Эрик Оуэн Мосс: «Мы должны быть оптимистами»

Эрик Оуэн Мосс о демократических принципах организации пространства, финансовой отдаче экспериментальных проектов и о смене функции архитектурных памятников.

mainImg


Архи.ру:
– Вашим первым опытом участия в российских архитектурных конкурсах был, насколько я понимаю, проект Мариинского театра в начале 2000-х. Сегодня вы здесь из-за конкурса на IT Технопарк «Сбербанка» в «Сколково» [бюро Э.О. Мосса вышло в финал конкурса, первое место заняли Zaha Hadid Architects – прим. Архи.ру]. Как вы относитесь к идее иннограда «Сколково» и к замыслу строительства нового города в чистом поле?

Эрик Оуэн Мосс:
– Есть замечательный довод, который подходит для любого города с его историей, зданиями, улицами, инженерными коммуникациями, реками, деревьями: город должен продолжать развиваться. Если же вы работаете с территорией, которая никогда не была застроена, то там основным доводом становится возможность сделать что-то новое. Поэтому, если вы оптимистичны, а мне кажется, что без оптимизма делать такие проекты нельзя, так же, как мы были оптимистами, работая над проектом Мариинского театра, проект развития территории с нуля должен быть для вас шансом показать новое время, новое видение банка, новое видение российских официальных структур в новом пространстве.

Эрик Оуэн Мосс в Школе МАРШ. Фото © Илья Локшин. Предоставлено Школой МАРШ
Эрик Оуэн Мосс в Школе МАРШ. Фото © Илья Локшин. Предоставлено Школой МАРШ
Эрик Оуэн Мосс на лекции в Школе МАРШ. Фото © Илья Локшин. Предоставлено Школой МАРШ



– Вы затронули тему репрезентации российской власти посредством архитектуры: полагаете ли вы, что архитектура может изменить имидж страны? И может ли архитектура влиять на политику?

– Архитектура может отстаивать определенные ценности – демократические ценности, принципы организации пространства. Это выражается в том, как вы двигаетесь, как и на что вы смотрите, как вы думаете, куда у вас есть доступ, а куда – нет. Если эта стена стеклянная – я могу видеть свозь нее следующие десять комнат, а если она бетонная, то нет. Если на окнах есть решетки, можно подумать, что мы в тюрьме, а если это просто открытое отверстие, что – на пляже. Как люди двигаются, смотрят, насколько для вас пространство узнаваемо, какие отношения между пространством внутри здания и снаружи, как сооружение взаимодействует с растительностью, с другими зданиями, связано ли оно с соседними постройками или стоит отдельно – все это зависит от принятой организационной стратегии. И, хотя архитектура может влиять на очень многое, мне кажется, она не может изменить политический контекст кардинально, хотеть этого – значит, требовать от нее слишком многого. Но она может использовать определенные символы, встраивая их в конкретные ситуации. И это каждый раз выбор, отбор, то, кто выбирает – по-моему, это важно, ведь судят о постройках и проектах не только архитекторы или конкурсное жюри, но и все остальные люди, даже те, которые еще не родились. Люди приходят смотреть на здания и обсуждают, что было сделано, а что нет, оценивают преимущества того, что было или не было построено, было спроектировано, но не было реализовано. И эта ситуация обсуждения принятых авторами проекта решений позволяет сделать политическое высказывание.

Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects
Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects
Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects



Если вы посмотрите конкурсное задание или программу для IT Технопарка «Сбербанка», в ней говорится об открытости, прозрачности, о новом этапе развития технологий и других подобных вещах. В этом задании разговор о банке ведется в терминах культурных институтов, встроенных в глобальные процессы. Проект предполагает создание около 10 тысяч рабочих мест, также много людей будет жить и работать на прилегающей территории. Они должны иметь возможность прийти в Технопарк, и тогда возникает вопрос, что они будут там делать? Поэтому мы спроектировали рестораны, выставочные пространства, конференц-залы, информационные зоны.

Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects
Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects
Конкурсный проект IT Технопарка «Сбербанка» © Eric Owen Moss Architects



– Учитывая ваш опыт постепенной трансформации комплекса зданий в Калвер-сити близ Лос-Анджелеса, с какой скоростью должен развиваться проект, возникающий в чистом поле, должен он быть таким же медленным, как в случае Калвер-сити, или он может быть динамичным?

– Проект, о котором вы упомянули, затрагивает очень значительную территорию. Он начинался не как единый план, это была серия отдельных заказов, по-своему уникальных, которые можно даже назвать экспериментальными – где-то реконструировались существующие здания, где-то добавлялись новые элементы, где-то менялись конструкции. Но самое интересное, что эта территория стала очень привлекательной для жителей. Когда мы только начинали, это была окраина города, промышленная зона, с железнодорожными путями и производством, созданным еще до Второй мировой войны. Позже производственная база переместилась в Мексику или Китай, и тогда встал вопрос о будущем этой территории, о том, что можно сделать с подобными участками. И владельцы земли решили, что архитектура в данном случае должна стать частью пиара этого района, чтобы сделать его коммерчески привлекательным. И теперь там расположены офисы Nike, Kodak, Ogilvy International, Go Daddy. То есть проект начался как экспериментальный, а в результате характер территории полностью изменился – она стала очень престижной. И сейчас мы делаем там очень необычный небоскреб, над которым работаем последние 10 лет.
Офисное здание Waffle в Калвер-сити © Eric Owen Moss Architects

Возвращаясь к вашему вопросу о скорости развития проекта, с моей точки зрения, это напрямую зависит от намерений собственника и экономической ситуации, особенно в условиях мирового кризиса или постепенного выхода из него. «Переформатирование» бывшей промзоны, откуда выведено все производство, и изменение плотности ее застройки хорошо отражает специфику развития Лос-Анджелеса и местный культ Кремниевой долины. Технопарк в «Сколково», возможно, похож на эту историю, ведь каждый хочет иметь свою Кремниевую долину – в Санкт-Петербурге, Лондоне, Нью-Йорке. Есть ли в этом смысл и можно ли это реализовать – это другой вопрос. Если сравнивать скорость развития и структуру проекта в Лос-Анджелесе и в «Сколково», то проект Технопарка, в отличие от района в Калвер-сити – это единый проект, огромный участок длиной почти 800 м. Хотя он также может быть разбит на много небольших проектов. Эта территория находится в юго-западной части «Сколково», и из-за своей большой пропускной способности она будет сильно влиять на развитие всего иннограда.
Офисное здание Waffle в Калвер-сити © Eric Owen Moss Architects

