Питер Руджеро. Интервью и текст Владимира Белоголовского

Офис компании Skidmore, Owings and Merrill, SOM в Нью-Йорке
14 Уолл Стрит, Финансовый Дистрикт, Манхэттен
1 апреля 2008 года
Интервью и текст Владимира Белоголовского

Самые высокие башни в мире строятся не в Америке, но многие небоскребы, определяющие новый облик городов Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока, все еще задумываются и проектируются в Соединенных Штатах, на их родине. Фирма, хорошо зарекомендовавшая себя в высотном строительстве – Skidmore, Owings and Merrill, SOM, образована в 1936 году в Чикаго. В наши дни, в SOM работает 1200 архитекторов – половина в Нью-Йорке, а остальные в Чикаго, Сан-Франциско, Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Лондоне, Гонконге и Шанхае. За 72-летнюю практику компания реализовала около десяти тысяч проектов и заработала более тысячи престижных наград. Список значительных проектов SOM впечатляющий: Lever House (1952), Manufacturer's Hanover Trust Bank (1954), One Chase Manhattan Plaza (1961) в Манхэттене, Часовня военной Академии США в Колорадо (1958), Beinecke Library в Йельском университете (1963), John Hancock Tower (1969) и Sears Tower (1973) в Чикаго и Jin Mao Building (1998) в Шанхае. Башня Burj Dubai, спроектированная чикагским бюро SOM, еще до окончания строительства стала самой высокой в мире. В следующем году высота этой 160-этажной рекордсменки предположительно достигнет 700 метров. Фирма всегда привлекала талантливых дизайнеров. Гордон Буншафт (1909-1990), ответственный за многие проекты компании, проработал в SOM почти полвека (1937 – 1983) и в 1988 году был удостоен престижнейшей премии Прицкера.

49-летний Питер Руджеро – партнер чикагского бюро SOM. Он проектировал аэропорты в Торонто, Нью-Йорке и Вашингтоне, коммерческие здания, многофункциональные комплексы, жилые массивы, университетские лаборатории и офисные башни в Европе, Америке и на Ближнем Востоке. Сейчас он руководит несколькими проектами в России, включая Участок 16, многофункциональный комплекс площадью 430 тысяч кв. м. в новом деловом центре Москва-Сити для Капитал Груп.

Мы встретились с Руджеро в нью-йоркском офисе SOM на Уолл стрит, игровой площадке наиболее значимых клиентов компании. Завораживающие виды на окружающие тоненькие башни манхэттенского Даунтауна придали визуальную определенность нашему разговору. Среди них Седьмой номер ВТЦ на краю Граунд Зиро – Руджеро разрабатывал его дизайн в сотрудничестве с Дэвидом Чайлдсом, соавтором подымающейся рядом Башни Свободы.

– Высота башни Burj Dubai все еще остается закрытой темой?

– Это действительно конфиденциальная информация, и я не могу ее раскрыть. Несмотря на всевозможные догадки, опубликованные в прессе, я могу только подтвердить, что эта башня превысит 600-метровую отметку.

– Считаете ли вы, что американские архитекторы и инженеры по-прежнему вне конкуренции в вопросах проектирования небоскребов?

– Так было 20 или 30 лет назад. Но компании, с которыми мы сегодня конкурируем, не являются больше исключительно американскими. Такие европейские практики как Норман Фостер, Ричард Роджерс и Ренцо Пьяно создают очень красивые и смелые небоскребы.

– В 1980-е и 90-е годы SOM превратилась в корпоративную фабрику, производя малоинтересные здания, одетые в примитивные постмодернистские костюмы. Каким образом и благодаря кому удалось модернизировать компанию?

– В 1980-е годы архитекторы слепо придерживались идеи исторического продолжения. Это было время поиска исторических ссылок и не только для SOM, а для профессии в целом. Выходу же из этого периода способствовала рецессия начала 1990-х. Ко времени, когда девелоперы вновь приступили к строительству, многое из построенного в предыдущий строительный цикл было переоценено. В SOM пришло новое поколение молодых партнеров. Это были 30-летние и 40-летние архитекторы – Роджер Даффи (Roger Duffy), Брайн Лии (Brian Lee), Гэри Хани (Gary Haney), Мустафа Абадан (Mustafa Abadan) и другие. Они стали пересматривать модернистские корни компании. Ведь SOM известна архитектурой своего времени.

– Основываясь на диверсифицированном портфолио проектов последних лет, SOM по праву считается настоящей лабораторией архитектурного новаторства. Как удается столь крупной компании оставаться современной и инновационной?

