Петер Меркли: «Существование традиций вовсе не исключает фантазию»

Швейцарский архитектор Петер Меркли – о скрупулезности как основе творчества, тотальном варварстве в городской застройке и рациональности ручного рисунка.

mainImg
Архи.ру благодарит Повла Филиппа Сонне-Фредериксена за помощь в подготовке публикации.

Петер Меркли приезжал в Россию при поддержке Швейцарского совета по культуре «Про Гельвеция» в рамках программы «Swiss Made в России», чтобы посетить Никола-Ленивец. Также он прочел лекцию в Школе МАРШ в ходе Дней открытых дверей бакалавриата и магистратуры.

Петер Меркли в Школе МАРШ © Илья Локшин / БВШД



Архи.ру:
– Вы известны как архитектор с обширным «послужным списком», где каждый объект может быть высоко оценен. Одно ваше участие в проекте кампуса для фармацевтической компании Novartis в Базеле [Меркли спроектировал там посетительский центр – примечание Ю.А.], где принимали участие лишь «звезды» – SANAA, Фрэнк Гери, Рафаэль Монео, Дэвид Чипперфильд – своего рода знак признания. При этом вы держитесь особняком, немного в стороне от этих «архитектурных гигантов», у вас все еще «ателье», и вы явно не планируете разрастаться. Как и почему сформировалась ваша профессиональная позиция?

Петер Меркли:
– Хотелось бы знать, что вы имеете в виду, когда говорите, что я держусь особняком (улыбается). Я делаю свою работу, а не занимаюсь ее популяризацией. В моем ателье работает команда из 10–14 человек. Получив очередной заказ, мы можем себе позволить не только придумать концепцию, но и проработать весь проект в деталях, и эта скрупулезность чрезвычайно важна для меня, потому что именно она соответствует моим представлениям о профессии. И не думаю, что количество – мерило ценности. Это как на аукционах, возьмем, к примеру, Рубенса, есть авторские подлинники, они продаются на Sotheby’s, а есть работы его мастерской. И дело не только в качестве самих картин, но и, конечно же, в цене. В моем случае все более однозначно: мне просто доставляет удовольствие следить за тем, как развивается проект, вносить поправки, двигаясь от малого к большому – и наоборот.

Петер Меркли в Школе МАРШ © Илья Локшин / БВШД



– Вы довольно рано начали вашу профессиональную деятельность, кто повлиял на ваше становление?

– Я окончил гимназию и получил аттестат зрелости: 15 лет я учил грамматику и прочие науки, но за эти 15 лет школярства никто не предпринял ни одной попытки обучить мои глаза. Было немного игры на пианино, но не было ничего, что научило бы меня видеть. И вот вдруг появляется желание стать архитектором, то есть обрести профессию, в которой главный орган – это твой глаз. Когда я поступал в Федеральное техническое училище в Цюрихе (ETH) у меня не было своего собственного языка. К счастью, мне повезло: благодаря моей школьной учительнице физики, которая любила архитектуру, в мою жизнь вошел Рудольф Ольджати. Он был на 40 лет старше меня и жил в одной из деревень кантона Граубюнден. Это стало началом. У меня был огромный чувственный багаж, но не было нужных знаний и языка. Моим первым учителем, который ввел меня в мир архитектуры, стал Ольджати, а через два года после поступления в ETH я познакомился со скульптором Хансом Йозефсоном. Вот, собственно, и все (смеется).

Петер Меркли в Школе МАРШ © Илья Локшин / БВШД



– Недавно в Цюрихе в главном корпусе ETH по случаю завершения вашей профессорской деятельности прошла выставка работ ваших студентов. Почему вы решили оставить пост преподавателя? Планируете ли вы быть как-то задействованы в учебном процессе, выступать приглашенным критиком, читать лекции, как сейчас в МАРШе, или это скорее исключение, и надо ловить момент?

– Не будем загадывать (смеется). Преподаванию я отдал большую часть своей жизни, но в какой-то момент стал задумываться о том, что хочу иметь больше времени для себя. Эти тринадцать или четырнадцать лет, проведенные в Техническом училище, были чрезвычайно важны, и, подумав, я решил что лучше всего о них расскажут не мои творения, а ретроспектива работ моих студентов. Меня всегда интересовало, что это за люди – сегодняшние студенты и студентки, добровольно пришедшие в архитектуру. Я всегда ожидал от них только двух вещей: радости и страстности, и никогда – безупречности. Скорее наоборот, я был готов столкнуться с ошибками и заблуждениями, потому что только молодость имеет такую привилегию, как право на ошибку.

Именно поэтому так важно, когда есть кто-то, кто говорит молодому человеку: «Вы еще мало знаете о своей профессии, но ваш эмоциональный интеллект, которым вы обладаете сегодня, важнее профессиональных знаний, и вы должны действовать, руководствуясь именно им. Если вы считаете то, что делаете, хорошим и важным для себя, вы должны защищать это важное и хорошее даже в том случае, если вы не идете в ногу со всеми. Вы просто должны сказать: я это так чувствую и так ощущаю». Подобные разговоры очень нужны, пожалуй, ничуть не меньше, чем сам учебный процесс.

Петер Меркли в Школе МАРШ © Илья Локшин / БВШД



– Как вы опишете ваш преподавательский опыт, в чем заключается ваша методология?

– Моя методика – в каждом увидеть личность. Иногда нас было очень много, до 50 человек на курсе, тем не менее, мы всегда отказывались от групповых проектов. Только индивидуальная работа, потому что только так можно было понять, как каждый думает и творит. Ну и, конечно, я всячески пропагандирую ручную графику, ведь архитектурные чертежи и наброски, выполненные от руки, прекрасны и рациональны. Мы очень много экспериментировали в этой области. Да, не исключено, что пять студентов из пятидесяти так и не поняли, чем мы занимались. С другой стороны, может быть, это был некий знак свыше, что им нужно сменить профессию? (улыбается) Тем лучше для них. Я часто вспоминаю, как взяв в руки ручку или карандаш, все погружались в свои мысли, не думая о том, что их работы кто-то увидит: результат был всегда прекрасен.

