English version

Дэвид Аджае. Интервью и текст Владимира Белоголовского

Adjaye Associates – один из участников экспозиции российского павильона XI биеннале архитектуры в Венеции

09 Сентября 2008
mainImg
Архитектор:
Дэвид Аджайе
0

Дэвид Аджае сформировал свою партнерскую компанию в 1994 году и вскоре заработал репутацию архитектора с видением, присущими настоящему художнику. В 2000 году архитектор реорганизовал свою студию и переименовал ее в Adjaye Associates. С тех пор он реализовал ряд престижнейших заказов, включая Нобелевский центр мира в Осло, художественный Центр Стивена Лоренса в Лондоне и Музей современного искусства в Денвере.

zooming
zooming
Центр Стивена Лоуренса. Лондон
Архитектурная практика Аджае имеет тесные отношения с художественным миром. Самые известные и успешные художники современности, среди которых Крис Офили и Олафур Элиассон являются его заказчиками и сподвижниками.
Аджае родился в Танзании в семье дипломата из Ганы в 1966 году. До 1978 года он жил в Африке и на Ближнем Востоке. Затем переехал с родителями в Лондон, где изучал искусство и архитектуру. В 1993 году стал магистром архитектуры, закончив Королевский колледж искусств. Аджае много ездит с лекциями по Европе и Америке. До недавнего времени преподавал в Гарвардском и Принстонском университетах. В 2005 году в свет вышла первая книга архитектора, в которой собраны проекты частных домов. Спустя год публикация второй книги Аджае "Создавая общественные здания" была приурочена к первой персональной выставке мастера, которая объездила ряд городов Европы и Северной Америки. В 2007 году Дэвид стал Кавалером ордена Британской империи за особый вклад в развитие архитектуры.
В своих проектах он стремится подчеркнуть скульптурные качества пространства, используя такие приемы как световые колодцы, близкие оттенки цветов и контрастные материалы и фактуры поверхностей. Среди сегодняшних проектов архитектора одним из наиболее интересных является Международная школа менеджмента в Сколково под Москвой.
Я встретился с Дэвидом в его офисе в популярном среди художников Хокстоне в Восточном Лондоне. Одно из помещений офиса изобилует красивыми строительными образцами, работая с которыми Дэвиду удается добиваться в своей архитектуре таких качеств как подлинность материалов и точный баланс соотношений и сочетаний, пробуждающих искренние человеческие эмоции.

Вам самому приводилось вести интервью с известными архитекторами на радио BBC. С какого вопроса вы бы хотели начать нашу беседу?

(Смех) Я бы спросил себя – в чем смысл вашей архитектуры?

Тогда так и поступим. В чем смысл вашей архитектуры?

Я пытаюсь найти стратегии, которые помогли бы мне нащупать новые возможности коммуникационности в архитектуре. Я имею в виду поиск новых способов видеть друг друга и быть друг с другом. Я вижу роль архитектуры в том, чтобы быть таким связующим звеном.

Назовите архитекторов, с которыми вы проводили интервью для BBC.

– Их было пятеро: Оскар Нимейер, Чарльз Корреа, Кензо Танге, Й.М. Пей и Моше Сафди. Первоначально я хотел провести интервью с шестью зодчими, но к сожалению, незадолго до начала проекта скончался Филип Джонсон и мы решили ограничиться встречей с пятью мастерами. Идея заключалась в том, чтобы встретиться с представителями поколения архитекторов, которые застали таких великих модернистов, как Мис ван дер Роэ, Ле Корбюзье, Луис Кан, Алвар Аалто, Вальтер Гропиус и Луис Серт.

Был ли среди ваших вопросов такой, который вы задали всем участникам интервью?

Первый вопрос был о том, как на них лично повлияли встречи с великими архитекторами-модернистами и как эти встречи изменили и вдохновили их творчество. Таким образом, я пытался выявить некоторую генеалогию идей.

И что же они вам ответили?

Ответы были разными. Оскар Нимейер познакомился с Корбюзье, когда ему было всего двадцать семь лет, и для него это стало радикальным, почти библейским переходом от того, чем он занимался раньше, к новому измерению модернизма. Для Чарльза Корреа такие архитекторы, как Кан и Аалто ассоциировались с продолжением и осмыслением основ модернизма. Мне было важно из первых рук почувствовать эмоциональную связь этих уже пожилых архитекторов с идеалами модернизма, а также их глубокое мироощущение. Любопытно, что на протяжении стольких поколений многие архитекторы продолжают черпать свое вдохновение в весьма ограниченном круге первоисточников.

Вы руководите тремя студиями – в Лондоне, Нью-Йорке и Берлине. Как они устроены?