Одна из проблем Технопарка – в том, что одна архитектурная команда хочет сделать весь проект, весь Технопарк, а это сложно, это фактически то же самое, что построить для частного девелопера целый город. При этом проект важен, поскольку он будет влиять на социальную и культурную жизнь всего «Сколково». Для решения этих проблем можно сделать Технопарк привлекательным для людей, учесть экологическую ситуацию, окружающую среду, продумать его взаимодействие с другими зданиями на территории. В данном случае развитие такого комплекса – это, скорее, вопрос влияний, а не возможности что-то жестко регулировать.
Офисное здание Waffle в Калвер-сити © Eric Owen Moss Architects
Офисное здание «Птеродактиль» в Калвер-сити © Eric Owen Moss Architects



– С одной стороны, сооружения в Калвер-сити и другие ваши здания достаточно минималистичны по решению и выбору материалов (бетон, металл, стекло). И они могут восприниматься как абстрактные композиции, как элементы ландшафта. С другой стороны, в названиях некоторых построек присутствует явный анималистический мотив, как например, офисное здание «Птеродактиль». Что стоит за вашими идеями, с какими образами они связаны?

– На начальном этапе, мне кажется, всегда присутствует несколько разных идей. Архитектура как отражение процесса познания – это поиск, исследование, эксперимент. Но это не творчество по принципу «я могу спроектировать архитектурный объект так или так» с воспроизведением этого подхода в разных городах. Такая позиция означала бы, что у вас есть четкая идея тогда, когда ее не может быть. Для архитектурного процесса моя идея – это чувство, которое у меня есть сейчас, и оно меняется, это то же самое, что стремление быть активным и живым. И архитектура – это производное этого чувства. Поэтому каждое здание изначально «другое», однако оно также отражает часть общих идей и опыта. И идея эксперимента оказывается ведущей для создания архитектуры, независимо от того, к чему относится этот эксперимент – к форме, к пространству, к материалам. Последнее бывает реже, хотя есть один материал, который представляется мне абсолютно фантастическим – это стекло, оно как воздух.

Поэтому я рассматриваю архитектуру как один из пластов культуры. Если вы признаете, что культура изменяется, это не означает, что она становится лучше, она становится другой. Это заставляет нас задавать вопросы, как мы используем вещи, с какими целями, как пространство и материалы воздействуют на людей внутри здания. Но строительство подразумевает и другие вопросы – стоимости, конструкций, технических приемов, экологии, и все они должны ставиться и решаться для каждого конкретного сооружения.

Цель исследования – помочь сделать то, что вы до этого исследования не знали, как сделать. Когда вы пишете, вы заранее знаете, что именно будете писать, но, если бы вы были Джеймсом Джойсом или Эдвардом Каммингсом, вы бы спросили себя: «Что это значит – писать?». Он пишет предложение: заглавная буква, существительное, глагол, точка. Это предложение, но не для Джойса. Поэтому в архитектуре нам также интересно исследование, это скрытый подтекст того, чему посвящен каждый проект. И каждый проект изменяется со временем, причем возможность наблюдать этот процесс в течении долгого времени в Калвер-сити очень необычна.

– В чем заключается принципиальная разница в подходе, когда вы работаете «локально» в Калифорнии, где вы живете, и в Москве, в рамках глобального подхода?

– Простой ответ на этот вопрос – вся архитектура глобальна. Для такого здания, как «Птеродактиль», не имеет значения, где оно находится – в Пекине или в Стамбуле. Этот вопрос, скорее, связан с распространением идей, но, если они связаны с архитектурой, они интернациональны, потому что она развивается в глобальном пространстве. Надо учесть, что для очень маленьких городов такое правило не работает, в то время как в Нью-Йорке, Санкт-Петербурге, Москве, Париже, Лондоне или Пекине, в городах, которые пропускают через себя большие потоки людей, архитектурная дискуссия будет иметь глобальный характер. Поэтому работа над архитектурными проектами в разных местах не делает вас зависимым от того места, где вы живете.
Офисное здание (W)rapper в Лос-Анджелесе © Eric Owen Moss Architects
Офисное здание (W)rapper в Лос-Анджелесе © Eric Owen Moss Architects
Офисное здание (W)rapper в Лос-Анджелесе © Eric Owen Moss Architects

Но есть и другая сторона этого вопроса, которую, думаю, некоторые сочтут важной. Например, я утверждаю, то проект IT Технопарка Сбербанка связан исключительно с российским, с московским контекстом, с контекстом развития кампуса «Сколково». Поэтому международный характер архитектуры выражается в том, что современный мир, его условия определяют, как проект должен выглядеть. Современным представлениям о том, что архитектура должна выглядеть одинаково независимо от места расположения, уже почти 100 лет, и связаны они в большей степени не с Россией, а с Баухаузом и футуристами. Но мне кажется, что они должны быть пересмотрены, потому что, например, проект, который мы сделали для «Сколково», невозможно повторить в другом месте из-за особенностей программы, климата, участка, а также потому, что этот проект может одновременно относиться к российской, московской и глобальной архитектурной дискуссии. Поэтому контекст и условия развития проекта оказываются локальными, а те идеи, которые включены клиентом в задание – открытость, прозрачность, комплексность цифровых технологий – также обсуждаются и в Лос-Анджелесе, и в Кремниевой долине. Хотя эти понятия, которые связаны с социальными и политическими идеями, очень по-разному трактуются в разных культурах и в разных странах, и, когда вы слышите их, будучи русским, вы понимаете их иначе, чем если бы вы были китайцем, французом, американцем. Но мы все-таки надеемся, что такая открытость в конце концов станет общей для всех.

Конкурсный проект Национальной библиотеки имени Хосе Васконселоса в Мехико © Eric Owen Moss Architects
Конкурсный проект Национальной библиотеки имени Хосе Васконселоса в Мехико © Eric Owen Moss Architects



– Работая над таким проектом, как IT Технопарк «Сбербанка», думаете ли вы, что цифровые технологии могут изменить архитектуру или как-то повлиять на нее?

