Дэвид Бейкер: «Архитектура социального жилья может выражать уважение и заботу об обитателях дома»

Калифорнийский архитектор Дэвид Бэйкер – о финансировании доступного жилья в США, сотрудничестве с художниками и важности ресурсоэффективной эксплуатации здания.

Архи.ру:
– Вы один из наиболее успешных архитекторов, работающих в сфере социального жилья в Калифорнии и, пожалуй, в США в целом. Как вы выбрали эту непростую специализацию?

Дэвид Бэйкер:
– Это произошло в какой-то степени случайно. В 1970-е вместе с парой однокурсников мы выиграли конкурс на проект энергоэффективного здания, одним из компонентов которого было социальное жилье. В конце концов, мы только это жилье и построили. Потом это стало нашей основной работой.

– Не могли бы вы вкратце рассказать, как работает рынок социального жилья в США? Кто финансирует его строительство?

– Существует множество финансовых источников. Раньше архитекторы в этой сфере работали на государство, теперь в секторе социального жилья среди заказчиков преобладают коммерческие и некоммерческие компании. Чаще встречаются НКО, так как строительство социального жилья – трудная сфера, требующая приверженности сверхзадаче, своей миссии.

Раньше все социальное жилье строилось Департаментом жилья и территориального развития (Department of Housing and Urban Development, далее – HUD). Государственные органы иногда отлично справляются со своей работой, но, на мой взгляд, лучше, чтобы вообще они делали как можно меньше, потому что [гораздо чаще ] они не особенно эффективны.

К сожалению, у HUD плохо получалось строить социальное жилье. В этом департаменте не думали о потребителе, только о соответствии нормам. В HUD хорошо относились к архитекторам, платили большие гонорары. Но здания, построенные по их заказу, должны были выглядеть уродливо и дешево, чтобы налогоплательщики не критиковали правительство за чрезмерную трату денег «на бедных». Поэтому получившиеся здания были просто ужасными, и потому многие горожане ненавидели социальное жилье.

Удивительно, что увел государство c рынка социального жилья консервативный президент США Рональд Рейган. Он и другие республиканцы придумали понятие налоговых вычетов (tax credits). Они позволяют частным застройщикам получать налоговые вычеты в объеме их трат на реализацию социальных жилых проектов (или доли доступного жилья в обычных жилых комплексах). Поначалу за вычет в один доллар давали примерно за 50 потраченных центов, потому что эта операция считалась рискованной, предполагалась, что никто не захочет покупать эти налоговые скидки. Сейчас по непонятным мне причинам HUD выдает налоговый вычет в один доллар за полтора потраченных доллара, то есть, очевидно, существуют какие-то дополнительные выгоды для девелоперов.

– Как вас приглашают участвовать в проектировании социального жилья? Когда вы подключаетесь к таким проектам?

– В частном секторе раньше существовали очень тесные отношения между заказчиком и архитектором: у каждого бизнесмена обычно был круг архитекторов, с которыми он работал. Сейчас все поменялось, и проекты распределяются на конкурсной основе. То есть сейчас, если архитектор хочет получить ту или иную площадку, проходит квалификационный отбор, после направляет заявку, которая включает ориентировочный бюджет и предполагаемые источники финансирования. В Сан-Франциско принято подавать подробные заявки, в которых видно, что архитектор не просто строит здание, но и продумывает детали его функционирования, включая социальное обслуживание.

Один из объектов, в конкурсе на который мы сейчас участвуем, предназначен для китайской диаспоры. Наш заказчик задумал целую систему социальных услуг, включая детский сад, уход за престарелыми, частный китайский ресторан, где каждый пожилой житель сможет очень недорого пообедать – получить льготный «ланч». Этот ресторан будет нанимать молодежь, предоставляя им возможности для развития и получения опыта и укрепляя межпоколенческие связи. Удивительно, что победа в конкурсе частично зависит от таких социальных предложений.

– Как у вас получается работать так разнообразно с таким ограниченным бюджетом?

