Это огромный волум, по ощущениям, килограмма на четыре. Красивая белая книга с классическим дизайном, хорошо напечатанная. Ее обложка раскладывается в лист ватмана, который, видимо, есть памятник архитектору прошлого века. Бумарх – настолько бесспорный вклад России в мировую культуру ХХ века, что произведения бумажников хранятся в Русском музее и Третьяковской галерее, в МОМА в Нью-Йорке, в Центре Помпиду в Париже, в Музее Виктории и Альберта и в Галерее Тейт.
-
![zooming]()
1 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
2 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
3 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
4 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
5 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
6 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
7 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
-
![zooming]()
8 / 8Фотография © Фёдор Кандинский / Предоставлена Музеем современного искусства «Гараж»
Книга содержит произведения 84 авторов: 250 проектов в 570 иллюстрациях. Часть имен кому-то может показаться неожиданной в ряду «бумажников», к примеру, здесь присутствует представитель старшего поколения Андрей Боков и младшего – Алексей Кононенко. В легендарных бумажных конкурсах и выставках участвовали многие, наши представления о бумажной архитектуре все еще уточняются. Что важно, справочный материал по бумажным конкурсам и выставкам в книге тоже есть, как и указатель имен.
Работы предваряет собрание цитат известных исследователей и журналистов. Они дают бумажной архитектуре образные определения. Жан Луи Коэн: «новое и последнее поколение советских визионеров». Кэтрин Кук: «катализатор обновления архитектурной профессии». Селим Хан-Магомедов: «формообразующий порыв молодых зодчих». Григорий Ревзин: «форма бегства от унылой советской действительности в прекрасные миры воображения». Александр Раппапорт: «Результат разрушения двух цензур – внешней и внутренней». Алексей Тарханов: «Профессиональный архитектурный анекдот, пародирующий систему образования и ценностей». Неожиданно появление в этой компании писателя Макса Фрая, для которого творчество бумажников – «блестящий пример превращения слабости в силу, Сунь Цзи был бы доволен».
Текст самого Юрия Аввакумова (см. ниже отрывок) организован как серия главок с яркими названиями, которые можно читать в любом порядке. Это свидетельство от первого лица и подведение итогов. В конце книги помещены интервью и статьи Юрия Аввакумова разных лет, посвященные бумарху.
Очень ценно то, что большой корпус проектов теперь можно рассматривать одновременно с текстами. Литературные тексты играли в работах бумажников большую роль. Однажды поэт и писатель Дмитрий Быков сказал, что не понимает материальные искусства архитектуры и дизайна, потому что они не занимаются душой и потому что в них нет сюжета. В бумажной архитектуре связь с душой была восстановлена, а прикосновение к великим мифам/сюжетам дало произведениям глубину. Стеклянная часовня Александра Бродского и Ильи Уткина («Мост над пропастью в высоких горах», 1987), висящая между пропастью внизу и пропастью наверху – это образ в хайдеггеровском ключе: место человека не просто между левым и правым, но и между небом и адом. Кстати, легко представить такой аттракцион где-нибудь в южных горах. Вообще главное чувство от книги: концептуальная архитектура не устарела. Многие вещи можно построить в городе, и будет ничуть не хуже «корзинки» Хизервика – смотровой площадки, недавно открытой в Нью-Йорке. Ее прообраз 1987 года находим на стр. 173.
Тексты читаются, как сказки или стихи. Вот, например, те же Бродский и Уткин предпосылают к проекту «Форум тысячи истин» такой поэтический пассаж: «Мы проводим годы, блуждая в поисках знаний, и в конце концов понимаем, что не узнали ничего. Ничего, что нам действительно было нужно <...> Настоящую информацию нельзя купить, она доступна тем, кто умеет смотреть, слушать, думать. Она рассеяна везде – в каждом пятне, трещине, камне, луже. Одно слово дружеской беседы дает больше информации, чем все компьютеры мира».
