ADM 2006–2021

В новой книге-портфолио ADM architects, посвященной 15-летию бюро, 37 проектов, все реализованные или строящиеся. Публикуем интервью с главой бюро Андреем Романовым и сообщаем, что теперь книгу можно купить на ozon.

Бюро ADM architects Андрея Романова и Екатерины Кузнецовой основано в 2006 году. Первую книгу архитекторы выпустили в 2016, эта – вторая, в ней 37 проектов, причем показаны принципиально только реализованные работы и проекты в стадии реализации, в том числе и получившие разрешение на строительство.

Новая книга, помеченная датами 2006–2021, отмечает 15-летие самостоятельной работы архитекторов, что достаточно много. Как видно из помещенного в книге рассказа руководителя бюро Андрея Романова, за этот период ADM architects остались верны своим принципам, основанным на тщательной «отрисовке» каждого проекта и внимательной работе с заказчиком, однако пересмотрели некоторую часть эстетических предпочтений. Теперь Романов и Кузнецова предпочитают стекло и металл, создавая из этих высокотехнологичных материалов высотные композиции с элементами скульптурной динамики, отвечающие поддержанному руководством города девизу «Москва – город будущего».

Книгу можно купить на ozon.ru за 2900 р.,
а ниже мы публикуем интервью, которое предваряет в издании подборку проектов.

***

Андрей Романов: «Если работаешь честно и искренне, весь твой опыт отражается в проектах»

Сколько в книге построенных зданий, сколько проектов в процессе реализации? Сколько добавилось с 2019 и 2016 года, времени выхода двух предшествующих ваших книг?

В новой книге представлены тридцать семь проектов, с 2019 года добавилось шесть. Со времени публикации первой нашей книги, вышедшей в 2016 году, то есть за неполные пять лет, добавилось шестнадцать. Мы показываем двадцать шесть построенных объектов, строительство еще трех должно завершиться в текущем 2021 году. Плюс восемь новых проектов, реализация которых либо недавно начата, либо должна стартовать очень скоро. Как и в предыдущих наших книгах, мы публикуем только постройки и проекты, реализация которых уже началась.

Как строится последовательность объектов в этой книге?

Мы отошли от принципа, который применяли в предыдущих изданиях. Раньше мы ставили в начале книги реализованные объекты, которые считаем самыми удачными. Но теперь, в силу того, что и строящихся проектов, и построек достаточно много, мы пришли в выводу, что правильнее разместить проекты в хронологическом порядке. Причем порядок задает дата создания образа здания, а не год окончания строительства. Мы просмотрели архив и проверили в каком году и в каком месяце были сделаны ключевые презентации всех наших работ. Помимо того что такая компоновка логичнее и понятнее для читателя, мне нравится, что сейчас в книге будет фактически показана хронология нашего творческого развития.

Это тоже принцип – все публиковать?

Честно говоря, нам дороги все наши проекты, дошедшие до реализации. У нас нет проходных объектов, в которые бы мы не вкладывали искренне свои силы и творческую энергию. Какие-то получились более удачно, какие-то менее, но я очень хорошо помню те усилия, которых нам стоил каждый из проектов. Построить дом в городе это огромный труд, своего рода «маленькая жизнь», ценный опыт и яркие воспоминания, скрывать или забывать которые мы не хотим. Мы слишком серьезно относимся к тому, что делаем.

Кроме того, эту книгу мы рассматриваем не только и не столько как портфолио, необходимое для рекламных целей, а скорее как монографию. Для нас важно показать весь наш творческий путь. Мы считаем это самым честным и правильным способом рассказать и заказчикам, и коллегам о нас – о том, что мы собой представляем. Мне кажется, что это и интересно, и важно, – прежде всего для того, чтобы заказчики, в том числе новые, понимали, кто мы такие и какой путь мы прошли за пятнадцать лет.