Мне кажется, что традиционная модель архитектурной студии, расположенной где-то в горах Швейцарии или на взморье в Португалии, как символ какой-то красивой и изолированной идиллии, давно не соответствует реальности. В то же время, я не могу назвать свою практику корпоративным офисом с амбициозным стремлением завоевать мир. Я скорее блуждающий архитектор. Как и другие мои коллеги, слежу за возникающими экономическими возможностями в мире, которые приводят меня в контакт с новыми заказчиками, а точнее патронами моего творчества. Они предоставляют мне возможность работать. Я вынужден действовать стратегически и реагировать на самые разные возможности. Поэтому мне необходимо присутствовать одновременно в разных точках мира. Основной наш офис базируется в Лондоне. Здесь нас около сорока человек, а в Нью-Йорке и Берлине мы представлены совсем маленькими командами, во главе которых стоят люди, проработавшие со мной много лет. Я бываю там обычно один или два раза в месяц. Благодарю бога за то, что архитектура медленная профессия. На осуществление проекта уходит три-пять лет, что дает нам возможность работать параллельно над многими проектами.

Среди ваших заказчиков много известных художников. Как так получилось?

Я стремился к этим отношениям, и они стали результатом моего переосмысления обычной архитектурной практики. Чтобы создать целостный и успешный проект, необходимо добиться того, что немцы называют Gesamtkunstwerk или синтеза искусств. Для этого я приглашаю к сотрудничеству людей разных профессий, включая художников. Такой подход помогает достичь высокого, художественного и технического уровня.

А при каких обстоятельствах вы познакомились с этими художниками?

Начнем с того, что будучи студентом, я недоверчиво относился к архитектурным школам. Я учился в восьмидесятые годы, время больших теорий. Но я не хотел экспериментировать лишь мысленно. Мне хотелось что-то строить. Теория очень важна, но по-моему, она должна опираться на практику. Она основана на понимании, отражении и перестраивании чего-то материального, а не в гипотетической позиции. В те годы я заметил, что немало архитекторов красиво теоретизировали о смысле вселенной, в то время как многие другие увлеклись строительством нелепых постмодернистских стилизаций. На этом фоне выделялись художники, которые реально строили свои содержательные инсталляции, лучшие из которых вполне можно причислить к архитектуре. Поэтому именно художники стали мне примером для подражания и теми, с кем я действительно хотел общаться. Так я оказался в художественной школе, а потом изучал архитектуру в Королевском колледже искусств, где познакомился со многими художниками.

Получается, что знаменитые художники, которые являются вашими заказчиками и сподвижниками, были вашими сокурсниками в университете и, в определенном смысле, вы один из них?

Конечно. Все они мои ровесники.

В университете Southbank темой вашей диссертации был город Шибам в Йемене, а в Королевском колледже искусств вы изучали историю церемоний чаепития в Японии. Какое значение вы придаете культуре в вашей практике?

Для меня культура определяет мифологию. Архитектура отражает, а если угодно – изображает историю цивилизаций. Мне интересны разные культуры и они меня вдохновляют. Шибам в Йемене является феноменальным городом с высотными средневековыми зданиями, построенными из глины и грязи со дна реки. Это выдающееся инженерное достижение, возникшее посреди пустыни, как сказочный мираж. Япония же интересна по-своему. Я жил в Киото год. Мне интересна эта страна тем, что несмотря на то, что ее культура основана на китайской, она полностью переписана и практически изобретена заново.

Поговорим о ваших проектах в России. Во-первых, расскажите о вашей Школе менеджмента в Сколково. Как к вам попал этот заказ?

Нас пригласили участвовать в конкурсе вместе с Й.М. Пеем, Сантьяго Калатравой и Диксоном Джонсом. Я был самым молодым из приглашенных и никогда раньше не работал в таком крупном масштабе. Наш проект предлагает создать некоторую утопию, потому что идея образовательного кампуса – это одна из последних возможностей создать утопию. Ведь университетский кампус напоминает идеальное монашеское братство. Это идеализированный рай, а весь мир далеко-далеко. Все другие участники предложили более или менее традиционные кампусы, а я придумал такую иерархию и победил. В определенном смысле это – модернистская идея вертикального города, посаженного на круглый диск, который парит над ландшафтом. Внутри этого диска сосредоточены различные функции – скверы, площади, жилые блоки, классы и помещения для занятий спортом и отдыха. Пятно застройки занимает минимальную площадь и расположен как точка на территории площадью 27 акров (11 гектаров). В некотором смысле – это монастырь, который концептуально не столь уж и отличается от знаменитого Ля Туретт Корбюзье.

zooming
Международная школа менеджмента в Сколково. Москва

Как возникла такая интересная форма?

Форма здания является данью идеям Малевича, перед гениальностью которого я преклоняюсь. Его творчество является ключевым для понимания истории модернизма и современности. Я считаю, что Мис представляет собой интернациональный стиль модернизма, к которому в основном относится ортогональная организационная система. А Малевич представляет совсем другую систему, которая никогда полностью не получила должной манифестации. Если модернизм Миса имеет отношение к городу, то модернизм Малевича больше отвечает некоторой системе случайностей, построенной на скрытом порядке по отношении к среде и природе. Другим источником вдохновения в этом проекте являются бронзовые религиозно-мифологические скульптуры йорубов в Африке. В основе этих скульптур было поверье в вознесение людей из одного мира в другой на диске. Таким образом, проект основан на смешении идей, но главное, это эксперимент по созданию утопии.

Вы также участвовали в конкурсе проекта Художественного музея в Перми.

