English version

Александр Скокан. Интервью Григория Ревзина

Александр Скокан – один из участников экспозиции российского павильона XI биеннале архитектуры в Венеции

mainImg

В Венеции первый раз представляется московская архитектурная школа, в которой ваше место исключительно…

Вы знаете, я хотел отказаться от участия. Меня уговорил Алексей Добашин, заказчик бюро «Остоженка».

Почему отказаться?

Я не люблю коллективных действий. И потом – вот вы выставляете русскую архитектуру и противопоставляете ее иностранным архитекторам, которые работают в России. Скажите, ну вот бывает, скажем, французская архитектура? По-моему, нет. Бывает просто Жан Нувель, Кристиан Портзампарк, еще кто-то. Мне кажется, национальных архитектур больше не существует, они распались на индивидуальности. Такое деление – на наших и не наших – оно только в России может возникнуть. Оно может быть и есть, это противопоставление актуально и злободневно. Это мой рынок, на который они вторгаются. Но я думаю, что сама оппозиция «мы – не мы» – в этом есть какой-то провинциализм, слабость. Мы должны быть выше этого и не замечать, а вовсе не пытаться себя противопоставить им как национальную школу.

Те двадцать архитекторов, которые составляют сегодня элиту Москвы, объединены явными общими принципами. Скорее проблематично определение индивидуального почерка каждого из них, а черты одной школы бросаются в глаза. И от вас особенно интересно слышать, что школы нет. Ведь вы, по сути, ее глава. И как бы вы определили эту школу?

Средовой модернизм. И у школы есть ряд особенностей. Именно российских. Уважение к историческому контексту, не к памятникам, а к рядовой застройке, соединенное с уважением к современной западной архитектуре. Склонность искать некие правила, которым надо подчиняться. Архитекторы московской средовой школы не любят творческий жест сам по себе, он обязательно должен быть чем-то мотивирован – не только функцией, но духом места, какими-то несуществующими воспоминаниями. Архитектор говорит «я должен так сделать», а не «я хочу так сделать». При этом сравнительно слабая детерминированность прагматическими соображениями. То есть «я должен следовать местному морфотипу» всегда сильнее, чем «я должен получить столько-то квадратных метров». Высокая оценка сдержанности, воспитанности, умения быть незаметным. Вообще, это до определенной степени выражение программы позднесоветской интеллигенции в архитектуре.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка

Вероятно, что-то из этого действительно есть. Мы действительно пытаемся работать не потому, что так в голову пришло и я так сделал, а потому, что есть некая детерминация. Но вы знаете, что до меня, то это общая черта поколения. Потому что я вырос в такой среде, где ты был в общем-то детерминирован, так ли, иначе. Ну, были какие-то аномалии, какие-то чудаки, визионеры, но если ты принимал эту позицию, ты сразу становился маргиналом. Как я ни вырывался из этого, все равно, вероятно, осталась какая-то тяга к детерминизму. Но это не архитектурная школа. Школа жизни, я бы сказал. Но это же воплотилось в архитектуре.

Да, может быть как-то воплотилось. Насколько это интересно с точки зрения противопоставления западной архитектуре?

Ну, у московской архитектурной школы есть какие-то симпатичные черты. Они могут быть привлекательными. Да, есть даже любители, русофилы на Западе. Они любят развивающиеся народы, Зимбабве, скажем. И вот нас.

Мне кажется, средовой подход – это все же не Зимбабве. Давайте вернемся к нему. Вы признаете себя автором этого подхода?