– Это, фактически, вопрос о том, какую пространственную форму имеет Интернет, и это очень интересная тема. Несколько лет назад мы участвовали – правда, не победили, а стали вторыми – в конкурсе на здание Национальной библиотеки в Мехико. Проблема была в том, что никто не мог сказать, что такое библиотека, как связаны форма и функция. У нас был консультант из Стэнфордского университета, который расположен в Кремниевой долине. В Стэнфорде есть две библиотеки, и основное здание называется «Зеленой библиотекой». Это постройка в духе мастера неороманского стиля Генри Ричардсона, потому что архитектура кампуса Стэнфорда очень консервативна. Но, в тоже время, это одна из самых хорошо оборудованных и технологичных библиотек, где я когда-либо был. Книги там сканируются роботами, но при этом мебель в читальных залах – старинная, тяжелая. Поэтому технологии в данном случае не определяют современность архитектуры, вы можете сделать очень «цифровое», продвинутое в техническом плане учреждение и поместить его в здание как в XIX веке.

Технология – это идея, которая, как мы знаем, иногда может быть использована в дурных целях, деструктивно – к примеру, молодыми людьми или правительством. Интрига в том, что технология – вполне естественная вещь. Это то же самое, как заявить: «Книги – это замечательно». Но некоторые книги – да, замечательны, другие – нет, есть и совсем провальные книги. Но если мы говорим о технологии в оптимистическом ключе, мы должны говорить о пространстве, которое очень свободно, очень доступно, оно не должно ограничивать ваши возможности, там информация ценится и передается свободно, а не так, что вы скажете мне, что делать, или я – вам. Это идеал, который основан на оптимистическом отношении к цифровым технологиям и оптимистическом отношении к пространству, к поиску новых форм. И такое отношение способствует созданию новой рабочей среды.

Если вернуться к зданию «Птеродактиль», однажды мы с моим другом Стивеном Холлом пришли туда вечером в пятницу около девяти часов вечера. Офисы там расположены над гаражом, и, когда мы поднялись, мы попали в пространство, полное людей – и это вечером в пятницу. В тот день все были заняты волонтерским проектом для мэра Лос-Анджелеса, направленным на рациональное водопользование. Женщины привели с собой детей, кто-то – домашних животных, поэтому можно было увидеть подушку на столе, а на ней – спящую собаку. На площадке перед зданием шли занятия йогой, жарили барбекю, а в помещении устроили бар, причем не в ресторане на той же улице, а прямо в офисе – бар с пивом. Но уже за углом от «Птеродактиля» район не очень приветлив. В то время как внутри него люди чувствовали себя, конечно, не как дома, но это была гораздо более гибкая рабочая среда, с гибким графиком рабочих часов и отпусков. И, если я правильно понимаю, задание для «Сбербанка» также было ориентировано на создание такой гибкой среды. Не знаю много ли таких мест в Москве, но в Лос-Анджелесе таких мест появляется все больше и больше в районе Силикон-бич [район в Большом Лос-Анджелесе, где базируются порядка 500 технологических стартапов – Google, Yahoo!, YouTube и др. – прим. Архи.ру]. Это тоже оптимизм и энергия – заниматься йогой, рисовать на стекле, играть в пинг-понг в офисе, где нет рабочих столов, нет перегородок. И, если люди работают в таком очень экспериментальном пространстве, получается очень оптимистичное настоящее, которое предлагает сценарий развития для будущего. Конечно, перспективы будущего меняются каждый день, но мне кажется, что это также часть идеи «Сбербанка», которая показывает, что архитектура может сделать для развития рабочего пространства в эпоху Интернета.

– Говоря о «Птеродактиле», вы сравниваете интерьер здания и пространство вокруг него, насколько они различаются для вас? Должно ли городское пространство быть чем-то принципиально иным, нежели пространство внутри здания, требует ли оно специальных методов проектирования?

– Если отвечать на ваш вопрос, имея в виду конкурс «Сбербанка», то из-за того, что участок проектирования очень велик, этот проект больше ориентирован на создание стратегии городского развития, и эти цели важны для проекта «Сбербанка» так же, как и вопросы архитектурной концепции. Но при этом пространство или пространства в интерьере этого здания и вне его работают для решения совершенно разных задач. Центральная часть проекта – это «стеклянный бульвар», он продолжает пешеходную зону, которая идет через всю территорию кампуса. И здесь есть важный момент для архитектурной дискуссии, поскольку, с одной стороны, мы делаем открытое общественное пространство, а с другой – это Россия, и на открытом бульваре можно замерзнуть. Это как если бы мы соорудили крышу над Рингштрассе в Вене – это пространство, где есть кафе, рестораны, места для встреч, выставок. Это городское пространство длиной 800 м, причем единое здание, которое мы спроектировали, можно рассматривать и как целое, составленное из множества частей, которые можно использовать по-разному. Человек, работающий в одной части этого комплекса, может никогда не ходить в другую, или может бывать там каждый день. И бульвар позволяет регулировать эти перемещения, хотя это пространство можно трактовать по-разному, меняя его значение с течением времени и предлагая неожиданные способы его использования. Поэтому гибкость в современном ее архитектурном понимании – это важная часть концепции. Однако не имеет смысла делать нейтральное пространство, где вы можете делать вообще все, что угодно. Иначе говоря, нейтральность необязательно должна быть синонимом постоянства. Наш проект, который должен начаться со дня на день в Барселоне – это превращение электростанции Ла-Термика в отель. Также и Лувр в Париже когда-то был жилым комплексом, а теперь стал музеем. Все меняется, и стремление к нейтральности – это лишь результат неопределенности понятий. Поэтому проект Технопарка для «Сбербанка» состоит из множества отдельных частей, которые могут быть использованы по-разному. Это другое определение гибкости, но, тем не менее, это тоже гибкость.

Проект реконструкции электростанции Ла-Термика в Барселоне © Eric Owen Moss Architects
Проект реконструкции электростанции Ла-Термика в Барселоне © Eric Owen Moss Architects



– Реализуя свои необычные по форме и по структуре здания, как вы сотрудничаете с инженерами, конструкторами? В СССР была долгая традиция типового строительства, когда одни и те же здания и конструкции воспроизводились по многу раз, в разных местах, что стало причиной значительной консервативности стройкомплекса. Как вы видите воплощение своих идей здесь, в России?

– Работа с инженерами – безусловно, важная часть проекта. Но мы работаем здесь, в Москве, с инженерами – московским филиалом ARUP – так же, как мы работаем с инженерами по всему миру. Мне кажется, называя здания «необычными», вам стоит быть осторожнее. Иногда постройка отличается от других, а по сути довольно обычна, а иногда сооружение кажется таким же, как и все остальные, но за этим может скрываться нестандартное решение. Когда мы разрабатываем проект, мы работаем с инженерами очень плотно, потому что строительство – это очень ответственный процесс. Этот процесс должен быть максимально эффективным по использованию времени, проект должен быть экономичен. И то, как мы этого добиваемся, в Америке называется «реализуемостью» идеи (constructability).

