Территория мечты

Картины Валерия Кошлякова и пространство Сергея Скуратова образовали тесный симбиоз в размышлениях об образе России и русской мечте. Получилось светло и многозначно. Мы же попробовали разгадать ребус и понять, в чем смысл «нового образа России» в интерьере Русской гостиной вашингтонского Кеннеди-центра.

Автор текста:
Юлия Тарабарина

17 Марта 2016

Объект

Интерьер

Архитектор:

Мастерская:

Сергей Скуратов ARCHITECTS http://skuratov-arch.ru

Проект:

Русская гостиная в Кеннеди-центре
США, Вашингтон, Центр Исполнительского Искусства им. Джона Кеннеди, округ Колумбия

Авторский коллектив:
Куратор проекта: Н. Золотова
Главный архитектор проекта: С. Скуратов
Архитекторы: И. Ильин, Н. Асадов
Художник: В. Кошляков

2013 — 2013 / 2014 — 2014

Заказчик: ЗАО Холдинговая компания «Интеррос», Благотворительный Фонд Владимира Потанина

Интерьер Русской гостиной Кеннеди-центра, или Центра исполнительских искусств в Вашингтоне, был завершен и торжественно открыт в 2014 году. Радикальная трансформация двух помещений центра в пространство, символизирующее собой присутствие России в этом, принципиально мультикультурном учреждении, призванном развивать межнациональные дружеские связи, стала возможной на средства благотворительного взноса, который Владимир Потанин сделал к сорокалетнему юбилею Кеннеди-Центра в 2011 году. Куратором проекта стала искусствовед Наталья Золотова, ещё десятью годами раньше курировавшая для Фонда Потанина большой юбилейный проект в Париже по случаю трёхсотлетия Петербурга, в рамках которого в Соборе Дома Инвалидов провела успешную выставку «Москва-Санкт-Петербург. 1800-1830. Когда Россия говорила по-французски». Тогда в Париже Наталье Золотовой удалось получить для выставки необычное и грандиозное пространство знаменитого собора, теперь она предложила для Русской гостиной амбициозную идею: полностью трансформировать старое пространство гостиной, попытаться не просто переоформить сложившийся интерьер, а создать новый цельный современный художественный образ, предложив эту задачу известным российским архитекторам и художникам. Идея получила поддержку организаторов обеих сторон – руководства Кеннеди-центра и фонда Потанина. Кураторское условие отказа от интерьерного оформительства, от расхожей туристической или моноэтнической символики («поскольку Россия, как мы все знаем, страна современная и многонациональная», – комментирует это решение Наталья Золотова) получило одобрение заказчиков. Более того, как пояснял Владимир Потанин в 2011 году, у посетителей гостиной должно сложиться «новое представление о России, стильное, красивое и современное».

Для реализации этой задачи Золотова предложила заказчикам и провела небольшой закрытый конкурс, в который ей удалось привлечь замечательных участников; в конкурсе участвовали: Александр Бродский, Владимир Дубосарский, группа AES+F, Влад Савинкин и Владимир Кузьмин, Иван Лубенников, Георгий Франгулян, Илья Уткин, Валерий Кошляков, Георгий Острецов, Сергей Скуратов – все они представили яркие и ожидаемо разные проекты. Выбор участников куратор объяснила не только их заслуженной известностью, но и тем, что все приглашенные давно работали с темой актуальной российской самоидентификации.

В результате работы двустороннего российско-американского жюри победил совместный проект Сергея Скуратова и Валерия Кошлякова, где первый предложил довольно радикальную трансформацию интерьера, а второй – написал две очень смелые, завораживающие, и при этом почти вросшие в пространство интерьера картины.

«До начала работы я не был лично знаком с Валерием, хотя знал его как прекрасного художника. Но мы отлично сработались. – рассказывает Сергей Скуратов. – Поначалу я предложил два варианта: один полностью мой, и второй ориентированный на картины Кошлякова, в той же тональности. Этот последний вариант понравился представителям обеих сторон и был воплощен с большой точностью».