Нет. Ну конечно, не автором. Я могу свою личную биографию рассказать. Когда мне было лет четырнадцать, мой брат, а он собирался во ВГИК на операторский, познакомился с одним фотографом. Конец 50-х, звали его Юрик, фамилию не помню. Был конец зимы, февраль, время такое замечательное, снег, солнце, и он нас с братом повел по каким-то фантастическим местам. Как бы показывать моему брату натуру. Крутицкое подворье, Симонов монастырь, Новоспасский, там Москва к концу 50-х кончалась, уже набережной не было, совсем не городское место. Потом еще Донской монастырь, там были рельефы от храма Христа Спасителя. В Москве никто такими вещами не занимался, за исключением редких чудаков, как вот этот фотограф. И меня это и поразило, и увлекло. Потом у меня в институте было несколько таких экзотических друзей. У нас считалось хорошим тоном любить проходные дворы – кто больше знает, кто может более странными путями провести. Ну такая особая городская субкультура. А потом я подружился с Алексеем Гутновым, которого принято считать автором средового подхода. В 60-е он занимался городами будущего, тогда был проект НЭР, а потом вдруг «машина времени» сломалась. Произошло это где-то в начале 70-х. До того все интересовались будущим, а тут вдруг пошло прошлое. Мы вроде продолжали про будущее, но как-то решили, что нам надо отойти в прошлое, поглубже изучить его, и вот тогда мы… И через два года вдруг оказалось, что мы уже все рисуем не города будущего, а какие-то странные вещи в исторической Москве. Интересно это было чисто художественно. На контрасте – какая-то старая ткань и на ней новые формы. К середине 80-х, когда уже Арбат сделали, это стало общим местом. Потом и общество «Память» подтянулось. Это поразительно даже, как все в эту сторону стали поворачиваться, хотя в конце 60-х это казалось ересью. Те, кто кричал: «Сейчас мы эту рухлядь разрушим», стали главными ревнителями старины. В России, впрочем, принято искренне, с душой следовать главной линии, как бы она ни петляла – не только в архитектуре. Вот и сейчас то же самое.

То есть несколько человек вокруг Гутнова взяли и придумали этот поворот.

Несколько человек. Для меня, кроме Гутнова, такими людьми были Сергей Телятников, Андрей Боков, Андрей Бабуров. Если говорить о Гутнове, он был интеллектуальный лидер. Он первый произносил главные слова.

Вы сказали, что вас интересовал контраст старой ткани и новых включений. То есть в основе был вполне художественный, пластический образ – столкновение двух временных фактур. Это ведь чисто пластический образ.

Я, разумеется, понимаю, насколько величественна фигура Гутнова, он гений урбанистики. Но когда его читаешь, невольно возникает ощущение, что ему не очень важно, как что выглядит.

Структуры, потоки, узлы, каркас, ткань, плазма – все это метафоры каких-то внутренних процессов, которые могут принимать разные внешние формы. А вы говорите именно о пластике.

Да. Я даже больше скажу, Гутнов не был художественно одарен. Он был лидером, у него было чутье, и он объявил это направление поисков главным. Он мог быть лидером где угодно. В политике, в науке. Нам повезло, что это оказалась именно архитектура.

Но в том, что возникло в 90-е годы, на Остоженке, был важен именно этот пластический аспект.

Вероятно. Всегда сначала высказывается суть идеи, потом она становится понятной, потом общим местом, потом опошляется и становится чем-то довольно отталкивающим.

Подождите, подождите. Это как-то слишком быстро. Давайте еще поговорим о сути подхода, еще рано об опошлении. Ведь от декларации до опошления по дороге была сделанная вами Остоженка.

Нет, так нельзя сказать, это глупость полная. Я категорически против, я никогда не делал Остоженку. Ну что мы сделали? Мы в конце 80-х написали некие правила того, как следует вести себя в этом районе. Ну, простые правила, типа при входе вытирайте ноги, мойте руки перед едой. И этих правил хватило, чтобы внести в застройку какое-то разумное начало, хотя они соблюдались в лучшем случае на треть. И это место стало «выставкой достижения русского капитализма». Но никак не больше того. Но то, что это Скокан придумал, бюро «Остоженка» – это даже не миф. Просто фигня.

Жилой дом в Пожарском переулке
© АБ Остоженка

Я все время пытаюсь сказать, что перевод идеи в реальные архитектурные формы – это достаточно сложно. Ведь старая ткань и новая архитектура – в них есть некая несоизмеримость. А вы нашли меру.