Например, работая над одним из проектов в Лос-Анджелесе, мы заказываем сталь в Германии, подрядчики по стали – из Лос-Анджелеса и Оклахомы, а инженеры – специалисты по инфраструктуре – из Европы: вот такая команда ответственна за реализуемость проекта и выстраивает его виртуальную модель, не упуская ни одной детали. И мы видим процесс целиком, понимаем, какие детали надо заказать за 3 месяца, а что – за полгода. Конечно, это не абсолютная защита «от дурака», но близко к этому, такая модель позволяет управлять взаимодействием генподрядчика, конструкторов, производителя стали и архитекторов так, чтобы были понятны все параметры на каждом этапе – последовательность действий, смета, график. Это одно из преимуществ работы с трехмерными цифровыми моделями. При этом все специалисты работают с одной и той же моделью в программе CATIA, которая изначально была создана для авиакосмической промышленности. Поэтому мне кажется, что практические вопросы не противоречат идейным и концептуальным решениям до тех пор, пока кто-нибудь не начнет спрашивать «Что это?» вместо того, чтобы спросить «Как мы можем это сделать?» Вы должны понимать, что вам известно, чего вы хотите, и чего вы не знаете. Тогда можно посмотреть и решить, что сделать так не получится, а вот по-другому – можно попробовать. И в моем офисе дискуссии, как что-то сделать лучше, происходят постоянно.

Другой вопрос – что такое здание, о чем оно говорит нам? А также какие решения стоят за строительством этого здания, например, за решением строить те или иные вещи одинаково. И через двести лет кто-то особым образом поймет ваши приоритеты, ваши ценности, ваш город. Будет ли там разнообразие, интересные различия, а не только однообразная, однотипная, гомогенная среда? Разнообразие на самом деле долговечно, и тогда вы поймете, что потенциальные возможности – только в том, чтобы предложить что-то [новое] как элемент города или здания или предложить как идею, которой присущ оптимизм или энергия или прогрессивная точка зрения. Важно ли это? Мне кажется, да, учитывая опыт проекта в Калвер-сити, о котором мы говорили: он оказался потрясающе успешным с финансовой точки зрения, потому что там была возможность для появления необычных зданий. Большие компании не рассматривают современную экспериментальную архитектуру как отличительный знак своей бизнес-модели, но воспринимают ее как часть своей бизнес-модели.

– Считаете ли вы, что целый город должен быть застроен экспериментальной архитектурой, или она должна появляться только в отдельных местах – зданиях или общественных пространствах? Должна ли быть в городе анонимная или вернакулярная архитектура?

– Я не думаю, что это моя задача – решать это. Мне кажется, это было бы огромной ошибкой или даже самонадеянностью – указывать всем городам, чтобы те строили только современную архитектуру. Задача при городском планировании – создавать возможность для воплощения различных подходов. Если у города есть история или способ себя подать, который существует уже много лет, не думаю, что есть причины поступать подобно Шанхаю и сносить все здания, которые не являются современными небоскребами. Мы сидели в кафе в Шанхае и видели, как сносят очень длинное необычное здание конца XIX века. Я сказал, что его нельзя сносить, а мне ответили, что его надо снести. Мне кажется, есть достаточно пространства и для современной, и для исторической архитектуры. Что сохранять, а что нет – это интересный вопрос и повод для дискуссии, как и вопрос, почему мы не пытаемся сохранить все. Лос-Анджелес – это в большой степени город, который не пытается сохранить ничего. При этом мы раз за разом возвращаемся в палаццо Венеции. Изменяются ли нужды города или нет? Изменяется ли смыслы городской жизни или нет? То, что происходит, это как мне кажется, всегда попытка расставить по-новому акценты в средствах коммуникации, средствах транспорта... Бульвар, предложенный нами в «Сколково», вряд ли будет иметь смысл в другом месте. Поэтому в городе всегда должна быть возможность что-то изменить и переосмыслить. И это не вопрос идеологии или мастер-плана (который мне кажется немного устаревшей конструкцией), но гибкости мастер-плана, когда идеи могут появляться и исчезать, но город остается открытым для новых возможностей и ищет путь к устойчивому развитию с учетом собственной индивидуальности и истории. И «Сколково», и Технопарк «Сбербанка» – это образцы такого подхода, они не будут удовлетворять всех, но они и не должны всем нравиться: всегда могут быть разные точки зрения. Именно поэтому экспериментальный проект – значителен и полезен, он открывает новые территории и вовлекает людей в свое развитие, а это всегда важно для города.