Если спросить, кто из бумажников сегодня сохранил связь с теми мечтами, которые были в 1980-х, то я бы назвала Белова, Бродского, Кузембаева, Уткина, Филиппова и самого Аввакумова. Михаил Филиппов буквально воплотил свой манифест, сформулированный в акварелях 1984 года о превращении индустриального города в традиционный. Темы анти-вавилонской башни, Атлантиды, Небесного Иерусалима реализованы в построенных им в реальности московских кварталах и Горки-городе в Сочи. Михаил Белов на данный момент ушел в молчаливую область камней и мрамора и менее затейлив, чем его бумажный «Дом-экспонат на территории музея ХХ века» (кстати, и это можно построить в городе), но «Помпейский», «Имперский» дома и школа в Жуковке имели целые театральные программы, вполне бумажные по духу. Александр Бродский от инсталляций, от искусства далеко не уходил, он с ними всегда граничил: ресторан «95 градусов» или ротонда в Никола-Ленивце – по сути, концептуальная архитектура, воплощенная в реальности. Илья Уткин всегда оставался мечтателем, ели рассматривать семантическое поле построек: ресторана «Атриум», виллы «Белый дом», многоэтажное «Дворянское гнездо» в Левшинском и сценографию балета «Пламя Парижа» в Большом. И вполне в бумажном духе проект облагораживания панельной брежневки ризалитами. Тотан Кузембаев в деревянном авангарде: Доме-телескопе, Доме-мосте и других постройках – тоже сохранил мечтательность бумажников, хотя внешне его бумажные видения-паутинки миражных городов совсем другие. Его недавний проект деревянных пятиэтажек – реализуемая утопия – связан с бумархом гуманистичностью: он, говоря словами Фрая, превращает слабость в силу, спальный район с похожими домами – в дружелюбную человеку среду, потому что из дерева похожие дома – можно. Юрий Аввакумов, занимаясь концептуальным выставочным дизайном, тоже связь с бумажной архитектурой поддерживал. Большинство остальных авторов, представленных в книге, добились признания и реализовали себя в большой архитектуре. Их здания значительны, но их мечты остались в бумажных проектах. Упомянутые же три традиционных архитектора, два экологически ориентированных мастера деревянной архитектуры и один выставочный автор сохранили тот метафизический коридор, который открылся в 1970–1980-х, и черпают оттуда до сих пор. Бумажная архитектура – явление мировой культуры того же порядка, что фильмы Тарковского или музыка Пярта, наднациональное, вселенское, возникшее из того же источника. Хотелось бы, чтобы этот источник не иссяк.
***
Отрывок из книги Юрия Аввакумова «Бумажная архитектура. Антология»
Название
Название выставки родилось почти случайно, когда мы с Андреем Савиным макетировали выставочный проспект, резали и клеили набранные тексты – в такой коллажной технике готовились тогда макеты для типографии, – макетировали в последний момент, когда времени на согласования с товарищами уже не было. Можно сказать, что решение назвать выставку «бумажной» появилось благодаря полиграфическому процессу «клей – ножницы». И хотя была еще альтернатива назвать выставку «станковая архитектура», прилагательное «бумажная» подошло архитектуре больше – бумага, как в известной игре, победила камень. Вигдария Эфраимовна Хазанова, специалист по архитектуре авангарда, идею назвать выставку профессиональным ругательством поддержала. И оно сразу село на негодную к строевой фигуру как специально пошитое… А Селим Омарович Хан-Магомедов, известный исследователь 1920-х, пытался задним числом отговаривать: «Название эпатирующее, а у вас и без того хорошие работы. Не надо, знаете ли, раскачивать лодку, нас всех и так тошнит». Он действительно высоко оценил явление бумажной архитектуры, поставив ее в один ряд с русским архитектурным авангардом 1920-х и сталинским неоклассицизмом 1930-х.