Искали. Мы исходили из того, что историческая среда ценна тем, что состоит из напластований. Это данность. Тот план развития территории, который мы сделали в конце 80-х, основывался на том, что мы восстановили все исторические границы владений. Нас тогда все поднимали на смех: «Вы что же, собираетесь восстанавливать владения?» Не собирались, но для нас эта парцелляция – своеобразная мерность пространства, местная сетка. Это главное, что мы тогда сделали. Потом оказалось, что если рисуется план, подхватывающий случайный, но уже существовавший абрис, линию – то все вписывается. Возникла сетка, нечто вроде миллиметровки – но только для данного участка. На этой сетке можно было рисовать что угодно. Заказали жилье – идем по одним линиям, заказали пешеходную зону – по другим. Но как бы вы ни шли, вы всегда подхватываете то, что уже существовало. И это был метод. Который можно усваивать, повторять, который собственно и составляет специфику средового модернизма. Ничего случайного, каждая линия следует какому-то историческому следу.

Тут есть другой аспект. Это прекрасная иллюстрация тезиса о переходе количества в качество. Когда в 20-е годы в этой архаической Москве появлялись какие-то конструктивистские сооружения, как Госторг Великовского на Мясницкой и Центросоюз Корбюзье, это было шикарно. Потому что было очень много старой массы застройки, и контраст работал сильно. А постепенно та самая ткань, в которую это все вставлялось, стала совсем редкой. И в какой-то момент вдруг оказалось, что все, хватит, стоп. Однажды, уже сравнительно недавно, ко мне обратились с просьбой спроектировать в начале Остоженки какой-то объект на месте сгоревшего диспансера. Я отказался, потому что я понял, что я не хочу там видеть никакую современную архитектуру. Ни свою, ни Скуратова, ничью, а делать старую я не умею. На наших глазах произошло истощение ткани, ничего не осталось. Даже странно. Я вот думаю – с точки зрения хорошей архитектуры есть неприличные вещи, которые нельзя делать: стилизация или классицизм.

Но, с другой стороны, ткань уже настолько ветхая, что никакие современные формы видеть не хочется. Среда уже не выдержит. Или уже не выдержала. В Москве столько всего произошло, что разговор о среде кажется каким-то запоздалым, уже не о чем говорить. Какая там среда!

Это звучит очень разочарованно. Создана школа, и вы ее зачеркиваете.

Я честно говорю. Сказать, что мне что-то на этой Остоженке нравится, наше, не наше – нет. Мы недавно сделали фильм. Пошли с Андреем Гозаком, привесили себе на головы камеры и прошлись по всей Остоженке. Гетто. Людей нет. Одни охранники в черных костюмах с проводами в ушах – только их и можно увидеть. Богатые люди покупают недвижимость просто для того, чтобы сделать выгодное вложение, и ставят охрану, но они не живут. Это не город, это вариант банковских ячеек, где деньги защищены от инфляции. Зачем тогда вся эта архитектура? Вместо района, имевшего свое лицо, свои характеристики, свою жизнь – ничего. Пустое место, которое дорого стоит. Знаете, во мне два человека. Один – который родился 60 с лишним лет назад в Москве, на Тверском бульваре, а второй – архитектор, который работает в этой Москве. И я часто бываю сам с собой не согласен. Как обыватель, как житель – мне не нравится. Мне вообще все не нравится, вот! Это почти опасное состояние. Как архитектор – я могу чему-то радоваться, но с точки зрения городской жизни, то что происходит – это катастрофа. Город исчезает. И мне не хочется говорить об архитектурных проблемах на фоне такой городской жизни. Получается, что мы уничтожили жизнь, а на фоне этого зато научились опалубку более-менее ровно делать, камушки, там, класть. Это несоизмеримо. Но одно с другим не связано так непосредственно.
Не знаю. Сама суть средового подхода заключалась когда-то в том, что среда – это больше, чем архитектура. Среда – это жизнь, социальная жизнь в городе. Без нее средовая архитектура неполноценна по определению. Мы же не памятники архитектуры создавали, которые должны потом стоять пустыми и вдохновлять архитектуроведов. Мы пытались создать пространство для жизни, а в результате все умерло. Но тогда о чем я толкую?
Зачем я работаю?

Хорошо. Будем считать, что средовой подход закончился.

Он не закончился. Он переродился в идеологию архитектурной бюрократии, в систему согласований и используется сегодня как основание для коррупционных схем. Когда мы все это придумывали, трудно было предположить такой поворот.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка

Но так или иначе, средовой подход был последней большой идеей в нашей архитектуре. Что теперь?