23 Мая 2016

Похожие статьи
Лама из тетраметилбутана
Петр Виноградов рассказал об экспериментальной серии скульптур «Тетрапэд», которая исследует принципы молекулярной архитектуры, адаптивных структур и интерактивного взаимодействия с городской средой. Конструкции реагируют на движение, собеседуют с пространством, допускают множественные сценарии использования и интерпретации. Скульптуры уже побывали на «Зодчестве» и фестивале «Дикая мята», а дальше отправятся на Forum 100+.
В преддверии Архстояния: интервью с Валерием Лизуновым,...
25 июля в Никола-Ленивце стартует очередной, юбилейный, фестиваль «Архстояние». Ему исполняется 20 лет. Тема этого года: «Мое главное». Накануне открытия поговорили с архитектором Archpoint Валерием Лизуновым, который стал автором одного из объектов фестиваля «Исправительное учреждение».
Сергей Кузнецов: «Мы не стремимся к единому стилю...
Некоторое время назад мы попросили у главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова комментарий по Архитектурной премии мэра Москвы: от схемы принятия решений до того, каким образом выбор премии отражает архитектурную политику. Публикуем полученные ответы, читайте.
Дина Боровик: хрущёвки попадают в Рай
Молодая художница из Челябинска Дина Боровик показывает в ЦСИ Винзавод выставку, где сопоставляет пятиэтажки, «паутинки» и прочие приметы немудрящей постсоветской жизни с динозаврами. И хотя кое-где ее хрущевки напоминают инсталляцию Бродского на венецианской биеннале, страшно сказать, 2006 года, лиричность подкупает.
Дюрер и бабочки
Рассматриваем одну из работ выставки «Границы видимости», которая еще открыта на Винзаводе, поближе. Объект называется актуальным для современности образом: «Сакральная геометрия», сделан из лотков для коммуникаций, которые нередко встречаются в открытом виде под потолком, с вкраплениями фрагментов гравюры Дюрера, «чтобы сбить зрителя с толку».
«Коллизии модернизма и ориентализма»
К выходу в издательской программе Музея «Гараж» книги о Ташкенте, уже 4-м справочнике-путеводителе из серии о советском модернизме, мы поговорили с его авторами, Борисом Чуховичем, Ольгой Казаковой и Ольгой Алексеенко, о проделанной ими работе, впечатлениях и размышлениях.
Александр Пузрин: как получить «Золотого Льва» венецианской...
В 2025 году главная награда XIX Венецианской архитектурной биеннале – «Золотой Лев» досталась национальному павильону Бахрейна за экспозицию Heatwave. Среди тех, кто работал над проектом, был Александр Пузрин – выпускник Московского инженерно-строительного института, докторант израильского Техниона, а ныне – профессор Швейцарской высшей технической школы Цюриха (ETH Zurich). Мы попросили его рассказать о технических аспектах Heatwave, далеко неочевидных для простых зрителей. Но разговор получился не только об инженерии.
Комментарии экспертов. Цирк
Объявлены результаты голосования: москвичи (29%) и дети (42%) проголосовали за первоначально победившее в конкурсе здание цирка в виде разноцветного шатра. Мы же собрали по разным изданиям комментарии экспертов архитектурно-строительной среды, включая авторов конкурсных проектов. Получилась внушительная подборка. Эксперты, в основном, приветствуют идею переноса в Мневники, далее – приветствуют обращение к общественному голосованию, и, наконец, кто-то отмечает уместность эксцентричной архитектуры победившего проекта для типологии цирка. Читайте мнения лучших людей отрасли.
Женская доля: что говорят архитекторы
Задали несколько вопросов женщинам-архитекторам. У нас – 27 ответов. О том, мешает ли гендер работе или, наоборот, помогает; о том, как побеждать, не сражаясь. Сила – у кого в упорстве, у кого в многозадачности, у кого в сдержанности... А в рядах идеалов бесспорно лидирует Заха Хадид. Хотя кто-то назвал и соотечественниц.
Григорий Ревзин: «Сильный жест из-под полы. Нечто победило»
Обсуждаем дискуссии вокруг конкурса на цирк и сноса СЭВ с самым известным архитектурным критиком нашего времени. В процессе проявляется парадокс: вроде бы сейчас принято ностальгировать по брежневскому времени, а знаковое здание, «ось» Варшавского договора, приговорили к сносу. Не странно ли? Еще мы выясняем, что wow-архитектура вернулась – это новый после-ковидный тренд. Однако, чтобы жест получился действительно сильным, без профессионалов все же не обойтись.
Сергей Скуратов: «Если обобщать, проект реализован...
Говорим с автором «Садовых кварталов»: вспоминаем историю и сюжеты, связанные с проектом, который развивался 18 лет и вот теперь, наконец, завершен. Самое интересное с нашей точки зрения – трансформации проекта и еще то, каким образом образовалась «необходимая пустота» городского общественного пространства, которая делает комплекс фрагментом совершенно иного типа городской ткани, не только в плоскости улиц, но и «по вертикали».
2024: что говорят архитекторы
Больше всего нам нравится рассказывать об архитектуре, то есть о_проектах, но как минимум раз в год мы даем слово архитекторам ;-) и собираем мнение многих профессионалов о том, как прошел их профессиональный год. И вот, в этом году – 53 участника, а может быть, еще и побольше... На удивление, среди замеченных лидируют книги и выставки: браво музею архитектуры, издательству Tatlin и другим площадкам и издательствам! Читаем и смотрим. Грустное событие – сносят модернизм, событие с амбивалентной оценкой – ипотечная ставка. Читаем архитекторов.
Наталья Шашкова: «Наша задача – показать и доказать,...
В Анфиладе Музея архитектуры открылась новая выставка, и у нее две миссии: выставка отмечает 90-летний юбилей и в то же время служит прообразом постоянной экспозиции, о которой музей мечтает больше 30 лет, после своего переезда и «уплотнения». Мы поговорили с директором музея: о нынешней выставке и будущей, о работе с современными архитекторами и планах хранения современной архитектуры, о несостоявшемся пока открытом хранении, но главное – о том, что музею катастрофически не хватает площадей. Не только для экспозиции, но и для реставрации крупных предметов.
Юрий Виссарионов: «Модульный дом не принадлежит земле»
Он принадлежит Космосу, воздуху... Оказывается, 3D-печать эффективнее в сочетании с модульным подходом: дом делают в цеху, а затем адаптируют к местности, в том числе и с перепадом высот. Юрий Виссарионов делится свежим опытом проектирования туристических комплексов как в средней полосе, так и на юге. Среди них хаусботы, дома для печати из легкого бетона на принтере и, конечно же, каркасные дома.
Дерево за 15 лет
Поемия АРХИWOOD опрашивает членов своего экспертного совета главной премии: что именно произошло с деревянным строительством за эти годы, какие заметные изменения происходят с этим направлением сейчас и что ждет деревянное домостроение в будущем.
Марина Егорова: «Мы привыкли мыслить не квадратными...
