English version

Александр Скокан. Интервью Григория Ревзина

Александр Скокан – один из участников экспозиции российского павильона XI биеннале архитектуры в Венеции

Григорий Ревзин

Автор текста:
Григорий Ревзин

03 Сентября 2008
mainImg
0

В Венеции первый раз представляется московская архитектурная школа, в которой ваше место исключительно…

Вы знаете, я хотел отказаться от участия. Меня уговорил Алексей Добашин, заказчик бюро «Остоженка».

Почему отказаться?

Я не люблю коллективных действий. И потом – вот вы выставляете русскую архитектуру и противопоставляете ее иностранным архитекторам, которые работают в России. Скажите, ну вот бывает, скажем, французская архитектура? По-моему, нет. Бывает просто Жан Нувель, Кристиан Портзампарк, еще кто-то. Мне кажется, национальных архитектур больше не существует, они распались на индивидуальности. Такое деление – на наших и не наших – оно только в России может возникнуть. Оно может быть и есть, это противопоставление актуально и злободневно. Это мой рынок, на который они вторгаются. Но я думаю, что сама оппозиция «мы – не мы» – в этом есть какой-то провинциализм, слабость. Мы должны быть выше этого и не замечать, а вовсе не пытаться себя противопоставить им как национальную школу.

Те двадцать архитекторов, которые составляют сегодня элиту Москвы, объединены явными общими принципами. Скорее проблематично определение индивидуального почерка каждого из них, а черты одной школы бросаются в глаза. И от вас особенно интересно слышать, что школы нет. Ведь вы, по сути, ее глава. И как бы вы определили эту школу?

Средовой модернизм. И у школы есть ряд особенностей. Именно российских. Уважение к историческому контексту, не к памятникам, а к рядовой застройке, соединенное с уважением к современной западной архитектуре. Склонность искать некие правила, которым надо подчиняться. Архитекторы московской средовой школы не любят творческий жест сам по себе, он обязательно должен быть чем-то мотивирован – не только функцией, но духом места, какими-то несуществующими воспоминаниями. Архитектор говорит «я должен так сделать», а не «я хочу так сделать». При этом сравнительно слабая детерминированность прагматическими соображениями. То есть «я должен следовать местному морфотипу» всегда сильнее, чем «я должен получить столько-то квадратных метров». Высокая оценка сдержанности, воспитанности, умения быть незаметным. Вообще, это до определенной степени выражение программы позднесоветской интеллигенции в архитектуре.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка

Вероятно, что-то из этого действительно есть. Мы действительно пытаемся работать не потому, что так в голову пришло и я так сделал, а потому, что есть некая детерминация. Но вы знаете, что до меня, то это общая черта поколения. Потому что я вырос в такой среде, где ты был в общем-то детерминирован, так ли, иначе. Ну, были какие-то аномалии, какие-то чудаки, визионеры, но если ты принимал эту позицию, ты сразу становился маргиналом. Как я ни вырывался из этого, все равно, вероятно, осталась какая-то тяга к детерминизму. Но это не архитектурная школа. Школа жизни, я бы сказал. Но это же воплотилось в архитектуре.

Да, может быть как-то воплотилось. Насколько это интересно с точки зрения противопоставления западной архитектуре?

Ну, у московской архитектурной школы есть какие-то симпатичные черты. Они могут быть привлекательными. Да, есть даже любители, русофилы на Западе. Они любят развивающиеся народы, Зимбабве, скажем. И вот нас.

Мне кажется, средовой подход – это все же не Зимбабве. Давайте вернемся к нему. Вы признаете себя автором этого подхода?

