Театр одного дома

В Санкт-Петербурге по проекту архитектурной мастерской «Евгений Герасимов и партнеры» закончено строительство элитного жилого комплекса «Тверская, 1А». Его главный фасад похож на «северный модерн», но если приглядеться, то видно, что принципы этого строгого и романтического стиля в нем «вывернуты наизнанку».

Авторы текста:
Анна Мартовицкая, Юлия Тарабарина

20 Декабря 2010

Объект

Архитектура

Архитектор:

Мастерская:

Евгений Герасимов и партнеры http://www.egp.spb.ru/

Проект:

Жилой дом на Тверской улице, 1
Россия, Санкт-Петербург, Тверская ул., д. 1, лит. А

Авторский коллектив:
Руководитель авторского коллектива: Е.Л. Герасимов
ГАП: Л.Н. Черноусова
Архитекторы: И.М. Минниев , Е.П. Апполонова

Конструкторская группа ОАО «Проектсервис».
Главный конструктор: В.А. Подгорный
Руководитель группы: В.В. Хруштатова

Инженерные сети: ОАО «Проектсервис СПб ПТИ»
Н.В. Федорова

ГИП: А.А Чепик
Макет: В.Р Величкевич

2000 — 2004 / 2004 — 2009

ООО ПО «СевЗапМеталлСтрой»

История этого проекта насчитывает почти десять лет. Участок на Тверской улице инвестор строительства – «Объединенная финансово-строительная корпорация» (ОФСК) – приобрел еще в конце 1990-х годов, а в самом начале 2000-го Евгений Герасимов уже приступил к работе над архитектурно-планировочным решением будущего элитного комплекса. В том, что это должно было быть именно элитное жилье, сомнений ни у кого не возникало – дом расположен в пяти минутах от Таврического дворца, его сада и немногим дальше от Смольного собора, то есть в самой что ни на есть исторической части Петербурга. Правда, в советское время жилья здесь не было – дом построен на территории бывшего завода «Автоарматура», здания которого КГИОП разрешил снести. Примечательно и то, что прямо напротив – по адресу Тверская улица, дом 6 – тому же инвестору принадлежит еще один участок, на котором также построен жилой дом по проекту Герасимова. По разным причинам, включающим кризис и прихоти строительного рынка, дом номер 6 был позже спроектирован, но построен раньше своего визави.

Принципиальное отличие расположенных друг напротив друга участков заключалось в том, что дом 1А, о котором идет речь, находится между двумя существующими историческими зданиями, а дом 6 фактически расположен на углу, рядом со старообрядческой церковью Знамения, белой, и пирамидально-массивной, как сахарная голова. Церковь построена в начале XX века архитектором Дмитрием Крыжановским в стиле модерн. Постройки Евгения Герасимова теперь окружают ее с двух сторон: более ранний дом номер 6 отражает ее своим выгнутым стеклянным эркером, а дом номер 1А – пластически никак не взаимодействует с памятником столетней давности, он просто стоит, почти напротив, и на церковь особенно не реагирует. Зато у него есть другой сосед – ближайший слева, доходный дом И.И. Дернова, более известный как «Дом с башней», той самой, в которой жил Вячеслав Иванов и проводил там так называемые Ивановские среды. В архитектурном отношении этот дом интересен как пример удачного сочетания сдержанной эклектики и модерна. Как рассказывает Евгений Герасимов, для него это соседство оказалось определяющим. «Дом с башней» задал и высоту строящегося рядом здания, и тему эркеров, и общую стилистику дома, – который аккуратно, почти как сто лет назад, встраивает в красную линию улицы свой главный фасад.

И какой фасад! Он покрыт шубой брутального, очень рельефного серого руста. Ее скалистая рельефная поверхность перемежается отутюженными складками полированного камня и блестящего стекла, одновременно нависая над тротуаром крупными угловатыми эркерами. Все это особенно эффектно ночью, когда шершавый руст подчеркивает подсветка.

Прототип фасада достаточно очевиден: это доходные дома стиля модерн, а точнее «северный модерн», а еще точнее один очень романтический (возможно, самый романтический) дом питерского модерна в его «северной» разновидности – «Дом с совами» на Петроградской стороне, он же доходный дом Татьяны Путиловой, построенный архитектором Ипполитом Претро в 1907 году. Сходства налицо: суровый серый цвет и шершавые поверхности стен, большие окна с высокими трапециевидными завершениями, плюс еще одна деталь – коричневые переплеты забавного рисунка, в нижней части рамы широкие, а в верхней стекла разбиты на сетку мелких квадратов. Трех названных элементов вполне достаточно, чтобы понять, что новый фасад Евгения Герасимова ссылается на определенный (возможно, лучший в городе) памятник «северного модерна». Свое предпочтение именно этой, самой строгой, холодноватой, но зато пропитанной вагнеровским духом разновидности модерна, архитектор объясняет так: «…хотелось сделать архитектуру, созвучную нашему времени, а оно кажется мне довольно суровым и в чем-то даже безжалостным».