Среди студентов была одна молодая женщина, когда она делала наброски, было ощущение, что у нее в руке резец. Она никогда не смеялась, черные волосы, черная одежда. Но прошло время, и она начала улыбаться, совсем чуть-чуть, но улыбаться. В каждом наброске читался характер и способ мышления. Так зарождался язык. Потом мы учились говорить на нем. В процессе учебы мы выполняли множество заданий, связанных как с объектами в контексте сложившейся городской среды, так и вне его. Находясь за пределами города, мы разрабатывали особый «высокоточный» язык, необходимый для того, чтобы правильно вписать здание в ландшафтное пространство. В морфологии ландшафта есть свои особенности, здесь нет геометрических паттернов, поэтому для фиксации «главного» мы делали множество набросков. Лишь после этого, взяв за основу выполненный от руки эскиз, мы детализировали контекст, в который планировалось вписать здание. Изначальная детализация: подробное изображение разного рода горизонталей, горных массивов и т.д. было бы слишком затратным, как с экономической, так и с художественной точки зрения, в то время как первичные морфологические признаки представляют в данном случае гораздо больший интерес. Эта тема всегда казалась мне чрезвычайно увлекательной.

zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)
zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)



– Что послужило поводом для вашего визита в Москву?

– Я приехал по приглашению парка «Никола-Ленивец», при поддержке Швейцарского совета по культуре «Про Гельвеция» в рамках программы «Swiss Made в России». Ксения Аджубей, выступая как представитель парка, предложила мне туда съездить, посмотреть это место и обсудить возможное сотрудничество. Я был бы рад реализовать свой первый проект в России в таком красивом месте. Вчера мы были там. Лежал снег, много снега. Было холодно и светило солнце. Место удивительным образом вписано в природу. Нет ощущения герметичной закупоренности, замкнутости, зато есть отличные объекты.

Эта «доступность», открытость, напомнила мне музей скульптур «Ла Конджунта» в Тичино, спроектированный для Ханса Йозефсона [построен по проекту Меркли в 1992 – прим. Архи.ру]. Каждый, кто приходил туда, сам открывал входную дверь, взяв ключ в баре неподалеку. В нем не было ни инфраструктуры, ни отопления, ни искусственного света. Поэтому то, что я увидел в парке, меня тронуло.

zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)



– В своих интервью вы часто говорите о языке в архитектуре. В связи с этим – два вопроса. Если здание есть законченное высказывание, то: о чем говорят ваши работы и с кем вы разговариваете?

– В действительности люди используют несколько языков общения: для каждого органа чувств – свой. Но большинство людей полагает, что язык один и состоит из речевого и письменного вариантов, а грамматика служит для того, чтобы объединять эти две половины. Если бы мы не жили в эпоху т.н. общества потребления, может быть, нам и не пришлось бы говорить об этом и мы бы понимали, что язык – это своего рода конвенция, некая договоренность между людьми. В архитектуре, а также в так называемых свободной живописи или скульптуре есть свои «договоренности». Наличие некого коллективного договора вовсе не свидетельствует о засилье скучного традиционализма, так как существование традиций вовсе не исключает фантазию.

Каждая эпоха, которая функционировала хоть сколько-нибудь нормально, опиралась на систему договоров и соглашений. Многообразие этих «эпох», которые нам с вами известны, также стало возможным благодаря хитросплетению разного рода договоренностей. Первый вопрос, который я задаю студентам, не имеет никакого отношения к архитектуре; он, скорее, носит общественный или политический характер: «Какой вариант существования я выбираю для себя, когда обдумываю свою жизнь. Что для меня счастье? Самодостаточность?» Второй вариант вопроса прямо противоположен первому: «Хочу ли я «соседства» и постоянного взаимообмена с другими людьми?» Если кому-то больше подходит первый, «самодостаточный» вариант, это значит, что этот человек может сделать выбор в пользу «личного» языка, а если выбор падает на вариант сосуществования с другими людьми, то этот язык им не подходит.

Во мне нет никакой предвзятости. Вернее, она появляется, когда кто-то в нашей профессии настаивает на том, что говорит на «своем» языке, но я его при этом не понимаю. Хотя в остальном я человек, который придерживается всех договоренностей и конвенций. Если экстраполировать эти размышления на сферу политики, то они выглядят примерно так же: я сижу здесь, а они – там, и мы не в состоянии понять друг друга. И, опять же, все дело в «индивидуальности» языка, на котором говорит только одна сторона, и поэтому абсолютно непонятно, как тогда выстраивать «соседские» отношения. И тут у меня возникает вопрос: а чего в действительности мир хочет от нашей профессии, если речь не идет об утилитарных потребностях? И какие нашумевшие произведения мир считает по-настоящему выдающимися? Ведь, если вдуматься, то понимаешь, что то тотальное варварство, которое мы наблюдаем в городской застройке и ландшафтном проектировании – это знак того, что все происходящее мало кого волнует, потому что все летают на самолетах, ездят на машинах, а в промежутках смотрят в компьютер. Архитектура же, как особый язык для выражения жизненной установки и радости жизни, уходит в прошлое, и только некоторые энтузиасты продолжают гнуть свою линию – потому что это важно и нужно. Да, от плохого и некрасивого еще никто не умирал, более того, к нему постепенно привыкаешь. Глаз смиряется с теми ужасами, которые он постоянно видит.

zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)
zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)
zooming
Музей скульптора Ханса Йозефсона «Ла Конджунта» в кантоне Тичино. 1992. Фото: Jonathan Lin / jonolist via flickr.com. Лицензия Creaive Commons Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)



– Недавно в МАРШе состоялась лекция архитектурного философа Александра Раппапорта, где он также говорил о смерти архитектуры, что, по его мнению, связано с отсутствием у человечества потребности в глобальном смысле…

– Да, это так. Но я все равно остаюсь оптимистом. Я не устаю повторять, что человечество просто не может себе этого позволить, и я не верю, что человек, существующий в условиях жесткого канона: счастье – несчастье, рождение – смерть, сможет так легко от этого отказаться. Просто так получилось, что мы на время потеряли ориентацию. Так бывает. И я не верю, что живопись тоже мертва. Есть много художников, которые твердят про закат искусства, но моя природа не хочет этого принимать. Мы должны уже сегодня исправлять наше будущее, строить и исправлять.

Вы задали мне еще один вопрос: является ли то, что делает архитектор, своего рода посланием, личным высказыванием в диалоге с городом и окружающими людьми? Представьте, вы видите дом, он вызывает у вас определенные ощущения, и через эти ощущение в вас рождается понимание того, что вы разделяете взгляды и мироощущение его автора. Но бывает и по-другому: вы смотрите на дом и понимаете, что мировоззрение архитектора абсолютно не совпадает с вашим. Поэтому я уверен, что «послание», зашифрованное в архитектуре здания, может быть достаточно ясным. Правда, иногда дело вовсе не в самом «послании», а в умении его прочесть.