Нет. Ну конечно, не автором. Я могу свою личную биографию рассказать. Когда мне было лет четырнадцать, мой брат, а он собирался во ВГИК на операторский, познакомился с одним фотографом. Конец 50-х, звали его Юрик, фамилию не помню. Был конец зимы, февраль, время такое замечательное, снег, солнце, и он нас с братом повел по каким-то фантастическим местам. Как бы показывать моему брату натуру. Крутицкое подворье, Симонов монастырь, Новоспасский, там Москва к концу 50-х кончалась, уже набережной не было, совсем не городское место. Потом еще Донской монастырь, там были рельефы от храма Христа Спасителя. В Москве никто такими вещами не занимался, за исключением редких чудаков, как вот этот фотограф. И меня это и поразило, и увлекло. Потом у меня в институте было несколько таких экзотических друзей. У нас считалось хорошим тоном любить проходные дворы – кто больше знает, кто может более странными путями провести. Ну такая особая городская субкультура. А потом я подружился с Алексеем Гутновым, которого принято считать автором средового подхода. В 60-е он занимался городами будущего, тогда был проект НЭР, а потом вдруг «машина времени» сломалась. Произошло это где-то в начале 70-х. До того все интересовались будущим, а тут вдруг пошло прошлое. Мы вроде продолжали про будущее, но как-то решили, что нам надо отойти в прошлое, поглубже изучить его, и вот тогда мы… И через два года вдруг оказалось, что мы уже все рисуем не города будущего, а какие-то странные вещи в исторической Москве. Интересно это было чисто художественно. На контрасте – какая-то старая ткань и на ней новые формы. К середине 80-х, когда уже Арбат сделали, это стало общим местом. Потом и общество «Память» подтянулось. Это поразительно даже, как все в эту сторону стали поворачиваться, хотя в конце 60-х это казалось ересью. Те, кто кричал: «Сейчас мы эту рухлядь разрушим», стали главными ревнителями старины. В России, впрочем, принято искренне, с душой следовать главной линии, как бы она ни петляла – не только в архитектуре. Вот и сейчас то же самое.

То есть несколько человек вокруг Гутнова взяли и придумали этот поворот.

Несколько человек. Для меня, кроме Гутнова, такими людьми были Сергей Телятников, Андрей Боков, Андрей Бабуров. Если говорить о Гутнове, он был интеллектуальный лидер. Он первый произносил главные слова.

Вы сказали, что вас интересовал контраст старой ткани и новых включений. То есть в основе был вполне художественный, пластический образ – столкновение двух временных фактур. Это ведь чисто пластический образ.

Я, разумеется, понимаю, насколько величественна фигура Гутнова, он гений урбанистики. Но когда его читаешь, невольно возникает ощущение, что ему не очень важно, как что выглядит.

Структуры, потоки, узлы, каркас, ткань, плазма – все это метафоры каких-то внутренних процессов, которые могут принимать разные внешние формы. А вы говорите именно о пластике.

Да. Я даже больше скажу, Гутнов не был художественно одарен. Он был лидером, у него было чутье, и он объявил это направление поисков главным. Он мог быть лидером где угодно. В политике, в науке. Нам повезло, что это оказалась именно архитектура.

Но в том, что возникло в 90-е годы, на Остоженке, был важен именно этот пластический аспект.

Вероятно. Всегда сначала высказывается суть идеи, потом она становится понятной, потом общим местом, потом опошляется и становится чем-то довольно отталкивающим.

Подождите, подождите. Это как-то слишком быстро. Давайте еще поговорим о сути подхода, еще рано об опошлении. Ведь от декларации до опошления по дороге была сделанная вами Остоженка.

Нет, так нельзя сказать, это глупость полная. Я категорически против, я никогда не делал Остоженку. Ну что мы сделали? Мы в конце 80-х написали некие правила того, как следует вести себя в этом районе. Ну, простые правила, типа при входе вытирайте ноги, мойте руки перед едой. И этих правил хватило, чтобы внести в застройку какое-то разумное начало, хотя они соблюдались в лучшем случае на треть. И это место стало «выставкой достижения русского капитализма». Но никак не больше того. Но то, что это Скокан придумал, бюро «Остоженка» – это даже не миф. Просто фигня.

Жилой дом в Пожарском переулке
© АБ Остоженка

Я все время пытаюсь сказать, что перевод идеи в реальные архитектурные формы – это достаточно сложно. Ведь старая ткань и новая архитектура – в них есть некая несоизмеримость. А вы нашли меру.

Искали. Мы исходили из того, что историческая среда ценна тем, что состоит из напластований. Это данность. Тот план развития территории, который мы сделали в конце 80-х, основывался на том, что мы восстановили все исторические границы владений. Нас тогда все поднимали на смех: «Вы что же, собираетесь восстанавливать владения?» Не собирались, но для нас эта парцелляция – своеобразная мерность пространства, местная сетка. Это главное, что мы тогда сделали. Потом оказалось, что если рисуется план, подхватывающий случайный, но уже существовавший абрис, линию – то все вписывается. Возникла сетка, нечто вроде миллиметровки – но только для данного участка. На этой сетке можно было рисовать что угодно. Заказали жилье – идем по одним линиям, заказали пешеходную зону – по другим. Но как бы вы ни шли, вы всегда подхватываете то, что уже существовало. И это был метод. Который можно усваивать, повторять, который собственно и составляет специфику средового модернизма. Ничего случайного, каждая линия следует какому-то историческому следу.