Вместо средового подхода? Вероятно, можно сказать, что происходит какая-то индивидуализация. Общей темы нет. Что до меня, я буду продолжать делать что делал. Ну, назову это не средовым, а контекстуальным подходом. Мне лично в любой ситуации все равно нужны точки опоры. Я должен за что-то зацепиться, для себя установить какие-то реперы, мерность пространства, конфигурацию того, в чем творить. Но другому человеку, возможно, это и не нужно. У некоторых система мира всегда с собой, они ее достают из головы и делают. Есть такие счастливые люди, я не из их числа. Но раньше это был общий подход, методика, от которой так или иначе отталкивались, а теперь это оказывается, ну, скажем, следствием моей психофизики. Это индивидуализация.

Но это же приводит к одиночеству. И кстати – время формирования средового подхода, группа Гутнова – это довольно острый интеллектуальный контекст. Вы сейчас некоторой разреженности интеллектуальной атмосферы не ощущаете?

О да, конечно. Та атмосфера начала 70-х, когда мы были аспирантами ЦНИТИА – я, Андрей Боков, Владимир Юдинцев – это был такой клубок! Там были Вячеслав Глазычев, Андрей Бабуров, Гутнов заходил, там были славянофилы, Михаил Кудрявцев и Геннадий Мокеев, все это варилось в одном котле, и это, конечно, было очень сильно. Я не знаю, может быть, мой пессимизм связан с возрастом. Но, с другой стороны, ведь действительно, у нас больше нет интеллектуальных центров. Ни Академия архитектуры, ни Союз – они же не выполняют этой роли. Тогда было общепринято, что человек работает еще зачем-то. Кроме повседневной работы, есть еще какая-то. Это, кстати, на Западе еще сохранилось. Скажем, я недавно был с лекцией в Больцано. Крошечный город, 100 тысяч жителей, но там есть своя архитектура фашистского времени. Очень интересная. И вот я там познакомился с местным архитектором, Освальдом Цогелером (Oswald Zoeggeler), он примерно моего возраста, может быть, чуть старше. Он издал огромную монографию про эту архитектуру. Или, скажем, Поль Шеметов, я с ним когда-то общался. У него монография о парижской производственной архитектуре – это помимо его основной, градостроительной тематики. Зачем они это делали? Зачем мы это делали тогда? Я не знаю. Потому что было ощущение, что ты еще что-то должен. И оно ушло. Ну что сказать? Интеллектуально я ни с кем сегодня не взаимодействую. Нет никого в цеху. Это яма.

Скажите, а что бы вы хотели еще построить?

Мне бы хотелось что-то построить в каких-то других ситуациях. Не в городе, тут все очень субъективно, а в природе. Например, в горах. Я люблю горы, у меня там эйфория. Я знаю, как мне кажется, как нужно строить в горах. Там нужны горизонтали. Вообще хочется достичь, ну, гармонии, если угодно. Если строить в горах, я хочу так делать, чтобы это не оскорбило ничьего взгляда. Для меня очень важно слово «уместность», и мне бы хотелось стать там уместным.

А в Сочи вы проектируете? К Олимпиаде?

Нет, там я решил не участвовать. Там неправильно все, ничем хорошим это не кончится. Я человек немолодой. Мне не хочется участвовать в этом.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой дом в Пожарском переулке
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка © АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка © АБ Остоженка