Да, это был очень большой конкурс. Мы вышли во второй круг, но не попали в финал. В Перми мы предложили агломерацию небольших параллельных и прямоугольных объемов, выстроенных в форме овала – местами эти объемы касаются друг друга, а местами расходятся. Такая стратегия позволила создать очень интересные виды на реку и город. Главная же идея была в том, что архитектура не должна доминировать над кураторской свободой музея. Хорошие музеи предоставляют множество возможностей для устройства разных экспозиций, а не одну, которую подразумевает архитектура. К примеру, Еврейский музей Даниэля Либескинда в Берлине предоставляет лишь одно восприятие. Это здание невозможно использовать никак кроме того видения, которое задал сам архитектор. Это конец истории. Я считаю, что архитектура должна относиться больше к конкретной функции и зданию, а не к репертуару архитектора. Поэтому кураторы музеев всегда задают один и тот же вопрос: какую функцию призвано играть здание музея – поддерживать искусство или определять его?. Если здание определяет, какое искусство и каким образом должно быть выставлено, то это не больше, чем воплощение тщеславия архитектора. Возможно, это то, что нужно в конкретном городе, но это наносит ущерб искусству. Хорошее искусство имеет много значений, оно может рассказать много историй, а не одну.

Итак, вы бываете в России. Вам там интересно?

Я нахожу Россию очень захватывающим местом. Первый раз я оказался там студентом до того, что они назвали Перестройкой в середине восьмидесятых. Это была еще коммунистическая страна, но перемены назревали и ощущались в людях. Я был там с группой архитектурных энтузиастов и мы посетили все, что только можно было тогда посетить. Я обошел все конструктивистские шедевры Мельникова, Гинзбурга и многих других, снаружи и внутри. Затем я был в России в девяностые годы, и это была уже другая страна. Мне было интересно наблюдать за тем, как возникает новая Москва на месте старого города. Это очень любопытно, хотя иногда и страшно – ведь столько всего исчезает безвозвратно.

Что вы думаете о конструктивисткой архитектуре?

Мне кажется, это один из важнейших и недооцененных периодов модернизма. Проекты, созданные в те годы, показали потрясающе мощный потенциал, на который способен подняться модернизм. Этот креативный период был очень коротким. На западе идеи конструктивистов быстро трансформировались, ассимилировались и оказались как бы погребены. Для меня же ранний период советской архитектуры остается важным источником вдохновения.

Каким образом эта архитектура влияет на вас лично?

Дело не в том, как позаимствовать у конструктивистов что-то буквально. Я не ищу конкретно русские примеры для подражания. Главное в том, что эти великие проекты достались нам как всемирное творческое наследие, и теперь я могу обратиться к тому или иному так называемому водоему идей. Многие из моих идей черпаются совсем в другом водоеме, но в этом и есть красота архитектуры, у которой столько значений и источников. Вы можете пойти в одну сторону, и превратиться в ультрарационалиста, все у вас будет очень деловито, технично и функционально. Или вы можете обратиться к экспрессионизму, и тогда вы будете стремиться выражать идеи культуры и людей, что мне ближе. Для меня архитектура – это не машина. Это выражение желаний людей в наше время.

Как вам кажется, какими глазами нужно смотреть на Москву?

Во всяком случае, смотреть на нее нужно не сквозь очки человека с запада. Это уж точно. Я имею в виду, что нельзя пытаться превратить любой город в город какой-то отвлеченной мечты. Такая стратегия заставляет архитектора очень внимательно смотреть вокруг и замечать самые мелкие детали. Это непросто. Иные обычно проецируют свои готовые видения и лишь разглаживают края, чтобы получше вписаться в конкретное место. А бывает, что и местные не видят или не понимают характер цивилизации или психологию контекста, в котором живут.

Вернемся к вашему утопическому проекту в Москве. Что вы заметили, работая над ним?

В этом проекте идея заключалась в создании утопии, но в глазах моих заказчиков это понятие прежде всего ассоциировалось с традиционным университетским кампусом. Все они говорили – кампус, домик администрации, по четыре корпуса с каждой стороны, площадь, рощица, озеро и так далее. Потом они задумались – а что делать, когда столбик термометра опустится до 30 градусов ниже нуля,  как переходить из одного корпуса в другой? Посыпались самые изощренные предложения, например, а что если прорыть туннели? Все пытались решить проблему местного климата. Но зачем проецировать идею кампуса в месте, где она явно не работает? Тогда я сказал – нам нужна новая модель, новая утопия. Я никогда не смог бы придумать свой проект в одиночестве. Он возник из подобных обсуждений и дискуссий.

В России существует опасение, что иностранцы, мол, недостаточно знакомы с местной историей, контекстом или традициями ведения строительства. В чем именно, думаете вы, исходя из вашего опыта, может выиграть современный мегаполис, если в нем будут строить иностранные архитекторы?