– Мне кажется, в какой-то момент НКО сообразили, что если они построят по-настоящему уродливое и низкокачественное социальное жилье, местные жители будут сопротивляться их следующему проекту: «Не хочу видеть эти социальные дома нигде поблизости – они ужасны, и там сплошной криминал!» Так НКО поняли, что нужно думать о потребителе и заботиться о своей репутации как девелопера чистых, красивых, всегда ухоженных домов. Когда мы устраиваем экскурсию по нашим объектам социального жилья, участники обычно говорят: «Мы и не знали, что это здание – социальное жилье, оно такое хорошее. Оно лучше, чем коммерческое!»

– Как вам это удается?

– Мы ставим себе такую цель в каждом проекте. Мы хотим создать здание – «хорошего соседа»: это важно для следующих проектов, это часть нашего портфолио. Сегодня рыночное жилье стало конкурентоспособным, потому что девелоперы элитного жилья поняли, что люди хотят жить в красивых зданиях с полным набором услуг. Постепенно застройщики социального жилья решили тоже уважать жильцов своих домов. Мы тоже хотим, чтобы социальное жилье выглядело прекрасно, даже лучше рыночного. Поэтому один из конкурсных критериев теперь – наиболее привлекательный облик постройки, созданный, однако, в рамках бюджета. Если у всех проектов хорошие застройщики, подрядчики и набор социальных услуг, где разница между ними? А разница – в привлекательности проекта. При прочих равных, конкурс выигрывает самый симпатичный проект.

– Вы уделяете большое внимание проектированию дворов. В чем особенность работы с дворовым пространством для социального жилья?

– Внутренние дворики очень важны в Северной Калифорнии, здесь хорошая погода, мягкий морской климат, и мы проводим много времени на открытом воздухе. Вы правы, со временем мы начали уделять больше внимания проектированию дворов. Мы их озеленяем, чтобы они были по-настоящему привлекательными, а жильцы, прогуливаясь по двору, могли бы слышать пение птиц или срывать какой-нибудь фрукт. Мы делаем окна, выходящие во двор, что нравится жильцам, также мы начали делать открытые лестницы, чтобы оттуда можно было видеть двор, когда спускаешься или поднимаешься. Это способствует здоровому образу жизни, т.к. дает стимул ходить по лестнице, а не ездить на лифте.

Сейчас мы пробуем создавать внутренние дворы, заметные с улицы. Здорово, когда прохожие могут заглянуть во дворик: даже проблеска зелени в таком случае достаточно. Такая открытость положительно влияет на городскую среду.

– Порой вы включаете в свои проекты социального жилья фрески и скульптуру. Как вы их выбираете?

– У нас накоплен разнообразный опыт работы с произведениями искусства. В жилье для бездомных Richardson Apartments на прилегающем гараже сделали мозаичное панно с гигантскими фигурами танцоров. Здание при этом стало рамой для этой мозаики, которая стала главной частью двора. В наш проект социального жилья для семей в Юнион-Сити Station Center включена роспись на фасаде «Пуская корни» высотой в 5 этажей. Исходной идеей для художника, Моны Кэрон (Mona Caron), стал сорняк на стройплощадке, а потом она сотрудничала с местным сообществом, чтобы ее фреска отразила и их истории, в частности, туда включены слова приветствия на родных языках жильцов.

Кроме того, мы сотрудничаем с местными художественными НКО. В Сан-Франциско есть галерея Creativity Explored, которая поддерживает художников c задержкой развития. Мы покупаем права на использование их работ, чтобы авторы могли получить какой-то гонорар за свое творчество, и печатаем их в увеличенном масштабе. В итоге, у нас есть необходимые нам крупные произведения, вписавшиеся в рамки бюджета. В случае социального жилья у архитектора нет сотен тысяч долларов на арт-объекты. Можно лишь надеяться, что у тебя будет хотя бы сколько-то денег, чтобы добавить в интерьер немного искусства.