За последние 3-4 года ваш подход изменился достаточно заметным образом: в новых проектах нет объединения окон по вертикали, ризалитов, «филенчатой» детализации фасадов, которые в предыдущих ваших домах иногда кажутся составленными из слоев разного оттенка и материала. И ощутимо больше стекла. Можно ли сказать, что вы теперь стремитесь к большей простоте пластического решения?

Не то чтобы к простоте. Вряд ли наши последние проекты можно назвать простыми. Но я бы сказал, что наших работах изменилось соотношение стены и окна. Существенно меньше стало дополнительных деталей и членений простенков. Это связано с довольно объективным процессом развития рынка. Раньше было некоторое давление, связанное с тем, что панорамные окна особо не приветствовались. Считалось, что большие окна в пол людей пугают. Почему-то в ходу было утверждение, что наши люди окна в пол не поймут, так как им не комфортно будет жить «на виду». Кроме того, панорамные окна это дорого, они требуют специальных решений по пожарной безопасности, более дорогих конвекторов, встроенных в пол. А коль скоро бюджет на фасады был, как правило, не очень высоким, то нам приходилось сокращать остекление. Отсюда возникали широкие простенки. При этом дорогие фасадные материалы, например хороший кирпич или камень, были доступны только в элитном сегменте. Таких объектов всегда не много. В остальных случаях нам необходимо было найти симпатичные решения для широких простенков, причем облицовывать их можно было только относительно недорогими материалами. Сами понимаете, что широкий простенок, да еще и в недорогом материале это не очень-то выразительный элемент. Поэтому мы экспериментировали с комбинированием материалов, вводили дополнительные детали. На таком принципе построены фасады довольно большого количества наших реализованных проектов.

Сейчас же ситуация очень сильно поменялась. Рынок стал значительно более требовательным к архитектуре и к качеству фасадных материалов. Кроме того, всем стало очевидно, что люди уже не боятся больших окон, как и окон «в пол». Напротив, они стремятся к ним, готовы платить за это дополнительные деньги. Одновременно с этим существенно вырос бюджет на фасады в сегментах «Бизнес» и «Премиум», в которых мы сейчас в основном работаем. Мы уже можем применять более качественное остекление и в большем объеме. Да и для глухих участков фасада стало возможно использовать более качественные материалы. Соответственно необходимость в применении большого количества дополнительных деталей отпала. В результате мы получаем более простую фасадную сетку, которая состоит из большого красивого окна и элегантного простенка, облицованного выразительным материалом. Это уже само по себе очень красиво. Дальше можно пробовать работать с формой здания, как-то трансформировать ее, придать динамику.

Среди ваших недавних проектов много башен – взять, к примеру, Fili Tower или HIDE. У вас наступил период небоскребов?

Этап небоскребов, несомненно, наступил в городе Москва. Многие наши коллеги делают такие здания. В этом отражается видение руководства города, которое я в целом разделяю. Существует некий общественный консенсус относительно того, что в Москве допустима высокая плотность и высокая этажность, он определяет тенденцию – город растет вверх. Мне достаточно часто задают вопрос, как я к этому отношусь.

Я бы размышлял следующим образом:

Во-первых: насколько жилье в небоскребах востребовано? Жить в нем можно или нельзя? Люди хотят там жить или их туда загоняют? Выясняется, что никто никого не загоняет, люди готовы платить даже больше за то, чтобы жить в небоскребе. Эту позицию можно разделять или не разделять – выбор во многом вкусовой. Но все дома, про которые мы говорим, очень успешно продаются. Кроме того, это как правило постройки класса премиум и бизнес, то есть тот сегмент рынка, на котором покупатель обладает возможностью выбора и четко знает, чего хочет.

Во-вторых: формат небоскреба – человеконенавистнический или гуманный по отношению к городской среде? Он допустим в городе или нет? Это более сложные вопросы, поскольку они затрагивают интересы значительно более широкого круга людей. Здесь утверждать что-либо
трудно, поэтому я просто выскажу свое мнение.