Тут есть другой аспект. Это прекрасная иллюстрация тезиса о переходе количества в качество. Когда в 20-е годы в этой архаической Москве появлялись какие-то конструктивистские сооружения, как Госторг Великовского на Мясницкой и Центросоюз Корбюзье, это было шикарно. Потому что было очень много старой массы застройки, и контраст работал сильно. А постепенно та самая ткань, в которую это все вставлялось, стала совсем редкой. И в какой-то момент вдруг оказалось, что все, хватит, стоп. Однажды, уже сравнительно недавно, ко мне обратились с просьбой спроектировать в начале Остоженки какой-то объект на месте сгоревшего диспансера. Я отказался, потому что я понял, что я не хочу там видеть никакую современную архитектуру. Ни свою, ни Скуратова, ничью, а делать старую я не умею. На наших глазах произошло истощение ткани, ничего не осталось. Даже странно. Я вот думаю – с точки зрения хорошей архитектуры есть неприличные вещи, которые нельзя делать: стилизация или классицизм.

Но, с другой стороны, ткань уже настолько ветхая, что никакие современные формы видеть не хочется. Среда уже не выдержит. Или уже не выдержала. В Москве столько всего произошло, что разговор о среде кажется каким-то запоздалым, уже не о чем говорить. Какая там среда!

Это звучит очень разочарованно. Создана школа, и вы ее зачеркиваете.

Я честно говорю. Сказать, что мне что-то на этой Остоженке нравится, наше, не наше – нет. Мы недавно сделали фильм. Пошли с Андреем Гозаком, привесили себе на головы камеры и прошлись по всей Остоженке. Гетто. Людей нет. Одни охранники в черных костюмах с проводами в ушах – только их и можно увидеть. Богатые люди покупают недвижимость просто для того, чтобы сделать выгодное вложение, и ставят охрану, но они не живут. Это не город, это вариант банковских ячеек, где деньги защищены от инфляции. Зачем тогда вся эта архитектура? Вместо района, имевшего свое лицо, свои характеристики, свою жизнь – ничего. Пустое место, которое дорого стоит. Знаете, во мне два человека. Один – который родился 60 с лишним лет назад в Москве, на Тверском бульваре, а второй – архитектор, который работает в этой Москве. И я часто бываю сам с собой не согласен. Как обыватель, как житель – мне не нравится. Мне вообще все не нравится, вот! Это почти опасное состояние. Как архитектор – я могу чему-то радоваться, но с точки зрения городской жизни, то что происходит – это катастрофа. Город исчезает. И мне не хочется говорить об архитектурных проблемах на фоне такой городской жизни. Получается, что мы уничтожили жизнь, а на фоне этого зато научились опалубку более-менее ровно делать, камушки, там, класть. Это несоизмеримо. Но одно с другим не связано так непосредственно.
Не знаю. Сама суть средового подхода заключалась когда-то в том, что среда – это больше, чем архитектура. Среда – это жизнь, социальная жизнь в городе. Без нее средовая архитектура неполноценна по определению. Мы же не памятники архитектуры создавали, которые должны потом стоять пустыми и вдохновлять архитектуроведов. Мы пытались создать пространство для жизни, а в результате все умерло. Но тогда о чем я толкую?
Зачем я работаю?

Хорошо. Будем считать, что средовой подход закончился.

Он не закончился. Он переродился в идеологию архитектурной бюрократии, в систему согласований и используется сегодня как основание для коррупционных схем. Когда мы все это придумывали, трудно было предположить такой поворот.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка

Но так или иначе, средовой подход был последней большой идеей в нашей архитектуре. Что теперь?

Вместо средового подхода? Вероятно, можно сказать, что происходит какая-то индивидуализация. Общей темы нет. Что до меня, я буду продолжать делать что делал. Ну, назову это не средовым, а контекстуальным подходом. Мне лично в любой ситуации все равно нужны точки опоры. Я должен за что-то зацепиться, для себя установить какие-то реперы, мерность пространства, конфигурацию того, в чем творить. Но другому человеку, возможно, это и не нужно. У некоторых система мира всегда с собой, они ее достают из головы и делают. Есть такие счастливые люди, я не из их числа. Но раньше это был общий подход, методика, от которой так или иначе отталкивались, а теперь это оказывается, ну, скажем, следствием моей психофизики. Это индивидуализация.

Но это же приводит к одиночеству. И кстати – время формирования средового подхода, группа Гутнова – это довольно острый интеллектуальный контекст. Вы сейчас некоторой разреженности интеллектуальной атмосферы не ощущаете?