Мне кажется, что мы живем в мире, в котором не замечать и не изучать то, что происходит в мегаполисах, чревато потенциальной катастрофой. Потому что понятие метрополии является не локальным явлением, а тесно связано с глобальными процессами. Мы должны научиться оценивать и понимать возможности, возникающие в Нью-Йорке или Шанхае, и уметь применять некоторые из этих явлений в других местах. Я не верю в то, что группа специалистов из одной страны может вылететь в другую страну, понаблюдать за какой-то проблемой, вернуться обратно и успешно применить похожие приемы у себя дома. В действительности это сложный процесс, в котором важную роль играют факторы взаимодействия и взаимообогащения различных культур. Это относится не только к ситуации сегодняшнего дня. Классическую архитектуру в России создавали итальянцы, которые прибыли в Санкт-Петербург. Они учили местных архитекторов классике и сами осваивали российский опыт. Образ города, якобы созданный одной локальной группой, на самом деле фикция. В этом смысле строительство городов всегда было результатом глобальных процессов. Идеи зарождаются, циркулируют, перемещаются в новые места, и часто становятся неотъемлемой частью определенной культуры. Главное же состоит в том, чтобы делиться и обмениваться идеями, и если лучшие идеи приходят из-за рубежа, так что с этим поделать? Нужно их принять.

Мы говорили о влиянии на ваше творчество конструктивистов. А что вы можете сказать о традиционной русской архитектуре?

Я посетил несколько русских монастырей и церквей, путешествуя по Золотому кольцу России. Мне очень интересна идея артикулированной крыши над сводом, что является своего рода микрокосмом. Это решение представляет собой мощный образ небес, утопии или волшебного идеального города с перспективой, всегда указывающей ввысь. Меня поразила трансформация этих идей в столь красивые формы башен и куполов русских православных церквей.

Перейдем к некоторым другим темам. Вы работали у португальского архитектора Эдуардо Соуто де Мора (Eduardo Souto de Moura). Вы так запросто приехали к нему, постучались в дверь и устроились на работу? Чем привлекла вас его архитектура?

Да, конечно. Он мой папа! Впервые я увидел его проекты в конце восьмидесятых, когда он только закончил потрясший меня киноклуб в Порто. Это была архитектура, что называется из ничего – гранитная стена с двумя зеркальными дверьми по краям и самый красивый сад из всех, которые я когда-либо видел. Для меня Эдуардо является мастером, практикующим метафизическую архитектуру – не только функциональную, а ту, которая богата идеями. Я нашел не рационалиста, производящего машины, а настоящего зодчего, создающего поэтическую архитектуру. Его пример убедил меня в том, что существуют другие пути создания архитектуры. Поэтому я отправился в Португалию, чтобы сказать ему о том, что я обожаю его архитектуру и хотел бы у него работать. Тогда у него работали восемь человек. Он пригласил меня в свое бюро, как мне кажется, лишь за то, что я специально прилетел, чтобы увидеть его архитектуру.

Соуто де Мора сказал как-то: "Строительный участок может быть всем, что угодно. Решение никогда не приходит из самого места, а всегда из головы творца". Вы согласны с его мнением и насколько вы сами пытаетесь найти связь с местным контекстом или культурой?

Я думаю, что для нас, архитекторов, важно предложить конкретное решение и выставить его на суд общественности. Если люди найдут в нем смысл и признают его частью своего контекста, тогда вам удалось найти связь с этим местом. Нужно нащупать феноменологию, физиологию и масштаб, которые бы отвечали одновременно на существующий контекст и на необходимость создания нового.

В одном из своих интервью вы заявили, что ищите новой подлинности в архитектуре и возврата к настоящей толщине материалов, а не просто стилизации. Поясните, пожалуйста.

Идея в том, что я не ищу ограничений нашего времени. Мне не интересно рассуждать – когда-то мы умели строить красивые толстые стены из кирпича, а теперь разучились. Мне все равно, потому что то была одна эпоха, а теперь я живу в другой эпохе. И если в эпоху, в которую я живу, строят тонкие стены, то я буду работать с этой тонкостенной архитектурой и приду к таким решениям, чтобы выразить эти стены наиболее точным и строгим образом.

Судя по тому о чем мы говорили, ваш подход в архитектуре вводит вас в конфликт с современной британской архитектурой, которую отличают системность, прозрачность, эфемерность, нематериальность и, конечно, тонкость. Так ли это?

Конечно. С одной стороны, я получил здесь образование. Питер Смитсон был одним из моих учителей. Мои первые проекты были построены в Лондоне. Я очень ценю все, чему научился у британской архитектуры. Но вдохновение я черпаю в самых разных местах. Способность что-то построить очень качественно и безупречно характеризует британские традиции. Мне это очень дорого. Но что я отвергаю, так это манифестацию здания как холодной идеальной машины. Для меня архитектура связана с эмоциональностью. Мои проекты всегда разные, даже если они находятся в одном квартале. Мне кажется, так получается богаче, и это моя позиция.

zooming
Библиотека «Магазин идей» на Уайтчэпл-Роуд, Лондон

Бродя по Лондону, непрерывно наталкиваешься на какой-то почти религиозный пыл в подчеркивании механики и соединений в архитектурных деталях. Эта традиция уходит глубоко в историю, а современная архитектура порой трансформируется буквально в какие-то машины-роботы. Я даже стал свидетелем забавной сцены, когда женщина, указывая на новое здание Ричарда Роджерса, говорила, что опасно бродить людям по зданию, которое все еще строится. Но это здание вовсе не строится, а давно функционирует и лишь выглядит столь конструктивно, что не ассоциируется со зданием вовсе.