Карьерная траектория архитектора Марины Егоровой внушает уважение: МАРХИ, SPEECH, Москомархитектура и Институт Генплана Москвы, а затем и собственное бюро. Название Empate, которое апеллирует к словам «чертить» и «сопереживать», не должно вводить в заблуждение своей мягкостью, поскольку бюро свободно работает в разных масштабах, включая КРТ. Поговорили с Мариной о разном: градостроительном опыте, женском стиле руководства и даже любви архитекторов к яхтингу.
Андрей Чуйков: «Баланс достигается через экономику»
Екатеринбургское бюро CNTR находится в стадии зрелости: кристаллизация принципов, системность и стандартизация помогли сделать качественный скачок, нарастить компетенции и получать крупные заказы, не принося в жертву эстетику. Руководитель бюро Андрей Чуйков рассказал нам о выстраивании бизнес-модели и бонусах, которые дает архитектору дополнительное образование в сфере управления финансами.
Василий Бычков: «У меня два правила – установка на...
Арх Москва начнется 22 мая, и многие понимают ее как главное событие общественно-архитектурной жизни, готовятся месяцами. Мы поговорили с организатором и основателем выставки, Василием Бычковым, руководителем компании «Экспо-парк Выставочные проекты»: о том, как устроена выставка и почему так успешна.
Влад Савинкин: «Выставка как «маленькая жизнь»
АРХ МОСКВА все ближе. Мы поговорили с многолетним куратором выставки, архитектором, руководителем профиля «Дизайн среды» Института бизнеса и дизайна Владиславом Савинкиным о том, как участвовать в выставках, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно потраченные время и деньги.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
2023: что говорят архитекторы
Набрали мы комментариев по итогам года столько, что самим страшно. Общее суждение – в архитектурной отрасли в 2023 году было настолько все хорошо, прежде всего в смысле заказов, что, опять же, слегка страшновато: надолго ли? Особенность нашего опроса по итогам 2023 года – в нем участвуют не только, по традиции, москвичи и петербуржцы, но и архитекторы других городов: Нижний, Екатеринбург, Новосибирск, Барнаул, Красноярск.
Александра Кузьмина: «Легко работать, когда правила...
Сюжетом стенда и выступлений архитектурного ведомства Московской области на Зодчестве стало комплексное развитие территорий, или КРТ. И не зря: задача непростая и очень «живая», а МО по части работы с ней – в передовиках. Говорим с главным архитектором области: о мастер-планах и кто их делает, о том, где взять ресурсы для комфортной среды, о любимых проектах и даже о том, почему теперь мало хороших архитекторов и что делать с плохими.
Согласование намерений
Поговорили с главным архитектором Института Генплана Москвы Григорием Мустафиным и главным архитектором Южно-Сахалинска Максимом Ефановым – о том, как формируется рабочий генплан города. Залог успеха: сбор данных и моделирование, работа с горожанами, инфраструктура и презентация.
Изменчивая декорация
Члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023 продолжают рассуждать о том, какими будут общественные интерьеры будущего: важен предлагаемый пользователю опыт, гибкость, а в некоторых случаях – тотальный дизайн.
Определяющая среда
Человекоцентричные, технологичные или экологичные – какими будут общественные интерьеры будущего, рассказывают члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023.
Иван Греков: «Заказчик, который может и хочет сделать...
Говорим с Иваном Грековым, главой архитектурного бюро KAMEN, автором многих знаковых объектов Москвы последних лет, об истории бюро и о принципах подхода к форме, о разном значении объема и фасада, о «слоях» в работе со средой – на примере двух объектов ГК «Основа». Это квартал МИРАПОЛИС на проспекте Мира в Ростокино, строительство которого началось в конце прошлого года, и многофункциональный комплекс во 2-м Силикатном проезде на Звенигородском шоссе, на днях он прошел экспертизу.
Резюмируя социальное
В преддверии фестиваля «Открытый город» – с очень важной темой, посвященной разным апесктам социального, опросили организаторов и будущих кураторов. Первый комментарий – главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, инициатора и вдохновителя фестиваля архитектурного образования, проводимого Москомархитектурой.
Технологии и материалы
Безопасность в движении: инновационные спортивные...
Безопасность спортсменов, исключительная долговечность и универсальность применения – ключевые критерии выбора покрытий для современных спортивных объектов. Компания Tarkett, признанный лидер в области напольных решений, предлагает два технологичных продукта, отвечающих этим вызовам: спортивный ПВХ-линолеум Omnisports Action на базе запатентованной 3-слойной технологии и многослойный спортивный паркет Multiflex MR. Рассмотрим их инженерные особенности и преимущества.
​Teplowin: 20 лет эволюции фасадных технологий – от...
В 2025 году компания Teplowin отмечает 20-летие своей деятельности в сфере фасадного строительства. За эти годы предприятие прошло путь от производителя ПВХ-конструкций до комплексного строительного подрядчика, способного решать самые сложные архитектурные задачи.
«АЛЮТЕХ»: как технологии остекления решают проблемы...
Основной художественный прием в проекте ЖК «Level Причальный» – смелый контраст между монументальным основанием и парящим стеклянным верхом, реализованный при помощи светопрозрачных решений «АЛЮТЕХ». Разбираемся, как это устроено с точки зрения технологий.
Искусство прикосновения: инновационные текстуры...
Современный интерьерный дизайн давно вышел за пределы визуального восприятия. Сегодня материалы должны быть не только красивыми, но и тактильными, глубокими, «живыми» – теми, что создают ощущение подлинности, не теряя при этом функциональности. Именно в этом направлении движется итальянская фабрика Iris FMG, представляя новые поверхности и артикулы в рамках линейки MaxFine, одного из самых технологичных брендов крупноформатного керамогранита на рынке.
Как бороться со статическим электричеством: новые...
Современные отделочные материалы всё чаще выполняют не только декоративную, но и высокотехнологичную функцию. Яркий пример – напольное покрытие iQ ERA SC от Tarkett, разработанное для борьбы со статическим электричеством. Это не просто пол, а интеллектуальное решение, которое делает пространство безопаснее и комфортнее.
​Тренды остекления аэропортов: опыт российских...
Современные аэровокзалы – сложные инженерные системы, где каждый элемент работает на комфорт и энергоэффективность. Ключевую роль в них играет остекление. Архитектурное стекло Larta Glass стало катализатором многих инноваций, с помощью которых терминалы обрели свой яркий индивидуальный облик. Изучаем проекты, реализованные от Камчатки до Сочи.
​От лаборатории до фасада: опыт Церезит в проекте...
Решенный в современной классике, ЖК «На Некрасова» потребовал от строителей не только технического мастерства, но и инновационного подхода к материалам, в частности к штукатурным фасадам. Для их исполнения компанией Церезит был разработан специальный материал, способный подчеркнуть архитектурную выразительность и обеспечить долговечность конструкций.
