Здания будут иметь аутентичные фасады, воспроизводящие древнюю византийскую кладку Херсонеса. Их выполняет компания «ОртОст-Фасад».
Сейчас на главной
Ветряные арки и солнечные дымоходы
Zaha Hadid Architects представили проект Международного научно-исследовательского центра имени Алишера Навои для района Новый Ташкент, который увеличит площадь столицы Узбекистана на 25 тыс. га.
Волжская труба
Реновация цеха Волжского трубного завода – редкий пример архитектурного осмысления промышленного здания. Для фасадов протяженностью чуть меньше километра бюро Osetskaya.Salov выбрало зеркальные алюминиевые панели и суперграфику, а трубы использовало в качестве эффектных въездных групп. Яркие фасады, интерьеры и гостевой маршрут выводят интерес к производству за пределы узкой группы специалистов.
Мир бинарных оппозиций
Относительно новой книги Андрея Бокова не хочется и не следует повторять общепринятую формулу нашего времени: «прочитали за вас». Прочитали, но «за вас» в данном случае не работает. Книга не содержит принципиально новых сведений, на то она и теория самого стратосферного пошиба. Однако ее хочется разобрать на цитаты и выучить наизусть. Настолько некоторые места, по-эпичному, точны и емки. Но ее главное достоинство в другом – текст с элегантной непринужденностью даже не заставляет, а – провоцирует – читателя _думать_. Динамизирует мышление. А вот это уже важно.
Трепещущий пик
Для арт-центра Sun River в китайском Ваньнине бюро Wutopia Lab «насыпало» три горы и «разлило» море. В качестве литературной основы концепции выбрали «Волшебную гору» Томаса Манна.
НГАСУ (Сибстрин) 2024: бакалавриат «Архитектура»
Серию выпускных работ бакалавров одного из крупнейших вузов, расположенных за Уралом, объединяет выбор необычных типологий. В рамках средового подхода выпускники искали не только запоминающийся архитектурный облик, но и оптимальный функционально-планировочный сценарий для курорта, общественного центра с синагогой, центра гражданских беспилотников, арктического научно-исследовательского центра и музея, интегрированного в водоочистные сооружения.
Винная тропа
Проект The wine path архитектурного бюро .ket стал победителем международного конкурса Cultural Winery, проводимого винодельней Podere Fedespina в Тоскане. Конкурсанты должны были представить новую концепцию дегустации – пространства, которое стало бы местной достопримечательностью и ядром новой культурной жизни.
Арт миксер
«Миксер» – вторая арт-резиденция, спроектированная Pergaev Bureau для ЯНАО после Нового Уренгоя. В Ноябрьске архитекторы остановились на решениях поярче: снаружи здание привлекает внимание муралом во всю стену, внутри «визуальный голод» жителей Крайнего Севера утоляют насыщенные цвета, чистые геометрические формы и запоминающиеся арт-оъекты.
Под сенью деревянных перекрытий
Новый вокзал для городов Эде и Вагенинген в центре Нидерландов вдохновлен окрестными лесами; здесь нашлось место даже для сверчков и летучих мышей. Авторы проекта – Mecanoo и Royal HaskoningDHV.
Время молодых
Чтобы найти нестандартный ответ на непростой вопрос нужно использовать нестандартные инструменты. Например, провести архитектурный хакатон и дать молодым архитекторам возможность предложить в рамках «Дней архитектуры» Новосибирска свои варианты решения задачи, над которой не один год бьются маститые профессионалы.
Моя река: Салам! Йӑлӑм
В Москве подвели итоги VI Всероссийского образовательного проекта «Моя река». В смотре-конкурсе студенческих работ приняли участие более 130 студентов из профильных вузов страны, их преподаватели и работающие архитекторы. Победителем стал проект команды студентов Самарского технического университета «Салам! Йӑлӑм». Рассказываем обо всех победителях проекта.
Стерео сад
После реконструкции по проекту бюро UTRO сквер «Стерео» в Сочи получил обновленную перголу, пышный сад непрерывного цветения, зеркало воды, а также новые прогулочные маршруты. Чтобы у посетителей был стимул исследовать дальние уголки, архитекторы использовали особое мощение и информационные стелы.
От гайки до цеха
Датское бюро Cobe представило проект превращения Таллинского машиностроительного завода в район смешанной застройки; в трех центральных цехах расположится центр инноваций.
Пресса: Почему здание СЭВа надо не сносить, а признать памятником
Здание-книжку СЭВа на Новом Арбате собрались комплексно реконструировать. За эвфемизмами скрывается одно — здание с большой степенью вероятности собираются снести. А ведь оно — высшая точка послевоенного советского модернизма, и его надо признать объектом культурного наследия.