Надо сказать, что американский Кеннеди-центр – это такой популярный в США культурный и политический символ дружбы народов. «Сюда постоянно водят школьные экскурсии», – рассказывает Сергей Скуратов. Центр создал президент Эйзенхауэр в 1958 году; после убийства Кеннеди в ноябре 1963 Сенат выделил деньги для того, чтобы ускорить строительство, и здание, ставшее таким образом «живым памятником» Кеннеди, открылось через год, в декабре 1964. Оно находится в мемориальной части Вашингтона, на берегу Потамака, напротив острова Рузвельта и рядом с памятником Линкольну. До Белого дома – 20 минут пешком. Среди антикизирующих портиков, призванных символизировать веру отцов-основателей в ценности античной демократии, Кеннеди-центр выделяется шестидесятнической легкостью и скромностью: невысокий, окруженный широкими террасами с навесами на редких и тонких опорах, распластанный по земле, почти скрытый за деревьями. В центре – три зрительных зала, разделенных двухсветными галереями: Государств и Наций, похожих как близнецы. Интерьер центра постсоветскому человеку напомнит о брежневской архитектуре – он похож на музей Ленина в Горках: мраморные стены, бронзовые детали, красные ковры, высокие витражи, цепочки хрустальных люстр.

Так выглядит вестибюль Кеннеди-центра (интерактивная Гугл-панорама):

Кеннеди-центр, согласно принятому в США подходу к такого рода организациям, а также бумагам, подписанным Эйзенхауэром, существует на ежегодные взносы частных благотворителей, которые в ответ получают, помимо упоминания имён в почётных списках, возможность фотографироваться со звездами, приоритетно резервировать места в зрительных залах и в антрактах отдыхать в специальных гостиных с угощением – такой сервис у нас принято называть VIP. Гостиных четыре, и интерьеры трех из них к 2011 году уже были оформлены как: Израильская – с ярким плафоном в духе Климта; африканская с наклонными стенами и вязаными циновками; и сумрачная и роскошная китайская, где деревянные панели стен украшены орнаментальными и иероглифическими картинами. Оставалась самая большая, состоящая из двух помещений общей площадью 330 м² – Golden Circle Lounge, чье название происходит от так называемого «круга» корпоративных жертвователей: самый маленький из взносов составляет $5000 в год и называется Corporate Golden Circle. Иными словами «золотой», самый широкий круг спонсоров собирался в этой гостиной. Впрочем её посещает и американский президент, и другие высокопоставленные гости.

«Это был серьёзный вызов, – комментирует Наталья Золотова. – Создать новое пространство, формирующее атмосферу российского культурного присутствия, в двух небольших комнатах с низким потолком и без окон – это с первой минуты не казалось легкой задачей. И не где-нибудь, а в Центре Кеннеди, где уже более сорока лет, на семи сценах, в сотнях ежегодных спектаклей строят новые декорации, ежедневно преображают пространство, создают волшебные миры. Здесь трудно удивить избалованного впечатлениями зрителя».

До реконструкции гостиная Золотого круга была покрыта красным ковром, обставлена разномастной мебелью, а её главной достопримечательностью была большая хрустальная люстра – подарок Ирландии, которая помещалась в круглой позолоченной нише на потолке, своеобразном куполе – «золотом круге», символически отражавшем название.

zooming — Реновация «Golden Circle Lounge» под «Русскую Гостиную» в Центре Исполнительского Искусства им. Джона Кэннеди. Визуализация © Сергей Скуратов ARCHITECTS

Ирландскую люстру и её развешанных по стенам меньших «сестёр» центр попросил сохранить, остальное же изменять дозволялось. И Сергей Скуратов не был бы собой, если бы ограничился предоставленным ему невыразительным и банальным объемом. Рассмотрев на разрезе, что за невысоким потолком скрывается немалое пространство, почти половина всей высоты помещения, он запросил у центра подробные чертежи, получил по почте старые синьки, и, дотошно изучив все возможности, предложил неожиданное и радикальное решение, местами подняв потолок почти на три метра и изменив систему вентиляции.

