Евгений Герасимов: «Хорошая архитектура за хорошие деньги – и именно в этой последовательности»

Говорим с архитектором по случаю 25-летия бюро «Евгений Герасимов и партнёры»: о составе мастерской, разнообразии задач, специфике рабочего процесса, партнёрстве с Сергеем Чобаном, советской и постсоветской архитектуре.

26 Декабря 2016

Интервью

Архитектура Практика

Мастерская:

Евгений Герасимов и партнеры

Архи.ру:
– Что сейчас представляет собой бюро «Евгений Герасимов и партнёры»?

Евгений Герасимов:
– Бюро – это архитекторы, конструкторы, генпланисты и «бюрократическая прослойка». На сегодняшний день где-то 130 человек. Инженеров и других специалистов мы привлекаем со стороны, потому что привыкли выступать в роли генпроектировщика. Двадцать пять лет компания на ходу. Работы много, компания снова растет численно.

zooming — Евгений Герасимов. Фотография предоставлена бюро «Евгений Герасимов и партнеры»

– Бюро называется «Евгений Герасимов и партнёры». Партнеры – это Зоя Петрова и Виктор Хиврич?

– На сегодняшний день есть ещё два партнера: Карен Смирнов и Татьяна Комалдинова. Хиврич и Зоя Петрова были с самого начала. С Петровой мы работали еще в Ленниипроекте. Отношения строятся как у партнеров: есть старший партнер, не по возрасту, а по доле в компании, соответственно и право голоса разное. Окончательное право голоса за мной.

– Как вы принимаете решения?

– У нас абсолютная демократия в обсуждении и совершеннейшая диктатура в исполнении. Вне зависимости от чина, будь это молодой архитектор или это опытный ГАП, когда начинаем работать над проектом, то рассматриваем все идеи. Каждый волен принести своё видение, и мы обсуждаем всё. На каждый проект создаётся группа и внутри неё вместе со мной принимается решение. После того, как решение принято, мы уже не можем позволить себе метаться и снова обращаться к другим вариантам. Есть время для поиска вариантов, а есть время для исполнения.

– Внутри бюро есть группы классиков и модернистов?

– Нет, специализации нет. Мы идём от места и, естественно, от заказчика. И если он хочет традиционную архитектуру, то нужно либо соглашаться, либо отказываться. Конечно, можно выбрать для себя только одно направление и придерживаться его, это достойно уважения, но мне такой подход скучен.

– У вас много молодых архитекторов, вы набираете сотрудников прямо из вузов? Как Вам новое поколение?

– Кого-то после вузов, кого-то рекомендуют. Мы смотрим во все стороны. В компании много молодых, и мы этому очень рады. Нормальное новое поколение, они учились у хороших архитекторов, и мы стараемся лучших приглашать к себе.

– Что Вы назвали бы главным достижением мастерской?

– Прежде всего само существование компании; с 1991 года – это срок. И конечно же, объекты, построенные по нашим проектам. Нравятся они или не нравятся – другой вопрос. Важно, что существует большое количество доведенных до реализации и построенных именно по нашим проектам зданий, где, в частности, именно мы делали рабочую документацию.

Наша компания сосредоточена на работе от идеи до последнего чертежа. Мы не чураемся черновой работы, и более того, мы уверены, что только если ты сам делаешь рабочую документацию, только тогда появляется шанс построить объект так, как ты задумал.

– Сожалеете о нереализованных проектах?

– Сожаления к делу не пришьешь: «мне бы заказчика, бюджет, я б тогда показал, как надо». Архитектор работает в тех условиях, которые есть на сегодняшний день, если хочет строить; и построенные объекты отражают время. Если отстает, вряд ли это кому-то интересно, если же опережает, то это воздушные замки. Так что архитектура самый современный из видов искусств, по ней можно судить о времени, о людях, о возможностях общества, финансовых и технологических.

– Давайте поговорим об истории. Как Вы пришли в архитектуру?