В мире есть примеры, когда города отказываются от высотного строительства в пользу низкоэтажного уплотнения существующей городской ткани. Первым на ум приходит пример германских городов, а также Париж. Но также есть вполне успешные примеры, когда высотное строительство развивается очень активно. Это азиатские города – Гонконг, Шанхай и другие, а также, конечно, нужно вспомнить Нью-Йорк и Лондон. Так что тенденция появления высотных зданий – общемировая, это способ развития современного города, плотного мегаполиса, в котором сконцентрированы огромные ресурсы. Очевидно, что для Москвы выбор в пользу высотного строительства уже сделан, и лично я думаю, что преступления в этом все-таки нет.

Но, разумеется, для многих тема высотного строительства – болезненная, сам по себе факт, что город разрешает те иные ТЭПы в той или иной точке – предмет общественной дискуссии.

Теоретически любое новое здание в любом городе можно бесконечно оспаривать, к примеру, строительство башни The Shard Ренцо Пьяно в самом центре Лондона. Впрочем, точно также можно оспаривать строительство трехэтажного дома по соседству. Всегда найдутся как противники какого бы то ни было развития города, так и сторонники его максимального развития. Дискуссия между руководством города, девелоперами и горожанами по поводу уместности того или иного объема может и должна вестись, но я не считаю, что архитектор должен быть стороной в этой дискуссии. Это вопрос политический и экономический, а не творческий. Когда я получаю от города документ, разрешающий определенную высоту и плотность, я исхожу из того, что город принял это решение со всей ответственностью. Город разрешил – общество приняло.

А раз так, то архитектору можно и нужно работать с этой типологией. Вот мы и работаем. Ищем формы, которые для этих зданий наиболее убедительны.

И для такой уникальной формы, для небоскреба, хорошо подходит стекло?

Одновременно с тем, что строительство высотных объектов в Москве сегодня разрешается все чаще, со стороны руководства города четко обозначено мнение, что такие здания должны быть интересными, очень современными и формировать образ «Москва – город будущего». Мы считаем, что работа со стеклом и какой-то необычной формой – хороший подход к созданию архитектурного образа ультрасовременного небоскреба. Честно говоря, я поддерживаю этот дискурс со стороны города, мне такой подход импонирует намного больше, чем вкусы предыдущего руководства, которое было, скажем так, по Стругацким, контрамотом, пытаясь в начале 2000-х привить городу пафос какого-то «сталинского ампира».

Замечу, что в новом, недавно утвержденном проекте Filicity II у вас как раз сочетается стеклянная башня и невысокий дом с кирпичными фасадами. Почему так, почему не две башни?

Надо начать с того, что пропорции небоскреба всегда лучше, элегантнее, чем у зданий высотой 75-100 метров. Это связано с особенностью компоновки плана жилого дома. Его габариты всегда предопределены размером эффективного лестнично-лифтового ядра и квартирографией. Люди не очень любят покупать «темные метры», все продвинутые девелоперы в наше время сами устанавливают ограничения на глубину квартир. Но и слишком узким корпус сделать не получится без ущерба для эффективности. Все это дает совершенно определенные размеры основания здания. Причем размеры плана для дома высотой 75 метров и 150 метров отличаются не сильно, но, разумеется, у более высокого здания пропорции будут лучше.

В данном проекте мы имели возможность поднять высотность до 200 метров и создать доминанту с хорошими пропорциями, превратить его в «городскую скульптуру». Но площадь эффективного плана, помноженная на 57 этажей, не полностью выбирала разрешенные показатели на данном участке. Делать две башни, условно говоря, высотой по 120 метров высотой, нам не хотелось. Такая композиция была бы тяжеловесной и здания перекрывали бы друг другу виды. Кроме того, уж очень привлекательными казались пропорции 200-метрового здания. Тогда мы решили предложить Заказчику идею клубного одиннадцатиэтажного дома. Нам кажется, получилось уместно, поскольку второй дом поддержан контекстом: вокруг есть застройка такого масштаба и на соседнем участке в проекте СПИЧ есть 7-этажные объемы.