О да, конечно. Та атмосфера начала 70-х, когда мы были аспирантами ЦНИТИА – я, Андрей Боков, Владимир Юдинцев – это был такой клубок! Там были Вячеслав Глазычев, Андрей Бабуров, Гутнов заходил, там были славянофилы, Михаил Кудрявцев и Геннадий Мокеев, все это варилось в одном котле, и это, конечно, было очень сильно. Я не знаю, может быть, мой пессимизм связан с возрастом. Но, с другой стороны, ведь действительно, у нас больше нет интеллектуальных центров. Ни Академия архитектуры, ни Союз – они же не выполняют этой роли. Тогда было общепринято, что человек работает еще зачем-то. Кроме повседневной работы, есть еще какая-то. Это, кстати, на Западе еще сохранилось. Скажем, я недавно был с лекцией в Больцано. Крошечный город, 100 тысяч жителей, но там есть своя архитектура фашистского времени. Очень интересная. И вот я там познакомился с местным архитектором, Освальдом Цогелером (Oswald Zoeggeler), он примерно моего возраста, может быть, чуть старше. Он издал огромную монографию про эту архитектуру. Или, скажем, Поль Шеметов, я с ним когда-то общался. У него монография о парижской производственной архитектуре – это помимо его основной, градостроительной тематики. Зачем они это делали? Зачем мы это делали тогда? Я не знаю. Потому что было ощущение, что ты еще что-то должен. И оно ушло. Ну что сказать? Интеллектуально я ни с кем сегодня не взаимодействую. Нет никого в цеху. Это яма.

Скажите, а что бы вы хотели еще построить?

Мне бы хотелось что-то построить в каких-то других ситуациях. Не в городе, тут все очень субъективно, а в природе. Например, в горах. Я люблю горы, у меня там эйфория. Я знаю, как мне кажется, как нужно строить в горах. Там нужны горизонтали. Вообще хочется достичь, ну, гармонии, если угодно. Если строить в горах, я хочу так делать, чтобы это не оскорбило ничьего взгляда. Для меня очень важно слово «уместность», и мне бы хотелось стать там уместным.

А в Сочи вы проектируете? К Олимпиаде?

Нет, там я решил не участвовать. Там неправильно все, ничем хорошим это не кончится. Я человек немолодой. Мне не хочется участвовать в этом.

Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Панорама» © АБ Остоженка
Жилой комплекс «Посольский дом» © АБ Остоженка
Жилой дом в Пожарском переулке
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Проект нового здания (второй сцены) Государственного Академического Мариинского театра в Санкт-Петербурге
© АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка © АБ Остоженка
Жилой комплекс на ул. Остоженка © АБ Остоженка

03 Сентября 2008

Григорий Ревзин

Автор текста:

Григорий Ревзин
Пресса: Архитектура – не там
ARCHITECTURE OUT THERE – была переведена на русский язык более чем странно: «АРХИТЕКТУРА – НЕ ТАМ». Поскольку я обсуждала с Аароном концепцию не один раз, могу утверждать: его такая трактовка несколько изумила. Тем не менее она оказалась пророческой.
Пресса: (По)мимо зданий: синдром или случайность? С XI Венецианской...
В Венеции прошла XI Архитектурная Биеннале. Ее тема – «Не там. Архитектура помимо зданий» - сформулирована куратором, известным архитектурным критиком, бывшим директором Архитектурного института Нидерландов Аароном Бетски. Принципиальная открытость темы вовне породила множественность ответов – остроумных и надуманных, приоткрывающих будущее и приземленных, развернутых и невнятных.
Пресса: 7 вопросов Эрику Ван Эгераату, архитектору
Голландец Эрик Ван Эгераат — архитектурная звезда с мировым именем и большим опытом работы в России. Он участвовал в русской экспозиции на XI Венецианской биеннале, придумал проекты насыпного острова «Федерация» возле Сочи и комплекс зданий Национальной библиотеки в Казани. Для Сургута он разработал торгово-развлекательный центр «Вершина», для Ханты-Мансийска сделал генплан.
Пресса: Дом-яйцо и вертикальное кладбище
23 ноября в Венеции завершается XI Архитектурная биеннале. Множество площадок, 56 стран-участниц, звезды мировой архитектуры, девелоперы — и тема: «Снаружи. Архитектура вне зданий». Финансовый кризис добавил этой теме иронии: многие проекты зданий, представленных в Венеции как вполне реальные, в ближайшее время воплощены явно не будут.
Пресса: Поворот к человеку
Интервью с Григорием Ревзиным, одним из кураторов российского павильона на XI Архитектурной биеннале
Пресса: Москва, которая есть и будет
Царицыно, "Военторг", гостиница "Москва", "Детский мир". Эти, говоря казенным языком, объекты вызывают яростные споры у жителей столицы, обеспокоенных архитектурным обликом города. Где проходит грань между реконструкцией и реставрацией? Что отличает реконструкцию от новодела? Что стоит сохранять и оберегать, а что, несмотря на возраст, так и не стало памятником зодчества и подлежит сносу? Какие по-настоящему хорошие и интересные проекты будут реализованы в Москве? Что вообще ждет столицу в ближайшие годы с точки зрения архитектуры? На эти и другие вопросы читателей "Ленты.ру" ответил сокуратор российского павилиона на XI Венецианской архитектурной биеннале, специальный корреспондент ИД "Коммерсант", историк архитектуры Григорий Ревзин.
Пресса: Хотели как лучше
В русском павильоне на Венецианской архитектурной биеннале стало как никогда очевидно: за десять лет строительного бума российская архитектура так и не нашла своего "я".
Пресса: Лопахин против Раневской. XI Международная биеннале...
Когда вы будете читать эти строки, Биеннале, работавшая с 13 сентября, завершится и павильоны разберут. Подметут разноцветные конфетти, рассыпанные у бельгийского павильона, Венеция растворится в туманах декабря.
Пресса: Сады Джардини
Русские выставки стали "обживать" Венецию еще до открытия знаменитого щусевского павильона в Giardino Publico. Первой отечественной экспозицией, приглашенной в этот итальянский город, стала выставка, устроенная Сергеем Дягилевым в 1907 году. Затем в 1909 году венецианцы пригласили русский раздел международной выставки в Мюнхене. В целом же до открытия павильона в 1914 году в Венеции "побывало" еще пять различных выставок Российской империи. С 1895 года там устраиваются экспозиции Биеннале современного искусства, а с 1975 года — Биеннале современной архитектуры.
Пресса: "Решительно не понравилась". Интервью с Евгением Ассом
Архитектор ЕВГЕНИЙ АСС дважды — в 2004 и 2006 годах — был художественным руководителем российского павильона на Биеннале архитектуры в Венеции. Российская экспозиция, представленная в этом году, ему решительно не понравилась. О том, почему так случилось, он рассказал в интервью корреспонденту BG ОЛЬГЕ СОЛОМАТИНОЙ.
Пресса: "Биеннале -- это звезды. Мы приведем биеннале в русский...
Сокуратором российского павильона в этом году был специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Он рассказал, почему экспозиция называется "Партия в шахматы. Матч за Россию". А также поведал о том, откуда на главный архитектурный смотр мира набирались в 2008 году российские участники.
Пресса: Картинка с выставки
В этом году открытие российской экспозиции на архитектурной выставке в Венеции La Biennale di Venezia сопровождалось проливным дождем, который буквально залил павильон. Выставочное здание, в котором выставляются национальные экспозиции во время биеннале, сегодня находится в удручающем состоянии.
Пресса: Архитектурная биеннале в Венеции не увидит "Апельсин"...
Григорий Ревзин, сокуратор Русского павильона 11-ой венецианской архитектурной биеннале сообщил на днях, что концепт-проект "Апельсин", разработанный совместными усилиями российской компании "Интеко" и известного британского архитектора Нормана Фостера, как и проект комплексного освоения территории в районе Крымского Вала в Москве на 11-ой венецианской биеннале архитектуры представлены не будут.