– Я закончил художественную школу и, с одной стороны, не видел себя чистым художником, а с другой – мне хотелось иметь профессию, как-то связанную с рисованием, с искусством. Тогда я ещё не понимал, что это такое... Я родился в Сибири, детство, где-то лет до семи, прошло в Ленинграде. Потом, в силу семейных обстоятельств, мы уехали. Но учиться архитектуре я приехал снова в Ленинград.

– Почему не в Москву?

– Потому что детство прошло в Ленинграде. В 1983 я закончил ЛИСИ, потом работал в Ленниипроекте.

– Было бы крайне интересно узнать о «советском периоде» творчества Евгения Герасимова...

– Я пришел в Ленниипроект сразу после института. Начал с низших чинов. Чертил, что скажут, ходил на демонстрации, ездил в колхоз, ходил в дружину, бегал за водкой для старших товарищей… Тогда мастерской руководил Николай Антонинович Афошин. Поначалу я чертил бесконечные привязки торгово-бытовых центров. Потом уже как архитектор, как соавтор я участвовал в проектировании жилых домов в Зеленогорске, которые стоят на Привокзальной улице. В проектировании жилых домов для Петродворца, которые однако не были построены. Участвовал в разработке экспериментального жилого комплекса в Шувалово-Озерки, из этого тоже практически ничего не вышло. К сожалению, многое шло «в корзину».

– Что Вы можете сказать об опыте работы в поздней советской архитектуре?

– Я видел всю советскую систему проектирования и строительства, мне есть с чем сравнивать. Конечно, КПД моей работы в то время был ничтожно мал. Но те годы не потеряны, это была школа. Я работал с разными архитекторами…

– Кого Вы назвали бы своим учителем?

– Я учился у многих. В институте – у Леонида Павловича Лаврова. В Ленниипроекте я долгое время работал под руководством Юрия Константиновича Митюрева, который позднее стал главным архитектором города. Руководителем мастерской был Олег Андреевич Харченко, который тоже долгое время был главным архитектором города. Главными архитекторами города просто так не становятся. Это люди с определенным складом ума, с определенными архитектурными, организаторскими навыками, поэтому я уверен, что мне очень посчастливилось работать под началом этих людей. Я увидел, как люди умеют рисовать, думать, как умеют работать; как делали подачи – ведь тогда не было компьютеров и всё делали от руки – как люди владели тушью, пером, рейсфедером, акварелью, гуашью, как от руки чертились перспективы.

– Итак, Вы создали своё бюро в 1991. Как это происходило?

– В 1990 мы вместе с Митюревым ушли из Ленниипроекта, и он организовал свою персональную архитектурную мастерскую. Я полгода проработал его заместителем, но спустя непродолжительное время мы решили, что каждый пойдёт своим путем.

– Какими были девяностые для вашей мастерской?

– Романтика была. Начинали мы в мансарде на Фонтанке, где до нас были художники, бомжи. Мы сами травили крыс, сами приводили всё в порядок, делали проводку. Там же потом появились первые компьютеры… Начинали на кульманах: краска, акварель, отмывки.
Никто ничего не знал. Что будет в будущем, как будет. Формировался новый класс заказчиков, новая типология жилья, новые строительные материалы, новые технологии приходили. Всё это было на ходу. Мы учились жить и работать в новой стране.

– Расскажите про ранние проекты: неоклассический дом на Суворовском проспекте, жилой комплекс на Бухарестской и «Зелёный остров» на Крестовском.

– В мае 1992 позвонил Олег Андреевич Харченко и спросил, не хочу ли я прийти познакомиться с новыми, любопытными клиентами. Я пришел, и он меня познакомил с Василием Сопромадзе. И собственно с ним мы и начали конструировать первые таунхаусы в Санкт-Петербурге, и с ними же «Зелёный остров».