Архитектор предлагал устроить в гостиной настоящие окна, прорезав ими южную стену, которая соприкасается с галереей Наций, – оттуда проникало бы совсем немного, но солнечного света, и открывался бы впечатляющий вид сверху на флаги в двусветной галерее. Но на это руководство центра пойти не смогло. Впрочем Сергей Скуратов, совершенно не разочаровавшись, раздвинул, или даже прорезал пространство гостиной не только физически, но и образно – с помощью перспективных и световых приемов, восходящих к архитектуре барокко; выглядят они, впрочем, вполне современно, балансируя на грани культурных традиций.

«На неожиданно распахнувшееся вверх и вширь пространство гостиной бегали смотреть все сотрудники Центра – от руководства до грузчиков, – рассказывает Наталья Золотова. – Это действительно было похоже на чудо и напомнило мне слова Гамлета «Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности». Шекспир так удачно выразил сделанное Скуратовым, что мы с американцами решили поставить эту цитату на буклет, изданный Кеннеди-центром к открытию Русской гостиной».

В повышенном потолке архитектор устроил глубокие колодцы с широкими перспективными откосами, поместив в них люстры, разобранные и собранные заново с минимумом золотых элементов и преобладанием серебра в каркасе. Будучи почти полностью изъяты из пространства, люстры не затесняют его, а ниши из-за ярко освещенных откосов похожи на фонари верхнего дневного света. Это – первая иллюзия, поскольку свет – белый, но искусственный; кажется же, что хрустальные конструкции подвешены едва ли не к небесам.

Далее: Сергей Скуратов разделил два помещения гостиной: залу побольше и комнату поменьше, расположенную за ней справа, белым «лезвием» протяжённого пространства барной стойки. Стойка – из кориана, стена за ней и пол под ней облицованы белым мрамором с серыми прожилками, всё подсвечено матовым, но ярким светом. В северном торце белого пространства-«балки» архитектору удалось, также с разрешения руководства Кеннеди центра, шагнуть немного вовне, увеличив его длину где-то на два метра: раньше в коридоре существовал никак не используемый уступ-карман, Сергей Скуратов занял его стеклянным выступом. Архитектор также немного, сантиметров на тридцать, выдвинул в сторону коридора всю входную южную стену, этим также увеличив внутреннее пространство. «Россия издавна, ещё со времен Ивана Грозного, стремится расширить свои границы, вот и мы здесь немного преуспели», – комментирует это, вполне функциональное, решение Сергей Скуратов.

Внутри, справа от барной стойки, образовался закуток-апендикс на два столика, с совершенно белым интерьером, в частности – благодаря тому, что две внешние стены этого полускрытого от глаз и почти чудесным образом выкроенного помещения – стеклянные, на две трети высоты покрытые белым градиентом матовой шелкографии. Так же решены все двери гостиной: и входная, и сдвижная дверь, ведущая в малый зал. Покрытое матовой белизной стекло – образ одновременно бесконечной заснеженной равнины и оттепели: «стекло как будто бы частично оттаяло, но полностью никак оттаять не может, не может стать полностью прозрачным, – говорит архитектор. – Так и мы в России: то радуемся оттепели, то опять замерзаем, балансируем между прозрачностью-непрозрачностью». И надо признать, что тема поймана точно, как-то щемяще даже.

Первоначально планировалось сделать белый градиент несколько ниже, примерно на половину высоты; но потом по просьбе его приподняли на высоту человеческого роста. Так ведь и оттепель с тех пор подморозилась, что тут можно сказать.

Но главное в другом: прямоугольник другого, южного торца архитектор занял зеркалом, которое почти идеально отражает, визуально удваивая, линии пространства бара, а так как от входа взгляд получается немного под углом, то себя вошедший не видит и иллюзия уходящей вглубь анфилады, разорванный стены, оказывается вполне достоверной. Противоположная, стеклянная стена также слегка отражает линии световой разметки, отчего череда отражений становится почти бесконечной.