– Это совместный процесс взаимодействия партнеров, руководителей студий и дизайнерских студий. Наши проекты вырастают из студий – снизу вверх. Партнеры задают направления, а студии их разрабатывают. Мы работаем бок обок. Поэтому каждый молодой архитектор имеет шанс внести что-то свое. Есть старый анекдот – ой, я работал в SOM пять лет и все, что мне доверяли – это проектировать туалеты. В этом есть некоторая  правда, но по моему опыту, я встречал очень молодых архитекторов, которые полноправно участвовали в создании крупных проектов. Другой инструмент, который помог восстановить репутацию фирмы – SOM Journal. Этот журнал – интроспективный и самокритичный, он ориентирует на процесс проектирования с фокусом на наши собственные сегодняшние проекты. Журнал появился десять лет назад и на сегодняшний день мы выпустили пять изданий. Проекты для публикации выбираются независимым мультидисциплинарным жюри, куда входят архитекторы, инженеры, художники, урбанисты, социологи и так далее, которые разбирают наши проекты критически. Мы распространяем эти журналы среди заказчиков и это помогает им понять чем мы занимаемся. Мы также проводим лекции, на которые приглашаются известные архитекторы и художники для презентаций и обсуждений их инновационных проектов.

– Вы пришли в SOM сразу после университета?

– Я закончил Гарвардский университет в 1984 году по специальности урбанизм и вернулся в Нью-Йорк, где родился и вырос. В течение года я работал в крошечной компании. Но я всегда мечтал работать над крупными проектами. В те годы был строительный подъем и я хотел в нем участвовать. Мне казалось, что SOM должен стать хорошим выбором, и я не ошибся.

– Чем вам запомнился Гарвард?

– Гарвард – это прекрасное место для учебы. Мне особенно импонирует плюралистический подход этой школы. Он позволяет выразить разные точки зрения. Мне было интересно исследовать роль отдельных зданий в развитии городов и изучать вопросы социальной и экономической динамики городского планирования. Мне особенно было интересно читать книги Альдо Росси. Моими профессорами были – Фумиико Маки, Джорж Сильветти, Рудольф Мачадо, Моше Сафди и Фрэд Коттер, который написал знаменитую книгу Коллаж-Сити с Колином Роув. Моей диссертацией стал проект, цель которого было использовать железнодорожную эстакаду High-Line как своеобразный катализатор для нового развития манхэттенского Вест-Сайда. С юношества меня влекла городская инфраструктура – мосты, хайвэи, пирсы, и конечно же, такая удивительная и странная урбанистическая реликвия как High-Line. Столько лет спустя этот район наконец-то переживает долгожданное возрождение.

– В SOM вы сразу приступили к работе над проектами ваших мечтаний?

– Первые пару лет я работал над не очень увлекательными проектами госпиталей в Нью-Йорке. А затем меня позвали работать над замечательным проектом расширения международного аэропорта Dulles в Вашингтоне, построенного по проекту Ееро Сааринена. Это было естественное продвижение моего интереса к инфраструктуре. Аэропорты могут быть великолепными общественными пространствами. С тех пор я участвовал в создании многих аэропортов по всему миру, и столько лет спустя я опять занят проектом в аэропорте Dulles.

– Вы считаете, что работая в крупной корпоративной фирме, можно иметь индивидуальный голос?

– Конечно! Что всегда привлекало меня в SOM так это то, что мы не пропагандируем определенный узнаваемый стиль. Наша истинная приверженность – отличный дизайн и техническая инновация. Вы не можете определить работу SOM стилистически потому что наши проекты – результат сотрудничества многих людей. В настоящее время у нас 30 партнеров. Мы все индивидуальны, но мы опираемся на гигантский опыт и ресурсы компании, что дает возможность каждому поколению дизайнеров оставить свой след.

– Какой регион мира вы бы отметили как наиболее интересный для проектирования и почему?

– По моему собственному опыту, Китай – весьма интересное место. Что любопытно в Китае, так это то, что сейчас мы начинаем строительство в городах, о которых на Западе никто ничего не слышал. Также на Ближнем Востоке, такие города как Дубаи и Абу Даби теперь входят в новую фазу развития, т.е. создание развлекательных, культурных и общественных институтов. Индия и Россия тоже являются захватывающими центрами с феноменальным ростом в развитии. В нашем офисе огромное количество проектов разбросаны по всей Индии, а в России мы начинаем новые проекты не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге.

– В глазах ваших заказчиков каким является образ нового современного города?