Мы спроектировали два небольших бутик-отеля в Хельдсбурге, городке рядом с «областью виноградников» на севере Калифорнии, где у многих богатых граждан есть коттеджи. Там у нас был куда более существенный бюджет на искусство, мы смогли сотрудничать с целой группой местных художников, которые делали работы специально для нас.

– В одном из ваших проектов вы использовали орнамент, характерный для Ботсваны. Чем обоснован такой выбор?

– Проект предназначался для исторически афро-американского района Бэйвью-хилл, мы сотрудничали с комитетом местных жителей, которые захотели в знак уважения к афро-американскому сообществу добавить «афроцентричные» мотивы. После тщательного исследования мы разработали набор из цветов, символов и орнаментов, которые создавали особый дух места. Например, для закрывающих окна первого этажа экранов мы использовали круговые орнаменты, которые напоминают о южноафриканской фауне и в Ботсване используются в плетении корзин, а балконные ограды стилизовали под плетеную изгородь, которая типична для краалей – традиционных южноафриканских поселений кольцевой планировки.

– Помимо создания новых зданий, вы занимаетесь реконструкцией промышленных объектов: так, вы приспособили под социальное жилье макаронную фабрику.

– Макаронная фабрика – это часть нового квартала под названием Tassafaronga Village, которую мы спроектировали, чтобы смягчить разрыв между жилым и промышленным районами. В этом квартале есть многоквартирные дома и таунхаусы, а заброшенную макаронную фабрику там изначально предполагалось снести. Мы подумали, что было бы здорово, сохранив ее, превратить в жилье: в результате, нам удалось вторично использовать большую часть здания. Это придало характер новому кварталу, потому что, когда берешься за крупный квартал, главный вызов – не в том, чтоб снести все под ноль и сделать на этом месте новую, но поверхностную застройку. Результат может выйти по-настоящему скучным. Гораздо интересней создать палимпсест или коллаж. Такие следы прошлого и формируют замечательные города.

Офис нашего бюро – тоже пример реконструкции, которую мы провели примерно 25 лет назад. Некоторым частям этой постройки – больше 100 лет. В 1930-е –1950-е годы это здание было фабрикой, где придумывали и печатали этикетки для ящиков – упаковки для фруктов. Раньше фабрики строились так, чтобы работники могли добраться туда пешком. Теперь промышленные предприятия покинули центр города, и большинство из освободившихся построек были приспособлены под новые нужды.

В Сан-Франциско стремятся сохранить историческую ткань города, и многие здания вообще нельзя купить под снос, поэтому реконструкция очень распространена.

– Вы используете большой спектр материалов в своих проектах. Есть ли у вас предпочтения?

– Большинство наших зданий сочетают цементную штукатурку и композитные фасадные панели из промышленных отходов, опилок и цемента. В Штатах мы часто используем этот материал вместо древесины. Мы красим его под дерево, но на практике этот материал лучше древесины – он не гниет, прочный, надежный и «зелёный».

Нам бы хотелось повсеместно использовать материалы категории «люкс», но с таким ограниченным бюджетом, как у нас, это невозможно. Мы руководствуемся принципом «малым можно достичь многого», то есть мы используем 20% материалов премиум-класса в тех местах здания, где это имеет большое значение, и 80% недорогих прочных материалов – в остальных случаях. Мы всегда следим за тем, чтобы не использовать низкокачественные материалы, а из дешевых применять только практичные варианты. Для расставления акцентов и придания зданию характера мы часто используем цинк и бразильский орех – это вид тропической древесины. Среди «роскошных» материалов нам нравятся керамическая плитка и красное дерево. Красное дерево очень дорогое, но мы можем использовать более доступный валежник.

– Вы много работаете в такой общественно важной сфере, как социальное жилье. Вы верите что хорошая архитектура способна изменить людей?

– Я думаю, наш долг – уважать потребителя и пытаться сделать здания настолько красивыми, насколько это возможно. Некоторые архитекторы думают: «Этот проект для бездомных. Что они знают об архитектуре?» Мне кажется, знаки уважения и чувство заботы могут быть выражены через архитектуру. Если люди чувствуют уважение, они лучше относятся к зданию, там снижается число случаев вандализма.