Теория склона
Дом на берегу Волги мастерская FAS(t) придумывала, исходя из особенностей места. Два разных по характеру яруса – жесткий бетонный и полупрозрачный деревянный – откликаются не только на рельеф, но и на состав почвы, сочетающей глину и твердые минеральные породы. Из окон и с террас видна река и знаменитая калязинская колокольня.
Недра земли, потоки воды
В районе Малой Охты по проекту Степана Липгарта построен дом Akzent. Он имеет классическую трехчастную структуру и при этом, что называется, нарисован от руки: фасады отличаются друг от друга как пластикой, так и разнообразными деталями, не все из которых открываются с первого взгляда. Рассказываем о контексте и вместе с архитектором разбираемся в том, как создавалась форма.
Пресса: Город, сбросивший историческую память. Архангельск:...
Архангельск стоит в совершенно невероятной по абрису, по большей части времени всегда замерзшей дельте Северной Двины. От мыса Пур-Наволок на Кегостров, где большой жилой район, на два километра тянется пешеходная тропа по льду, и по утрам медленно идущая по ней на работу вереница людей выглядит змейкой муравьев.
В городском лесу
В Лиссабоне открылся после реконструкции Центр современного искусства Гульбенкяна. За проект отвечал Кэнго Кума: это первая работа японского мэтра в Португалии.
Размеренная жизнь
Проект среднеэтажного жилого квартала под Петербургом от бюро TOBE acrhitects вдохновлен природой и спокойным течением жизни скандинавских городов. Генеральный план сочетает квартальную и точечную застройку, а разнообразие секций достигается благодаря работе с цветом, фактурой и пластикой.
Перемена функций
В бывшей меннонитской церкви 1950-х в Роттердаме открылся центр для занятий и выступлений юных музыкантов. Реконструкцией занималось бюро Powerhouse Company.
Голубые незабудки
Работая над корнером ювелирного магазина, команда Ashburo обыгрывала фирменные символы и цвета бренда. В результате на сильно ограниченном по площади пространстве образовался функциональный уголок с атмосферой девичьих грез и Диснейленда.
В черепичном ажуре
Частный дом в городе Фули недалеко от Ханоя по проекту H&P Architects защищен от солнца проницаемой «шторой» из традиционной черепицы.
СПбГАСУ 2024: иностранцы
Лучшие выпускные работы студентов из других стран, закончивших кафедру Архитектурного проектирования СПбГАСУ: конференц-центр в Марокко, фермерский рынок в Мозамбике и Музей армянской архитектуры.
Диагональ и кирпич
В проекте среднеэтажного дома в Бресте местное бюро Majsterni использует несколько простых приемов, которые позволяют зданию не выбиваться из контекста, но и транслировать индивидуальность. Двухслойный фасад, объемную кладку и «аритмию» окон дополняет двор с безбарьерной средой, а также комплекс общих пространств и террасы на кровле.
Утка, арка и трилистник
Второй проект, который обсуждался на петербургском градсовете – концепция развития территории на берегу реки Утка. Бюро Евгения Подгорнова предожило цепочку из трех разнохарактерных объемов, чем разделило мнение экспертов.
Сити у СКА
Петербургский градсовет рассмотрел проект делового центра рядом со СКА Ареной. «Студия 44» обратилась к одному из узнаваемых приемов: восемь башен скомпонованы в «регулярную» композицию, перемежаясь с квадратами скверов и площадей. Мнения экспертов довольно ожидаемо разделились.
Дни и дела
Новосибирские «Дни архитектуры» были приурочены к 90-летию регионального отделения САР, но ретроспективное посвящение не помешало реализации живой, открытой и актуальной программы, переосмысливающей миссию Союза как площадки и медиатора диалога всех участников архитектурных процессов в городе. Размышляем, почему удалось устроить такой примечательно живой фестиваль, рассказываем истории главных архитекторов города, показываем преображенный кинотеатр «Победа», где всё и проходило. Завидуем, по-хорошему, Сибири.
Новый культурный слой усадьбы «Успенское»
Итоги конкурса на разработку концепции развития территории ансамбля усадьбы «Успенское» подвели в середине сентября. В финал вышли четыре проекта, победителем стал консорциум в составе AI-Architects + Sheredega consulting + Ирина Крымова. Рассказываем обо всех финалистах.
А где воланчик?
Бюро MVRDV выиграло конкурс на проект спортивного парка в Шэньчжэне. Главная арена здесь получит крышу в форме гигантской ракетки для бадминтона.
Планы «мельницей»
В Сан-Паулу завершено строительство жилого комплекса из двух башен по проекту UNStudio. Каждая квартира выходит здесь сразу на три стороны.
Под одеялом ландшафта
Военную базу времен Второй мировой архитекторы MVRDV и ландшафтная студия Buro Harro превратили в жилой комплекс, вернув при этом в природное окружение.