Мне нравится, когда здания очень разной высоты сочетаются в городе свободно. Вы и в Москве, и в Нью-Йорке такое увидите. Чаще это относится к разновременной застройке, но это несущественно – важнее то, что композиция построена на контрасте. И контраст этот мы дополнительно подчеркнули материалом: фасад башни полностью стеклянный, в клубном доме мы использовали ажурную кладку из бельгийского кирпича ручной формовки.

Если говорить о клубных домах – в современной московской практике они образуют некую альтернативу сверхвысотному строительству, параллельный пласт. Один из таких домов, ваш ЖК Малая Ордынка, 19 – удачный пример работы с современной архитектурой в историческом центре, похвалили многие критики. Вам нравится этот жанр, вы хотели бы больше работать в историческом центре?

Ну конечно. Работа в историческом центре очень интересна сама по себе. Взаимодействие со сложившейся средой – серьезная и ответственная задача, поскольку необходимо придумать такое здание, чтобы оно было очень современным, но не диссонировало бы со средой. При этом проекты в центре всегда относятся к самому высокому сегменту рынка недвижимости. Соответственно бюджет на фасады существенно выше и мы можем позволить себе наиболее интересные решения. Поэтому такими проектами мы всегда очень охотно занимаемся.

Вы нередко упоминаете, что одна из ваших задач – придать объему динамику. Действительно, многие из ваших новых домов то «покачиваются», то «шагают», то как будто собирают свой силуэт на наших глазах из ячеек-эркеров… Как бы вы определили понятие динамики по отношению к архитектурному образу?

Мне кажется, это достаточно очевидно и не требует объяснений. Динамику или статику человек просто видит. Это базовые вещи, то же самое, что спросить композитора, чем отличается минорный и мажорный аккорд. Они просто ощущаются как таковые. То же самое и здесь – это некий набор архитектурных решений, который воспринимается человеком как движущийся, летящий, трансформирующийся – или, наоборот, статичный. Иногда мы пробуем и статичные решения, но не скрою, динамические приемы нравятся нам больше и получаются лучше.

Давайте вспомним несколько старых проектов. К примеру, дом «Лайм», спроектированный в 2010 году: зигзагообразный, с дворами-лоджиями на разных уровнях, салатово-зеленый... Он отличается от многих ваших проектов. Почему эти темы потом у вас не были развиты?

Вероятно в силу того, что сама по себе задача была достаточно необычной. Нужно было сделать проект с очень большой плотностью на очень узком участке. Мы стремились максимально увеличить световой фронт здания, поскольку чем больше длина фасадов и чем больше окон, тем светлее будут квартиры. Нам был необходим «извилистый» контур плана. Так что дворы-ниши на фасаде – это ответ на задачу сделать квартиры более светлыми. Кроме того, нам хотелось попробовать создать в этом огромном здании дополнительный масштаб, атмосферу маленьких уютных двориков, который ты делишь с небольшой группой соседей. Каждая ниша на фасаде – это дворик, куда имеют доступ жители 16- 20 квартир. Получается сочетание характеристик высотной и низкоэтажной застройки; ты живешь в высотном доме, но у тебя есть вот такое камерное общественное пространство.

Другой ваш уникальный проект – здание школы для поселка приемных семей «Китеж» в Калужской области. Я знаю, что проект вы подарили поселку, и строят его сообща, частями, много лет, а в построенных частях уже проводят занятия. Вы сразу так планировали здание, чтобы его можно было начать использовать фрагментарно?

