Всеволод Медведев. «МАРХИ готовит архитекторов, а не проектировщиков»

Archi.ru: 
Чем, на ваш взгляд, отличается русская и советская архитектурная школа от зарубежных школ? Есть ли у нее сильные стороны?

Всеволод Медведев:
Ситуация мне знакома начиная с 1970-х. По-моему, это надуманно, что русская архитектурная школа отличается от европейской. В глобальном мире все учатся то там, то сям: один семестр, скажем, в Лондоне, другой – в Голландии. То же касается наших студентов. Я преподаю в МАРХИ, где перемещение по школам возможно с пятого курса. Большинство студентов старается это делать. И мы видим, в чем наши студенты выигрывают, в чем – проигрывают. Выигрывают они в том, что очень хотят учиться и умеют рисовать.

А умение рисовать еще актуально сегодня?

В сегодняшней Европе умение рисовать в образовании не слишком востребовано. Пока они учатся два либо три года на магистра, они спрашивают, а зачем они получали ненужные навыки в МАРХИ. А потом, когда начинают работать, все приобретенные компетенции становятся их профессиональными преимуществами. Дело в том, что без рисунка, в том числе и академического, невозможно развить пространственное мышление. Правильно выстроенная связь мозга с рукой позволяет материализовать идею и только потом совершенствовать ее при помощи технологий.

Но умение рисовать – далеко не кардинальное преимущество. Основное отличие европейцев – это знание с первых курсов компьютерных программ, без которых уже никуда. Причем работают целые кафедры и лаборатории, читают лекции, проводят мастер-классы по изучению самых новых технологий проектирования. Бесплатно! Макетные мастерские и лаборатории прототипирования это уже обычная история для европейских институтов. В МАРХИ этого нет. О чём говорить, если даже сайта нормального нет! Вы видели сайт МАРХИ? Там ничего невозможно найти и понять, так же как и в реальности. Студенты всё познают самостоятельно без помощи института.

Другое отличие нашего образования – недостаток практики проектирования. Сейчас в МАРХИ два дня проектирования, и на один из них еще поставлены какие-то лекции.

Несколько лет назад Московский союз архитекторов способствовал открытию кафедры «Комплексная профессиональная подготовка». Предполагалось две лекции практикующих архитекторов в месяц, воркшопы и экскурсии, а также посещение мастерских. Новой кафедрой очень успешно занималась Маргарита Демидова. Первый год отношения с институтом складывались неплохо, но потом стали сокращать количество часов лекций – и сейчас вопрос, будет кафедра или нет. Руководство сделало все, чтобы эта кафедра перестала существовать как эффективный инструмент погружения студента в профессию. А она не просто нужна, а необходима. Студенту интересно посмотреть на живого Скуратова, на живого Плоткина и почувствовать, как все работает в реальном мире.

Студенты охотно идут на эти лекции и воркшопы?

Студенты идут охотно, и архитекторы охотно читают. Но руководство начинает указывать архитектору время, соединять двух архитекторов в одну лекцию, начинает ими жестко управлять. И, конечно, архитекторам это не нравится, ведь они приезжают бесплатно. Новые начинания были руководством на словах одобрены, но на деле оказалось сложнее. Николай Иванович Шумаков борется, конечно, за эту программу.

Профессиональное сообщество готово в этом участвовать?

Да. Казалось, что архитекторов туда не затащишь, но отклик есть. Все, кого пригласили, пришли: Атриум, UNK, DNK, Скуратов, Герасимов, Чобан и др. Есть лекции, их записи. Студентам это в кайф, и это важнее, чем привычная студенческая практика. Я в геодезической практике участвовал в 1993 году, но, кроме слова теодолит, ничего не помню. На мой взгляд, практический курс: посещение бюро, лекции практикующих архитекторов – должен расширяться. Студенты должны проходить настоящую практику в этих мастерских. Надо наконец понять, что МАРХИ готовит архитекторов, а не проектировщиков. У всех вузов своя задача. В МАРХИ надо максимально расширять творческие дисциплины и сократить все остальное. К примеру рисунок, его отменяют с третьего курса, а необходимо продлить до диплома, но в более актуальной форме.

В Европе почему-то есть миф, что студенты архитектуры из России подкованы в области конструкций. Это не так. Это шлейф, который тянется от русских авангардистов, от Шухова, но вот-вот исчезнет. Образование по смежным дисциплинам у нас совсем не актуально и несовременно. А время на такие предметы как сопромат или инженерные конструкции надо оптимизировать. Все равно студент из архитектурного института не сможет сделать профессиональный расчет. Он и не имеет на это права, есть специальные вузы, которые этих людей выпускают.