– Мне кажется, что главное, что делает города интересными – их своеобразные районы и неповторимые качества. Я бы не хотел воспроизводить, к примеру, Нью-Йорк по всему миру. Но очевидно, что символом успешного западного города является высотное здание. Это то, что новые города хотят импортировать, но задача архитекторов состоит в том, чтобы найти связь с характерной для данной местности архитектурой и выразительные способы вплетения высотного объекта в местную урбанистическую ткань. К примеру, на Ближнем Востоке климат создает большие сложности для строительства стеклянных башен и Москва также отличается уникальной культурной историей, что делает строительство высотных современных зданий сложной задачей. Тем не менее, я думаю, что Башня Россия по проекту Нормана Фостера будет новым успешным символом на небосклоне.

– Вы можете назвать наиболее успешные примеры высотного строительства в мире в наше время?

– Существует множество прекрасных зданий. К примеру, Седьмой номер ВТЦ стал первой высоткой, построенной в Нью-Йорке после 11-го сентября. Поэтому для нас это была возможность пересмотреть многие вопросы безопасности. Здание отличается необычной толщиной стен железобетонного ядра, очень широкими и соединенными на разных высотах пожарными лестницами, выходящими прямо на улицу. А за различные энергосберегающие инновации проект заработал Золотой сертификат по системе LEED (Лидерство в энергетическом и экологическом дизайне). Здание задало тон высокого качества дизайна для новых башен вокруг. Так, стеклянный фасад, спроектированный в сотрудничестве со скульптором Джеймсом Карпентером, позволяет максимально пропускать естественное освещение. Мы получили множество запросов со всего мира по поводу эстетических и технических новшеств этого здания.

– Давайте поговорим о ваших проектах в России.

– Мы осуществили ряд российских проектов, включая генплан московской Сахарной фабрики, бизнес-центр Ducat Place III, коммерческие проекты для компании Forum Management и ряд конкурсных проектов. Однако проект, в котором я занят больше всего, – это участок 16 в Москва-Сити для Капитал Груп. Они обратились к нам, ссылаясь на наш опыт работы в Москве.

– Каков ваш опыт работы с русскими заказчиками?

– Наши заказчики очень разные, но Капитал Груп – весьма знающая и опытная команда девелоперов. Они знакомы с глобальным рынком и очень хорошо знают наши недавние проекты в мире. Мы разговариваем на одном языке и нам легко работать вместе.

– На сколько вам удается быть вовлеченным в проекты в России и как хорошо вам удалось узнать Москву?

– Я руковожу командой дизайнеров и бываю в Москве от одного до двух раз каждые два месяца. Первый раз я оказался там несколько лет назад в декабре, во время рекордно низкой температуры за многие годы. Конечно же, хотелось бы знать город лучше, но я прекрасно знаю район, где строится наш проект (Питер легко жонглирует сложными для иностранцев русскими названиями улиц, длинными фамилиями местных девелоперов и демонстрирует хорошее понимание точных перспектив, которые откроются с разных высот его проекта в Москва-Сити). Из того, что я видел мне нравятся некоторые современные постройки малого масштаба и районы, где сосредоточены здания классицизма 19-го века и начала 20-го. Они образуют очень уютную улицу. С другой стороны, я не встречал интересных современных высоток. Я думаю, что Москва заслуживает лучших зданий, особенно учитывая столь успешную и быстрорастущую экономику. Это город огромных потенциалов. Мне нравится очень своеобразный и узнаваемый радиальный городской план. Я обожаю городскую систему метро, которая значительно эффектнее любой из тех, где мне доводилось бывать лично. Это грандиозное, быстрое и удобное метро. Я не понимаю людей, которые не хотят пересесть с машин на метро, чтобы не проводить многие часы в пробках.

– Каким образом местные условия влияют на ваши архитектурные стратегии?

– Москва интересна мне не только своим визуальным характером, но и своей астрономической широтой и средовым контекстом. В один из своих первых приездов я оказался там 21 декабря и сам факт, что солнце встает в 8:30 утра и садится в 3:15 дня очень занимателен. А летом дни опять становятся очень длинными. Мне интересно реагировать на подобные местные условия. Как спроектировать такое здание, которое бы максимально захватывало солнечный свет, столь редкий зимой в Москве? Независимо от того, где я нахожусь в мире, я всегда обращаю внимание на конкретные климатические особенности места. К примеру, на Ближнем Востоке климат совершенно противоположный и там необходимо свести попадание солнечных лучей внутрь к минимуму с помощью солнцезащитных жалюзи и так далее.

– А как ваш проект будет реагировать на историческую ткань города и существующую культуру?