Это – метафора порыва в зазеркалье, световой стрелы, абстрактного и безжалостного стремления: паровоза современности, броневика, тачанки, птицы-тройки, продолжение следует. Его же можно понять как некую ось Вселенной, фрагмент исполинской сверхъестественной конструкции, индифферентно пронизывающей пространство человеческого бытия. Мы знаем, что Россия нередко претендует на обладание некоей скрытой для других истиной, так вот, здесь мы, возможно, видим эту – подчеркну, что иллюзорно, но воплощенную ось абстрактного добра или света. То и другое: стремление и к прорыву, и к свету истины, легко вписывается в ряд пресловутых особенностей русской души; небезынтересно также, и прямо скажем, внутренне иронично, что ось света совпала с барной стойкой. «Вышел, чтоб идти к началу начал, но выпил и упал, вот и весь сказ»©. Словом, тема решена легко и оставляет простор для рассуждений, если не сказать – теоретических спекуляций, что и требуется от любого образа чего-либо, претендующего не глубину. Если же мы вспомним про «полуоттаявшее» стекло, то получается, что движение светлой стрелы происходит от одной оттепели – к другой, будущей, в зазеркалье. Что же, так ведь оно и есть, если вдуматься.

С другой стороны, лезвие чистого света – ещё и своего рода граница, Стикс-Рубикон, поскольку оно разрезает гостиную на две части, чей вполне метафизичный смысл проявляют картины Кошлякова. В первом, ощутимо большем зале – «Идеальный ландшафт», где в тумане красочных потёков проступают узнаваемые контуры Дворца советов и вавилонская башня III Интернационала, символизирующие идеалы стремления к дальнему, а может быть и реальность их бесконечного, безнадёжного построения в отдельно взятой стране.

Панорама большого (первого) зала на Гугл-картах. Мы смотрим на картину «Идеальный ландшафт», барная стойка – справа:

Вторая часть – разместившаяся за границей «луча света» комната вчетверо меньшего размера – украшена картиной «Пастораль» с отчётливо видимыми путти и парковым вазоном. Это парафраз другого рода идиллии, мечты не менее хрустальной, но частной, от маниловского, хотя впрочем, столь же и борисово-мусатовского, усадебного парадиза – до, да простят мне эти слова, мещанских слоников и канареек, столь опасных по Маяковскому. И если перспективный прорыв барной стойки коррелирует с башнями «Идеального ландшафта», он даже по-своему – горизонтальный небоскрёб, то в малом пасторальном зале архитектор устраивает другого рода зеркало в пандан картине с путти: в небольшой нише с перспективной белой раме на зеркальном фоне подвешено хрустальное бра. И получается замечательно: во-первых, бра – довольно обычная деталь интерьера, удваивается, и за ним образуется другое зазеркалье мечты. В противовес перспективно устремленной анфиладе здесь оно маленькое, хрустально-дворцовое, и за ним нет стрел линейной перспективы, а только дымка отражённой стены и блеск свечей.

Панорама малой комнаты на Гугл-картах. Мы смотрим на зеркало-бра, картина «Пастораль» – слева:

И ещё надо сказать, что и картины Кошлякова, и перекликающиеся с ними зеркальные сюжеты Скуратова – это иллюзорные окна, ведь известно, что картина это окно и иной мир, и зеркало тоже. Они и раздвигают пространство, и наполняют его смыслом.

А смысл можно прочитать так. Здесь две мечты: одна о великом полёте в надчеловеческую бесконечность, по горизонтали ли – за горизонт, или же по вертикали – как дерзкая лестница в небо. Она, так или иначе, имперская, так как обусловлена движением, а значит, подчинением, человеческих масс. Вторая мечта о жизни частного человека, здесь в зазеркалье не полёт, а милые хрустальные подвески. Два противоположных стремления русского человека: к большому и малому, дальнему и ближнему, коммунизму и канарейке, условно говоря.

В русской жизни эти мечты – враги, и сосуществуют как правило так: вечно конфликтуют и мешают, не дают друг другу осуществиться. Обе нереальны потому, что одна уничтожает другую. Сергей Скуратов и Валерий Кошляков создали примиряющую мизансцену: архитектор разделил антагонистов, развел их по две стороны воображаемой границы, мещан справа, а жизнестроителей, которым неустроенность заменяет уют – слева. Так, надо думать, Господь Бог разделил бы их в раю. Поэтому надо согласиться со словами архитектора о том, что «это образ России, какой она могла бы быть, или какой она хочет быть <…> когда все проблемы исчезли, когда вокруг царят благоденствие, красота и гармония». Да, если развести воюющие стороны и дать им желаемое, одним лестницу в небо, другим белые окна в сад – наступит, возможно, гармония.