Но, в конце концов, менеджеры здания важнее, чем архитекторы. Если о самом красивом здании в мире будут заботиться спустя рукава, оно превратится в ужасное место. Архитектура имеет значение, но не настолько важна, как некоторые другие факторы.

– Можно ли назвать Калифорнию одним из самых успешных штатов США в деле создания социального жилья?

– Калифорния – почти независимая страна. Возьмем область залива Сан-Франциско (Bay Area). По численности населения она сопоставима с Данией, а по уровню ВВП займет верхние позиции в национальном и мировом рейтинге. Здесь живут прогрессивные люди – основатели Google и Apple. Здесь создается колоссальное богатство, по большей части в сфере высоких технологий. Поэтому мы можем себе позволить быть более прогрессивными – в том числе, в сфере социального жилья. Калифорния, особенно северная – это удивительное место.

– Как менялись ваши заказчики за тридцать лет существования вашего бюро?

– Все значительно усложнилось эстетически и технически. В области залива Сан-Франциско вырос уровень богатства и снизилась численность среднего класса. Поскольку мы часть большой страны, у нас такой же минимальный размер оплаты труда – 15 долларов в час – как и везде, и предприятия малого бизнеса часто разоряются. 15 долларов в час в Калифорнии означают, что ты либо живешь с родителями, либо снимаешь угол в гостиной своих друзей. Налицо разрыв между теми средствами, что зарабатывают люди в основании социальной пирамиды, и расходами на поддержание умеренного образа жизни. Это вызывает беспокойство.

Другая перемена связана с изменением репутации всей территории вокруг Сан-Франциско. Город был региональным деловым центром, но в какой-то момент его покинуло большинство компаний, и Сан-Франциско стал считаться городом второго или даже третьего эшелона. В последние пятнадцать лет вместе с бумом в индустрии высоких технологий начался небывалый рост экономики. Все эти только что появившиеся компании мгновенно достигли успеха и превратили область залива в международный экономический центр. Сан-Франциско сегодня – один из самых интересных городов мира. Здесь так много денег, это всегда способствует развитию архитектуры. Подумайте о штаб-квартире Facebook, спроектированной Фрэнком Гери – такие проекты невозможны, когда дела идут плохо.

– Большинство ваших зданий следуют стандартам экологичности. Трудно ли управлять такими зданиями в ходе эксплуатации?

– Степень трудности зависит от заказчика. Наши заказчики из НКО заинтересованы в следовании стандартам экологичности при эксплуатации здания, а не только при получении сертификата, хотя сейчас быть «зеленым» архитектором часто значит лишь получать сертификаты за свои здания. Нередко слышишь: «О боже, глобальное потепление! Горожане будут признательны, если мы построим ресурсоэффективное здание!» А через пять лет этот же застройщик говорит: «Зачем нам строить экологичные здания? Мы это уже делали. Это устарело, это немодно и бесполезно». Мы сопротивляемся такому подходу.

Сейчас в сотрудничестве с НКО мы делаем несколько весьма интересных объектов, применяя разные подходы к сертификации. Это австрийский PassivHaus, а также Living Building Challenge, разработанный в Портленде, Сиэтле и Ванкувере – самый продвинутый стандарт энергоэффективности. Чтобы его получить, необходимо измерять показатели здания в процессе его эксплуатации.

В отличие от остальных США, где республиканец, возглавляющий в Сенате Комитет по защите окружающей среды, отрицает существование глобального потепления [Джим Инхоф – прим. Архи.ру], в Калифорнии мы признаем реальность глобального потепления и необходимость соответствующих действий. Общенациональная цель – к 2020 году возводить только дома с нулевым уровнем потребления электроэнергии – очень амбициозна, но к ней стоит стремиться. Американский институт архитекторов (AIA) сформулировал «Вызов 2030», согласно которому к 2030 году все архитектурные бюро должны измерять эффективность своих зданий в процессе эксплуатации, а не прогнозировать ее. Мы входим в число фирм, взявших на себя такое обязательство, то есть мы теперь стараемся отслеживать показатели наших зданий в процессе реальной эксплуатации, что является непростой задачей.