Комплекс на Бухарестской стоит на оживлённой магистрали, по которой ещё ходят трамваи. И мы придумали такую схему таунхауса, где на Бухарестскую выходят только ворота гаражей, окна лестниц и ванных комнат. А все гостиные с террасами, спальни, кабинеты выходят во внутренние дворы. Это и была новая типология. Образ «мой дом – моя крепость» безусловно закладывался в этот проект.

– Как появился замысел другого известного раннего проекта – неоклассического и одновременно очень постмодернистского дома на Каменноостровском проспекте?

– Это наш первый проект для компании ЛСР. Да, чистый постмодернизм, потому что мы тогда ещё не наелись им. Когда в 1991 началась свобода, постмодернизм был ещё не освоенным полем для советских архитекторов; мы жадно начали вкушать плоды постмодернистской эстетики. Но с другой стороны также правда, что для нас была очевидна неоклассическая направленность проекта, так как это часть Каменноостровского проспекта – напротив шедевры Щуко и Лансере. Нужно было закончить чётную сторону Каменноостровского проспекта. Поэтому была предложена идея с ротондой. С точки зрения построения в нём всё просто и правильно: два ризалита, середина и ротонда как окончание. А стилистика, да, – постмодернизм неоклассического толка с грубоватыми деталями.

– В 2002 году Вы познакомились с вашим постоянным соавтором Сергеем Чобаном, который на открытии юбилейной выставки рассказал о вашей берлинской встрече. А как она выглядела для Вас?

– В Берлин я поехал для того, чтобы посмотреть архитектуру, иконы постмодернизма: Роба Крие, Марио Ботта и прочих. На эту архитектуру и в целом на современную архитектуру Берлина, когда там стали строить посольства северных стран и много что другое... До этого я не был в Берлине. Харченко дал мне телефон Сергея Чобана и сказал, что нам будет любопытно познакомиться и извлечь из этого какую-нибудь пользу. Работы Сергея я видел, и он видел какие-то мои, но мы не были знакомы лично. Я позвонил, Сергей пригласил меня в бюро, мы коротко поговорили и договорились поужинать вместе. Вот что выросло из этой встречи.

– Вы быстро стали работать вместе?

– Да, мы договорились быстро. И это был уже 2002 год, наше бюро уже работало в разных стилистиках. Мы договорились с Сергеем поработать вместе, и зимой 2002 мы работали над совместным проектом для ЛСР – «Дом у моря».

– Как Вы пришли к решению этого здания?

– Мы с Сергеем работаем по одной схеме. Каждый делает разные варианты, дальше мы отбираем наиболее перспективные и начинаем сводить к одному варианту. Что-то берём из одного, что-то из другого. Затем проверяем нашу мысль на рабочих макетах: здесь виден и план, и объем, – я бы даже назвал рабочее макетирование «сакральной» основой процесса, именно в этот момент многое формируется. Так что на недавней выставке мы намеренно уделили ему много внимания.

Так вот, в итоговом варианте «Дома у моря» мы зрительно продолжили ось пространства Гребного канала, «затянули» её внутрь и продолжили. Из всех квартир видна вода, с другой стороны зелень. Мы использовали принцип городской виллы: на каждую лестницу по три квартиры, которые не смыкаются друг с другом, и все квартиры имеют трехстороннюю ориентацию. Стилистика намеренно сдержанная: камень, профили, пляшущие окна…

– Какие ещё работы середины 2000-х Вы бы отметили?

– Безусловно, Еврейский дом ЕСОД, за который мы получили все возможные награды, и дом под названием Stella Maris. Мне тесно в рамках одной стилистики: хочется искать себя и в неоклассической, и в традиционной, и в модернистской архитектуре. Оба этих проекта определённо модернистские. Всего уже и не упомнишь. «Новая звезда» на Песочной набережной – тоже построена на сочетании стекла и камня...

– Много ли места занимает в вашей работе реконструкция исторических зданий?