Всё остальное – пол, ребристый ковёр которого похож на борозды вспаханного поля, увиденного с вертолётной высоты, и серовато-коричневые с блестками стены, составленные из гипсовых панелей, сделанных вручную на месте – Сергей Скуратов отдельно подчеркивает их рукотворность – составляют землистый, слегка мерцающий и вибрирующий фон, который отлично попадает в тон картин Кошлякова, и в то же время символизирует пустую, незаполненную землю, простор вообще, но не устремлённый, а пребывающий, инертно-клубящийся, материальный фон, своего рода сон змея Хаоса.

Материи «земли» и стен довольно много, но она не становится ни тяжёлой, ни объёмной. Напротив, остроугольные пересечения разного рода, от подчеркнуто-материальных до вполне иллюзорных, не только облегчают пространство и наделяют его сюжет дополнительной интригой, но и придают ему качество некоторой «бумажности» или «виртуальности». Оно особенно ощутимо, если рассматривать главный «узел» – место перехода в малый зал, где серые плоскости «материи» встречаются с зеркальными и белыми. Из-за того, в частности, что зеркало очень качественное, пространственная ориентация сбивается и эффект взаимопроникновения поверхностей звучит особенно остро и в то же время как-то непринужденно, как будто бы проваливаться в зазеркалье – вполне естественное состояние данного места. Похожий эффект бывает в компьютерной игре, когда поверхность нарисованной стены внезапно прерывается, обнажая пустоту, в данном случае – сияющую. Или в сценических декорациях, когда поворачивается круг. Надо ли говорить, что подчёркнутая условность на руку главной идее: пространство мечты не должно быть слишком материальным, оно должно быть – как сон.

Образ России дело ответственное, тем более – с тем объёмом ограничений на банальности, который был заложен в данном заказе. Художник, впрочем, сам для себя ставит ограничения на банальности и слишком ясно читаемые смыслы. Насколько удалось ограничить – настолько же и артистичен результат. В данном случае абстракция не полная, здесь много зацепок и намёков, но вся эта, едва проявленная, конкретика, всё изобразительное не выступает вперёд, а отступает от зрителя – в глубину картин, в пространство зеркал или даже прячется в известковых замесах стен, в рисунке ковра – как будто боится быть слишком заметным, навязать себя. Здесь даже мебель ведёт себя подчеркнуто скромно: кресла круглые – способ занять минимум места, а прозрачные столешницы попросту стремятся к незаметности. .

В некотором смысле образ России, который здесь получился, настолько ненавязчив, что как будто бы помещён в пространство отстранения. Понять что-либо можно, только вглядываясь – не то чтобы вовсе не умом, но приложив усилия и вжившись; в этом, кстати, счастливое сходство картин Кошлякова и интерьера Скуратова. Другой, менее вдумчивый зритель – может попросту насладиться изящной легкостью решения, пространством и светом, предоставив «сфинкса» на время самому себе. Ну а рассуждать о том, что Россия это не только матрёшки, балалайки и даже не только Эрмитаж здесь было бы попросту неуместно.

Архитектор:

Мастерская:

Сергей Скуратов ARCHITECTS http://skuratov-arch.ru

Проект:

17 Марта 2016

Сергей Скуратов ARCHITECTS: другие проекты

Интервью

Сергей Скуратов: «Если обобщать, проект реализован...

Говорим с автором «Садовых кварталов»: вспоминаем историю и сюжеты, связанные с проектом, который развивался 18 лет и вот теперь, наконец, завершен. Самое интересное с нашей точки зрения – трансформации проекта и еще то, каким образом образовалась «необходимая пустота» городского общественного пространства, которая делает комплекс фрагментом совершенно иного типа городской ткани, не только в плоскости улиц, но и «по вертикали».