Крис Уилкинсон. Интервью и текст Владимира Белоголовского

Интересы шестидесятитрехлетнего архитектора Криса Уилкинсона тесно связаны с инженерией, искусством и философией. Окончив лондонский Политехнический, ныне Вестминстерский университет, в 1970 году, Уилкинсон работал в офисах ведущих архитекторов Великобритании – Нормана Фостера, Ричарда Роджерса и Майкла Хопкинса. Архитектор открыл собственное бюро в 1983 году. Несколькими годами позже он произвел своего ближайшего соратника Джима Эйри (Jim Eyre) в партнеры и переименовал фирму в Wilkinson Eyre Architects. На двух этажах их офиса в Ислингтоне сейчас работают 140 архитекторов.
Фирма построила множество широко известных проектов, включая региональную железнодорожную станцию в Стратфорде, Альпийский домик в лондонском Ботаническом саду "Кью Гарденс", Национальный береговой музей в городке Свэнси в Уэльсе и Научный центр Magna в Ротерхэме, Англия. Сейчас по проекту компании завершается строительство 437-метровой башни в Гуанжоу, Китай.

Самые любопытные проекты фирмы – мосты. Всего этих красивых кинетических структур создано более двух десятков в Великобритании, Голландии, Греции, Арабских Эмиратах, Новой Зеландии и США. Крошечный мост "Желание" напоминает в сечении раскрывающуюся диафрагму фотообъектива или складки летящей юбки балерины. Он грациозно соединил Королевский оперный театр и Королевскую школу балета высоко над Флорал стрит в Ковент Гардене. Среди множества наград компании выделяются престижнейшие премии Стерлинга за лучшее здание года в Великобритании, полученные раз за разом в 2001 и 2002 годах.
В январе 2008 года команда Криса Уилкинсона и российского девелоперского гиганта Главстрой выиграла конкурс на генплан реконструкции комплекса зданий Апраксина двора в Санкт-Петербурге. Не удивительно, что одной из изюминок проекта стал перекинутый через Фонтанку эффектный пешеходный мост. С этого проекта начался разговор.

– Это очень ответственно и увлекательно – работать над проектом в Санкт-Петербурге, одном из самых красивых городов мира. Почти каждое здание является историческим шедевром и весь город имеет статус всемирного наследия ЮНЕСКО. Любое новое строительство в этих условиях очень сложная задача. Апраксин двор представляет собой запущенный торговый центр возле Невского проспекта. Мы предложили создать на этом месте комплекс магазинов, жилья, офисов, отелей и музеев. По духу квартал будет напоминать лондонский Ковент Гарден. Наш проект предусматривает сохранение всех исторических зданий по периметру и снос ветхих построек в центре. Это позволит накрыть центральный двор и боковые улицы стеклянной крышей, под которой появятся круглогодичные уличные кафе. Мы также соединили эту зону с Фонтанкой, предложив перекинуть пешеходный мост на другую сторону канала с хрустальной скульптурой в виде облака, парящего над каналом и отражающего воду и небо.

Как развиваются ваши отношения с Главстроем? Заметили ли вы какие-нибудь отличия в особенностях работы в России от других стран?

Наш заказчик очень профессионален. Все расходы, касающиеся конкурсного проекта, были оплачены. Они также оплатили выставку нашего проекта в здании Союза архитекторов в Санкт-Петербурге. На последней стадии конкурса я и Норман Фостер представили наши проекты губернатору и конкурсному жюри. Позже оба проекта были выставлены на общее обозрение в здании мэрии. Меня поразило, что решение жюри последовало всего через 15 минут после презентаций. Подобное просто невозможно представить в Великобритании. На принятие решений здесь уходит масса времени.

Насколько хорошо вы были знакомы с местным контекстом и каким образом вы решили эту задачу в вашем проекте?

Мы провели много времени на участке, и в нашем распоряжении были все необходимые замеры и исторические данные, что было крайне важным. Лично я посетил наш участок трижды. Главное было отреставрировать все исторические здания, насколько это возможно, и постараться избежать острых контрастов новой и старой архитектуры. Это очень сложно, потому что, если вы не хотите, чтобы новая архитектура сильно отличалась от старой, зачем тогда ее вообще внедрять в исторический контекст? Поэтому мне кажется, что контраст между новым и старым должен прослеживаться четко, но тонко. Я думаю, что без нового строительства и регенерации настоящий город просто умрет. Но конечно, мы должны стремиться сохранять историческую ткань насколько это возможно.

Готов ли Санкт-Петербург, по-вашему, к современной архитектуре? Чем работа в таком внимательном к истории городе, как Санкт-Петербург, отличается от работы в других местах?