Да, это Британия, но для меня архитектура не является идеальной машиной, которую включают в работу, как робота. Архитектура должна развиваться, меняться и видоизменяться. Я пытаюсь настраивать свою архитектуру к разным условиям жизни, которая меняется вокруг.

Когда вы смотрите архитектуру других мастеров, какие качества у вас вызывают наибольшее удовлетворение?

Посещая архитектурные произведения, я всегда ищу в них феноменологические качества и пытаюсь прочесть в них видение автора и то, насколько удачно это видение вписывается в место или в представления местных людей. Если я нахожу такие качества, то не важно, что это за архитектура – она меня задевает эмоционально. Хорошая архитектура не должна определять и доминировать. Она может иметь много значений.

Вы посетили множество шедевров мировой архитектуры.

Возможно, не осталось такого места, где я бы не был. Это большая привилегия, которой я очень дорожу. Я много путешествую и пересек весь мир вдоль и поперек, включая северный полюс.

Назовите архитекторов, практикующих сегодня, проекты которых доставляют вам наибольшее удовольствие?

– В Токио – это Таира Нишизава (Taira Nishizawa), в аризонской пустыне в Америке – это молодой архитектор Рик Джой (Rick Joy), в Мельбурне – молодой замечательный архитектор Шон Годселл (Sean Godsell), во Франкфурте – потрясающий молодой архитектор Николаус Хирш (Nikolaus Hirsch), В Южной Африке – молодой архитектор Мфети Мороджеле (Mphethi Morojele), у которого офисы в Йоханнесбурге, Кейптауне и Берлине. Конечно, немало хороших архитекторов и в Лондоне – молодой архитектор Джонатан Вольфф (Jonathan Wolff) и «Форейн офис» (Foreign Office). Сейчас в мире практикует множество прекрасных современных архитекторов моего поколения. Мы все знаем друг друга и являемся крепкими звеньями глобальной цепи. Я лично видел их проекты и сказал – «Wow!», это то, что олицетворяет эпоху, в которую мы живем!

Офис Adjaye Associates в Лондоне
23-28 Penn Street, Хокстон
23 апреля 2008 года

zooming
Библиотека «Магазин идей» на Крисп-Стрит, Лондон
zooming
Галерея Ривингтон Плейс. Лондон
zooming
Sunken House в Лондоне
Архитектор:
Дэвид Аджайе

09 Сентября 2008

Владимир Белоголовский

Автор текста:

Владимир Белоголовский
Пресса: Архитектура – не там
ARCHITECTURE OUT THERE – была переведена на русский язык более чем странно: «АРХИТЕКТУРА – НЕ ТАМ». Поскольку я обсуждала с Аароном концепцию не один раз, могу утверждать: его такая трактовка несколько изумила. Тем не менее она оказалась пророческой.
Пресса: (По)мимо зданий: синдром или случайность? С XI Венецианской...
В Венеции прошла XI Архитектурная Биеннале. Ее тема – «Не там. Архитектура помимо зданий» - сформулирована куратором, известным архитектурным критиком, бывшим директором Архитектурного института Нидерландов Аароном Бетски. Принципиальная открытость темы вовне породила множественность ответов – остроумных и надуманных, приоткрывающих будущее и приземленных, развернутых и невнятных.
Пресса: 7 вопросов Эрику Ван Эгераату, архитектору
Голландец Эрик Ван Эгераат — архитектурная звезда с мировым именем и большим опытом работы в России. Он участвовал в русской экспозиции на XI Венецианской биеннале, придумал проекты насыпного острова «Федерация» возле Сочи и комплекс зданий Национальной библиотеки в Казани. Для Сургута он разработал торгово-развлекательный центр «Вершина», для Ханты-Мансийска сделал генплан.
Пресса: Дом-яйцо и вертикальное кладбище
23 ноября в Венеции завершается XI Архитектурная биеннале. Множество площадок, 56 стран-участниц, звезды мировой архитектуры, девелоперы — и тема: «Снаружи. Архитектура вне зданий». Финансовый кризис добавил этой теме иронии: многие проекты зданий, представленных в Венеции как вполне реальные, в ближайшее время воплощены явно не будут.
Пресса: Поворот к человеку
Интервью с Григорием Ревзиным, одним из кураторов российского павильона на XI Архитектурной биеннале
Пресса: Москва, которая есть и будет
Царицыно, "Военторг", гостиница "Москва", "Детский мир". Эти, говоря казенным языком, объекты вызывают яростные споры у жителей столицы, обеспокоенных архитектурным обликом города. Где проходит грань между реконструкцией и реставрацией? Что отличает реконструкцию от новодела? Что стоит сохранять и оберегать, а что, несмотря на возраст, так и не стало памятником зодчества и подлежит сносу? Какие по-настоящему хорошие и интересные проекты будут реализованы в Москве? Что вообще ждет столицу в ближайшие годы с точки зрения архитектуры? На эти и другие вопросы читателей "Ленты.ру" ответил сокуратор российского павилиона на XI Венецианской архитектурной биеннале, специальный корреспондент ИД "Коммерсант", историк архитектуры Григорий Ревзин.
Пресса: Хотели как лучше
В русском павильоне на Венецианской архитектурной биеннале стало как никогда очевидно: за десять лет строительного бума российская архитектура так и не нашла своего "я".
Пресса: Лопахин против Раневской. XI Международная биеннале...
Когда вы будете читать эти строки, Биеннале, работавшая с 13 сентября, завершится и павильоны разберут. Подметут разноцветные конфетти, рассыпанные у бельгийского павильона, Венеция растворится в туманах декабря.
Пресса: Сады Джардини
Русские выставки стали "обживать" Венецию еще до открытия знаменитого щусевского павильона в Giardino Publico. Первой отечественной экспозицией, приглашенной в этот итальянский город, стала выставка, устроенная Сергеем Дягилевым в 1907 году. Затем в 1909 году венецианцы пригласили русский раздел международной выставки в Мюнхене. В целом же до открытия павильона в 1914 году в Венеции "побывало" еще пять различных выставок Российской империи. С 1895 года там устраиваются экспозиции Биеннале современного искусства, а с 1975 года — Биеннале современной архитектуры.
Пресса: "Решительно не понравилась". Интервью с Евгением Ассом
Архитектор ЕВГЕНИЙ АСС дважды — в 2004 и 2006 годах — был художественным руководителем российского павильона на Биеннале архитектуры в Венеции. Российская экспозиция, представленная в этом году, ему решительно не понравилась. О том, почему так случилось, он рассказал в интервью корреспонденту BG ОЛЬГЕ СОЛОМАТИНОЙ.
Пресса: "Биеннале -- это звезды. Мы приведем биеннале в русский...
Сокуратором российского павильона в этом году был специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Он рассказал, почему экспозиция называется "Партия в шахматы. Матч за Россию". А также поведал о том, откуда на главный архитектурный смотр мира набирались в 2008 году российские участники.
Пресса: Картинка с выставки
В этом году открытие российской экспозиции на архитектурной выставке в Венеции La Biennale di Venezia сопровождалось проливным дождем, который буквально залил павильон. Выставочное здание, в котором выставляются национальные экспозиции во время биеннале, сегодня находится в удручающем состоянии.
Пресса: Архитектурная биеннале в Венеции не увидит "Апельсин"...
Григорий Ревзин, сокуратор Русского павильона 11-ой венецианской архитектурной биеннале сообщил на днях, что концепт-проект "Апельсин", разработанный совместными усилиями российской компании "Интеко" и известного британского архитектора Нормана Фостера, как и проект комплексного освоения территории в районе Крымского Вала в Москве на 11-ой венецианской биеннале архитектуры представлены не будут.
Пресса: Лесник
Полисский не дизайнер. Но его пригласили в Дизайн – шоу, устроенное в экоэстейте «Павловская слобода» компанией Rigroup этим летом. Полисский не архитектор. Но осенью именно он будет представлять Россию на Венецианской архитектурной биеннале в компании известных зодчих. Сегодня он нужен всем как носитель национальной идеи.
Пресса: Двадцать лет — домов нет
Венецианская архитектурная биеннале показала, что в России стараются не замечать современных вызовов в градостроительстве, а просто занимаются строительством коммерческих объектов.
Пресса: "Хотя если бы дали "Золотого льва" французам, я бы понял,...
В скором времени в Венеции закончит свою работу XI архитектурная биеннале. Об итогах показа российских проектов, о проблемах в отечественном строительстве и общих впечатлениях от биеннале рассказал в интервью «Интерфаксу» комиссар российского павильона на ХI архитектурной биеннале Григорий Ревзин.