Мне кажется важным, чтобы в здании были свои красота и обаяние. Так устроена жизнь, что я никогда не переступлю порог большинства зданий, которые я вижу, когда бываю в разных городах и деревнях, хотя бы просто потому, что часть из них находится в частном владении. Тем не менее, если я просто иду по улице и прохожу мимо здания, в котором есть притяжение красоты, меня как человека это облагораживает. Если же здание лишено этой притягательности, оно просто не вступает в диалог.

Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин
Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин



– В своей лекции в 2007 в Мюнхенском университете Людвига-Максимилиана вы назвали Марио Ботта дураком, потому что он построил круглый дом на одну семью [т.н. круглый дом в Стабио в кантоне Тичино – прим. Ю.А.]. Почему этот проект вызывает у вас такую реакцию?

– Мы с Марио Боттой знакомы лично, поэтому я позволил себе так сказать. Дело в том, что геометрия – это основа основ нашей профессии. Количество геометрических форм до смешного мало, и они универсальны. Круг – он и в Китае круг, то есть это просто не тема для дискуссии. И вот эта радикальная базовая форма, насколько я знаю историю, использовалась, как правило, при строительстве определенных культовых сооружений, например, баптистериев, в центре которых располагалась купель. И если вы сегодня строите круглый дом на одну семью, тогда скажите мне, что вы будете делать, когда получите еще один аналогичный заказ, вы вновь используете в качестве основной фигуры круг? Да, и где кстати, где вы разместили туалет? А детскую? А что, если все начнут строить круглые частные дома? Появятся целые улицы круглых домов. Это же абсурд. Крик в пустоту. Я хочу сказать, что архитектор должен точно знать, что он хочет сказать, отдавая предпочтение той или иной форме. И поверьте мне, отказ от чего-то иногда более результативен, чем бездумное использование. Кстати, Корбюзье тоже никогда не строил круглых жилых домов, хотя Ботта и ссылается на него, еще он отсылает нас к традициям архитектуры Тичино, но тамошние архитекторы тоже никогда не возводили круглых домов. Когда я беседую с молодыми людьми, я всегда говорю им: смотрите сами, смотрите внимательно и решайте, подходит вам это или нет... Смотрите и решайте. Только так…

Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин
Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин



– Ваши здания спроектированы в соответствии с пропорциональной системой собственного изобретения, основанной на разделении восьмых, оставляете ли вы место для ошибки?

– Ошибки бывают разные, но, как правило, они происходят сами по себе, без нашего на то разрешения. Придав вашему дому стабильность с помощью пропорций, вы уже можете дать себе некоторую свободу. Тем не менее нам приходится работать в предлагаемых обстоятельствах и, наверное, не стоит на них жаловаться. Вспомните, как работали художники и скульпторы в эпоху Ренессанса. Они уже не могли позволить себе то, что позволяли себе их коллеги в античные времена. С другой стороны, у нас много возможностей, которые мы еще не реализовали, путь наверх бесконечен…

Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин
Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин



– Недавно вышла ваша новая книга «Петер Меркли. Рисунки» (Peter Märkli. Zeichnungen/Drawings), в связи с чем у меня есть несколько вопросов. Ваши рисунки живут в семиотическом мире архитектуры, т.е. являются законченными высказываниями: что это – способ мыслить? Считаете ли вы их архитектурой, маленькими проектами? Разглядывая ваши работы, я обратила внимание на то, что вы ограничиваете, выгораживаете ваши объекты, выделяете территорию цветом, намекаете на травку и т.д. Почему одним объектам контекст просто необходим, а другие независимы от него?

– Помните, о чем мы говорили в начале? О выработке своего языка. Эти архитектурные наброски не связаны с каким-то конкретным проектом и в большей степени отражают разные этапы изучения «языковости». Когда ты занят подобного рода работой, отказавшись от разговоров на тему, что ничего нового открыть уже не удастся, то все происходящее становится похожим на ситуацию в математике, когда ты знаешь формулу, но не знаешь, как ее вывести. Мне нравятся люди, которые не знают формулу, но знают путь к ней.

Двухмерные изображения – исключительно фасады. Только фасады. Они всегда небольшие по размеру, я делаю это специально, чтобы избежать большого количества деталей. Они не часть целого, они сами по себе. Кроме того, они не являются высказыванием, а если и содержат в себе информационный посыл, то, скорее, утилитарного содержания: сведения, касающиеся тектоники, цвета, вида камня. Они ни с чем не граничат и не вовлечены в какое-либо соседство. Это не архитектурные наброски в рамках определенного проекта, а эскизы, которые носят исследовательский характер. Вполне возможно, что в этих набросках содержится то, что будет востребовано в градостроительстве через 20 лет. Работа над выработкой языка должна идти постоянно, потому что в наследство от своих отцов мы не получили ничего. Я родился безъязыким…

Трехмерные же изображения – виды с высоты птичьего полета, они привязаны к конкретной ситуации и конкретному объекту, но иногда, как в этой книге, я снабжаю их вымышленными деталями: это может быть улица, холм, дерево или дом. Трехмерные наброски и наброски с высоты птичьего полета я, как правило, делаю, когда хочу ухватить суть проекта, прочувствовать его. Мои «виртуальные» модели тоже относительно маленькие, чтобы обойтись без многих деталей.

– В книге опубликованы статьи архитекторов, я бы даже сказала, ваших друзей. Как вы отреагировали, когда прочли, что они о вас думают?

– До выхода книги я не читал эти тексты. А теперь, когда я думаю, например, об интервью Александра Бродского, я испытываю радость, потому что чувствую глубину его понимания, которую он выразил в только ему свойственной манере, и я, честно говоря, совсем не уверен, что кто-нибудь другой, кто не прошел такой путь, как он, смог бы это так же выразить. Есть кураторы и искусствоведы, которые обладают фантастическим даром описывать все, что они видят, но я, тем не менее, не вполне уверен, что им удастся проникнуть в те глубины, до которых может докопаться тот, кто не только владеет даром слова, но и сам делает то, о чем говорит. Когда же читаешь текст Бродского, понимаешь: это не просто слова.

– Принимали ли вы участие в оформлении книги, выборе шрифта и т.д.?