– Вовсе нет, для нас это скорее исключение, чем правило. Реконструкция 2000 года на Стремянной была исключением, которое мы сделали для наших традиционных заказчиков; это уникальный случай, здание, построенное в три этапа, три этажа и все разные. Там были руины, в сущности мы всё «собрали» по фотографиям с нуля.

– А Four Seasons?

– Four Seasons – наша концепция. Нам было интересно поработать с таким оператором, сделать из здания шикарную гостиницу. В истории «Дома со львами» Лобановых-Ростовских были разные периоды: в нём жили и сдавали внаём, в нём были и лавки, и театр. На сегодняшний день это лучшая гостиница города. Но для нашего портфолио – тоже скорее исключение, чем правило.

– Каких заказчиков вы предпочитаете, частных или государственных?

– Очень редко мы работаем с государством.

– А проекты Олимпийского комитета, здания правительства РФ?

– Это конкурсные проекты. Мы проиграли эти конкурсы, к сожалению. В нашей практике был только один госзаказ – проект Ушаковской развязки. Судебный квартал – второй проект за всю 25-летнюю историю. Мы предпочитаем не работать с госбюджетом.

– С чем это связано?

– Государство – достаточно безличный заказчик, у людей, которые поставлены на воплощение проекта, нет личного, обостренного чувства; они прохладно относятся к архитектуре. А мы плохо себя чувствуем, когда клиент лично не заинтересован в хорошей архитектуре. Лучше иметь дело с конечным потребителем, который заинтересован, чтобы здание было красивым, и уверен в том, что красота хорошо продаётся.

– Вы выиграли конкурс «Серый пояс», как сейчас развивается этот проект?

– Мы с самого начала относились к этому конкурсу как к эфемерному мероприятию, чего КГА, собственно, и не скрывал: они говорили, что никакого практического значения этот конкурс не имеет. Его значение в том, чтоб показать ту картинку, к которой город мог бы стремиться, обрисовать мечту: дом мечты, квартал мечты, «Серый пояс» мечты. Мы дали своё предложение, свою идею, а дальше пусть город думает, что ему нравится, не нравится и как воплощать то, что ему нравится, в жизнь.

– Наверняка у вас есть своё понимание постсоветской архитектурно-градостроительной ситуации. Куда она движется? Как Вы её оцениваете?

– Прошло не так много времени для того, чтобы давать оценки: всего 25 лет экономической свободы. Мы учимся, идём семимильными шагами от тотального госрегулирования. Представьте, как вдруг в советском зоопарке клетка открывается и тигры – на свободу, зайцы шарахаются в сторону, вокруг – джунгли. Вчера была жизнь в зоопарке, кормили по часам, мыли по часам, прогуливали по часам, а теперь клетки открыли, каждый может делать, что хочет. Фантастическая ситуация, поэтому да, есть издержки процесса, а как их может не быть?

– А инфраструктура? Она ведь во многом заложена ещё в советское время. Нет ли понимания ее истощения?

– Конечно, есть. Это дико, но это вопрос не к архитекторам. Архитекторы работают в тех рамках, которые есть на сегодняшний день. Глупо от архитектора или от заказчика требовать, чтобы дом был высотой 15 метров, если разрешено 100. Конечная цель капиталиста – получение прибыли. Ничего нового, в советские времена уже строили жилые районы, где не было ни метро, ни детских садов, ни магазинов, ни дорог. Люди ехали от метро Елизаровская в Купчино, давясь в автобусах. Высаживались в грязи в темноте и по мосткам шли к своему новому построенному дому, а потом уже через несколько лет появлялись торгово-бытовые центры, школы, сады. То есть – все те же болезни, что и сейчас. Это вопрос к власти, как можно разрешать строить в таких объёмах жильё, если строительство не подкреплено инфраструктурой, нет ни метро, ни дорог, ни соцкультбыта. Мне кажется, с одной стороны власть отпускает все поводья, а с другой – регулирует то, что, казалось бы, можно отдать на волю рынка. Должно быть разрешено всё, что не запрещено. Хочешь строить офисы здесь – строй, если считаешь, что здесь будут востребованы офисы. Хочешь строить жильё – строй, хочешь строить гостиницу – строй. Но почему застройщик должен за свои деньги строить детский сад?! Власть на налоги должна строить детский сад. Вопрос к людям, которые у власти. Они должны синхронизировать все эти процессы. Сначала должны подводить дороги, электричество, воду, канализацию, а потом уже разрешать девелоперу строить то, что он хочет, если, конечно, это там никому не мешает.