Пресса: Слепок музея и материализовавшийся архитектон. В...
В Русском павильоне на архитектурной биеннале в Венеции прошла презентация двух масштабных московских проектов — музейного городка на Волхонке, разработанного бюро Нормана Фостера, и бизнес-школы "Сколково", придуманной менее именитым и более молодым британским архитектором — Дэвидом Аджайе. С подробностями из Венеции — МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Технологии и материалы
МАФы «Хоббики»: от чугунных до умных
«Хоббика» производит малые архитектурные формы с 2008 года. Директор компании Максим Артеменко рассказал Архи.ру о пути от гаража до металло- и деревообрабатывающего цехов, сотрудничестве с архитекторами, а также о последних трендах. Все популярнее становятся авторские и крупные формы – беседки и навесы, а на подходе скамейки и урны, собирающие статистику.
Кирпичная перспектива
Компания «КИРИЛЛ» представит на «АРХ Москве» стенд с инсталляциями из ригельных кирпичей Кирово-Чепецкого завода, как размышление на главную тему фестиваля
Временно постоянное
Американское бюро Ennead Architects завершило реставрацию купола собора Иоанна Богослова в Нью-Йорке. Уникальная конструкция получила защитную оболочку из меди.
Проект Knauf Ceiling Solutions – знаменитая израильская клиника...
Команда Knauf Ceiling Solutions предложила для филиала клиники «Хадасса» в Москве неизменно функциональные и одновременно с тем разнообразные потолочные системы. Каждая из них даёт исчерпывающий ответ на конкретный запрос прогрессивного медицинского учреждения, а в комплексе они помогают сформировать оптимальные интерьеры, в которых комфортно всем: и персоналу, и пациентам.
От радиоприемников до фасадов музея: изобретателю...
В XX веке HPL-пластик совершил революцию в дизайне! С Formica работают звездные архитектурные бюро Фрэнка Гери, Бернара Чуми, Рафаэля Виньоли, Захи Хадид, Нормана Фостера, а каждый сезон появляются новые поверхности, декоры, задающие тренды в оформлении частных и общественных интерьеров.
Изящная и легкая
Технология 3D-печати, разработанная в Мичиганском университете, позволила уменьшить вес бетонной конструкции на 72%, сохранив ее прочность.
7 правил уличной мебели
В чем польза и важность уличной мебели? Достаточно ли сделать ее красивой, чтобы люди чувствовали себя комфортно? Разбираемся в теме вместе с компанией «Хоббика» – ведущим производителем мафов для городского благоустройства
Свет для будущих поколений
Компания SWG | Светодиодное освещение оборудовала специализированную учебную лабораторию при Московском государственном строительном университете и запустила совместную с вузом программу обучения профессионалов интерьерного освещения.
Благородный металл
Сегодня парадные лобби жилых комплексов – это отдельное произведение дизайнерского искусства. Рассказываем, как в их оформлении используется продукция компании HÖGER – производителя уникальных интерьерных деталей из металла
Компания Hilti усиливает локальное производство
Øglaend System, подразделение группы компаний Hilti, производит кабеленесущие системы, которые можно использовать на объектах любой сложности: от нефтяных платформ до торговых центров. Генеральный директор Дмитрий Клименко рассказал Архи.ру о расширении производства в Санкт-Петербурге и запуске новых линеек для фасадных систем Hilti.
Скрафтить площадку
На примере игровых комплексов «Хоббики» – лидера в производстве уличной мебели – рассказываем, в чем преимущества крафтового подхода к оборудованию детских площадок
Приглашение на танец
Компания «Новые Горизонты» разработала несколько серий игровых комплексов, которые можно адаптировать под особенности той или иной площадки. Рассказываем о гибкости решений на примере комплекса «Танцующие домики».
Формула надежности. Инновационная фасадная система...
В компании HILTI нашли оригинальное решение для повышения надежности фасадов, в особенности с большими относами облицовки от несущего основания. Пилоны, пилястры и каннелюры теперь можно выполнять без существенного увеличения бюджета, но не в ущерб прочности и надежности
МасТТех: успехи 2022 года
Кроме каталога готовой продукции, холдинг МасТТех и конструкторское бюро предприятия предлагают разработку уникальных решений. Срок создания и внедрения составляет 4-5 недель – самый короткий на рынке светопрозрачных конструкций!
ROCKWOOL: высокий стандарт на всех континентах
Использование изоляционных материалов компании ROCKWOOL при строительстве зданий и сооружений по всему миру является показателем их качества и надежности.
Как применяется каменная вата в знаковых объектах для решения нетривиальных задач – читайте в нашем обзоре.
Сейчас на главной
Александру Скокану 80 лет
Сегодня, 4 июня, исполняется 80 лет Александру Скокану, партнеру-основателю бюро «Остоженка», автору, который участвовал и в поисках НЭРа, и в становлении постсоветской архитектуры. Публикуем поздравление от Карена Бальяна – и присоединяемся к нему.
Арх Москва: награды 2023
Вспоминаем Арх Москву, публикуем список награжденных, кое-что комментируем, кое о чем рассуждаем. Обсуждаем, в том числе со специалистом по мусульманской архитектуре, разрыв шаблона, организованный на выставке АБ «Цимайло, Ляшенко и Партнеры». Ну, и заодно предлагаем небольшой фоторепортаж.
Полземли
В центре Милана в галерее Antonia Jannone Disegni di Architettura открылась выставка акварелей и макетов Стивена Холла. Экспозиция визуализирует размышления мастера об ответственности архитектурного процесса перед природой.
Дом на вырост
Дом для старта самостоятельной жизни подростка построили в Ленинградской области рядом со «взрослым» коттеджем. Команда проекта постаралась сделать его вневременным и органичным окружению – кусочку леса с высокими соснами и черничниками.
Образцовая адаптация