Да. Проект благотворительный, люди постепенно собирают деньги на продолжение стройки. Когда появляются средства на продолжение, они обращаются к нам за новой «порцией» рабочих чертежей. Да и, честно говоря, необходимости в том, чтобы построить такое здание единомоментно не было. Община развивается, строятся новые жилые дома. И школа строится постепенно вот уже 10 лет.

Вторую школу вы построили в Мамонтовке, это здание достаточно хорошо известно в профессиональных кругах. Не скучаете по типологии школьных зданий? Что бы вы вообще сказали о своей специализации – очевидно, что сейчас преобладает жилье, но с офисами вы ведь тоже работали…

Школа в Мамонтовке была частной инициативой – заказчик хотел сделать классную школу в рамках социальных обязательств на территории Московской области. Это был своего рода порыв души. Но как правило школы и другие социальные учреждения проектируются городом, государством. Мы по целому ряду причин не работаем с госзаказами, поэтому и образовательных проектов у нас пока больше нет.

А вот офисами мы занимались достаточно долго. Но вы знаете, что спрос на новые офисные помещения в Москве низкий. Рынок перенасыщен. Поэтому и офисные здания строятся очень редко. Последний раз в этой типологии мы работали 2014 году, над проектом Alcon II на Соколе, который лишь недавно был завершен.

Стремитесь ли вы сформировать какой-то узнаваемый почерк?

Мы считаем более важной другую задачу, а именно – добиваться в каждом проекте индивидуальности. А почерк, я думаю, складывается сам собой и прослеживается во всех проектах, если ты работаешь искренне. Я не представляю, как можно искусственно создать свой почерк, манеру. Мне кажется, архитектор об этом даже не должен думать.

Думать надо о том, как сделать честно и качественно свою работу, вложить в нее свою душу.

В этом случае твоя личность, твой вкус и твое чувство пропорций неизбежно отобразятся в творчестве. А в какую манеру это сложится? Вот вы возьмете эту книгу, пролистаете ее и увидите. Сейчас, глядя на результаты 15 лет нашей работы, вероятно, уже можно что-то обобщить, прийти к каким-то выводам. Но уверяю вас, в тот момент, когда мы работали над каждым из этих проектов, мы об этом не думали.

Что вам нравится в работе архитектора?

Во-первых, есть удовольствие от результата, от того, как объект реализован. Я очень люблю приезжать на строительные площадки, когда здание уже начинает вырисовываться. Когда в целом понятно, каким оно получится. Это уже огромное удовольствие наблюдать, как твой замысел воплощается в жизнь. Ну и конечно, когда я приезжаю на законченный объект и вижу, что он удался, то порой приходит чувство самой настоящей эйфории.

Во-вторых, нам очень нравится сам процесс проектирования. Он состоит из очень многих частей. Это и чистое творчество, когда мы с Катей создаем какой-либо новый образ. И очень трудный процесс отрисовки планировок и фасадов – это сложная интеллектуальная задача, которую решать непросто, но решив ее, ты испытываешь огромное удовлетворение. Есть процесс придумывания сложных узлов – это своего рода изобретательство и удовольствие здесь сродни тому, которое испытывает изобретатель, увидев, как его творение работает. Ну и конечно, есть радость от общения с людьми. Это и наши сотрудники, и заказчики, и подрядчики, и поставщики разных материалов. Конечно, общение иногда бывает стрессовым и конфликтным, но в целом все очень здорово и интересно. Мне, по крайней мере, эта часть работы тоже очень нравится.

Как вы относитесь к правке и пожеланиям со стороны заказчика? Она помогает или мешает?

