Как японский брутализм стал модным Nu Bru

Книга Пола Тулетта Brutalist Japan, или «Бруталистская Япония», рассказывает о том, как брутализм в Японии приобрел неожиданную теплоту и медитативность, столь не свойственную холодной неприступности его западной версии. Анастасия Маркитан во время поездки на Окинаву познакомилась с автором и поговорила с ним о причинах любви японских архитекторов к бетону и о том, как этот стиль эволюционирует в актуальное направление Nu Bru.

Пол Тулетт

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett
Книга Пола Тулетта Brutalist Japan

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett

Так случилось, что моя первая поездка в Японию во многом оказалась посвящена архитектуре и современному искусству: от Экспо-2025 в Осаке, где японские и мировые starchitects немного поиграли в ВДНХ, до Наосимы, музейного острова «имени Тадао Андо» во Внутреннем Японском море.

zooming — Художественный музей префектуры Окинава в Нахе

Фотография © Анастасия Маркитан

Окинава – столица японского брутализма

Но настоящим открытием, после которого и родилась эта статья, стала Окинава, в народе известная как «Японские Гавайи» за ее тропический климат и американский военный контингент (остров де-факто оккупирован США: 20 % его территории занимают американские военные базы). При этом никто не рассказал мне до поездки, и в путеводителях нигде прямо не говорилось, что Окинава – это средоточие лучших образцов бруталистской архитектуры, появившейся здесь после кровавых событий Второй Мировой.

1 / 3

«Тропический» брутализм на улицах Нахи, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

«Тропический» брутализм на улицах Нахи, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

«Тропический» брутализм на улицах Нахи, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан

Едва въехав в Наху, столицу Окинавы, я широко открыла глаза от изумления: со всех сторон на меня смотрели здания невероятных форм, напоминающие то авианосцы, то космические корабли из «Звездных войн». Перемешанные с тропической растительностью и расположившиеся на фоне изумрудно-голубых горизонтов Восточно-Китайского моря, они при этом не были похожи на угрюмые строения, которые глядят на тебя исподлобья. Вариантов как провести неделю на острове больше не оставалось: планы по исследованию местных лазурных пляжей пришлось разбавить архитектурными прогулками.

Знакомство с Полом Тулеттом

И вот тут появляется Пол Тулетт и его книга Brutalist Japan. Пол легко гуглится по запросу об архитектуре Окинавы. Архитектурный фотограф и дипломированный городской планировщик, выпускник Мельбурнского королевского технологического университета, он живет на Окинаве с 2019 и ведет суперпопулярный аккаунт brutalzen в Инстаграме (принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ).

Многофункциональный комплекс в городе Наго, Окинава

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett
Здание администрации города Наго, Окинава

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett

В прошлом году британское издательство Prestel выпустило книгу Пола Тулетта – результат его многолетнего исследования недооцененного архитектурного направления. Тулетт объехал всю Японию и составил фотоподборку из более 100 бруталистских сооружений: от астрономической обсерватории Кихоку, которая, если верить легенде, вдохновила мультипликатора Миядзаки на создание образа ходячего замка, до жилых домов, салонов красоты, библиотек и детских садов, построенных в таких неочевидных для нас формах.

Я поговорила с Тулеттом об особой медитативности японского брутализма, о термине Nu Bru, который он создал в попытках описать новый японский взгляд на это направление, и об экологическом контексте строительства из бетона.

1 / 4

Культурный центр в городе Наго, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 4

Культурный центр в городе Наго, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 4

Культурный центр в городе Наго, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан
4 / 4

Культурный центр в городе Наго, Окинава

Фотография © Анастасия Маркитан

В конце статьи вы найдете бонус – мой список самых крышесносных бруталистских зданий в Токио, на Наосиме и Окинаве, которые я сама посетила. О них также можно прочесть в книге Пола Тулетта Brutalist Japan.