В Новосибирске завершилось строительство школы, проект которой имеет шансы стать новым стандартом для образовательных учреждений. Бюро SVESMI и компания Брусника начали с проработки технического задания, отвечающего современным педагогическим практикам, а затем предложили оптимальную планировку, универсальные помещения и сдержанный, но выразительный облик в духе амстердамского объединения.
Пресса: Архитектура под санкциями: что стало с проектами ушедших...
За последний год многие именитые архитектурные бюро заявили о приостановке деятельности в России. По большинству из проектов иностранные архитекторы выполнили основную часть работы, но некоторым пришлось искать замену.
Микроблагоустройство
Пять проектов, которые меняют городские пространства малыми средствами: студенческий дворик, пандус для любителей шведской ходьбы, площадь рек, дворик с птицами и асфальтовый памп.
Нейрокапром или как сделать плохо специально
Преподаватели и студенты кафедры средового дизайна РАНХиГС провели эксперимент с нейросетью Stable Diffusion, пытаясь воспроизвести вернакулярную архитектуру, советский модернизм и капром. Результаты интересные: чем более обыденна архитектура, тем реальнее ее «слепки», а вот капром искусственному интеллекту пока что не по зубам. Предлагаем убедиться.
Здание на все случаи жизни
В Амстердамском научном парке открылся корпус офисов и лабораторий Matrix ONE по проекту MVRDV. Он рассчитан на будущие изменения функции, минимальное потребление ресурсов, а в конце срока службы – на вторичное использование его компонентов.
Пресса: Черная, кубическая, на воде: в Казани обсуждают новый...
Страсти вокруг Соборной мечети продолжают кипеть в Казани. После того, как недавно стало известно о перемене места для строительства грандиозного сооружения, внезапно возник и новый проект мечети, представленный на выставке в Москве. Как заявили столичные архитекторы - авторы проекта, на котором мечеть представлена в виде стоящего на воде черного параллелепипеда, их творение уже одобрил глава Татарстана Рустам Минниханов.
Прямая кривая
В последний день мая в Москве откроется биеннале уличного искусства Артмоссфера. Один из участников Филипп Киценко рассказывает, почему архитектору интересно участвовать в городских фестивалях, а также показывает свой арт-объект на Таможенном мосту.
Арх Москва 2023: впечатления
Арх Москва, как никогда большая, завершила свою работу. Темой этого года стали «Перспективы», которые многие участники связали с цифровым ренессансом. Во время работы выставки мы активно освещали ее в социальных сетях, а теперь собрали все наблюдения в одном материале.
Белый верх, черный низ
Тотан Кузембаев показывает на Арх Москве юбилейную выставку в честь своего 70-летия. Она состоит из графических работ на стендах форме латинской цифры X и, как солнечные часы, отсчитывает время. Публикуем текст Андрея Иванова – давнего исследователя творчества Тотана, – с авторским взглядом на выставку.
Рельеф как логотип
В основе проекта выставочного павильона для Чунцина – абрис стрелки Янцзы и Цзялинцзян – рек, на которых стоит город.
Пресса: Синхронизация таланта и реальности: топ-30 самых успешных...
Оценивать и описывать архитектурные бюро с точки зрения бизнеса оказалось непросто, но увлекательно. Исследовательская команда F Research погрузилась в изучение критериев успеха в индустрии и сбор данных. Результатом стал ренкинг — топ-30 самых успешных архитектурных бюро столицы.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Школы замкнутого цикла
Архитекторы OMA разработали деревянную модульную систему для сборных школьных зданий в Амстердаме: это позволит оперативно ликвидировать недостачу образовательных учреждений, оставшись при этом в рамках экономики замкнутого цикла.
Тезисы Арх Москвы
За спецпроект Арх Москвы «Тезисы» в этом году отвечает бюро GAFA. Посетителей ждут восемь архитектурных инсталляций, которые раскроют основную тему выставки «Перспективы» под новым углом. Кураторы срежиссировали интересные коллаборации и обещают «огненный идеологический коктейль».
Terra incognita
Гостиничный комплекс на 800 номеров, спроектированный Гинзбург Архитектс, предлагает Анапе фрагмент упорядоченной городской среды, сохраняющей курортный дух. Авторы уходят от традиционных белых фасадов, обращаясь к античному периоду истории места и даже архаике, находя вдохновение в цвете красной глины и простых, но легких формах.
Ковчег культуры
В качестве источников вдохновения для проекта культурного центра L’Arche в городке Вильрю парижское бюро K architectures выбрало Колизей и легендарную виллу Малапарте на острове Капри.
На работе как дома
Бывший магазин строительных товаров в Барселоне превратился в коворкинг «домашнего» формата по проекту Daniel Modòl urbanism+architecture.
Бетонные опоры
Архитектурный фотограф Ольга Алексеенко рассказывает о спецпроекте «Москва на стройке», запланированном в рамках Арх Москвы.
Что приготовила Арх Москва
Главная архитектурная выставка столицы в этом году пройдет в Гостином дворе с 24 по 27 мая. Рассказываем о том, что нового ждет посетителей и чем можно будет заняться. Онлайн-трансляции в этот раз не планируется, поэтому всем рекомендуем поприсутствовать лично.
У подножия гор
Для высотного комплекса Upside Towers бюро GAFA подготовило проект благоустройства, который преследует три основные цели: подарить жителям небоскребов ощущение природного изобилия, соответствовать амбициям будущего «дублера Сити», а также скрыть вид на утилитарную площадку подстанции.
Сложные условия
Архитекторы KCAP выиграли конкурс на проект жилого комплекса под Цюрихом. Речь шла о непростом окружении: промзонах и шоссе, а также заходящих на посадку самолетах.
ЛДМ: быть или не быть?
В преддверии петербургского Совета по сохранению наследия в редакцию Архи.ру пришла статья-апология, написанная в защиту Ленинградского дворца молодежи, которому вместо включения в Перечень выявленных памятников грозит снос. Благодарим автора Алину Заляеву и публикуем материал полностью.