Что мешает позитивным переменам?

Инертность и незаинтересованность руководства. Программа не меняется. Невозможно 50 лет подряд делать одни и те же задания. Невозможно поступать в архитектурный институт, сдавая экзамены, которые сдавали 50 лет назад. Сдавать черчение и трехмерные синьки, которые давно устарели. Это не развивает пространственное мышление, не дает навыков графической эстетики. Количество работ, которые выполняются по старым шаблонам, так велико, что не остается места для новаторства.

А вот какой-нибудь экзамен трехмерного моделирования был бы необходим именно с первого курса.

Система, за которую держится наше образование, себя изжила, необходимые навыки не проникают в наши вузы. Их блокируют на ранних стадиях. Это обидно. Преимущества, которые имеет русская школа, не слишком существенны, а недостатки очень важны и конкурентоспособность наших студентов сильно понижают. Ребята вынуждены наверстывать и интегрироваться в западную систему. Чудесные отмывки, которые висят в МАРХИ, их все любят, но это уже история, хотя и славная. Так что на сегодняшний день каких-то уникальных особенностей у русской архитектурной школы нет.

А увеличение длительности обучения как вы оцениваете?

Это пошло во вред. Чем раньше студент перейдет к практической деятельности, тем лучше. Семь лет учиться в МАРХИ смешно. Надо учиться пять лет. Первые два курса совместить в один. Четыре года нормального бакалавриата и один курс магистратуры – дипломной работы. Это сбалансированный и эффективный вариант, не даст расслабиться, знания будут получены быстро, не растрачивая время попусту. Первые два курса загадочные, как ёжик в тумане. Когда ребята приходят на третий курс, непонятно, что они там делали. Блестящие умения отмывать капители – это, конечно, необходимо, но студент не может лестницу начертить и не понимает, как дверь открывается. Потом студенты учатся на третьем, четвертом, пятом курсах хорошо. А потом опять теряют.

Кому-то пришло в голову тупо скопировать систему магистерской диссертации с кандидатской, и теперь требуют, чтобы студент писал автореферат, чтоб были публикации, рецензии, антиплагиат, список литературы, оформленный до последнего знака препинания. Я вот не защитил кандидатскую диссертацию, сдав кандидатский минимум, а мой коллега Михаил Канунников защитил. Так он после диплома два года работал, а потом сел и написал серьезную работу, которую можно использовать. А сейчас студенты за два года делают то, что не имеет ценности. В МАРХИ настоящей научной деятельностью могут заниматься единицы. Юрий Павлович Волчок и еще пять человек. А этого требуют от всех, причем требования на всех кафедрах разные. И студенты бегают с выпученными глазами. А что делать в аспирантуре, вообще не понятно. Студент возьмет магистерскую диссертацию, причешет и защитит. Вообще загадка с этой Болонской системой. Ее внедрили так жестко и бездумно, что разрушили прежний процесс: два года начальных, три основных и шестой год диплом. Причем все делают вид, что эти работы умные, что прошли проверку на плагиат, а это на 90 процентов плагиат, потому что студент не может сделать серьезное исследование. За два года из ста магистров выросли два. Остальные сделали это между работой, тусовкой, и другими делами.

У нас из прошлой группы четыре человека учатся в Вене. Там система другая. Бакалавриат там слабее, а магистратура сильнее. Нет шаблона кандидатской. Они делают проекты по заданию руководителя: занимаются серьезным проектированием, причем междисциплинарным. Они ездят на Венецианскую биеннале, выставляют макеты в центре Вены, сами набирают курсы. Проект занимает 90% времени, на остальные кредиты ты что-то хватаешь: энерджи-дизайн, социологию, конструкции. Но это справочные краткие курсы. В России студенты магистратуры пишут самостоятельно диссертацию. А там магистры, причем в команде, что важно, занимаются проектированием на тему, которую руководитель формулирует каждые полгода. Команды меняются, в команду входят студенты старших курсов, младших и средних. И они друг у друга учатся. А диплом делают самостоятельно. За три года у них появляется много архитектурных работ.

Сложно нашим студентам было поступить в западную магистратуру?

Нет, не сложно, но это удачные студенты. И еще там нет жесткого набора. Руководитель может взять пять человек, а может пятнадцать и двадцать пять. Он просматривает портфолио и интервью. Он вправе сформировать команду, не скованный административными рамками. Хорошо было бы самих студентов спросить. Там делают практикующих архитекторов. Они все делают руками, врубаются во все программы, печатают на 3D принтере. С точки зрения технологий они шагнули далеко вперед. Не говоря о том, что это очень дешево. Магистратура в МАРХИ стоит 280 000 рублей в год. Двести пятьдесят тысяч – это 4000 евро, а в Вене магистратура стоит 1400 евро в год. Европейцы не платят, а россиянам венский ректорат может даже вернуть часть денег, если ты успешно сдал проект.