​Технологии сухого строительства КНАУФ в новом...
В центре Перми открылся первый пятизвездочный отель Radisson Hotel Perm. Расположенный на берегу Камы, он объединяет в себе премиальный сервис, панорамные виды и передовые строительные технологии, включая системы КНАУФ для звукоизоляции и безопасности.
Стеклофибробетон vs фиброцемент: какой материал выбрать...
При выборе современного фасадного материала архитекторы часто сталкиваются с дилеммой: стеклофибробетон или фиброцемент? Несмотря на схожесть названий, эти композитные материалы кардинально различаются по долговечности, прочности и возможностям применения. Стеклофибробетон служит 50 лет против 15 у фиброцемента, выдерживает сложные климатические условия и позволяет создавать объемные декоративные элементы любой геометрии.
Кирпич вне времени: от строительного блока к арт-объекту
На прошедшей АРХ Москве 2025 компания КИРИЛЛ в партнерстве с кирпичным заводом КС Керамик и ГК ФСК представила масштабный проект, объединивший застройщиков, архитекторов и производителей материалов. Центральной темой экспозиции стал ЖК Sydney Prime – пример того, как традиционный кирпич может стать основой современных архитектурных решений.
Фасад – как рукопожатие: первое впечатление, которое...
Материал, который понимает задачи архитектора – так можно охарактеризовать керамическую продукцию ГК «Керма» для навесных вентилируемых фасадов. Она не только позволяет воплотить концептуальную задумку проекта, но и обеспечивает надежную защиту конструкции от внешних воздействий.
Благоустройство курортного отеля «Славянка»: опыт...
В проекте благоустройства курортного отеля «Славянка» в Анапе бренд axyforma использовал малые архитектурные формы из трех коллекций, которые отлично подошли друг к другу, чтобы создать уютное и функциональное пространство. Лаконичные и гармоничные формы, практичное и качественное исполнение позволили элементам axyforma органично дополнить концепцию отеля.
Правильный угол зрения: угловые соединения стеклопакетов...
Угловое соединение стекол с минимальным видимым “соединительным швом” выглядит эффектно в любом пространстве. Но как любое решение, выходящее за рамки типового, требует дополнительных затрат и особого внимания к качеству реализации и материалов. Изучаем возможности и инновации от компании RGС.
«АЛЮТЕХ» в кампусе Бауманки: как стекло и алюминий...
Воплощая новый подход к организации образовательных и научных пространств в городе, кампус МГТУ им. Н.Э. Баумана определил и архитектурный вектор подобных проектов: инженерные решения явились здесь полноценной частью архитектурного языка. Рассказываем об устройстве фасадов и технологичных решениях «АЛЮТЕХ».
D5 Render – фотореализм за минуты и максимум гибкости...
Рассказываем про D5 Render – программу для создания рендеринга с помощью инструментов искусственного интеллекта. D5 Render уже покоряет сердца российских пользователей, поскольку позволяет значительно расширить их профессиональные возможности и презентовать идею на уровне образа со скоростью мысли.
Алюмо-деревянные системы UNISTEM: инженерные решения...
Современная архитектура требует решений, где технические возможности не ограничивают, а расширяют художественный замысел. Алюмо-деревянные системы UNISTEM – как раз такой случай: они позволяют решать архитектурные задачи, которые традиционными методами были бы невыполнимы.
Цифровой двойник для АГР: автоматизация проверки...
Согласование АГР требует от архитекторов и девелоперов обязательного создания ВПН и НПМ, высокополигональных и низкополигональных моделей. Студия SINTEZ.SPACE, глубоко погруженная в работу с цифровыми технологиями, разработала инструмент для их автоматической проверки. Плагин для Blender, который обещает существенно облегчить эту работу. Сейчас SINTEZ предлагают его бесплатно в открытом доступе. Публикуем рассказ об их проекте.
Фиброгипс и стеклофибробетон в интерьерах музеев...
Компания «ОРТОСТ-ФАСАД», специализирующаяся на производстве и монтаже элементов из стеклофибробетона, выполнила отделочные работы в интерьерах трех новых музеев комплекса «Новый Херсонес» в Севастополе. Проект отличает огромный и нестандартный объем интерьерных работ, произведенный в очень сжатые сроки.
​Парящие колонны из кирпича в новом шоуруме Славдом
При проектировании пространства нового шоурума Славдом Бутырский Вал перед командой встала задача использовать две несущие колонны высотой более четырех метров по центру помещения. Было решено показать, как можно добиться визуально идентичных фасадов с использованием разных материалов – кирпича и плитки, а также двух разных подсистем для навесных вентилируемых фасадов.
От концепции до реализации: технологии АЛБЕС в проекте...
Рассказываем об отделочных решениях в новом терминале международного аэропорта Камов в Томске, которые подчеркивают наследие выдающегося авиаконструктора Николая Камова и природную идентичность Томской области.
Сейчас на главной
От кирпича к кирпичу
Школа Тунтай на северо-востоке Китая расположена на месте карьера по добыче глины для кирпичного производства: это обстоятельство не только усложнило работу бюро E Plus и SZA Design, но и стало для них источником вдохновения.
У лесного пруда
Еще один санаторный комплекс, который рассмотрел Градостроительный совет Петербурга, находится недалеко от усадьбы «Пенаты». Исходя из ограничений, связанных с площадью застройки на данной территории, бюро «А.Лен» рассредоточило санаторно-курортные функции и гостиничные номера по 18 корпусам. Проект почти не обсуждался экспертами, однако коэффициент плотности все же вызвал сомнения.
Вечный август
Каким должен быть офис, если он находится в месте, однозначно ассоциирующемся не с работой, а с отдыхом? Наверное, очень красивым и удобным – таким, чтобы сотрудникам захотелось приходить туда каждый день. Именно такой офис спроектировало бюро AQ для IT-компании на Кипре.
Санаторий в стилях
Градсовет Петербурга рассмотрел проект реконструкции базы отдыха «Маяк», которая располагается на территории Гладышевского заповедника в окружении корабельных сосен. Для многочисленных объектов будущего оздоровительного комплекса бюро Slavyaninov Architects предложило использовать разные стили и единый материал. Мнение экспертов – в нашем репортаже.
Налетай, не скупись…
В Москве открылся магазин «Локалы». Он необычен не только тем, что его интерьером занималось DA bureau, что само по себе привлекает внимание и гарантирует высокий уровень дизайна, но и потому, что в нем продаются дизайнерские предметы и объекты модных российских брендов.
Ласточкин хвост
Бюро Artel architects спроектировало для московского жилого комплекса «Сидней Сити» квартал, который сочетает застройку башенного и секционного типа. Любопытны фасады: клинкерный кирпич сочетается с полимербетоном и латунью, пилоны в виде хвоста ласточки формируют ритм и глубокие оконные откосы, аттик выделен белым цветом.
Белый дом с темными полосками