В своей книге ты пишешь об огромном влиянии западных архитекторов, в первую очередь Ле Корбюзье, и традиционной местной архитектуры на становление здесь брутализма. Как японские архитекторы смогли переосмыслить этот стиль и адаптировать его к местным традициям и эстетике, а не просто скопировать зарубежные прототипы?

Пол Тулетт: В книге я подчеркиваю, что японские архитекторы не просто заимствовали западный подход к брутализму, а соединили его с национальными традициями, культурой и ремеслом. К примеру, сочетание бетона и стали с японскими плотницкими приемами, где не используются металлические крепления, позволило сохранить преемственность даже при применении новейших методов строительства. Архитекторы, к примеру, Кунио Маэкава, объединяли современность и традицию так, что это устраивало даже самых патриотичных ценителей архитектуры.

Национальный театр в Токио

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett
Концертный зал Tokyo Metropolitan Festival Hall

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett

Например, в концертном зале Tokyo Metropolitan Festival Hall по проекту Маэкавы заметны увеличенные свесы крыш – прямая отсылка к древним храмам, а в здании администрации префектуры Кагава в городе Такамацу, которое спроектировал Кэндзо Тангэ, бетонные балки имитируют дерево, словно играя с визуальными кодами традиционной архитектуры. В токийском Национальном театре архитектор Хироюки Ивамото использовал мотивы средневековых бревенчатых храмовых хранилищ. Маэкава, работавший с Ле Корбюзье, воспроизводил стоечно-балочную систему, характерную для японских построек, – пусть и в «интернациональном» стиле.
Многие архитекторы в Японии брали за основу символику и формы национальной архитектуры и адаптировали их в бруталистском ключе. Например, спортивные комплексы Тангэ напоминают очертаниями деревянные древние храмы и их ворота-тории, хотя построены из бетона и стали. В итоге брутализм в Японии – не заимствование, а полноценный разговор Востока и Запада, где тяжеловесность конструкций сочетается с поэтичностью и эстетикой национальных традиций. Мне кажется, это одна из самых самобытных ветвей послевоенной архитектуры.

Здание администрации префектуры Кагава, город Такамацу

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett
Спорткомплекс префектуры Кагава, город Такамацу

Фотография @brutal_zen / © 2025 Paul Tulett

Интересно, что, например, к работам материковых архитекторов на Окинаве иногда есть претензии – мол, порой они слишком старательно пытаются подчеркнуть «дух места», иногда даже чрезмерно, почти покровительственно. Это как если бы московский архитектор взялся проектировать здание для бурятского города в виде юрты.

Открытые бетонные поверхности с отпечатками деревянной опалубки, кажется, прекрасно связывают брутализм с японскими плотницкими традициями. Насколько подобное мастерство важно для облика японского брутализма?

П.Т.: Это ключевой момент. В японском брутализме материал очень важен, но речь не только о грубой индустриальной эстетике. Архитекторы видели в бетоне возможность для тонкой, даже изящной работы. Они часто использовали деревянную опалубку, чтобы отпечатать на бетоне текстуру, напоминающую о сложных сочленениях или орнаментах, как у традиционных решетчатых сёдзи – дверей, окон и перегородок. Это придает зданию осязаемость, теплоту, делает его масштаб более соразмерным человеку.
Стоит отдельно отметить важность самой опалубки. Хотя сегодня ее делают и из стали, и из пластика, дерево позволяет передать все мастерство японских плотников, которые веками славились своим искусством. Именно вдумчивый подход к деталям объясняет, почему в японском брутализме столько изысканности и качества проработки поверхностей – такой уровень исполнения редко встретишь где-то еще.

Брутализм часто критикуют за «холодность» или считают официальным, «государственным» стилем. Но в Японии, судя по всему, этот стиль видят иначе, без негатива. Почему здесь другое восприятие?