Пресса: Лесник
Полисский не дизайнер. Но его пригласили в Дизайн – шоу, устроенное в экоэстейте «Павловская слобода» компанией Rigroup этим летом. Полисский не архитектор. Но осенью именно он будет представлять Россию на Венецианской архитектурной биеннале в компании известных зодчих. Сегодня он нужен всем как носитель национальной идеи.
Пресса: Двадцать лет — домов нет
Венецианская архитектурная биеннале показала, что в России стараются не замечать современных вызовов в градостроительстве, а просто занимаются строительством коммерческих объектов.
Пресса: "Хотя если бы дали "Золотого льва" французам, я бы понял,...
В скором времени в Венеции закончит свою работу XI архитектурная биеннале. Об итогах показа российских проектов, о проблемах в отечественном строительстве и общих впечатлениях от биеннале рассказал в интервью «Интерфаксу» комиссар российского павильона на ХI архитектурной биеннале Григорий Ревзин.
Пресса: Слепок музея и материализовавшийся архитектон. В...
В Русском павильоне на архитектурной биеннале в Венеции прошла презентация двух масштабных московских проектов — музейного городка на Волхонке, разработанного бюро Нормана Фостера, и бизнес-школы "Сколково", придуманной менее именитым и более молодым британским архитектором — Дэвидом Аджайе. С подробностями из Венеции — МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Технологии и материалы
Напольные покрытия для здоровых помещений
Компания «Tarkett» – мировой лидер в производстве напольных покрытий – одной из первых перестроила свой бизнес в соответствии с зелеными стандартами и экономикой замкнутого цикла. Рассказываем о продукции Tarkett, безопасной для человека и природы
Алюминий в историческом городе
Алюминий – современный материал с большим потенциалом для реконструкции и новой архитектуры в контексте исторической застройки: он легкий, прочный, а еще умеет имитировать другие поверхности – например, более дорогую и меняющую со временем цвет медь. Предлагаем несколько удачных примеров из мировой и российской практики.
Новые тренды вентилируемых фасадов от компании SIBALUX
В рамках Art-Techno форума 2023 компания SIBALUX представила уникальную технологию цифровой печати тематических фасадов и новые цветовые решения в коллекциях METAL, BRUSH и RUSTY. А также познакомила проектировщиков с комплексным подходом в реализации объектов, который обеспечивает полное соответствие фасада – проекту.
Евгений Циулин: «Мы взяли формат легко читаемой брошюры...
Segezha Group – компания, которая не только производит CLT-панели, но и активно продвигает ценности деревянного домостроения, – выпустила несколько брошюр-руководств для инженеров и архитекторов по проектированию деревянных зданий. Беседуем с руководителем проектного направления о принципах работы с деревом, его пожароустойчивости, об уникальных проектах из дерева и первом доме под Вологдой, а также о новых проектах Segezha на Крайнем Севере.
Как на картине
Скамейка – будничный предмет, который нередко встречается на полотнах художников. На нем, бывает, сидят поэты и композиторы, но чаще обычные люди: читают книги, беседуют, надевают коньки или играют в шахматы. Мы сопоставили картины с ассортиментом компании «Хоббика», нашли много сходств, а также выяснили, что жизнь на скамейках за сто лет изменилась не так уж сильно.
Микрорайон
«Новая Елизаветка»:
новая жизнь краснодарского...
Формат загородной жизни сегодня востребован как никогда раньше. Проект «Новая Елизаветка» от ГК «ИНСИТИ» в Прикубанском округе Краснодара – это полноценный микрорайон столицы Кубани, в котором сочетаются преимущества жизни в городе и за городом.
Cтудия дизайна Dulux: жизнь в новом цвете
Цвет в архитектуре имеет значение. И, выбирая цвета, архитекторы прежде всего думают об эстетике, но, когда дело доходит до выбора краски для конкретных задач, то тут необходимо подумать и о практической стороне дела – защите материала, влагостойкости, истираемости. Cтудия дизайна Dulux была создана специально для профессионалов – дизайнеров и архитекторов, чтобы помочь им сделать правильный выбор.
Проба на вечность: в Екатеринбурге возвели мемориал...
32 тонны атмосферостойкой стали Forcera производства «Северстали» были использованы для монументальной стелы «Город трудовой доблести», торжественно открытой в центре Екатеринбурга в рамках III Всероссийского форума городов трудовой доблести «Рубежи победы»
15 лет «МасТТех»: итоги и перспективы
Сегодня системы Masttech известны среди ведущих девелоперов России. Компания активно сотрудничает с архитектурными мастерскими и проектными институтами: «СПИЧ», «Атриум», «Олимпроект», «ТПО Резерв», «Моспроект» и другими, а все системы остекления Masttech сертифицированы и прошли испытания в НИИСФ РААСН