03 Сентября 2008

Технологии и материалы
Локализация против санкций: решения для остекления
Новый пакет ограничений Евросоюза создал серьезные вызовы для российской строительной отрасли в сфере остекления, непосредственно затронув профильные системы, фурнитуру и алюминиевые конструкции. Для проектировщиков это означает необходимость пересмотра привычных спецификаций и поиска новых технических решений.
LVL брус в большепролетных сооружениях: свобода пространства
Высокая несущая способность LVL бруса позволяет проектировщикам реализовывать смелые пространственные решения – от безопорных перекрытий до комбинированных систем со стальными элементами. Технология упрощает создание сложных архитектурных форм благодаря высокой заводской готовности конструкций, что критично для работы в стесненных условиях существующей застройки.
Безопасность в движении: инновационные спортивные...
Безопасность спортсменов, исключительная долговечность и универсальность применения – ключевые критерии выбора покрытий для современных спортивных объектов. Компания Tarkett, признанный лидер в области напольных решений, предлагает два технологичных продукта, отвечающих этим вызовам: спортивный ПВХ-линолеум Omnisports Action на базе запатентованной 3-слойной технологии и многослойный спортивный паркет Multiflex MR. Рассмотрим их инженерные особенности и преимущества.
​Teplowin: 20 лет эволюции фасадных технологий – от...
В 2025 году компания Teplowin отмечает 20-летие своей деятельности в сфере фасадного строительства. За эти годы предприятие прошло путь от производителя ПВХ-конструкций до комплексного строительного подрядчика, способного решать самые сложные архитектурные задачи.
«АЛЮТЕХ»: как технологии остекления решают проблемы...
Основной художественный прием в проекте ЖК «Level Причальный» – смелый контраст между монументальным основанием и парящим стеклянным верхом, реализованный при помощи светопрозрачных решений «АЛЮТЕХ». Разбираемся, как это устроено с точки зрения технологий.
Искусство прикосновения: инновационные текстуры...
Современный интерьерный дизайн давно вышел за пределы визуального восприятия. Сегодня материалы должны быть не только красивыми, но и тактильными, глубокими, «живыми» – теми, что создают ощущение подлинности, не теряя при этом функциональности. Именно в этом направлении движется итальянская фабрика Iris FMG, представляя новые поверхности и артикулы в рамках линейки MaxFine, одного из самых технологичных брендов крупноформатного керамогранита на рынке.
Как бороться со статическим электричеством: новые...
Современные отделочные материалы всё чаще выполняют не только декоративную, но и высокотехнологичную функцию. Яркий пример – напольное покрытие iQ ERA SC от Tarkett, разработанное для борьбы со статическим электричеством. Это не просто пол, а интеллектуальное решение, которое делает пространство безопаснее и комфортнее.
​Тренды остекления аэропортов: опыт российских...
Современные аэровокзалы – сложные инженерные системы, где каждый элемент работает на комфорт и энергоэффективность. Ключевую роль в них играет остекление. Архитектурное стекло Larta Glass стало катализатором многих инноваций, с помощью которых терминалы обрели свой яркий индивидуальный облик. Изучаем проекты, реализованные от Камчатки до Сочи.
​От лаборатории до фасада: опыт Церезит в проекте...
Решенный в современной классике, ЖК «На Некрасова» потребовал от строителей не только технического мастерства, но и инновационного подхода к материалам, в частности к штукатурным фасадам. Для их исполнения компанией Церезит был разработан специальный материал, способный подчеркнуть архитектурную выразительность и обеспечить долговечность конструкций.
​Технологии сухого строительства КНАУФ в новом...
В центре Перми открылся первый пятизвездочный отель Radisson Hotel Perm. Расположенный на берегу Камы, он объединяет в себе премиальный сервис, панорамные виды и передовые строительные технологии, включая системы КНАУФ для звукоизоляции и безопасности.
Стеклофибробетон vs фиброцемент: какой материал выбрать...
При выборе современного фасадного материала архитекторы часто сталкиваются с дилеммой: стеклофибробетон или фиброцемент? Несмотря на схожесть названий, эти композитные материалы кардинально различаются по долговечности, прочности и возможностям применения. Стеклофибробетон служит 50 лет против 15 у фиброцемента, выдерживает сложные климатические условия и позволяет создавать объемные декоративные элементы любой геометрии.