Музей
В 1985-м в Москве состоялся фестиваль молодежи и студентов. В ЦДХ была устроена выставка молодых советских архитекторов: построек и проектов, среди которых было довольно много конкурсных, «бумажных». Нас пригласили с этой выставкой в Любляну, в передовую галерею SKUC, и, таким образом, в 1986-м состоялась первая зарубежная выставка бумажной архитектуры. Ну, а «далее – везде» – выставки в Архитектурной ассоциации в Лондоне, в Ля Виллет в Париже, в Немецком музее архитектуры во Франкфурте, в Архитектурном фонде в Брюсселе, в Цюрихе, турне по четырем университетам в Америке… После Америки в 1992 году выставка вернулась в Москву, я устроил последний, как мне казалось, показ в МАРХИ, назвал «Бумажная архитектура: Alma Mater» и приготовился выставку расформировывать, но тут возник Столичный банк сбережений, который в тот момент активно создавал собственную коллекцию. Ее куратором была Марина Лошак. Так лучшая, отборная часть бумажной архитектуры оказалась в частной собственности. Через десять лет, когда владелец банка по известным политическим причинам стал избавляться от разнообразных активов, коллекция по моему предложению переехала в Русский музей, где ее с удовольствием принял Александр Боровский и его отдел новейших течений.
Fin de siecle
Последняя выставка в МАРХИ оказалась не последней в истории бумажной архитектуры, но это уже была действительно история – история искусства. До конца 1980-х путешествующая выставка прибавлялась новыми работами, а позже – уже нет. Закат движения случился по разным причинам: и потому, что все хорошее когда-нибудь кончается; и потому, что в 1990-е архитекторы в России по большей части были заняты материальным выживанием – тут не до творческих экспериментов; и потому, что век бумаги как материала для архитекторов завершился – на смену кульману, бумаге, кальке, туши, карандашу, рейсфедеру, рапидографу, ластику пришли компьютерные мыши, мониторы и имиджи. Так что бумажной архитектуре оказалось самое место там, где она лучше всего хранится, то есть не на стройплощадке, а в музее. И символично, что ее закат пришелся на конец века и тысячелетия.
О нас
Когда мы поступали в архитектурный институт в 1970-е, то не думали, что станем последним поколением советских архитекторов – как известно, в 1991 году Советский Союз распался. Когда мы учились изображать новую архитектуру карандашом, тушью, пером, красками, то не представляли, что станем последними, кому это рукодельное умение было передано – сейчас архитектуру изображают при помощи компьютерных программ. Когда мы начинали участвовать в конкурсах архитектурных идей и получать международные премии в 1980-е, то не предполагали, что эти работы окажутся в коллекциях Русского музея, Третьяковской галереи или Центра Помпиду... Все это говорит о том, что архитекторы – неважные провидцы. Но будущее есть в проектах, которые здесь представлены. Будущее, в котором мы живем или могли бы жить. Будущее, воображенное графическими средствами прошлого. Частная утопия в тотальной дистопии.
Сказки
Интересно, что в отличие, скажем, от архитектуры реальных зданий, концептуальные проекты 1980-х не сильно устарели. Главная причина может быть в том, что, будучи свободным от заказчика и конкретных обстоятельств места, архитектор в своем «проекте проекта» одновременно выдумывал и архитектурный объект, и среду, в которой он появлялся как Deus ex machina. Явление архитектора в качестве творца – редкое в наши дни, вспомните, как в России помыкают архитектором сегодняшние заказчики, будь он хоть Прицкеровским лауреатом. А здесь едва не в каждом проекте чудесное рождественское настроение – вот какой-то депрессивный, бедствующий, убогий, безрадостный, скучный, забытый населенный пункт, а вот явление героя-архитектора со своим творением – все застывают в изумлении: на краю мрачного города вырастает хрустальный дворец; в залив вплывает веселый гастрольный театр; в монотонном хаосе современной застройки обнаруживается беседка для медитаций; дворы спальных районов заполняются ровными акрами нетронутой природы… Сказки не стареют. Дистопия в них соединяется с утопией – и каждый верит в чудо, зритель-читатель бумажного проекта начинает верить, что не все вокруг так темно, что есть еще надежда, что придет архитектор, посветит прожектом-прожектором и найдет запасной выход в лучшее будущее.Отрывок из книги Юрия Аввакумова «Бумажная архитектура. Антология»