Во-первых, жители Санкт-Петербурга очень неохотно соглашаются на любые новые проекты. Я совершенно четко это уяснил, когда общался с местной прессой. Убежден, что новое строительство должно быть очень чутким и острожным, и единственный способ убедить людей в вашей правоте – это показать им наглядные примеры. И нам есть что показать, так как мы работали в исторических контекстах прежде. Недавно мы закончили спортивную арену в историческом центре Ливерпуля, районе со статусом всемирного наследия ЮНЕСКО. Наше здание весьма современно, и его очень хорошо приняли местные жители. Мы также строим транспортную развязку и школу в самом центре исторического города Бат в Англии.

Вот вопрос, который я задаю многим. Считаете ли вы полезным приглашать иностранных архитекторов в Россию?

Конечно. Уверен, что само по себе смешение культур и философий позитивно. Лондон является очень интернациональным городом. Здесь работают многие иностранные архитекторы, несмотря на то, что у нас самих много замечательных местных архитекторов. Это прибавляет нашей работе здоровой конкуренции и повышает общий уровень архитектуры. Среди иностранцев, практикующих сегодня в Лондоне, – Жан Нувель, Ренцо Пьяно, Фрэнк Гери, "Мекано" и конечно, такие ведущие американские фирмы, как SOM, KPF, HOK и Swanke Hayden Connell Architects.

Каково ваше личное участие в петербургском проекте и какие у вас сложились впечатления от России?

Я непосредственно веду этот проект и получаю большое удовольствие от участия в процессе проектирования. Я бывал в Санкт Петербурге четыре раза и скоро лечу туда вновь. Еще до конкурса я был дважды в Москве – последний раз по приглашению журнала «AРX» на конференции, посвященной высотному строительству. Я счастлив возможностью работать над реальным проектом в России. Я большой поклонник конструктивистов и, конечно, будучи в Москве, посетил знаменитый дом Мельникова. Мне также нравятся некоторые из современных проектов. Уверен, что в самое ближайшее время качество архитектуры там сильно возрастет, потому что чувствуется большое стремление к этому. В сопровождении главного архитектора Москвы Александра Кузьмина мне показывали строительство нового комплекса Москва-Сити. Я посетил новый собор Христа Спасителя. Это сооружение произвело на меня большое впечатление, особенно потому что оно было построено столь неправдоподобно быстро.

Ваш конкурсный проект Апраксина двора победил проект Нормана Фостера, у которого вы работали начинающим архитектором. Что вы об этом скажете?

Вы знаете, ведь это происходит не первый раз. Иногда побеждаем мы, иногда они. Вообще, мы довольно часто выигрываем в конкурсах. В настоящее время многие важные проекты распределяются на конкурсной основе, и мы постоянно участвуем в них, чтобы привлечь новые заказы.

С чего начиналась ваша практика после окончания Политехнического института?

Первые несколько лет я работал у одного из моих профессоров, а затем отправился в трехмесячное путешествие, чтобы понять что делать дальше. Я путешествовал по Франции, Италии, Греции. Мне было важно на некоторое время уехать из Лондона. Это было в начале семидесятых и во время этого путешествия я вдруг понял, что хотел бы работать у Нормана Фостера или Ричарда Роджерса. Тогда они еще не были известными, но я хотел работать с ними, потому что они выделялись своим стремлением быть прогрессивными. Я вернулся в Лондон и попытался устроиться на работу сразу к обоим. Фостер предложил мне работу. Тогда в его мастерской было всего 30 человек. А через несколько лет Майкл Хопкинс, партнер Фостера, решил открыть свое собственное бюро. Он предложил мне уйти с ним и последующие пять лет я оставался с Майклом. Затем меня пригласили в офис Роджерса, где я проработал несколько лет. После этого я понял, что если когда-нибудь мне суждено открыть собственное бюро, то это время пришло. Мне было 38 лет и я принял решение открыть бюро, не имея заказов.

В этом году мне исполнится 38 лет. Поделитесь, как можно открыть бюро без всяких заказов?

Люди оказались очень добры ко мне. Майкл Хопкинс помог мне с заказами, и я продолжал подрабатывать у Роджерса. Также известный инженер Питер Райс (Peter Rice) из знаменитого бюро Arup привлек меня к нескольким проектам. Один из них был выставочный павильон технологической выставки IBM по проекту Ренцо Пьяно. Я отвечал за привязку к месту этого павильона в разных городах Великобритании. Постепенно пришли новые заказы. Затем я нанял помощника, потом еще одного. Долгое время нас было всего пять-шесть человек. А в 1990 году мы выиграли два крупных заказа для новой лондонской линии метро Юбилейной – железнодорожное депо и станцию в Стратфорде. Затем последовали другие крупные проекты.

Вы работали с ключевыми представителями британского хай-тека. Чему вы у них научились?