– Нужно быть очень чутким к подобным проявлениям, но вы всегда должны создавать здания своего времени. Это настоящая трагедия, когда архитекторы заболевают ностальгией, пытаясь придать своим произведениям черты другого времени. Важно найти баланс в том, чтобы быть хорошим соседом, органично взаимодействовать с линией улицы. Хорошая для этого аналогия – семья, собравшаяся для семейного портрета. В нее входят представители многих поколений и все они предпочитают разные стили одежды, отображающие их вкусы и время. Но каким-то образом, когда все выстраиваются для общего семейного портрета, все органично сочетается. Другая хорошая аналогия при проектировании города – большой симфонический оркестр. Все участники этого оркестра великолепные музыканты и сильные личности, но на сцене они понимают, что их роль – выступать единым коллективом. А иногда, одного из этих музыкантов просят показать виртуозную игру. Поэтому чтобы построить хороший район архитектор должен хорошо понимать историю места, характер, тенденции развития, транспортные условия, существующие потоки людей, движение солнца и прочее. Поэтому, каждый раз бывая в Москве, я езжу изучать все наши участки. В нашем проекте для Forum Management мы много работали с историческим контекстом, что предполагает очень детальное изучение места. Но и в случае с Москва-Сити важно иметь представление о том, как это место выглядит в разное время дня и года.

– Ваш проект в Москва-Сити практически сравним с Tabula Rasa, в том смысле, что он полностью лишен исторического контекста и является новым городом в городе.

– Да, это было желание городских властей построить международный финансовый центр. Поэтому сразу в сознании возникают определенные канонические образы того, что здесь ожидается воздвигнуть для делового сообщества. На нашем участке идея была создать хрустальный объект для максимального использования естественного света и занять достойное место на небосклоне нового делового центра. Наш комплекс состоит из четырех объектов и расположен между башнями Федерация и Россия. Когда мы проектировали этот проект, аналогия с оркестром оказалась очень кстати. Мы знали как будут выглядеть здания вокруг нас – многие из них стремятся играть роль первой скрипки. Поэтому мы предложили очень спокойное и элегантное здание. Именно такие строгие и спокойные здания помогают городам функционировать правильно. А символы создаются для туристов. Это всего лишь одно измерение, дистанцированное представление о городе. Часто бывая в Москве и узнавая о зданиях, которые строятся вокруг, мы очень удивлялись, что многие из них будут вырастать из неприступных стилобатов высотой в шесть или семь этажей. Они оставят очень мало места для общественного пространства. Мы же предложили композицию из четырех структур – офисную и жилую высотки, гостиничный блок и невысокое здание для парковки, расположив их вокруг просторной площади, открытой для всех. Это то, что Сигрэм-Билдинг предложил для Нью-Йорка.

– Видите ли вы какие-либо изменения в заказах ваших клиентов?

– В последние годы заказчики придают большее значение дизайну. Они поняли, что удачный дизайн может создать тот канонический статус, который значительно повышает ценность их недвижимости. Съемщики хотят быть в зданиях со знаковым дизайном и престижным адресом. Визуальные характеристики зданий и среды становятся не менее важными, чем другие аспекты бизнеса. Также заказчики чаще обращают внимание на экономию энергоресурсов и сам факт того, что продуманный дизайн может серьезно улучшить качество условий работы внутри зданий. К примеру, недавно мы разработали генплан для Королевства Бахрейн, где наши заказчики были озабочены созданием таких условий планирования, при которых зависимость от энергоресурсов заметно бы сократилась для страны в целом.

– Что вы считаете наиболее захватывающим в профессии архитектора в наше время?

– Мне кажется, возможность работать в глобальном масштабе само по себе – очень захватывающе. В настоящее время существует немало опасений относительно американской экономики. Говорят о падении темпов ее развития. Но для многих архитекторов, практикующих в глобальных масштабах, работы прибывает и прибывает из тех регионов, где экономика наоборот наращивает темпы роста. Сегодня мы проектируем практически на каждом континенте. Население земли увеличивается очень быстро и все больше людей перебираются в города. Существует большая нехватка в архитекторах и многие проекты, которые мы строим сегодня, будут перестраиваться уже через 30 лет или раньше, поэтому масштабы строительства, которые нас ожидают в ближайшем будущем – завораживают. Участие в таком беспрецедентном строительстве по всему миру очень захватывает. Мне кажется, Москва предпринимает лишь начальные шаги, чтобы реально играть важную роль на мировой архитектурной сцене. Также как в Китае возникает серьезное самобытное сообщество художников и архитекторов, находящих все большее признание в мире, тоже, я думаю ожидает и Россию. Время пришло и биеннале в Венеции – это великолепный шанс для русских архитекторов представить свою архитектуру всему миру.