Взаимоотношение заказчика и архитектора – отдельная и очень важная тема. Вклад девелопера в проект, я считаю очень важным условием создания хорошей архитектуры. С самым дотошным, но наделенным хорошим вкусом заказчиком работать, возможно, сложнее в том смысле, что надо вложить больше труда. Но здание, в конечном счете, получается лучше. Парадоксально, но если у клиента плохой вкус, пусть даже он даст тебе полную свободу действий, проект почему-то получается слабее. Я верю, что только работая с классным девелопером, ты сделаешь классную вещь. Тебе необходимо это alter ego – заказчик должен сделать свою часть работы, напитать тебя энергетикой. Если ты знаешь, что он ждет от тебя лучшего, видишь это в его глазах, то делаешь по-настоящему сильный проект.

А к внешней критике на советах и при согласовании вы как относитесь?

Думаю, в ряде случаев полезна и внешняя критика. Конечно, если эта критика идет от хороших профессионалов или, в некоторых случаях, от руководителей города, если они наделены хорошим вкусом и ставят перед собой задачу сформулировать позитивную и современную архитектурную повестку. Большинство наших проектов очень успешно проходили согласования, но иногда нас не то чтобы критиковали, скорее просили сделать для той или иной ответственной площадки более яркое решение. И справедливости ради надо сказать, что во всех этих случаях новое решение оказывалось более ярким и интересным. В том числе и благодаря тому, что мы в таких случаях уже могли себе позволить более дорогое фасадное решение.

Некоторое время назад вы брались за проекты, объемная композиция которых была спроектирована другими авторами и утверждена, или стройка была уже начата – насколько я помню, с целью их исправить. Теперь не беретесь за такие задачи?

Действительно, такие работы были. И конечно, уже тогда мы видели недостатки в объемных решениях тех проектов, за которые нам предлагалось взяться. Мы понимали, что придумать идеальное архитектурное решение на чужом объеме вряд ли получится, но для относительно молодого бюро эта работа была вполне приемлемой. Разумеется мы искренне старались исправить и улучшить все эти проекты, мы полагали, и надеялись, что нам удастся сделать по крайней мере более симпатичный дом, который не испортит город.

Но вообще-то это история давняя. Мы уже лет восемь не беремся за такую работу. Разумеется, когда бюро обретает известность и репутацию, оно может себе позволить быть более разборчивым в выборе задач. Также как и настаивать на том, что оно считает правильным с архитектурной точки зрения.

ADM architects крайне редко можно встретить среди участников конкурсов, как открытых, так, кажется, и закрытых. Почему?

Вы знаете, мы крайне редко участвуем в конкурсах и никогда не делали на них ставки. Это связано прежде всего с тем, что мы относимся к нашему бюро как к персональной мастерской. Мы гарантируем заказчику, что любой проект, которым мы занимаемся, подразумевает наше с Катей личное участие. Все, что выходит под маркой ADM – результат наших личных творческих усилий и огромных затрат энергии. Мы физически придумываем и рисуем все объекты сами. Это наш подход и мы предлагаем его рынку. Мы никогда не рассматривали свое бюро как классический бизнес и не стремились к его масштабированию. Это неизбежно привело бы к широкому делегированию творческих решений и потере нашего личного участия в проектах.

Соответственно, наши возможности ограничены. Мы физически не можем создать более 10 полноценных концепций в год. Это формат бутик-архитектуры. Поэтому ставку мы делаем не на конкурсы, а на те проекты, в которых заказчик готов заключить с нами договор на все стадии проектирования, ориентируясь на наше портфолио и деловую репутацию. Взамен мы гарантируем, что он получает максимальное качество.

Впрочем, в виде исключения мы иногда соглашаемся на участие в конкурсах, если у нас есть на это время, но больше одного-двух конкурсов в год мы стараемся не делать.

Есть ли у вас планы на будущее? Или – только спокойно и продуктивно работать?

Я бы сказал, что мы просто живем желанием делать каждый следующий проект лучше. Совершенствоваться в своей профессии. И поверьте, эта задача очень непростая и требует от нас постоянного напряжения. Но нам очень нравится этот процесс. Нам не становится скучно, мы развиваемся творчески, и это нас очень радует.

29 Июня 2021

Похожие статьи