Различий, правда, больше, чем сходств – говоря о своей новой постройке, архитектор также подчеркивает, что не хотел «делать модерн в чистом виде», стремясь к более «свободному и современному стилистическому высказыванию». И надо признать, что современность этого дома столь же очевидна, как и то, что он апеллирует к образу Претро. То, что дом больше и фасад – лишь верхушка айсберга (остальное спрятано по-питерски во дворах и по-современному под землей), это даже и не так важно. Интереснее другое: беря за основу язык северного модерна, архитектор не просто приспосабливает его к более крупному масштабу (пятиэтажный дом Путиловой рядом с ним показался бы камерным), но и – метафорически, разумеется, выворачивает логику выбранного стиля наизнанку. Или же ставит «с ног на голову».

Прежде всего, модерн, а особенно северный, предпочитая одевать свои дома в шершавые «шубы», соблюдал и подчеркивал тектоническую логику: внизу руст крупнее, вверху мягче, чем выше – тем легче и более плоско. Здесь не так – нижний ярус облицован плоским, блестяще-полированным камнем, эфемерность поверхности которого соперничает со стеклянными плоскостями витрин. Выше, с третьего по седьмой этаж, следует руст, восьмой же этаж гладкий и отступает от красной линии.

Здесь несложно увидеть, во-первых, любимый принцип архитектуры модернизма, которая, в отличие от классической архитектуры, подчеркивает не тектоническое «вырастание» фасада из земли, а наоборот, стремится показать свой фасад «навешенным» на дом, или даже «левитирующим», парящим над землей. Модернизм выражает эту тему либо посредством открытых опор первого этажа, либо, чаще – полосами сплошного стекла, которые так похожи на воздушные подушки. Во-вторых, решение верхней части тоже похоже на принятый в современной архитектуре прием стеклянного пентхауса, только здесь он больше каменный и облицован (тоже серым) металлом, что, однако, не меняет самой сути дела – он облегчен и прячется от прохожих за карнизом, дом делает вид, что он не восьми-, а семиэтажный; что же, сейчас никуда без этого. Простые и энергичные линии эркеров, кстати сказать, тоже вызывают ассоциации не столько с утонченными прообразами модерна, сколько с честной прямотой балконов авангарда. Таким образом, несмотря на вполне очевидное использование лексикона северного модерна архитектор встраивает его в синтаксис современного модернизма.

Получившийся сплав не чужд театральности и даже некоторой позы, метафорического преувеличения в игре с формами столетней давности. Гигантские окна вверху, переплеты которых так удачно созвучны дому Претро, увенчаны наличниками-«кокошниками» из плоского серого камня в полоску, с нарисованными на них исполинскими (высотой ровно с один этаж) замковыми камнями, по центру каждого из которых прорастает металлическое ребро, – обеспечивая логический переход к металлическим карнизам. Которые поддержаны (это один из любимых приемов Герасимова) простыми и редко расставленными прямоугольными консолями, по одной на простенок.

Наличники, сандрики и кокошники – все, что обрамляет окна, в классической архитектуре и историзме (модерн наличники не жаловал, так что их элементы здесь – это еще и «просочивашиеся» кусочки классики) обычно бывают выступающими из плоскости стены. Равно как и блоки руста, если они оформляют окно или угол. Здесь же наоборот: руст стен образует собой некую материю камня, из которой обрамления окон изымаются посредством не возвышения, а уплощения; получаются своего рода анти-руст, который вынут из настоящего руста для того, чтобы обозначить контуры окна (прием, в русской архитектуре мало распространенный, зато хорошо известный в английской). Этот прием похож на фотографический негатив (стремительно уходящий из нашей жизни в прошлое). Весь фасад в целом, а горожане будут видеть именно фасад, – похож на такой негатив северного модерна: вроде бы контуры совпадают, а по ощущениям все наоборот.

Это сильное ощущение, и дом притягивает глаз – на недавнем «Зодчестве» стенды с ним были очень заметны. Романтика каменной шубы и узнаваемость исторических деталей здесь соседствует с довольно-таки содержательной стилевой игрой, и, что особенно замечательно – архитектору каким-то образом удается удержать эту игру в рамках, сделать ее не слишком навязчивой, избежать и прямой стилизации, и откровенной иронии. Это дом-импровизация, удачная декорация не для кино, а для спектакля о городе Петербурге, бывшем ровно сто лет назад.