“It is the first international airport to dare this aesthetic”, – так заключает свой комментарий к проекту его автор, итальянский архитектор Клаудио Сильвестрин. Первый. Осмелился на такую эстетику. Авторская формулировка интригует еще больше, нежели даже экстремально дальнее расположение.
Итак, у здания несколько особенностей. Первая – нетипичное функциональное наполнение, продиктованное именно местом.
В 1990 году на Камчатке было 478 тысяч жителей, а сейчас 288 тысяч. Большая часть полуострова совершенно не населена и заполнена дикой природой. Города собраны вокруг Авачинской губы, это рыбопромышленный Петропавловск, военный Вилючинск на противоположном берегу, и третий – Елизово; он равноудален от двух других центров, отнесен от залива к северу и в нем расположен аэропорт. Серьезных достопримечательностей, таких, которые проходили бы по разряду «культурного пространства», на Камчатке нет, туристы едут сюда за совершенно дикой природой – местом, где, как нам рассказывали, на много километров вокруг точно нельзя встретить людей. Гражданские города, как и лесные отели, служат перевалочными пунктами для того, чтобы добраться до той самой дикой-предикой природы.
Так что ядром аэропорта стала 5-зведочная гостиница. Решение логичное и обоснованное. Живя в отеле прямо в здании аэропорта, можно будет уезжать или улетать на экскурсии по вулканам и на рыбалку. Отель занимает половину второго этажа и становится внушительной «прослойкой» между залами регистрации на первом этаже и ожидания – на третьем.
Кроме того, на первом этаже слева от входа расположен ресторан и лобби отеля, а на втором этаже запланирован СПА, как косвенное напоминание о термальных источниках – еще одном камчатском аттракционе после медведей и вулканов. Общая площадь аэропорта со всеми службами – 50 567 м2, площадь отеля – 10 000 м2, отель это одна пятая часть всех площадей. Номеров – 120.
Номера – не то чтобы очень большие, но с высоким потолком и с круглым окном диаметром 3 метра во всю стену – этаким гигантским иллюминатором. Больше половины номеров выстроены по внешнему контуру с западной стороны и обращены к панорамам окрестностей. Один демонстрационный интерьер – внутри аэропорта, который в остальном еще только начинают отделывать, – готов во всех деталях.
В нем деревянные стены, яркие ткани, натуральный известняк, полированный и патинированный металл. Белый вогнутый потолок контрастирует с изобилием натуральных материалов – как будто намекает, что мы на космическом корабле, но с подчеркнуто «земным» интерьером. Круглое окно его в этом поддерживает. Словом, образ построен на контрасте, но деликатном, так что внутреннее напряжение двух тем: явного комфорта и подспудной иномирности, – считываешь не сразу.
Можно себе представить, как, едва прилетев, туристы отправляются отсыпаться в гостиницу и Камчатку впервые видят сначала из окна самолета, а потом из вот такого окна-«иллюминатора». Потом отправляются в СПА и там размышляют о термальных источниках.
На фасадах круглые окна гостиницы тоже играют, как кажется, первую скрипку: они образуют стройный ряд уверенных равных кругов. Проемы собственно терминала растянуты в овалы: с одной стороны, развивают тему округлого контура, с другой – проявляют завидное, на грани строптивости, разнообразие, выстраиваясь асимметрично и меняя форму. То раскрываясь гигантскими «глазами» в нижних ярусах, то щурясь «щелочками» – в частности там, где требовалось приноровиться к плавному изменению высоты: в восточной части здание трехэтажной, в западной – двух.
Можно предположить, что именно «иллюминаторы» определили ту часть образности аэропорта, которая сразу же бросается в глаза. Он похож на космический корабль, но не любой, а из футуристических фантазий шестидесятых годов, может быть, мультфильмов, черно-белого кино или книг. С тех пор было придумано множество версий образа космического корабля – время от времени они перекликаются, к слову сказать, со зданиями новых аэропортов – но здешний «тор» с круглыми окнами и челноками-ракетами апеллирует к одной из ранних версий мечты о космосе.