– Честно говоря, я об этом и не думал. Вот если взять «белую» книгу [Approximations: The Architecture of Peter Märkli – примечание Ю.А.], выпущенную под редакцией лондонской Архитектурной Ассоциации, то там я был, пожалуй, удивлен. Они мне сразу сказали: «Петер, ты удивишься» – в смысле бумаги и так далее. А я и понятия не имел, что это будет. Посмотрел, конечно, текст на предмет ошибок, но вообще-то я за то, чтобы этим занимался издатель. Эта его работа и не мне решать, как будет выглядеть его книжка. Для меня главное, чтобы не было ошибок. Что касается выставок, то и тут я обычно не вмешиваюсь – сделаю пару замечаний, но и то редко. На самом деле, всегда все получается по-новому и необычно. В Лондоне они положили все работы на красную бумагу: типично по-британски, в MOMAT в Японии – на деревянные дощечки, Бродский тоже все сделал по-своему. Если работа удалась, она хороша под любым углом и в любой ситуации. По большому счету, мне нравится работать с людьми, которые не делают вещей, противоречащих твоей сути, то есть они выбирают такой шрифт, который бы ты сам выбрал…Но, по возможности, я пытаюсь ни во что не вмешиваться, так как берегу энергию для своей работы. Я за экономию и аккумулирование энергии, потому что мы и так постоянно отвлекаемся.

Мне кажется, очень важно, пока вы молоды, не зацикливаться на чем-то одном. Но если вас что-то зацепило, то нужно это пробовать и решать, важно вам это или нет, а потом делать следующий шаг.

Школа «Им Бирх» в Цюрихе. 2004 © Юрий Пальмин



– Насколько вам важен цвет, какова его цель, или же это интуитивный процесс поиска? К примеру, один мой друг всегда хотел узнать, почему для двух домов в Трюббахе в кантоне Санкт-Галлен был выбран красный краплак?

– У вас появилась идея. Вы хотите придать ей некую стабильность. Для этого вам следует предпринять несколько шагов. Первый шаг – это определение размеров и пропорций. Это то, что является безусловной необходимостью. Сделав макет из картона, вы наносите на него краску, цвет. Эта краска имеет вполне конкретные характеристики, в то время как макет является абстракцией: он маленький, картонный, неоштукатуренный и т.д. Получается, что выбор краски и ее нанесение на макет – это некий художественный акт, так как вы наносите ее не на реальный объект, а на абстракцию. С тем же успехом вы могли бы покрасить макет в любой другой цвет или вообще отказаться от покраски. Комбинация натурализма и абстракции кажется мне в данном случае весьма странной.

В действительности же выбор цвета здания во многом зависит от локальных условий освещенности, от наличия или отсутствия растительности. Например, в Швейцарии вы ограничены в выборе цвета из-за тамошних особенностей освещенности. К сожалению, в нашем цеху есть умельцы, которые умудряются «имплантировать» яркие, солнечные цвета южноамериканских прерий в цюрихскую зелень. Получается настоящий ужас. Для моих форм нужны холодные тона, охра мне просто противопоказана, хотя мне всегда хотелось построить дом и покрасить его охряной краской. Но так и не смог. Хотя дом построил, но покрыл его красным краплаком (смеется).

Дизайн экспозиции скульптур Ханса Йозефсона и Альберто Джакометти на биеннале архитектуры в Венеции. 2012. Фото © Юрий Пальмин
Дизайн экспозиции скульптур Ханса Йозефсона и Альберто Джакометти на биеннале архитектуры в Венеции. 2012. Фото © Юрий Пальмин



– Как-то раз вы сказали: «Мне интересно все, что происходит в настоящем, образование – про прошлое, а мои устремления, мысли направлены в будущее». Как вы вообще относитесь ко времени? Учитывая, что ритм жизни ускоряется, как это влияет на архитектуру? Не кажется ли вам, что вы в хорошем смысле замедляете течение времени?

– Да, все так. Я думаю, что восприятие времени напрямую связано с мировоззрением человека. Сначала появился автомобиль, потом Интернет и сотовый телефон, и вот вы уже не замечаете мир вокруг вас. Даже когда вы едете на поезде, вы не смотрите по сторонам. Мы ведем себя как слепцы, все вокруг крутится с неимоверной быстротой, мэйлы приходят с такой скоростью, что иногда это смахивает на бестактность. Законы орфографии порой нарушаются так грубо, что мы не понимаем друг друга. Но нельзя жить так быстро: высокая скорость убивает интерес и закабаляет. Тем не менее, я убежден, что и в будущем человеческое в человеке не изменится. Посмотрите вокруг: дома как стояли, так и стоят, улицы проходят там, где проходили раньше. После полета на Луну ничего не изменилось.

Но в том, как все эти ничего не говорящие понятия – скорость, ускорение, движение – звучат сегодня, есть какая-то полуправда и лжефилософичность. Разве вы сегодня быстрее обретаете счастье или быстрее чувствуете себя несчастным? Все происходит так же, как когда-то. Жизнь определяется совсем другими параметрами, такими, как радость, боль и понимание того, что ты смертен. И именно это знание все расставляет по своим местам. От того, что в мире появилась деконструктивистская архитектура, человек не покинул горизонтальную среду обитания; все, включая приверженцев этого течения, не начали пить и есть в вертикальной плоскости – просто потому, что так суп выльется из тарелки. Привычки, соглашения, которые мы соблюдаем, наши радости и, наконец, эта мещанская горизонтальная плоскость: все это – наша жизнь, и вы сами должны ответить на вопрос, что для вас существенно, а что – пустые слова, что для вас интересно, а что – нет. Это решать только вам.

– Скоро откроется очередная Венецианская биеннале. Кому нужны подобные мероприятия? Архитектурному сообществу, собирающемуся туда на вернисаж со всех концов Земли, или?..

– Я был участником биеннале в 2012. Это был прекрасный опыт. Но «Всемирная выставка» в эпоху Интернета теряет свою актуальность, и, к сожалению, скорее напоминает театральные подмостки. Вот в XIX веке было по-настоящему весело – слоны, баобабы (cмеется).
Дизайн экспозиции скульптур Ханса Йозефсона и Альберто Джакометти на биеннале архитектуры в Венеции. 2012. Фото © Юрий Пальмин
Офисное здание Picassohaus в Базеле. 2008. Фото: Нина Фролова
Офисное здание Picassohaus в Базеле. 2008. Фото: Нина Фролова