Кирпич вне времени: от строительного блока к арт-объекту
На прошедшей АРХ Москве 2025 компания КИРИЛЛ в партнерстве с кирпичным заводом КС Керамик и ГК ФСК представила масштабный проект, объединивший застройщиков, архитекторов и производителей материалов. Центральной темой экспозиции стал ЖК Sydney Prime – пример того, как традиционный кирпич может стать основой современных архитектурных решений.
Фасад – как рукопожатие: первое впечатление, которое...
Материал, который понимает задачи архитектора – так можно охарактеризовать керамическую продукцию ГК «Керма» для навесных вентилируемых фасадов. Она не только позволяет воплотить концептуальную задумку проекта, но и обеспечивает надежную защиту конструкции от внешних воздействий.
Благоустройство курортного отеля «Славянка»: опыт...
В проекте благоустройства курортного отеля «Славянка» в Анапе бренд axyforma использовал малые архитектурные формы из трех коллекций, которые отлично подошли друг к другу, чтобы создать уютное и функциональное пространство. Лаконичные и гармоничные формы, практичное и качественное исполнение позволили элементам axyforma органично дополнить концепцию отеля.
Правильный угол зрения: угловые соединения стеклопакетов...
Угловое соединение стекол с минимальным видимым “соединительным швом” выглядит эффектно в любом пространстве. Но как любое решение, выходящее за рамки типового, требует дополнительных затрат и особого внимания к качеству реализации и материалов. Изучаем возможности и инновации от компании RGС.
«АЛЮТЕХ» в кампусе Бауманки: как стекло и алюминий...
Воплощая новый подход к организации образовательных и научных пространств в городе, кампус МГТУ им. Н.Э. Баумана определил и архитектурный вектор подобных проектов: инженерные решения явились здесь полноценной частью архитектурного языка. Рассказываем об устройстве фасадов и технологичных решениях «АЛЮТЕХ».
Алюмо-деревянные системы UNISTEM: инженерные решения...
Современная архитектура требует решений, где технические возможности не ограничивают, а расширяют художественный замысел. Алюмо-деревянные системы UNISTEM – как раз такой случай: они позволяют решать архитектурные задачи, которые традиционными методами были бы невыполнимы.
Цифровой двойник для АГР: автоматизация проверки...
Согласование АГР требует от архитекторов и девелоперов обязательного создания ВПН и НПМ, высокополигональных и низкополигональных моделей. Студия SINTEZ.SPACE, глубоко погруженная в работу с цифровыми технологиями, разработала инструмент для их автоматической проверки. Плагин для Blender, который обещает существенно облегчить эту работу. Сейчас SINTEZ предлагают его бесплатно в открытом доступе. Публикуем рассказ об их проекте.
Фиброгипс и стеклофибробетон в интерьерах музеев...
Компания «ОРТОСТ-ФАСАД», специализирующаяся на производстве и монтаже элементов из стеклофибробетона, выполнила отделочные работы в интерьерах трех новых музеев комплекса «Новый Херсонес» в Севастополе. Проект отличает огромный и нестандартный объем интерьерных работ, произведенный в очень сжатые сроки.
Сейчас на главной
Свет в пустоте
Культурный центр «Чжанбэйский мираж», расположенный среди полей северо-востока Китая, превращен бюро Puri Lighting Design в гигантскую световую инсталляцию.
Как старинный Тобольск становится порталом в будущее
За последнее десятилетие архитектурное бюро Wowhaus подготовило концепции развития для ряда российских городов – Выксы, Тулы, Нижнекамска. На этом фоне мастер-план Тобольска выделяется своим масштабом – охваченная преобразованиями территория превышает 220 километров – и сложностью.
Шепот песка
Бюро HAAST спроектировало многофункциональный спа-комплекс в Алматы, чтобы воплотить мечту заказчицы о пространстве, оказывающем терапевтический и расслабляющий эффект благодаря дизайну интерьера.
Петербург vs Рим
Центр Петербурга, как известно, священен, – но мало кто всерьез знает, где он начинается и заканчивается. Речь не о формальном признаке «от Обводного канала до Большой Невки», а о «вайбе», соответствующем центру города. Реализовав квартал «Невской ратуши» – по проекту, победившему в международном конкурсе – Евгений Герасимов и Сергей Чобан создали на его территории «образ центра». Причем не столько петербургского, сколько общемирового. Это ново, такого в Питере давно не было... Изучаем атмосферу, вспоминаем прообразы, в том числе раздумываем о том, кто и когда назвал Петербург новым Римом. Не зря, получается, идея-то живет.