И дом Futuro Матти Сууронена не вспомнить совершенно невозможно.
Хотя очень, очень хотелось бы, чтобы фасад не был граненым, что происходит из-за особенностей монтажа панелей на подсистеме. Хочется, чтобы он круглился непринужденно, а панели были бы тоньше, и, например, из натуральной меди. Было бы просто супер.
Но оставим фантазии и вернемся к реальности и к идее, предложенной в новом аэропорте Камчатки.
Это ретро-форма старой мечты – современная футуристичность, с серьезным лицом и с сонмом AI на ее службе, выглядит иначе. Но она немного и поднадоела. А ретромодернизм – одно из популярных направлений нашего времени, так что и назвать идею устаревшей нельзя. Напротив, она настолько не типична, что, может быть, Клаудио Сильвестин прав и его неожиданный взгляд на аэропорт ждет большое будущее. На его стороне – обаяние детской мечты и честность здания, которое не притворяется инопланетным лайнером из недавнего блокбастера, а напоминает об идеях и образах, актуальных когда-то. И смелость воплотить архетип нездешнего, сформированный в счастливое послевоенное время и отмеченный целым рядом позитивных эмоций, ему свойственных – тоже плюс.
Круглая площадь внутри кольца в одной из ранних версий проекта планировалась как место въезда машин, посадки-высадки пассажиров, но в конечном счете стала пешеходной, открытым к небу прогулочным пространством. В ее центре расположен объем еще более удивительный, чем весь терминал в целом – многофункциональный Event hall, пространство для любых мероприятий. Из терминала к нему ведет крытый переход, похожий на мостики телескопических трапов, тоже с овальными окнами, но несколько более крупный. Зал, в котором можно проводить и конференции, и торжества, функционально дополняет отель, превращая новый терминал в небольшой, но аэрополис – совмещая в теплом контуре одного здания несколько функций, позволяющих проводить там значительное время, не выходя наружу, или выходя только на экскурсию.
Но интереснее, что зал – белый, согласно проекту, совершенно бесшовный, параболический объем. Яйцо высотой 25 метров. Вокруг купола запланирован искусственный пруд, который зимой можно будет использовать как каток.
В зените расположен оккулюс для естественного освещения, но его не должно быть видно снаружи, снаружи – совершеннейшая метафизика.
Как тут не вспомнить Valli, а лучше того – его Еву. Тогда ретрофутуристичное кольцо терминала окружает собой или охраняет нечто то ли вечное, то ли иномирное, в целостности своей формы непонятное, как дикарю отключенный смартфон. Надо ли говорить, что прием укрупненной цельной формы кинофантастика использовала с самого начала; да и форма яйца волнует человечество давно, с первых мифов о рождении Вселенной из яйца змея Хаоса... Тут понимаешь, что овальные башни трапов – не столько напоминают космические челноки, сколько вторят центральному объему.
Но что я все про космическую фантастику.
На самом деле прообраз у аэропорта другой. “Design <...> draws inspiration from the Gorely volcano in Kamchatka, with a lake of ice at its centre, present most of the year”, – говорит архитектор Клаудио Сильвестрин. Вооот. Прообраз – вулкан Горелый, в кратере которого существует озеро, большую часть года покрытое льдом. Бассейн и каток на площади апеллируют к тому озеру. Кроме того, поясняют нам, кольцевидное здание аэропорта напоминает кальдеру вулкана. А кальдера это результат интенсивного извержения: оно разрушает верхушку горы, оставляя кольцо; затем, если вулкан действующий, в середине кольца начинает расти новая вершина. Об этом экскурсоводы на Камчатке рассказывают почти сразу.
Так вот, представить себе, глядя на проект аэропорта Камчатки, что это вулкан, внутри которого рождается новая вершина, при должной мере абстрагирования вполне можно. Темно-коричневые панели фасадов с нанесенными на них – для оживления поверхности – белыми точками уподоблены камчатской земле, или даже песку камчатских пляжей. Тоже контекстуально обоснованная деталь. К тому же они делают поверхность покатых стен сравнительно немаркой, что важно, поскольку на Камчатке вулканы ведь и впрямь нередко действуют и ветер приносит пепел.