11 Апреля 2016

Похожие статьи
Валерий Каняшин: «Нам дали свободу»
Жилой комплекс Headliner, строительство основной части которого не так давно завершилось напротив Сити – это такой сосед ММДЦ, который не «подыгрывает» ему. Он, наоборот, решен на контрасте: как город из разноформатных строений, сложившийся естественным путем за последние 20 лет. Популярнейшая тема! Однако именно здесь – даже кажется, что только здесь – ее удалось воплотить по-настоящему убедительно. Да, преобладают высотки, но сколько стройных, хрупких в профиль, ракурсов. А главное – как все это замиксовано, скомпоновано... Беседуем с руководителем проекта Валерием Каняшиным.
Григорий Ревзин: «Что нам делать с архитектурой семидесятых»
Советский модернизм был хороший, авторский и плохой, типовой. Хороший «на периферии», плохой в центре – географическом, внимания, объема и прочего. Можно ли его сносить? «Это разрушение общественного консенсуса на ровном месте». Что же тогда делать? Сохранять, но творчески: «Привнести архитектуру туда, где ее еще нет». Относиться не как к памятникам, а как к городскому ландшафту. Читайте наше интервью с Григорием Ревзиным на актуальную тему спасения модернизма – там предложен «перпендикулярный», но интересный вариант сохранения зданий 1970-х.
Лама из тетраметилбутана
Петр Виноградов рассказал об экспериментальной серии скульптур «Тетрапэд», которая исследует принципы молекулярной архитектуры, адаптивных структур и интерактивного взаимодействия с городской средой. Конструкции реагируют на движение, собеседуют с пространством, допускают множественные сценарии использования и интерпретации. Скульптуры уже побывали на «Зодчестве» и фестивале «Дикая мята», а дальше отправятся на Forum 100+.
В преддверии Архстояния: интервью с Валерием Лизуновым,...
25 июля в Никола-Ленивце стартует очередной, юбилейный, фестиваль «Архстояние». Ему исполняется 20 лет. Тема этого года: «Мое главное». Накануне открытия поговорили с архитектором Archpoint Валерием Лизуновым, который стал автором одного из объектов фестиваля «Исправительное учреждение».
Сергей Кузнецов: «Мы не стремимся к единому стилю...
Некоторое время назад мы попросили у главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова комментарий по Архитектурной премии мэра Москвы: от схемы принятия решений до того, каким образом выбор премии отражает архитектурную политику. Публикуем полученные ответы, читайте.
Дина Боровик: хрущёвки попадают в Рай
Молодая художница из Челябинска Дина Боровик показывает в ЦСИ Винзавод выставку, где сопоставляет пятиэтажки, «паутинки» и прочие приметы немудрящей постсоветской жизни с динозаврами. И хотя кое-где ее хрущевки напоминают инсталляцию Бродского на венецианской биеннале, страшно сказать, 2006 года, лиричность подкупает.
Дюрер и бабочки
Рассматриваем одну из работ выставки «Границы видимости», которая еще открыта на Винзаводе, поближе. Объект называется актуальным для современности образом: «Сакральная геометрия», сделан из лотков для коммуникаций, которые нередко встречаются в открытом виде под потолком, с вкраплениями фрагментов гравюры Дюрера, «чтобы сбить зрителя с толку».
«Коллизии модернизма и ориентализма»
К выходу в издательской программе Музея «Гараж» книги о Ташкенте, уже 4-м справочнике-путеводителе из серии о советском модернизме, мы поговорили с его авторами, Борисом Чуховичем, Ольгой Казаковой и Ольгой Алексеенко, о проделанной ими работе, впечатлениях и размышлениях.
Александр Пузрин: как получить «Золотого Льва» венецианской...
В 2025 году главная награда XIX Венецианской архитектурной биеннале – «Золотой Лев» досталась национальному павильону Бахрейна за экспозицию Heatwave. Среди тех, кто работал над проектом, был Александр Пузрин – выпускник Московского инженерно-строительного института, докторант израильского Техниона, а ныне – профессор Швейцарской высшей технической школы Цюриха (ETH Zurich). Мы попросили его рассказать о технических аспектах Heatwave, далеко неочевидных для простых зрителей. Но разговор получился не только об инженерии.
Комментарии экспертов. Цирк
Объявлены результаты голосования: москвичи (29%) и дети (42%) проголосовали за первоначально победившее в конкурсе здание цирка в виде разноцветного шатра. Мы же собрали по разным изданиям комментарии экспертов архитектурно-строительной среды, включая авторов конкурсных проектов. Получилась внушительная подборка. Эксперты, в основном, приветствуют идею переноса в Мневники, далее – приветствуют обращение к общественному голосованию, и, наконец, кто-то отмечает уместность эксцентричной архитектуры победившего проекта для типологии цирка. Читайте мнения лучших людей отрасли.
Женская доля: что говорят архитекторы
Задали несколько вопросов женщинам-архитекторам. У нас – 27 ответов. О том, мешает ли гендер работе или, наоборот, помогает; о том, как побеждать, не сражаясь. Сила – у кого в упорстве, у кого в многозадачности, у кого в сдержанности... А в рядах идеалов бесспорно лидирует Заха Хадид. Хотя кто-то назвал и соотечественниц.
Григорий Ревзин: «Сильный жест из-под полы. Нечто победило»
Обсуждаем дискуссии вокруг конкурса на цирк и сноса СЭВ с самым известным архитектурным критиком нашего времени. В процессе проявляется парадокс: вроде бы сейчас принято ностальгировать по брежневскому времени, а знаковое здание, «ось» Варшавского договора, приговорили к сносу. Не странно ли? Еще мы выясняем, что wow-архитектура вернулась – это новый после-ковидный тренд. Однако, чтобы жест получился действительно сильным, без профессионалов все же не обойтись.
Сергей Скуратов: «Если обобщать, проект реализован...
Говорим с автором «Садовых кварталов»: вспоминаем историю и сюжеты, связанные с проектом, который развивался 18 лет и вот теперь, наконец, завершен. Самое интересное с нашей точки зрения – трансформации проекта и еще то, каким образом образовалась «необходимая пустота» городского общественного пространства, которая делает комплекс фрагментом совершенно иного типа городской ткани, не только в плоскости улиц, но и «по вертикали».
2024: что говорят архитекторы
Больше всего нам нравится рассказывать об архитектуре, то есть о_проектах, но как минимум раз в год мы даем слово архитекторам ;-) и собираем мнение многих профессионалов о том, как прошел их профессиональный год. И вот, в этом году – 53 участника, а может быть, еще и побольше... На удивление, среди замеченных лидируют книги и выставки: браво музею архитектуры, издательству Tatlin и другим площадкам и издательствам! Читаем и смотрим. Грустное событие – сносят модернизм, событие с амбивалентной оценкой – ипотечная ставка. Читаем архитекторов.
Наталья Шашкова: «Наша задача – показать и доказать,...