– А как именно вы измеряете эффективность ваших домов в процессе эксплуатации?

– Мы проектируем многоквартирные дома. Главная сложность заключалась в том, что раньше было невозможно получить сведения о потреблении электроэнергии каждым арендатором, так как они считались персональными данными. Сейчас предоставление собственнику жилья сведений из квитанции об оплате электроэнергии является одним из пунктов договора аренды. Произошла революция в системе измерения, появилось множество «умных» счетчиков. Раньше мы могли отслеживать только данные по помещениям общего пользования, что не позволяло составить полную картину. Теперь же мы можем измерять энергопотребление здания в целом.

– Вы получаете более дюжины наград ежегодно – от национальных и региональных ассоциаций, от государственных организаций и профильных журналов. Какие из наград для вас более значимы?

– Мы работаем не ради премий. Награды – это одобрение, что само по себе здорово, но у нас нет горячего стремления получать архитектурные призы. Национальные награды более значимы для нас, чем местные – например, награда Института городских земель (Urban Land Institute award), которая вообще является международной. Мы были удостоены этой награды трижды. Жюри рассматривает не только архитектурное решение, а проект в целом: влияние здания на городскую среду, способы финансирования его разработки и строительства – а также его внешний облик.

– На вашем сайте указано, что вы проводите благотворительные вечеринки. Что это за мероприятия?

– Мы проводим несколько таких вечеринок в год для сбора денег в пользу различных НКО. Мы выбираем направление деятельности – НКО, развивающие велодвижение или фермерство в городе, занимающиеся безопасностью на улицах или правозащитной деятельностью в сфере обеспечения социальным жильем – и приглашаем всех желающих. Вечеринки проводятся в нашем офисе, мы собираем деньги за счет продажи входных билетов или с помощью проведения лотереи, принимаем пожертвования за наш фирменный коктейль.

– Какими проектами помимо социального жилья вы занимаетесь?

– Мы проектируем несколько отелей класса люкс, интерьеры. Например, один из наших заказчиков – компания, занимающаяся ручной обжаркой кофе, для нее мы разработали дизайн кафе и кофейного киоска. Мы только что завершили работу над таким объектом в штаб-квартире Facebook, в здании Фрэнка Гери. Мы разрабатываем градостроительные проекты, где делаем упор на доступном жилье. В том числе для крупных территорий, как район в 4,8 га в Ашвилле в Северной Каролине. Такие крупные проекты включают взаимодействие с местным сообществом, что для нас крайне интересно.

– Как вы поняли, что хотите быть архитектором?

– Думаю, меня вдохновил мой отец. Он был фермером, которого отчислили из школы в девятом классе. Он жил в Мичигане, и до школы ему нужно было ехать 16 км верхом. Иногда снег был такой глубокий, что даже верхом было не добраться, и приходилось снаряжать сани – как в России.

Он был самоучка и многого достиг в самообразовании. В какой-то момент, прочитав автобиографию Фрэнка Ллойда Райта, отец начал проектировать юсонианские дома, которые тот придумал в начале 1950-х годов, вариант «пассивного» жилья. Эти дома были чудесны. Поэтому вышло так, что я вырос в очень современном доме. Мои родители всегда поддерживали меня в желании заняться архитектурой, это меня подтолкнуло в этом направлении. В какой-то мере я всегда хотел быть архитектором.

Я был хиппи и радикальным активистом движения против войны во Вьетнаме, работал графическим дизайнером в подпольной газете. Первый раз я приехал в Калифорнию автостопом после «Лета любви» 1967 года. После того, как я пришел в себя от жизни в духе хиппи, я пошел в свободную школу в Мичигане и построил свой первый дом. Потом подал документы в архитектурную школу Калифорнийского университета в Беркли, поступил и перебрался сюда окончательно.

23 Августа 2016

Беседовала:

Екатерина Михайлова

Похожие статьи