Холмы зеленых кровель, которые в проекте маскируют зоны входного контроля и отделяют аэропорт от парковки перед ним – сейчас их конструкции только отливают в бетоне – тоже вписываются в «официальную версию» трактовки его архитектурной образности. Действительно, на Камчатке вулканы прорезают холмистый рельеф местами довольно внезапно; а иногда и небольшой вулканчик превращается в холм. Так что холм и гора в здании аэропорта логично отвечают на особенности местности.
Но глаз не обманешь и мы понимаем, что не в меньшей мере их соседство похоже на, скажем так, инопланетный корабль, который, приземлившись, потревожил землю вокруг себя. То есть тема НЛО не главная, мы сами подсказываем ее себе, и тем не менее она объективно накладывается на озвученные природные ассоциации.
Но и они не одиноки. Все-таки Сильвестрин итальянец и оккулюс белого купольного зала немедленно сравнивает с Пантеоном. Весь интерьер аэропорта он заполняет параболическими арками. А сам объем белого купольного зала сравнивает с яйцом из Мадонны Монтефельтро Пьеро делла Франческа. Никто определенно не знает, что именно означает то яйцо, подвешенное к раковине над головой Богоматери: рождение Нового завета? Чистоту и красоту Марии, подобную жемчужине? Идеал как таковой? Но вся композиция производит, как известно, метафизичное впечатление и, действительно, сродни застывшему во времени идеалу. Аналогию с Мадонной Монтефельтро Сильвестрин воспринимает живо и позитивно, значит, что-то в ней, вероятно, есть.
Действительно, если мы посмотрим на портфолио Сильвестрина, то, помимо того очевидного и существенного факта, что этот архитектор никогда раньше не проектировал аэропорты, обнаружим заметную склонность к минимализму и метафизике; также как и увлечение круглыми окнами. И даже овальное окно в сочетании с металлической облицовкой можно найти в его проекте музея современного искусства в Познани 2006 года: там овалом заканчивается «кишка» медной трубы, и в ней тоже что-то есть на грани между ретро- и нео-модернизмом; от ретро – крупноватость высказывания, от нео – «нелинейная» сплющенность объема.
К слову, сейчас специализация Сильвестрина – частные резиденции и отели, но в прежние годы он достаточно много практиковал в области музеев совриска, опять же частных, и галерейных интерьеров. Все – между минимализмом и метафизикой: когда натуральный материал превращают в простую, отточенную форму, лишь где-то показывая красоту его шершавого края. Что-то в этом роде мы видим и в ванных комнатах камчатского отеля.
Или возьмем инсталляцию La Cava для стенда Il Casone на выставке Marmomacc в Верное 2008 года – там Сильвестрин ставил задачу выразить «душу камня во всей полноте», заключая грубую поверхность в идеализированную, почти как в середине ракушки, спираль.
Где ракушка, там и жемчужина, и, если подумать, в этой инсталляции мы видим построение, родственное камчатскому аэропорту: кольцо вокруг центрального объема, только оба разорваны, спиральны. Если подумать, теперь он делает ту же попытку – выразить душу, только не камня вообще, но зато целого вулканического полуострова; задача амбициозная, начинаешь задумываться над перфекционизмом исполнения. Но все же инсталляция – не огромное здание на Камчатке, тут все немного иначе. Тем не менее некоторые переклички наблюдаются и, как кажется, способны помочь что-то понять.
Хотя вообще-то, говоря об уникальности архитектурного решения своего аэропорта, Клаудио Сильвестрин на самом деле говорит вовсе не о форме, не о сходстве в вулканом, не о круглых окнах или параболическом зале – он говорит об интерьере. Дело в том, что интерьеры аэропортов как правило прохладные, черные и белые; Сильвестрин предложил – по его словам, опираясь на яркие краски камчаткой природы – теплые оттенки. На потолке – имитация розоватого дерева на алюминиевых панелях, на стенах – штукатурка оттенка теплой терракоты.