В Анфиладе Музея архитектуры открылась новая выставка, и у нее две миссии: выставка отмечает 90-летний юбилей и в то же время служит прообразом постоянной экспозиции, о которой музей мечтает больше 30 лет, после своего переезда и «уплотнения». Мы поговорили с директором музея: о нынешней выставке и будущей, о работе с современными архитекторами и планах хранения современной архитектуры, о несостоявшемся пока открытом хранении, но главное – о том, что музею катастрофически не хватает площадей. Не только для экспозиции, но и для реставрации крупных предметов.
Юрий Виссарионов: «Модульный дом не принадлежит земле»
Он принадлежит Космосу, воздуху... Оказывается, 3D-печать эффективнее в сочетании с модульным подходом: дом делают в цеху, а затем адаптируют к местности, в том числе и с перепадом высот. Юрий Виссарионов делится свежим опытом проектирования туристических комплексов как в средней полосе, так и на юге. Среди них хаусботы, дома для печати из легкого бетона на принтере и, конечно же, каркасные дома.
Дерево за 15 лет
Поемия АРХИWOOD опрашивает членов своего экспертного совета главной премии: что именно произошло с деревянным строительством за эти годы, какие заметные изменения происходят с этим направлением сейчас и что ждет деревянное домостроение в будущем.
Марина Егорова: «Мы привыкли мыслить не квадратными...
Карьерная траектория архитектора Марины Егоровой внушает уважение: МАРХИ, SPEECH, Москомархитектура и Институт Генплана Москвы, а затем и собственное бюро. Название Empate, которое апеллирует к словам «чертить» и «сопереживать», не должно вводить в заблуждение своей мягкостью, поскольку бюро свободно работает в разных масштабах, включая КРТ. Поговорили с Мариной о разном: градостроительном опыте, женском стиле руководства и даже любви архитекторов к яхтингу.
Андрей Чуйков: «Баланс достигается через экономику»
Екатеринбургское бюро CNTR находится в стадии зрелости: кристаллизация принципов, системность и стандартизация помогли сделать качественный скачок, нарастить компетенции и получать крупные заказы, не принося в жертву эстетику. Руководитель бюро Андрей Чуйков рассказал нам о выстраивании бизнес-модели и бонусах, которые дает архитектору дополнительное образование в сфере управления финансами.
Василий Бычков: «У меня два правила – установка на...
Арх Москва начнется 22 мая, и многие понимают ее как главное событие общественно-архитектурной жизни, готовятся месяцами. Мы поговорили с организатором и основателем выставки, Василием Бычковым, руководителем компании «Экспо-парк Выставочные проекты»: о том, как устроена выставка и почему так успешна.
Влад Савинкин: «Выставка как «маленькая жизнь»
АРХ МОСКВА все ближе. Мы поговорили с многолетним куратором выставки, архитектором, руководителем профиля «Дизайн среды» Института бизнеса и дизайна Владиславом Савинкиным о том, как участвовать в выставках, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно потраченные время и деньги.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
2023: что говорят архитекторы
Набрали мы комментариев по итогам года столько, что самим страшно. Общее суждение – в архитектурной отрасли в 2023 году было настолько все хорошо, прежде всего в смысле заказов, что, опять же, слегка страшновато: надолго ли? Особенность нашего опроса по итогам 2023 года – в нем участвуют не только, по традиции, москвичи и петербуржцы, но и архитекторы других городов: Нижний, Екатеринбург, Новосибирск, Барнаул, Красноярск.
Александра Кузьмина: «Легко работать, когда правила...
Сюжетом стенда и выступлений архитектурного ведомства Московской области на Зодчестве стало комплексное развитие территорий, или КРТ. И не зря: задача непростая и очень «живая», а МО по части работы с ней – в передовиках. Говорим с главным архитектором области: о мастер-планах и кто их делает, о том, где взять ресурсы для комфортной среды, о любимых проектах и даже о том, почему теперь мало хороших архитекторов и что делать с плохими.
Согласование намерений
Поговорили с главным архитектором Института Генплана Москвы Григорием Мустафиным и главным архитектором Южно-Сахалинска Максимом Ефановым – о том, как формируется рабочий генплан города. Залог успеха: сбор данных и моделирование, работа с горожанами, инфраструктура и презентация.
Изменчивая декорация
Члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023 продолжают рассуждать о том, какими будут общественные интерьеры будущего: важен предлагаемый пользователю опыт, гибкость, а в некоторых случаях – тотальный дизайн.
Определяющая среда
Человекоцентричные, технологичные или экологичные – какими будут общественные интерьеры будущего, рассказывают члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023.
Иван Греков: «Заказчик, который может и хочет сделать...
Говорим с Иваном Грековым, главой архитектурного бюро KAMEN, автором многих знаковых объектов Москвы последних лет, об истории бюро и о принципах подхода к форме, о разном значении объема и фасада, о «слоях» в работе со средой – на примере двух объектов ГК «Основа». Это квартал МИРАПОЛИС на проспекте Мира в Ростокино, строительство которого началось в конце прошлого года, и многофункциональный комплекс во 2-м Силикатном проезде на Звенигородском шоссе, на днях он прошел экспертизу.
Технологии и материалы
Баварская кладка в Ижевске
ЖК «ARTNOVA» стал в Ижевске пилотным проектом комплексного развития территории и получил признание профессионального сообщества. Одним из ключевых факторов успеха является грамотное решение фасадных систем с использованием облицовочного кирпича.
Формула света
Как превратить мансардное пространство из технического чердака в полноценное помещение премиум-класса? Ключевой фактор – грамотное проектирование световой среды. Разбираемся, как оконные решения влияют на здоровье жильцов и какие технологии помогают создавать по-настоящему комфортные пространства под крышей.
Будущее за химически упрочненным стеклом
В архитектуре премиум-класса безупречный внешний вид остекления – ключевое требование. Однако традиционно используемое термоупрочненное стекло часто создает оптические искажения. Российская Стекольная Компания (РСК) представляет инновационное для российского рынка решение этой проблемы – переработку стекла методом химического упрочнения.
Архитектура игры
Проекты научных детских площадок от компании «Новые горизонты» – основаны на синтезе игры, образования и городской среды. Они создают принципиально новый уровень игрового опыта, провоцирующий исследовательский интерес, и одновременно работают как градостроительная доминанта, формирующая уникальный образ места и новую точку притяжения.
Фасадные системы Sun Garden: технологии СФТК Церезит в...
Комплекс Sun Garden в Джемете (Анапа) демонстрирует специфику применения штукатурных систем фасадной теплоизоляции в условиях агрессивной приморской среды. Проект потребовал разработки дифференцированного подхода к выбору материалов для различных архитектурных элементов: от арочных галерей до многоуровневых террас.