П.Т.: Японский брутализм в большинстве своем гораздо более открыт к окружению, чем западный. Например, архитектор Того Мурано широко применял «грубый» бетон, но смягчал его естественным освещением, водоемами, органическим ландшафтным дизайном: его здания становились частью природного контекста, а не возвышались над ним.
В целом в Японии брутализм не воспринимается в политическом ключе – здесь нет прямой связи между этим стилем и тоталитарностью, или спорами вокруг социального жилья, как это было, например, в Британии.

Ты связываешь японский брутализм с проницаемостью городской среды и вовлеченностью общества. Как бруталистские здания определяли облик и атмосферу общественных пространств Японии?

П.Т.: В отличие от массового западного брутализма, часто монументального и замкнутого, японские бруталистские здания активно работают с пространственной динамикой – с так называемым «ма», то есть интервалом, паузой. Архитекторы вроде Маэкавы и Тангэ, опираясь на традицию японских домов с татами и храмов, создавали гибкие, модульные пространства со множеством ракурсов и маршрутов, что формирует ощущение свободы и текучести внутри здания.
Мой личный опыт – японские здания в стиле брутализма (от муниципалитетов до школ) почти всегда открыты, с множеством входов. Это результат послевоенного стремления отразить в архитектуре новые демократические ценности: архитектура стала более доступной для всех.

В своей книге ты подчеркиваешь, что сохранение бетонных бруталистских зданий – это еще и вопрос охраны окружающей среды, ведь в них уже заложен огромный объем «встроенного» углерода, а существуют они десятилетиями. Как этот экологический аргумент помогает возражать против популярной тенденции – сносить такие постройки?

П.Т.: Часто за желанием снести бруталистское здание скрывается банальная неприязнь, оправдываемая «экологическими» доводами, которые не выдерживают критики.
На самом деле – самое «зеленое» здание – это то, которое уже существует. Новое строительство требует больше ресурсов, а при сносе в атмосферу выбрасывается много углекислого газа. Поэтому в условиях климатического кризиса сохранение таких зданий – это не просто уступка ностальгии, а осознанная необходимость.

1 / 3

90 % зданий на Окинаве – из бетона

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

90 % зданий на Окинаве – из бетона

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

90 % зданий на Окинаве – из бетона

Фотография © Анастасия Маркитан

В Японии есть свои вызовы – землетрясения и тайфуны. Как условия климата и сейсмическая активность повлияли на архитектуру брутализма, особенно в таких регионах, как Окинава?

П.Т.: Я даже придумал для этого термин – «бетон по необходимости» (béton nécessaire). Обилие капитальных бетонных зданий в Окинаве и по всей Японии – это не стиль ради стиля, а вынужденная мера. Только бетон выдерживает японские тайфуны и землетрясения.
При этом сейчас под предлогом неубедительных исследований цунами и землетрясений идет активное разрушение ценных сооружений; зачастую истинная причина сноса скорее связана с высокой стоимостью земли в Японии и инвестициями в недвижимость. Даже такие шедевры, как здание администрации и культурный центр в городе Наго на Окинаве, находятся под угрозой. Это печальная тенденция.

1 / 3

Тадао Андо. Музей под открытым небом Garden of Fine Arts в Киото

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

Тадао Андо. Музей под открытым небом Garden of Fine Arts в Киото

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

Тадао Андо. Музей под открытым небом Garden of Fine Arts в Киото

Фотография © Анастасия Маркитан

В книге ты показываешь и современные здания, называемые необруталистскими. Как японские архитекторы сейчас интерпретируют традиции брутализма на фоне новых технологий и экологических требований?

П.Т.: Японский подход часто наследует философию дзэн-буддизма: принятие непостоянства, асимметрии, пустоты. Сегодня архитекторы используют бетон скорее для созерцательной строгости. Работы Тадао Андо (пусть они и выходят за «классические» рамки брутализма) иллюстрируют это сочетание бруталистской прямоты и эстетики ваби-саби.