Ресторан MUME – китайская слива расцвела
в «Башне...
Муме, или мейхуа, – это дикая китайская слива, цветение которой с древних времен художники запечатлевали на гравюрах, а поэты – в хокку. Сегодня на одном из верхних этажей «Башни Федерации» в Москве-Сити можно найти еще одно произведение искусства, которое создано в честь этого прекрасного явления, – ресторан китайской кухни MUME.
INFINITY SYSTEM
Световая система с механическим (запатентованным) немагнитным фиксатором светильника в треке, позволяет устанавливать новые светильники в будущем, в отличие от других систем, для которых невозможно обновить светильники через несколько лет.
Облицовочный кирпич BRAER: новые реалии помогают совершенствоваться
Следуя за трендом на фасады из темного кирпича, компания BRAER – один из ведущих отечественных производителей кирпича и тротуарной плитки – в этом году выпустила новые коллекции кирпича и обновила уже завоевавшие популярность серии, представив в них модели темных оттенков.
Блеск металла
Декор из металла популярен в интерьерном дизайне благодаря уникальному сочетанию цвета, идеальной поверхности и тактильных ощущений. Рассказываем о продукции Homapal, ведущего мирового производителя металлизированных HPL пластиков
Эстетика порождает этику
От восприятия человека, не обладающего специальными познаниями в области строительства и ремонта, могут быть скрыты определяющее детали интерьера, но общее эстетическое восприятие позволит различить шаблонный проект от оригинального.
Малые, но большие
К малым архитектурным формам относятся в том числе достаточно крупные объекты: беседки, перголы, въездные знаки и контейнерные площадки – без них сложно представить современный парк или двор жилого комплекса. В ассортименте компании «Хоббика» представлено большое разнообразие крупноформатных МАФ, предлагаем краткий обзор-навигатор.
Стоит ли экономить на фасадном материале?
Почему практика удешевления фасадного материала в процессе стройки приводит к перерасходу бюджета, какие контраргументы в споре с заказчиком может привести архитектор, и на чем реально можно сэкономить в отношении фасадов, рассказывает исполнительный директор компании «КИРИЛЛ» Дмитрий Самылин.
Микрорайон «Любимово» в Краснодаре: город в городе
Микрорайон «Любимово» в Краснодаре от компании «ИНСИТИ» стал первым опытом проектирования и строительства отдельного микрорайона с развитой инфраструктурой – социальной и транспортной, не только для столицы Кубани, но и для всего юга России.
Сталь Forcera: благородная патина
Атмосферостойкая сталь – одновременно изысканный и брутальный материал, моментально превращающий объект в иконическое здание-скульптуру. Компания «Северсталь» представляет видеокейс уникального спорткомплекса в ЖК Veren Village, где использовалась атмосферостойкая сталь Forcera
Сейчас на главной
Геотектонические структуры
Штаб-квартира нефтегазовой компании Eni под Миланом по проекту Morphosis вдохновлена геологическими формациями, которые обеспечивают ее существование.
Согретый камень
Жилой комплекс в Зеленогорске архитектурное бюро «Маяк» интерпретирует как россыпь камней. Нестандартный абрис пятиугольных в плане домов не только помог с образной частью проекта, но и во многом облегчил работу с плотностью застройки и инсоляцией квартир.
Антихрупкость
SA lab и Gonzo:Research&Art создали для Первой архитектурной биеннале в метавселенной Fragile Pavilion. Объект демонстрирует возможности архитектуры в цифровом мире и представляет коллекцию звуков и историй, которые необходимо взять с собой из прошлого в будущее.
Четвертая четверть
Бюро Benthem Crouwel Architects и OVA выиграли конкурс на последний незастроенный сектор вокруг площади Победы (Витезне Намнести) в Праге.
Галерея для курьера
Что думают профессионалы об интерьерах мест общего пользования в современных жилых комплексах? Вместе с выпускниками Geometrium School мы рассмотрели пять проектов: от ар-деко во всем его блеске до сдержанного северного минимализма.
Уэс Андерсон в Волынщино
Студенты Британской высшей школы дизайна разработали под руководством Елены Бабкиной и Полины Лонтани эскизный проект интерьера спа-отеля в усадьбе Василия Долгорукова-Крымского в деревне Волынщино. В основе концепции – цвет как средство терапии и эстетика фильмов Уэса Андерсона.
Бамбуковый листопад
В китайском уезде Аньцзи началось строительство масштабного Центра культуры и искусства по проекту бюро MAD. Его архитектура отражает специфику уезда, славящегося бамбуковыми рощами и плантациями белого чая.
На все времена
Модульная технология, соединенная с конструктивом из клееной древесины, позволяет бюро Rhizome создавать гостиницы, которые быстро возводятся, нравятся посетителям и получают высокие отценки от архитектурного сообщества: на прошлой неделе новый отель «Времена года. Игора» взял сразу три премии. Рассказываем об этом проекте подробнее.
Все наоборот