Бесшовные фасады: как крупноформатные стеклопакеты...
Прозрачные бесшовные фасады, еще недавно доступные лишь в проектах уровня Apple Park, теперь можно реализовать в России благодаря появлению собственного производства стеклопакетов-гигантов у компании Modern Glass. Разбираемся в технологии и смотрим кейсы со стеклопакетами hugesize от Алматы до Москвы.
Локализация против санкций: решения для остекления
Новый пакет ограничений Евросоюза создал серьезные вызовы для российской строительной отрасли в сфере остекления, непосредственно затронув профильные системы, фурнитуру и алюминиевые конструкции. Для проектировщиков это означает необходимость пересмотра привычных спецификаций и поиска новых технических решений.
LVL брус в большепролетных сооружениях: свобода пространства
Высокая несущая способность LVL бруса позволяет проектировщикам реализовывать смелые пространственные решения – от безопорных перекрытий до комбинированных систем со стальными элементами. Технология упрощает создание сложных архитектурных форм благодаря высокой заводской готовности конструкций, что критично для работы в стесненных условиях существующей застройки.
Безопасность в движении: инновационные спортивные...
Безопасность спортсменов, исключительная долговечность и универсальность применения – ключевые критерии выбора покрытий для современных спортивных объектов. Компания Tarkett, признанный лидер в области напольных решений, предлагает два технологичных продукта, отвечающих этим вызовам: спортивный ПВХ-линолеум Omnisports Action на базе запатентованной 3-слойной технологии и многослойный спортивный паркет Multiflex MR. Рассмотрим их инженерные особенности и преимущества.
​Teplowin: 20 лет эволюции фасадных технологий – от...
В 2025 году компания Teplowin отмечает 20-летие своей деятельности в сфере фасадного строительства. За эти годы предприятие прошло путь от производителя ПВХ-конструкций до комплексного строительного подрядчика, способного решать самые сложные архитектурные задачи.
«АЛЮТЕХ»: как технологии остекления решают проблемы...
Основной художественный прием в проекте ЖК «Level Причальный» – смелый контраст между монументальным основанием и парящим стеклянным верхом, реализованный при помощи светопрозрачных решений «АЛЮТЕХ». Разбираемся, как это устроено с точки зрения технологий.
Искусство прикосновения: инновационные текстуры...
Современный интерьерный дизайн давно вышел за пределы визуального восприятия. Сегодня материалы должны быть не только красивыми, но и тактильными, глубокими, «живыми» – теми, что создают ощущение подлинности, не теряя при этом функциональности. Именно в этом направлении движется итальянская фабрика Iris FMG, представляя новые поверхности и артикулы в рамках линейки MaxFine, одного из самых технологичных брендов крупноформатного керамогранита на рынке.
Как бороться со статическим электричеством: новые...
Современные отделочные материалы всё чаще выполняют не только декоративную, но и высокотехнологичную функцию. Яркий пример – напольное покрытие iQ ERA SC от Tarkett, разработанное для борьбы со статическим электричеством. Это не просто пол, а интеллектуальное решение, которое делает пространство безопаснее и комфортнее.
​Тренды остекления аэропортов: опыт российских...
Современные аэровокзалы – сложные инженерные системы, где каждый элемент работает на комфорт и энергоэффективность. Ключевую роль в них играет остекление. Архитектурное стекло Larta Glass стало катализатором многих инноваций, с помощью которых терминалы обрели свой яркий индивидуальный облик. Изучаем проекты, реализованные от Камчатки до Сочи.
​От лаборатории до фасада: опыт Церезит в проекте...
Решенный в современной классике, ЖК «На Некрасова» потребовал от строителей не только технического мастерства, но и инновационного подхода к материалам, в частности к штукатурным фасадам. Для их исполнения компанией Церезит был разработан специальный материал, способный подчеркнуть архитектурную выразительность и обеспечить долговечность конструкций.
​Технологии сухого строительства КНАУФ в новом...
В центре Перми открылся первый пятизвездочный отель Radisson Hotel Perm. Расположенный на берегу Камы, он объединяет в себе премиальный сервис, панорамные виды и передовые строительные технологии, включая системы КНАУФ для звукоизоляции и безопасности.
Стеклофибробетон vs фиброцемент: какой материал выбрать...
При выборе современного фасадного материала архитекторы часто сталкиваются с дилеммой: стеклофибробетон или фиброцемент? Несмотря на схожесть названий, эти композитные материалы кардинально различаются по долговечности, прочности и возможностям применения. Стеклофибробетон служит 50 лет против 15 у фиброцемента, выдерживает сложные климатические условия и позволяет создавать объемные декоративные элементы любой геометрии.
Кирпич вне времени: от строительного блока к арт-объекту
На прошедшей АРХ Москве 2025 компания КИРИЛЛ в партнерстве с кирпичным заводом КС Керамик и ГК ФСК представила масштабный проект, объединивший застройщиков, архитекторов и производителей материалов. Центральной темой экспозиции стал ЖК Sydney Prime – пример того, как традиционный кирпич может стать основой современных архитектурных решений.
Фасад – как рукопожатие: первое впечатление, которое...
Материал, который понимает задачи архитектора – так можно охарактеризовать керамическую продукцию ГК «Керма» для навесных вентилируемых фасадов. Она не только позволяет воплотить концептуальную задумку проекта, но и обеспечивает надежную защиту конструкции от внешних воздействий.
Сейчас на главной
Живопись и графика
Недавно построенный в Москве музей «Коллекция» интересен не только своей концепцией, архитектурой от бюро СПИЧ и впечатляющей программой выставок, но и интерьером офиса, созданного бюро :dpt, вдохновлявшегося произведениями искусства.
Осмысление фьорда
Дипломная работа Арины Андросовой, бакалавра кафедры «Дизайн архитектурной среды» МАРХИ, создавалась под влиянием проекта «Национальные туристические дороги», благодаря которому в Норвегии появились знаковые объкты от ведущих архитекторов мира. Диплом отмечен руководителем за анализ скандинавской архитектуры и эстетическую привлекательность комплекса, который включает гостевые дома, пеший маршрут, спа и музей.
Архитектура дипломатии
В историческом центре Риги, на месте бывшего советского вычислительного центра, открылось новое здание посольство Эстонии. Проект бюро Архип (United Riga Architects) бережно сохраняет память о модернистском прошлом, сочетая ее с современными архитектурными решениями и технологиями.
Сила линий