Многоквартирный дом Taborama по проекту querkraft architekten на севере Вены включает на разных этажах библиотеку, художественную студию, зал настольного тенниса и другие разнофункциональные пространства для жильцов.
Ступени в горах
Бюро Axis Project представило проект санаторно-курортного комплекса в Кисловодске, который может появиться на месте недостроенного санатория «Каскад». Архитекторы сохранили и развили прием предшественников: террасированные и ступенчатые корпуса следуют рельефу, образуя эффектную композицию и открывая виды на живописный ландшафт из окон и приватных террас.
Сопряжение масс
Загородный дом, построенный в Пензенской области по проекту бюро Design-Center, отличают брутальный характер и разноплановые ракурсы. Со стороны дороги дом представляет одноэтажную линейную композицию, с торца напоминает бастион с мощными стенами, а в саду набирает высоту и раскрывается панорамными окнами.
Работа на любой вкус
Новый офис компании Smart Group стал результатом большой исследовательской и проектной работы бюро АРХИСТРА по анализу современных рабочих экосистем, учитывающих разные сценарии использования и форматы деятельности.
Змея на берегу
Деревянная тропа вдоль берега реки Тежу, спроектированная бюро Topiaris, связывает пешеходным и велосипедным маршрутом входящие в агломерацию Большой Лиссабон муниципалитеты Лориш и Вила-Франка-ди-Шира.
Храм тенниса
Павильон теннисного клуба в Праге по проекту Pavel Hnilička Architects+Planners напоминает маленький античный храм с деревянной конструкцией.
Пикник теоретиков-градостроителей на обочине
Руководитель бюро Empate Марина Егорова собрала теоретиков-градостроителей – преемников Алексея Гутнова и Вячеслава Глазычева – чтобы возродить содержательность и фундаментальность профессиональной дискуссии. На первой встрече успели обсудить многое: вспомнили базу, сверили ценности, рассмотрели передовой пример Казанской агломерации и закончили непостижимостью российского межевания. Предлагаем тезисы всех выступлений.
Вопрос сорока процентов: изучаем рейтинг от «Движение.ру»
Рейтингование архитектурных бюро – явление достаточно частое, когда-то Григорий Ревзин писал, что у архитекторов премий едва ли не больше, чем у любой другой творческой специальности. И вот, вышел рейтинг, который рассматривает деловые качества генпроектных компаний. Топ-50 генпроектировщиков многоквартирного жилья по РФ. С оценкой финансов и стабильности. Полезный рыночный инструмент, крепкая работа. Но есть одна загвоздка: не следует ему использовать слово «архитектура» в своем описании. Мы поговорили с автором методики, проанализировали положение о рейтинге и даже советы кое-какие даем... А как же, интересно.
Перспективный вид
Бюро CNTR спроектировало для нового района Екатеринбурга деловой центр, который способен снизить маятниковую миграцию и сделать среду жилых массивов более разнообразной. Архитектурные решения в равной степени направлены на гибкость пространства, комфортные рабочие условия и запоминающийся образ, который позволит претендовать зданию на звание пространственной доминанты района.
МГАХИ им. В.И. Сурикова 2025: часть II
Еще шесть бакалаврских дипломных работ факультета Архитектуры, отмеченных государственной экзаменационной комиссией: объекты транcпортной инфраструктуры, спортивные и рекреационные комплексы, а также ревитализация архитектурного наследия.
По два, по три на ветку. Древолюция 2025
Практикум деревянной архитектуры, упорно и успешно организуемый в окрестностях Галича Николаем Белоусовым, растет и развивается. В этом году участников больше, чем в предыдущем, а тогда был рекорд; и поле тоже просторнее. Изучаем, в какую сторону движется Древолюция, публикуем все 10 объектов.
Малевич и бани, природа и хайтек
Комплекс «Бани Малевича» планируется открыть осенью 2025 года на Рублёво-Успенском шоссе. Проект, разработанный DBA-GROUP под руководством Владислава Андреева – пример нетипичного подхода к образу СПА вообще и бань в частности. Намеренно уклонившись от всех видов аллюзий авторы отдали предпочтение характерным для стримлайна угловым скруглениям, сочетанию дерева с моллированным стеклом – сдержанным современным формам. Как внутри, так и снаружи. Изучаем проект.
Скорее скатерть и бокал!
Спустя много лет заброшенное Конюшенное ведомство в Петербурге наконец дождалось своего часа: по проекту «Студии 44» в этом году должны начаться первые мероприятия по восстановлению и приспособлению здания. И функция, и общий план работ предполагают минимальное изменение комплекса, который сохранил следы трехвековой истории. Все решения обратимы и направлены прежде всего на то, чтобы открыть памятник городу и погрузить его в кипучую светскую жизнь – для этого выбран сценарий культурного центра с выраженной гастрономической составляющей.
Материализация воздушных потоков
Международный аэропорт имени Николая Камова в Томске открылся в конце августа прошлого года. О проекте мы уже рассказывали – теперь рассматриваем реализованное здание. Функциональность усилена в нем символическим подтекстом: архитекторы бюро ASADOV стремились по максимуму отразить в архитектуре местную идентичность.
Смех за портьерой
В Москве открылся театр современной клоунады и стендапа, интерьеры для которого разработало бюро AQ. Сочетание необычного здания и необычной функции трансформировалось в оригинальное дизайнерское решение, главную роль в котором играют фиолетовые драпировки, создающие особую театральную атмосферу.
МГАХИ им. В.И. Сурикова 2025: часть I
Представляем шесть бакалаврских дипломных работ факультета Архитектуры, посвященных крупным культурным центрам и научным комплексам. Все работы основаны на предпроектных исследованиях, которые проводились в рамках преддипломной практики. Два объекта спроектированы для Болгарии и Албании, еще четыре – для Палеха, Махачкалы, Москвы и Краснодара.
Внутренние ценности
Что думают о развитии интерьерного дизайна в России самые успешные и именитые архитекторы и дизайнеры? Чем они гордятся, чем восхищаются, к чему стремятся? Как выстраивают работу и как оценивают путь, проделанный отраслью за прошедшие годы? Представляем ответы 14 архитекторов из 13 бюро, и пусть вас не смущает «несчастливое» число :)
Интерьер как архитектурная задача
Запускаем новый специализированный раздел – Интерьер. Он будет служить площадкой для публикаций общественных интерьеров, включая офисы – преимущественно реализованных. А также местом для обмена мнениями, экспертизой и информацией о новых технологических решениях. Читайте анонс раздела, ищите кнопку Интерьер – она скоро появится в меню сайта.
Всё по плану
Международная премия THE PLAN Award объявила короткие списки финалистов. В пяти различных номинациях присутствуют реализованные проекты российских бюро – сейчас за них можно проголосовать, чтобы увеличить шансы на получение приза зрительских симпатий. Некоторые, как музей «Коллекция» бюро СПИЧ уже успели отметиться в других серьезных премиях, другие менее известны – предлагаем познакомиться.