Любопытно, что сам термин «новый брутализм» (new brutalism) с самого начала содержал в себе идею нового, а ведь сами основатели стиля, супруги Смитсон, считали источником вдохновения именно традиционную японскую архитектуру.
Я ввел отдельное понятие Nu Bru, чтобы обозначить современную волну японского брутализма, избегающего узкой европейско-советской трактовки. Фактически, вместо переосмысления тут идет диалог и уважение к истокам стиля.
Современные тенденции в японской архитектуре таковы, что вместо буквального копирования классики японские архитекторы наследуют дух брутализма – честность материала, ясность конструкции, глубину пространства. При этом такой подход хорошо сочетается с новыми технологиями и заботой об окружающей среде: бетон производится с меньшими выбросами CO2, для него используются переработанные заполнители, здания проектируются на долгий срок, а иногда с возможностью гибкой перепланировки. Часто добавляют зеленые крыши, дворы, интегрируют здание в ландшафт – как, например, в виллах от бюро Suppose Design Office в городе Насу в префектуре Тотиги. Даже в массивных бетонных стенах усиливается идея «устойчивости», а взаимодействие здания с природой только растет.

Несмотря на всю описанную тобою ценность, многие бруталистские здания в Японии по-прежнему находятся под угрозой исчезновения – как по экономическим причинам, так и по «соображениям безопасности». Что мешает их сохранению и что могло бы помочь защитить это наследие?

П.Т.: Меня часто спрашивают, почему я фотографирую такие бетонные здания, которые местные жители, видимо, считают чем-то обыденным. Многие в Японии относятся к этим постройкам спокойно или даже безразлично: как на Окинаве, так и в крупных городах, где средний житель, по сути, просто спешит на работу и мало задумывается об архитектуре вокруг.

1 / 3

Тропический климат на Окинаве видоизменяет фасады бетонных зданий

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

Тропический климат на Окинаве видоизменяет фасады бетонных зданий

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

Тропический климат на Окинаве видоизменяет фасады бетонных зданий

Фотография © Анастасия Маркитан

Этому способствует и тот факт, что в Японии здания, особенно жилые, служат сравнительно недолго – в среднем всего 30 лет. Это связано и с частыми землетрясениями (требования СНиПов к сейсмостойкости становятся все более строгими), и с тем, что стоимость земли всегда существенно выше, чем самого здания, поэтому старые дома часто не сохраняют. Офисные или муниципальные здания из железобетона могут простоять и дольше, но их нередко сносят ради новых проектов еще до истечения срока службы.
Также в Японии существует сильная культурная тяга к новому строительству, тогда как к ремонту, реставрации или протестам против сноса отношение прохладное («гвоздь, который торчит, забивают» – именно так говорят в народе). Все это приводит к постоянной смене городского ландшафта – в отличие, например, от Германии или Великобритании, где здания часто стоят столетиями.
Тем не менее, заметно, что интерес к сохранению и повторному использованию послевоенной архитектуры с каждым годом растет: есть успешные примеры реставраций, вроде районной управы Сэтагая по проекту Кунио Маэкавы в Токио.
Если честно, я считаю, что апеллировать нужно к чувству национальной гордости. Когда я рассказываю японцам, что их версии брутализма – настоящие мировые шедевры, это вызывает у них интерес, желание взглянуть по-новому на эти постройки. Правда, надо понимать, что сам термин «брутализм» в Японии почти не используется.

1 / 3

Дома художника Сэйкити Инамина на Окинаве. Фрагмент фасада

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

Собор Пресвятой Девы Марии в Токио. Фрагмент интерьера

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

Музей Титю на острове Наосима. Коридор

Фотография © Анастасия Маркитан

Твои фотографии и тексты переосмысливают стереотипы о брутализме через японский опыт. Как ты думаешь, твоя книга повлияет на отношение к этому стилю в мире? Чему другие страны могли бы научиться у японского подхода?