Здание в самом начале Нового Арбата – результат долгих размышлений о вариантах замены Дома Связи. Оно стало заметным акцентом как в перспективе бывшего проспекта Калинина, так и в панораме Арбатской площади. Хотя авторский замысел реализован увы, не целиком. В 2020 году архсовет поддержал проект здания с экзоскелетом: внешней несущей конструкции сродни ферме. Она превратилась в декоративную – но сила суперграфики все же «держит» здание, придает ему качество акцента иконического плана. Как сложился замысел, какие неочевидные аллюзии, вероятно, лежат в основе формы сетки и почему не реализован экзоскелет – читайте в нашей статье.
Зеленая гостиная
Дом в Переделкино, построенный по проекту мастерской АРХИВУД, представляет собой вариацию на тему современной дачи. Лаконичное по архитектуре здание вписано в пространство между соснами, соответствует классу энергоэффективности «А» и предназначено как для уединения, так и совместного досуга большой семьи.
Катализатор дизайна
Новый магазин известного бренда ТРИО Интерьер, созданный бюро SINITSA, – это особое пространство, которое изначально должно было соответствовать высочайшему уровню стиля, ведь это дизайнерский магазин с дизайнерской мебелью для дизайнеров.
Собери конструктор
В старинном городе Сысерть Свердловской области строится жилой комплекс, в котором с удовольствием поселились бы и жители мегаполисов. Его особенность – сложно скомпонованная малоэтажность.
Жителям каменоломни
Архитекторы DRNH вписали жилой комплекс «Диорит» в заброшенный карьер на окраине чешского города Брно, сохранив и даже развив местную экосистему.
Туркомплекс на месте колонии
Бюро MAD FOX architects разработало мастер-план туристско-рекреационного комплекса в селе Выдрино на Байкале. Проект займет более 25 гектаров на южном берегу озера, в том числе территорию бывшей исправительной колонии №4.
Курорт на Каме
Архитектурное бюро Wowhaus разработало проект реконструкции санатория «Корабельная роща» – оздоровительного комплекса на берегу реки Кама.
Модель многоуровневой жизни
Показываем отчет о круглом столе Арх Москвы 2025, посвященном высотному строительству. Он вполне актуален: опытные градо- и башне-строители сошлись на том, что высокие дома стали нормой, и пора переходить от «гвоздиков в панораме» к целым разновысотным и разноуровневым мегаструктурам. Ну, а как иначе?
Снос Энтузиаста
В Москве снесли кинотеатр «Энтузиаст». Хороший авторский модернизм, отмеченный игрой в контраст пластического равновесия, непринужденно парящими консолями, и чем-то даже похожий на ГТГ. С ним планировали разобраться где-то с 2013 года, и вот наконец. Но поражает даже не сам снос – а то, что приходит на смену объекту, отмеченному советской госпремией.
Истина в муке
Бюро Mast разработало интерьер кафе для сети кафе-пекарен «Лицей», как будто исследуя выразительные возможности самых простых, самых сдержанных дизайнерских средств, чтобы у посетителей была возможность насладиться ароматом свежеиспеченной сдобы и хлеба.
Гнезда в Приморье
Проект эко-парка «Гнезда», разработанный Алексеем Полищуком и компанией Пауэр Технолоджис, был отмечен первой премией фестиваля Союза архитекторов Эко-Берег 2025. Для глэмпминга в Филинской бухте авторы предложили дома-птицы, дома на деревьях, смотровую площадку-гнездо и входной акцент – павильон в виде филина.
Фабрика Матти
Креативные кластеры добрались до Выборга – бюро KLAUZURA подготовило проект ревитализации бывшей мебельной фабрики Матти Пиетинена, который предполагает восстановление исторического облика корпусов на 1916 год, а также включение новых выразительных элементов: металлической арки входа, объемной кладки на месте утрат, опоясывающей двор террасы.
Руины. Второе дыхание
Международное архитектурное бюро Alvisi Kirimoto представило новый выставочный маршрут в базилике Максенция в Археологическом парке Колизея в Риме.
Новый образ Искры
ТП-РП 2820 или «Искра» – новое небольшое кафе на нижегородской Стрелке, по силе обаяния и привлекательности достойно конкурирующее с более статусными объектами. Этот осколок постконструктивизма – епархиальное кафе. Весной этот небольшой объект признан лучшим в номинации «Реконструкция и приспособление» на Мосбилд-2025.
Формула воды
По проекту ‘nefa’architects’ в центре Йошкар-Олы благоустраивается так называемая набережная Брюгге: променад между рекой Малая Кокшага и сплошным фронтом «бельгийских» домиков, построенных в начале 2000-х. Изучив опыт Амстердама и Брюгге, архитекторы закольцевали сухопутный пешеходный маршрут с помощью водного, проходящего по понтонной системе. Потенциал участка у воды раскрывает сцена с амфитеатром на воде, безопасный бассейн для купания, а также плавучие сады. Марийский образ в архитектуре и дизайне
Себя показать…
Видовой ресторан «Пижоны», расположенный на 14-м этаже башни в центре Ижевска, быстро стал популярен – и во многом благодаря не столько открывающимся видам, сколько дизайну интерьера от бюро Egodesign.studio, в котором средиземноморские мотивы причудливо переплелись с удмуртскими.
Время архитектора: премия имени Сергея Ткаченко-2025
Учрежденная Институтом Генплана Москвы и Архитектурным центром Сергея Ткаченко премия подвела итоги. Из 160 студенческих выпускных квалификационных работ экспертное жюри выбрало три: медицинский центр для больных сахарным диабетом, морской технопарк и проект градостроительной организации периферийных зон на примере Волгограда.
Главный экспонат
Написалось содержательное алаверды с картинками к тексту о выставке в центре «Зотов», посвященной архитектурным макетам. Очень плотно на ней собран материал, кажется, настолько плотно, что перестает «слушаться» куратора, создавая собственные смыслы и завихрения. Давно столько раритетов нового и старого времени из области макета не было собрано в одном месте. Пробуем разобраться, как все устроено и кто тут главный.
С открытым сердцем
Модульное здание общежития для студентов Делфтского технического университета возвели всего за 26 недель. Авторы проекта – бюро Studioninedots.
Арктика вместо Мороженого
Rokot Studio предложили концепцию воссоздания исторического павильона «Мороженое» на ВДНХ по проекту 1950 года. Здание сохраняет форму ледяной глыбы, но внутри вместо кафе-мороженого размещается экспозиция павильона «Арктика».
Футляр для наследия
Национальный центр Виктора Астафьева построен по проекту бюро А2 в родном селе писателя Овсянка. Три «оболочки» здания – деревянная, оштукатуренная и стеклянная – связывают его с контекстом, а расположение между двумя главными улицами формирует общественные площади. Несущий каркас, хорошо просматриваемый через витражи, отсылает к образам железной дороги. Здание построено рядом с домом-музеем писателя и напоминает большое «облако», в котором хранится память об Астафьеве и его наследии.
Пиранези для первокурсников
В калифорнийском Клермонтском колледже открылось первое из запланированных зданий по проекту BIG: Научный центр имени Роберта Дея, где масштабные стальные фермы снаружи обшиты стеклофибробетоном, а внутри – древесиной.