Внимание на угол
Комплекс 5Tracks по проекту Shift Architecture & Urbanism и Powerhouse Company в нидерландском городе Бреда соединяет крытые общественные пространства с жильем и офисами, заполняя лакуну рядом с главным вокзалом.
На волне
Проект преобразования речного порта и набережной в Чебоксарах, разработанный архитектурным бюро АТРИУМ, затрагивает одну из ключевых территорий города. Набережная превращается в Речной бульвар – многофункциональное, комфортное и выразительное пространство для работы и отдыха. Авторы предлагают создать новую связь с главной площадью города – Красной, а также возвести несколько жилых башен, вдохновленных формой национального женского головного убора и способных стать ярким акцентом волжской панорамы.
«Пламенеющий» бетон
Новый театр во французском Бове по проекту бюро AJC напоминает о разных эпохах в истории города, от Средневековья до послевоенного восстановления.
Пятое измерение МАРХИ
Анонсирован проект нового корпуса МАРХИ, спроектированный Сергеем Кузнецовым и Иваном Грековым, соавторами по зданию кластера Ломоносова МГУ. Он включает недовосстановленный в 2008 году каретный сарай и смелые, крупные, зеркальные консоли. Ширина – не больше 10 метров, главное назначение художественная школа.
Дом, в котором
Музей искусств Санкт-Петербурга XX-XXI веков открыл выставку «Фрагменты эпох» в парадных залах своего нового здания – особняка купца Ивана Алафузова на набережной канала Грибоедова. Рассказываем, почему сюда стоит заглянуть тем, кто хочет проникнуться духом Петербурга.
Валерий Каняшин: «Нам дали свободу»
Жилой комплекс Headliner, строительство основной части которого не так давно завершилось напротив Сити – это такой сосед ММДЦ, который не «подыгрывает» ему. Он, наоборот, решен на контрасте: как город из разноформатных строений, сложившийся естественным путем за последние 20 лет. Популярнейшая тема! Однако именно здесь – даже кажется, что только здесь – ее удалось воплотить по-настоящему убедительно. Да, преобладают высотки, но сколько стройных, хрупких в профиль, ракурсов. А главное – как все это замиксовано, скомпоновано... Беседуем с руководителем проекта Валерием Каняшиным.
Заряд энергии
Бюро CNTR спроектировало для нового спортивного кластера на окраине Екатеринбурга автозаправочную станцию, сумев превратить небольшой объект в локальную доминанту: что-то вроде въездного знака, который рассказывает об окружающей территории и задает тон. А кроме того – демонстрирует разнообразные архитектурные приемы. Даже неподготолвенный зритель, приехав заправить машину, почувствует движение и статику, игру с массой, сочетание пятна и линии.
За каменной стеной
Концепция фондохранилища Староладожского историко-архитектурного и археологического музея-заповедника сочетает элементы архитектуры домонгольской Руси с современными приемами и материалами. Проект бюро Архиоптерикс стал победителем ежегодного конкурса «Концепций пространственного развития муниципальных образований Ленинградской области».
Рисовать как Баженов
В Московском архитектурном институте прошел IV Творческий конкурс академического рисунка. В эпоху тотальной компьютеризации умение рисовать считается редким и ценным навыком, и МАРХИ по праву гордится тем, что учит своих студентов этому важному ремеслу.
Больше солнца и воздуха
Бюро KIDZ удается создавать кафе с уникальной атмосферой и настроением, благодаря которым они становятся популярными. И благодаря классному дизайну запускаются целые сети, как это произошло в Нальчике, где к уже двум существующим кофейням Balance Coffee добавилась третья.
Мачта связи
Компания «Норвекс Арт» спроектировала и построила в городе Сокол вышку сотовой связи из клееной древесины. Она легче по весу, а также дешевле и экологичнее в производстве, чем металлическая.
На римских развалинах
Бюро Ofis реконструировало виллу 1920-х годов в центре Любляны, наглядно продемонстрировав многослойный и противоречивый характер застройки словенской столицы.
Парящий дом
Сложный план и форма дома, построенного по проекту студии VFORM в Подмосковье, – ответ на ограничения компактного участка: архитекторы тщательно подбирали не только видовые характеристики, но и световые сценарии. «Левитацию» пластичного второго этажа обеспечивают тонкие колонны из нержавеющей стали, а также глянцевые и полупрозрачные материалы облицовки первого уровня дома.
Замковый камень