Мало премий вместо многих, вручение в первый день а не в последний, проекции вместо планшетов, деревья внутри, а объекты на улице – обновление фестиваля Архитектон пошло, как будто бы, по надежному пути переворачивания всех традиций профессионального цеха – ну или хотя бы тех, что подвернулись под руку. Придраться, конечно же, есть к чему, но ощущение свежее и импровизационное. Так, чего доброго, и Москву начнут учить. Мы рассказывали об элементах фестиваля частями в телеграме, теперь рассматриваем все целиком.
«Собор спорта»
В Бордо завершено строительство спортивного центра UCPA по проекту бюро NP2F. Это сооружение предлагает горожанам компромиссный вариант между занятиями спортом в помещении и на открытом воздухе.
Архивуд-14: строить мосты
В этом сезоне жюри не стало присуждать гран-при: судя по тому, что в шорт-лист попало несколько работ, не успевших добраться до премии в предыдущие годы, а лучшим домом признали бесспорно прекрасную, но серийную модель, – «урожай» построек из дерева в 2023 был не слишком обильным. Зато среди финалистов много необычных типологий и свою долю признания получили проекты реставрации и ревитализации. Знакомим со всеми финалистами.
Торжество хорошего вкуса
Объявлены финалисты Премии Стерлинга-2023, главной архитектурной награды Великобритании. Несмотря на социальную нагрузку и различие в функции, все здания объединяет эстетическая выверенность.
Катарсис в Инчхоне
Шесть рукопожатий доведут до Кореи: заявка бюро Klauzura дошла до финала конкурса на концепцию музейного парка в Инчхоне, не в последнюю очередь – благодаря тому, что удалось найти местного архитектора, участие которого по условиям было необходимо.
Китайская симфония
Строительство китайского центра «Парк Хуамин» стало долгой историей, которая завершилась относительно недавно. Здание соседствует с традиционным китайским садом, но оно очень современно, лаконично и технологично, а простые по форме, но эффектные белые ламели обещают когда-нибудь включиться как медиафасад. А еще этот комплекс по-настоящему многофункционален, в его объеме увязаны разные типы жилых помещений, офисы, большой фитнес, конференц-залы и рестораны. В нем можно с комфортом проводить международные форумы, выходя наружу только для того, чтобы прогуляться. Рассматриваем подробно.
Новое сердце
Архитекторы UNStudio выиграли конкурс на проект жилой и офисной башен в Дюссельдорфе, дополненных общественным центром.
Лиственница с елкой
Микродом для семьи архитектора Кати Сванидзе с видом на луг и лес, незапланированной елкой на террасе, а также артефактами, добытыми в Переславле-Залесском.
Ансамбль индивидуальностей
Стартовало строительство первой очереди многофункционального комплекса INDY Towers на улице Куусинена по проекту архитектурного бюро «Остоженка». Проект открывает новые ракурсы сходства между колонной и небоскребом, изучаем нюансы и переклички.
Семь видений
Студия дизайна Елены Крыловой, которая работала над пространствами Mriya Resort&spa, оформила интерьеры пятизвездочного отеля, расположенного в границах старых кварталов Еревана. Национальный колорит авторы объединяют с современными технологиями: в атриуме, например, проходят цирковые и театральные представления.
Красный камень
Фасад коворкинга в индийском городе Пуна закрыт ящиками с растениями, выполненными из местного охристо-красного песчаника. Авторы проекта – PMA madhushala.
Башня-петля
У пролива Дарданеллы-Чанаккале в Турции открылась для публики телебашня по проекту бюро IND [Inter.National.Design] и Powerhouse Company. Она задумана не только как техническое, но и как общественное сооружение.
Море, дюны, кортен
Мария Яско спроектировала для комплекса Nordic Spa, одной из самых популярных туристических локаций Калининградской области, винную гостиную. Новый объект развивает стилистику, заданную предыдущими авторами, а также привносит новые веяния: прежде всего, монооболочку из кортеновской стали.
Кофе в консерватории
Команда архитекторов переосмыслила кафе в Екатеринбурге с двадцатилетней историей, которое работает в одном из самых старых зданий города. Сводчатые залы дополнила винтажная мебель, мозаичное панно из колотой плитки, а также более продуманные посадочные места.
Дом для дизайна
Новый интерьер и экспозиция Музея прикладных искусств в Брно созданы силами лучших чешских дизайнеров, причем только из местных материалов.
Дом с головокружением
Студия ELASTICOFarm реконструировала для молодого шеф-повара дом 1970-х годов в пригороде Турина Камбьяно. Свой проект архитекторы назвали «Дыра с домом вокруг».
Фонтанная площадь в Пущино
Сегодняшние проекты благоустройства нередко затрагивают исторические районы городов, внося ноту современности в традиционную застройку. Недавно открытая Фонтанная площадь в подмосковном Пущино, научном центре, или как сейчас принято говорить наукограде, – пример возрождения городских традиций через архитектуру в чисто модернистской среде