Давайте сравним МАРХИ с другими российскими вузами.

Других чисто архитектурных вузов нет, но во всех российских вузах все примерно одинаково. Вот появилась МАРШ, там другая задача, но, на мой взгляд, тоже очень и очень спорная. Они готовят якобы мультидисциплинарных специалистов, берут не только архитекторов. Туда может прийти человек, получивший степень бакалавра в менеджменте, или врач, и ему объясняют, что надо делать. [UPD: комментарий представителей Архитектурной школы МАРШ: «В магистратуру МАРШ на программу МА in Architecture and Urbanism принимаются только абитуриенты с минимум четырьмя полными годами обучения в российском бакалавриате по специальностям «Архитектура», «Градостроительство», «Реконструкция и реставрация памятников архитектуры», «Дизайн архитектурной среды» или международной степени бакалавра по этим специальностям. В МАРШ существуют также другие программы дополнительного, а не высшего образования, открытые для разных специалистов].

Мультидисциплинарный специалист, у которого есть ответы на все вопросы, – такого не бывает. Это доказывают проекты студентов МАРШ. То, что я видел, у меня вызывает грусть. Идет длительное исследование по массе позиций. Оно длится дольше, чем проектный процесс, подается это как «мы думаем», а потом вне зависимости от того, что проектировали, стул или город, получается одинаковый результат. Что-то безликое, простое, серое, незаметное, прозрачное, невидимое. Когда к такому результату приходит каждое исследование, впору задуматься: может, с исследованием что-то не то? Такой результат не может быть ответом на все задачи. Меня лично как практикующего архитектора и преподавателя такой результат не удовлетворяет.

Так же как и результат МАРХИ, хотя МАРХИ все же значительно ближе. Там я хотя бы понимаю, что менять. А МАРШ – это не в чистом виде архитектурная школа. Она интересная, но не архитектурная. Мне кажется, им надо поменять название J. Архитектурные школы в Европе не такие – они более архитектурные, 95% времени там занимает проектирование. В МАРШ – 15% проектирования, в МАРХИ – 30 % проектирования.

Чем же занимаются студенты МАРХИ в оставшиеся 70% процентов учебного времени? Неужели рисованием?

Огромное количество времени тратится на смежные околоархитектурные дисциплины в ущерб архитектурному проектированию. Постоянно накладываются друг на друга сдача проекта и экзамены с зачетами.

А есть ли глобальные, общие, не российские проблемы образования?

Сейчас во всем мире происходит разделение на архитектора и проектировщика. Потому что готовить универсального специалиста невозможно. Это не востребовано. Поверхностные знания в области социологии нужны, но в любом случае архитектор не создает проект в одиночку. Команды проектные шире, чем 30 лет назад.

В ближайшие тридцать лет многие профессии будут заменены робототехникой в том числе и архитектурно-строительной отрасли. Как ушли в свое время чертежники, так уйдут проектировщики. Специалисты, разрабатывающие рабочую документацию, технологические решения, уже в самое в ближайшее время, проиграют конкуренцию роботам.

А архитекторы не могут уйти, потому что машина не в состоянии генерировать творческий процесс. Количество архитекторов, необходимых на рынке, сократится, выживут архитекторы, генерирующие идеи, а мастерские по 300-500 человек уйдут в прошлое, сотни проектировщиков заменит техника. На этот вопрос образование в России и мире не имеет ответа. Но надо реагировать. Нельзя готовить тех же специалистов, что и раньше. В Европе это более активно муссируется. Когда европейские магистры защищаются, никого не интересуют вопросы макетирования, сколько по времени ты это делал и сколько рабов тебе помогало. Только идея важна.

Россия реагирует на это медленно. Самое обидное, что это невозможно ни до кого донести. Не только до руководства архитектурных институтов, но и до практикующих архитекторов, которым, если говорить по чесноку, не нужны творческие конкуренты, потому что каждый архитектор себя мнит великим, вне зависимости от того, что он строит. Все остальные – тоже отличные ребята, молодцы, но я-то – понятно, что за фигура! – думает он. Конкурентная среда повышает качество, с этим все согласны, но никто этого не хочет. Когда я полечу на небо через 300 лет, тогда – пожалуйста, но сейчас давайте не будем. Вот у нас тут рыночек сформировался из 20 компаний, – и хорошо. А как только робот станет дешевле, от всех студентов, работающих в мастерской, избавятся.

И начнется совсем другая история.