Тут вспоминаешь и «отельную» специализацию архитектора: в отличие от аэропортов, а отелях теплая гамма широко распространена и приветствуется – а именно так подчас и развивается история искусства, методом переноса. Вот например его ресторан Roca 2017 года – та же насыщенно-теплая гамма.
Но, как и во всех предыдущих суждениях, на периферии сознания маячит иной смысловой контекст. Во-первых, и об этом архитектор тоже говорит, внутри, в противовес жестковатому камчатскому климату, должно быть тепло и уютно. Даже “The effect is akin to being inside a vast luxury store or an immense Spa” – как будто мы находимся внутри роскошного отеля и гигантского СПА; что возвращает нас к предыдущему суждению об отелях. Впрочем, когда снаружи темень и пурга, а внутри тепло и светло, это и впрямь работает на позитивную эмоцию защищенности. Но к ней мы еще вернемся.
Пока что надо сказать, что, помимо роскошного уюта в этой теплой гамме можно разглядеть и еще одну тему. Ну правда, аэропорт же сделан в форме вулкана. Значит, внутри должно быть что-то магматическое... Разве нет?
И наконец, важный нюанс: здание спроектировано в расчете на 9-балльную сейсмику региона. Все конструкции, как железобетонные, так и металлические, очень прочны и, как следствие, крупны и массивны; между металлическими фермами размещены демпферы. Над конструктивом работали в ЦНИИПромЗданий.
Тем не менее на искушение показать эти брутальные конструкции ни автор, ни заказчики не пошли – в интерьере все будет максимально замаскировано, а фермы превращены в параболические арки. Это будет интерьер круглящихся форм. Только окна – скорее иллюминаторы, а арки – больше как акведуки. Пожалуй, непринужденное совмещение двух тем: космической и классической, – легко дается именно итальянцам.
Немного деталей. Новый терминал строится на той же взлетно-посадочной полосе, которую сейчас использует старый аэропорт. Его здание, в советское время занявшее чуть ли не здание почты, даже после недавней реконструкции 2017–2019 годов не справляется с потоком.
Новое здание рассчитано на 1145 пассажиров в час.
Тем не менее в мировых масштабах аэропорт – небольшой; да и не нужен Камчатке большой аэропорт. Поэтому он не рассчитан на серьезное расширение. В мире встречаются аэропорты, которые растут и ветвятся, как цепочка терминалов; норма – терминалы в возможностью расширения справа и слева. Но бывают и специфические, сравнительно небольшие, аэропорты, и они могут позволить себе кольцевую форму, как у модернистского аэропорта Звартноц 1970-х годов в Ереване. Или как в проекте ОМА для паломнического аэропорта Джидда (2005–2007), рассчитанного на работу только в период Хаджа. Ну и недавний конкурс на аэропорт «Золотое кольцо» в Ярославле показал нам типологически ту же самую редкую, но возможную в особых условиях, разновидность терминала.
Так что кольцевидный план камчатского аэропорта лишь отчасти предопределен прообразом вулкана – хотя куда без вулкана на Камчатке? – «обоснованием» для необычной формы служит тот факт, что он не рассчитан на серьезный рост. Планируется лишь увеличение количества телескопических трапов с 5 до 8, возможное на уже заложенных в проекте переходах. Камчатка – место «маленькое», скрытное, заповедное, не нужен тут огромный аэропорт никогда.
Итак, терминал-вулкан, выстроенный на основе отельной сердцевины, невиданный, хотя находящий аналогии, в том числе и в творчестве архитектора Клаудио Сильвестрина, который раньше никогда не строил аэропорты. Удивительная вещь. Кажется, что он подчеркивает внеположность той земли, на которой появился, всему банальному. И тут мы возвращаемся к космически-футуристической аналогии. Камчатка – место дикое, неизведанная и малопонятная, сейсмически опасная земля. Как много мы знаем историй о космических колонистах, которые, приземлившись на дикой планете, делают вылазки, возвращаясь в свой теплый корабль. Ничего не напоминает?