Еще недавно премиальные жилые и офисные комплексы в Москве воспринимались как привилегия центра. Сегодня ситуация меняется: качественная архитектура выходит за пределы Третьего транспортного кольца и появляется на окраинах. Бизнес-центр «STONE Калужская» – один из таких примеров. Подобные проекты децентрализуют мегаполис и делают престижными жизнь и работу в любой части города.
Перпетум мобиле
Интерьер штаб-квартиры компании «Нацпроектстрой», созданный командой студии IND, максимально наглядно и столь же эффектно воплощает сферу деятельности заказчика – одного из крупнейших российских инфраструктурных холдингов: логистику и транспортные коммуникации всех возможных форматов.
Вода и свет
В церковном искусстве много символики, и одна ее часть, действительно, каноничная, другая сформирована традицией и кем-то воспринимается как обязательная. Из-за такого рода ложного консерватизма современная церковная архитектура медленно развивается и не выглядит как современная. Тем не менее подвижники у этой темы есть: кладбищенский храм Архангела Михаила в Апатитах, спроектированный Дмитрием Остроумовым и бюро Прохрам, совмещает традиции и эксперимент. Но не эксперимент ради самого себя – а продуманную работу современного архитектора с символикой пространства, объема и, главное, света.
Модульная ротонда
Круглое в плане офисное здание с деревянно-бетонным каркасом по проекту HENN строится в Юлихе на западе Германии: оно должно стать центром инновационного бизнес-парка.
Торжество во дворце
Проект дворца бракосочетания во Всеволожске, подготовленный мастерской «Головин & Шретер», стал победителем ежегодного конкурса «Концепций пространственного развития муниципальных образований Ленинградской области». Архитекторы предложили комплекс в духе дворцово-парковых ансамблей пригородов Санкт-Петербурга: с симметричной композицией и регулярным садом. А также позаботились о том, чтобы на памятные фотографии не попадали припаркованные автомобили.
Пространство для диалога эпох
Бюро Urbanus ревитализировало бывшее место нахождения важнейшего даосского храма Юнлэ-гун, откуда он был перенесен в 1960-х из-за угрозы затопления при строительстве плотины на реке Хуанхэ.
Город древний, но пока еще несколько запущенный
Город Касимов Рязанской области – русско-татарский, тут до 1681 года (!) существовало ханство, впрочем, под общим руководством московских князей... Сейчас это туристический город с памятниками XVI–XVIII и далее веков, но небольшой. Задачей летнего практикума Института Генплана было предложить Касимову изменения, способные увеличить туристический поток и быть полезными жителям. Получилось много разных идей: от пешеходных маршрутов до переноса автовокзала.
Осторожно отмыто
В издательстве «Подписные издания» выходит книга Ксюши Сидориной – со-основательницы сообщества волонтеров-реставраторов Гэнгъ, которое с 2019 года отмывает и скоблит парадные Петербурга, открывая жильцам исторических домов сокровища: печи, мозаики, витражи. А еще – плитку. Именно плитка стала «цементом» книги, соединившим все – исторический экскурс, способы поиска ценных экземпляров, «каталог» парадных, а также опыт «партизанской» реставрации. О книге рассказывает редактор издательства Артем Макоян.
Кубок чемпионов
Небоскреб Bell на 1-й улице Ямского поля, 12 на первый взгляд строг и лаконичен, хотя скромным его назвать никак не возможно. Экономная стереометрия построена на работе с формой, близкой к овалу – а это одна из излюбленных тем архитекторов UNK. Обтекаемая поверхность основной формы с металлическими ламелями дважды посечена стеклянными срезами, графически демонстрируя суть исходной формы: ее простоту и одновременно сложность. К тому же здесь решены десятки сложнейших инженерных головоломок.
Полуцифровая среда
В Иннополисе под Казанью открылся первый 4-звездочный отель, спроектированный бюро MAD Architects. Интерьеры отеля сочетают элегантность и иронию, технологичность и комфорт, напоминая декорации компьютерной игры или фантастического фильма о недалеком будущем.
Y-школа
По проекту «БалтИнвест-Проект» в Гатчине построена школа на 800 учеников. Лучевая планировка позволила разделить младшую и старшую школы, а также спортивный блок, обеспечив помещения большим количество естественного света. На многослойны фасадах оштукатуренные поверхности сочетаются с навесными элементами разных цветов и фактур.
Тропа к центру Земли
Посетительский центр в Национальном парке ледника Снайфедльсйёкюдль в Исландии, спроектированный бюро Arkis, служит также смотровой платформой и пропускает через себя пешеходную тропу.