На последнем курсе университета я оказался на лекции Ричарда Роджерса, которая перевернула мое представление об архитектуре. Я узнал о технологической архитектуре, о которой никогда не слышал раньше. Он говорил о сборных конструкциях, новых материалах, элементах крепежа, всевозможных сочленениях, технических коммуникациях и других очень любопытных вещах. Я понял, что архитектура непрерывно развивается. Мне всегда нравился модернизм, но тот, который трансформируется со временем, и вдруг мне стало очевидным, что новые технологии способны менять архитектуру. Это то что меня увлекло в архитектуре Фостера, Роджерса и Хопкинса – их новый подход в рамках модернистской концепции. Когда я открыл собственное бюро, мне было важно принять определенные решения, потому что я не хотел повторять, то что делали мои менторы. На это ушли годы. Я не отношу себя к сугубо хай-тековским архитекторам, но мне интересно применять технологические приемы и использовать самые разные возможности. Я стремлюсь исследовать новые формы, конструкции и материалы. Мы не выделяем что-то одно, и наши проекты отвечают на очень конкретные условия места, поэтому они все разные.

В одном из ваших текстов вы говорите,что философия вашего бюро заключается в том, чтобы соединить искусство и науку, и в исследовании граней и составляющих архитектуры и инженерии. Это очень характерно для британской архитектуры. Помимо роли продолжателя этой традиции на сколько вы стремитесь к тому, чтобы выделиться свей собственной архитектурой?

Я думаю, что технологические аспекты архитектуры не должны доминировать. Меня особенно интересуют вопросы эстетики, пропорций и красоты. Атмосфера тоже является важным аспектом того, как здание не только выглядит, но и ощущается. Поэтому я всегда стремлюсь создавать архитектуру, которая воодушевляет. Когда вы оказываетесь внутри, важно, чтобы это благотворно влияло на настроение и пробуждало душевные чувства. Также для меня в архитектуре важно, какие она несет значения. Здание должно иметь смысл, а не просто подчиняться чьей-то фантазии. К примеру, в Санкт-Петербурге задача состоит в том, чтобы соединить старое с новым и дать толчок новому развитию и жизни. Все старые города нуждаются в регенерации и задача архитектора сводится к тому, чтобы сделать это успешным. Я бы выделил самое главное в нашей архитектуре тремя словами: эстетика, атмосфера и значение.

Кроме того, что вы архитектор, вы еще и художник.

Я увлекся живописью около десяти лет назад, когда моя жена, профессиональный скульптор, решила изучать живопись в художественной школе. Я просто следовал тому, что изучала она. Нахожу такое занятие очень успокаивающим и стимулирующим. У нас есть домик в Италии, где и я пишу картины. В них гораздо больше красок и солнца, чем в тех, над которыми я работаю в Лондоне.

Какое отношение имеет живопись к архитектуре?

Я не верю в то, что проект начинается с рисунка или образа, как вдохновение. Мне кажется это то, где искусство и наука расходятся. Умственный процесс в живописи совершенно непохож на работу в дизайне, которая отличается точностью и строгостью. Работая же над абстрактным этюдом, необходимо обо всем забыть и целиком отдаться своим чувствам. Но когда вы приносите искусство в дизайн, это придает замыслу особую свободу духа. Это очень важное чувство. У меня появляется чувство большей уверенности, и во многом я отдаю заслугу в этом именно живописи.

Ваши мосты очень сложны и красивы. С чего  началось это серьезное инженерное увлечение?

Все началось с проектирования большого пролета станции в Стратфорде, над проектом которой мы очень тесно сотрудничали с нашими инженерами. Именно благодаря успеху этого проекта, в 1994 году нас пригласили участвовать в конкурсе на дизайн пешеходного моста в Кэнери Уорф. Мы выиграли этот конкурс, и мост был построен. Затем нас пригласили участвовать в другом конкурсе в Манчестере, затем еще в одном. В итоге мы выиграли пять конкурсов на дизайн мостов подряд. Всего мы построили как минимум 25 мостов.

В вашем генплане Апраксина двора в Санкт-Петербурге тоже фигурирует пешеходный мост через Фонтанку с парящей над ним скульптурой. Этот мост очень легкий, деликатный и напоминает кинетические скульптуры Наума Габо. Возможно, его скульптуры или творчество русских конструктивистов сыграли определенную роль в вашей архитектуре?

Совершенно верно. В творчестве Наума Габо меня привлекает и вдохновляет его мастерство передавать волшебное качество переливания света. Его скульптуры отличаются особой утонченностью и легкостью. Они воодушевляют нас в разработке проектов мостов и мы подталкиваем наших инженеров к тому, чтобы достичь наиболее рафинированные и изящные конструктивные решения.

В ваших текстах вы говорите, что хорошие здания обладают душевными качествами. А какие качества вы бы хотели, чтобы люди замечали и чувствовали в вашей архитектуре?

Я хотел бы, чтобы люди чувствовали себя уютно, а под душевными качествами я имею в виду душевный подъем. Это сочетание пространства, света, акустики... Когда вы оказываетесь, к примеру, в соборе вы чувствуете что-то особенное, и мне кажется, что во всех зданиях нужно стремиться к достижению подобного возвышенного чувства.

Офис Wilkinson Eyre Architects в Лондоне
24 Брайтон стрит, Ислингтон
23 апреля 2008 года