П.Т.: Мы живем во все более расколотом мире, и у каждого – свое мнение, прости за прямоту. Из всех стилей архитектуры именно брутализм вызывает самые противоречивые чувства. В своей книге, да и в соцсетях я стараюсь не спорить, а дать людям пищу для размышлений, чтобы они могли иначе взглянуть на этот стиль, научились его ценить – будь то в России, Японии или еще где-то.
Я действительно вижу, что после знакомства с японским брутализмом многие меняют свои взгляды. Если человек меняет суждение об архитектуре, появляется шанс, что он сможет пересмотреть и другие предубеждения.
Из основных уроков, которые можно вынести: стройте со смыслом, уважайте и оберегайте то, что уже есть, и учитесь внимательно смотреть на детали. Здесь очень подходит британская пословица: «Если что-то стоит делать, делай это хорошо». Мне кажется, это негласный девиз японского брутализма.
Японские бруталистские здания, от громадных до скромных, всегда удивительно тщательно проработаны. Это не просто честность в выборе материалов, но и заложенная в японской культуре потребность в точности, мастерстве, долговечности. Будь то идеальная опалубка или тщательно выверенные пропорции, японские архитекторы не просто следовали моде, а ощущали ответственность: строить вдумчиво, надолго, качественно. Их брутализм был не только смелым, но и чрезвычайно осознанным и аккуратным, что особенно важно в послевоенном контексте.
В конце концов, брутализм изначально задумывался как архитектура, призванная менять мир к лучшему, и этот посыл актуален до сих пор.

Лучшие бруталистские постройки из книги Пола Тулетта, которые Анастасии Маркитан довелось увидеть лично

Католический собор Пресвятой Девы Марии в Токио, архитектор Кэндзо Тангэ
Невозможно поверить, но здание завершено в 1964 году! Тангэ вместе со своим инженером-единомышленником Ёсикацу Цубои отважился на почти промышленную эстетику: фасад из нержавеющей стали, бетонные плоскости с минимальной внутренней отделкой, четкий контур и игра со светом.

1 / 3

Колокольня и элементы фасада собора Пресвятой Девы Марии, Токио

Фотография © Анастасия Маркитан
2 / 3

Колокольня и элементы фасада собора Пресвятой Девы Марии, Токио

Фотография © Анастасия Маркитан
3 / 3

Колокольня и элементы фасада собора Пресвятой Девы Марии, Токио

Фотография © Анастасия Маркитан

Только представьте, что такое согласовали консервативные католики в еще более консервативной Японии 60 лет назад. Многие современники Тангэ считали, что ему не хватило утонченности и соответствия привычным канонам церковной архитектуры, однако собор стал примером совершенно нового прочтения сакрального сооружения, когда бетону поручена роль медиатора между пространством и светом, между мирским и божественным.

Художественный музей префектуры Окинава в Нахе, бюро Ishimoto и Niki Associates
Здание музея открылось в 2007: выражаясь терминами Пола Туллета, это образец Nu Bru. Массивные скошенные фасады, одновременно приземистые и устремленные вверх, напоминают окаменевших далеков из «Доктора Кто». Авторы заботливо продумали климатическую оболочку: двойная бетонная «кожа» защищает от яркого окинавского солнца и создает внутри стабильный микроклимат, а для наружной отделки применен белый цемент с местным известняком и коралловым песком: он создает ощущение натурального камня. Если прикоснуться к поверхности фасада, чувствуешь, что ее специально шлифовали, чтобы создать нужную фактуру.

Перфорация на фасаде – это так называемые «хана-блоки», которые в 1950-х изобрел архитектор Хисао Накадза. Он придумал делать в бетоне фигурные отверстия, пропускающие свет и воздух и добавляющие бетонной архитектуре дружелюбного вайба. Они могут быть круглые, квадратные, в форме цветка. Сегодня они воспринимаются как символ Окинавы: современные архитекторы размещают такие перфорированные элементы на большинстве бетонных фасадов.