– Как Вы относитесь к критике?

– К критике я отношусь нормально, на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Но критика должна быть профессиональной. У нас, как правило, пишут выпускники журфака, которым всё равно, о чем писать. Поэтому обращать внимание особенно и не хочется. Есть люди, к мнению которых я прислушиваюсь, профессионалы. Но я думаю, это тоже вопрос времени, со временем созреет и архитектурная критика.

– Как бы Вы определили своё кредо?

– Я бы сказал так: «хорошая архитектура за хорошие деньги – и именно в этой последовательности». Чтобы взяться за работу, нам важны три вещи: архитектурный интерес, финансовый интерес, и чтобы общение с клиентом не вызывало «изжоги». Потому что если мы элементарно не совпадаем, то не нужна ни архитектура, ни деньги тем более. Сначала должен быть архитектурный интерес; если он общий, то тогда мы готовы ничего не заработать. Но всё-таки лучше что-то зарабатывать, но, опять же, не превращая процесс в муку, поскольку он не быстрый – как правило, проект реализуют года три. Три года мучений, нервов, срывов – ничто не может компенсировать.

– Какие проекты бюро реализует в настоящее время?

– Сейчас мы работаем с несколькими комплексами для компании «Легенда»: «Легенда на Комендантском» и «Легенда на Дальневосточном». Проект Судебного квартала вышел из экспертизы. Строится несколько комплексов для компании ЛСР. Достраиваются «Русский дом», дом под названием «Верона» на Крестовском острове. Также мы проектируем комплекс зданий на Петровском острове. Несколько строек идет в Москве: заканчиваем ЗИЛ, строится комплекс «Царёв сад» напротив Кремля на Софийской набережной. Идёт проектирование башни на Ленинградском проспекте. Заканчивается строительство комплекса «Европа Сити» на проспекте Медиков – очень большой проект, с фасадами из керамики.

– Как Вы видите себя и бюро на российской архитектурной сцене в последние годы?

– Безусловно, себя оцениваешь по сравнению с чем-то. У нас нет комплексов по этому поводу. Мы понимаем, что, видимо, мы одни из лучших в Петербурге. Видимо, одни из лучших в стране, раз нас приглашают в ответственные конкурсы и здесь, и в Москве. «Одни из лучших» – нас вполне устраивает. Мы не рвёмся в главные. Нам интересна Москва, где у нас есть три проекта. Нам интересен Петербург. В провинции не готовы адекватно платить, и задачи менее интересные.

Мы работаем с небольшим кругом заказчиков из года в год: уже десятилетия работаем с ЛСР, ЛенспецСМУ. Мы работаем с Setl City, RBI, «Легендой», мы работаем с другими компаниями, с которыми мы делаем 1-2 проекта. Я считаю, что устоявшийся круг заказчиков – это хорошо.

– А через пять, десять лет?

– Через десять не знаю, а через пять – таким же. Мы не хотим расти экстенсивно, у нас нет задачи объять необъятное. Можно было бы поставить под ружьё в два раза больше людей и найти в два раза больше работы, но мне это не очень интересно. По численному составу бюро такое, какое нужно для решения тех задач, которые мне интересны на сегодняшний день. Соответственно, какие задачи будут интересны завтра, таким оно и будет завтра.

Мастерская:

Евгений Герасимов и партнеры

26 Декабря 2016

Беседовал:

Иван Костин

Похожие статьи