Ратуша города Наго на Окинаве, бюро Atelier Zo
Здание муниципалитета в Наго, спроектированное в 1979, на первый взгляд кажется безумным нагромождением колоннад, пергол и террас, напоминающих контур бомбардировщика B-2 Spirit. Но чем дольше всматриваешься в его ажурные бетонные решетки и обходишь с разных сторон, тем явственнее чувствуется сложная гармония этого места.

Архитектурная концепция при всей своей видимой хаотичности вдохновлена местными традициями: перголы повторяют очертания карнизов (амахадзи) традиционных окинавских домов, а вся геометрия здания напоминает «архитектуру баньяна» – священного для буддистов дерева, умеющего расщеплять солнечный свет сквозь ветви и корни. Ветерок гуляет по лабиринтам террас, по которым можно долго петлять, наслаждаясь сложными перспективными видами. Доступ ко всем этим уровням открыт для публики.

Окинавские кладбища
Когда едешь по бесконечным окинавским шоссе, то тут, то там видишь небольшие группы бетонных сооружений, и их погребальная функция понятна сразу. При этом постройки эти невероятно притягательны и эстетически безупречны.

Пол Тулетт в своей книге сравнивает форму этих усыпальниц с панцирями черепах, по окинавской традиции – священных существ, сулящих долголетие и защиту. Волнообразные гробницы также напоминают форму материнской утробы, воплощая в материале цикл жизни, смерти и перерождения. Эти пространства становятся не только «воротами» для души в загробную жизнь, но и местом перехода, символической «лункой», где умершие ожидают нового рождения.

Музей Титю на острове Наосима, архитектор Тадао Андо
Невидимое здание, вросшее в землю – самое емкое определение Титю (это слово в переводе с японского и означает «подземный»). Музей, открытый в 2004, словно растворяется в холмах Наосимы, превращаясь в квинтэссенцию идеи «архитектуры, прячущейся в ландшафте». Он не стремится к показной монументальности, а уходит под землю, оставляя на поверхности лишь легкие намеки на присутствие человека. Здесь архитектура становится рамой для созерцания и для самого пространства.

Внутри музей открывает перед посетителем удивительный мир. Коллекция разбита по смыслу на три пространства: зал с работами Клода Моне, загадочные инсталляции Уолтера де Марии и чарующий свет Джеймса Таррелла. Любой зал здесь – не просто коробка для экспоната, а полноценная лаборатория встреч с искусством природы: дневной свет, фильтруясь и проникая в бетонные объемы, меняется в зависимости от позиции солнца. Таким образом, каждый ваш опыт посещения этого музея будет не похож на предыдущий. Стоит ли говорить, что покидать это место не хочется: здесь ты сам становишься частью ландшафта и времени.

Железнодорожная станция Кэйхан в городе Удзи, архитектор Хироюки Вакабаяси
Купив чай матча на его родине Удзи и перейдя по старинному мосту через одноименную реку, последнее, что ожидаешь увидеть, направившись к поезду до Киото, – это фантастический звездолет, приземлившийся на берегу реки.

Но именно так выглядит станция Кэйхан, в 1991 открывшаяся в древнем городе. Бетонная арка, выгнутая и устремленная в небеса, скорее напоминает портал в иные миры, чем типичную ж/д станцию. Сквозь стеклянные перекрытия, похожие на иллюминаторы космолета, струится свет – дневной или искусственный, он падает подобно звездным брызгам, превращая рутинную поездку в приключение. При этом архитектор отдал дань уважения местной традиции: гигантская арка станции вторит изгибам реки Удзи, а само здание вписано в городской пейзаж деликатно – с японской тактичностью.

29 Июля 2025

Статьи по теме: Мировое архитектурное наследие XX века