Анатолий Столярчук: «Современная архитектура – это безусловный прогресс»

Архи.ру:
– Анатолий Аркадьевич, я не спрашиваю, каким для Вас был прошедший год – знаю, что он был нелёгким. Большинство из нас ощущают на себе продолжающийся кризис, поэтому предлагаю поразмышлять о его сущности и причинах. Лично я убеждена, что экономический спад, больно ударивший по архитектурной и строительной отрасли, – лишь одно из многих следствий общего кризиса культуры. Согласны ли Вы с этим?

Анатолий Столярчук:
– Год, действительно, был непростым – кризис больно бьёт по архитектурно-строительной отрасли. Архитектура – это одно из выражений культуры, но без финансовой составляющей она просто невозможна. Связан ли напрямую экономический спад с кризисом культуры? И да, и нет. С одной стороны, стремительные изменения очевидны, мир буквально перевернулся у нас на глазах. Упадок культуры наблюдается везде, куда ни глянь. Причин много, причины разные, но, если мы хотим сохранить архитектуру как часть культуры – нужно этому как-то противостоять.

– Общий ход событий разворачивается таким образом, что будущее, которое ещё сравнительно недавно казалось светлым и прекрасным, больше нас не зовёт и не манит. Оно пугает. Между тем, в архитектуре «миф будущего» оказался удивительно живучим. Авангардные формы, до сих пор питающие современную архитектуру, устремлены вперёд, и приёмы столетней давности по-прежнему воспринимаются как символы будущего. Как Вы думаете – почему?

– Могу сказать, что лично мне будущее никогда не казалось светлым и прекрасным, я предвидел проблемы, которые всегда имеют место быть. В том числе и те, которые закладываем мы сами. Не согласен и с тем, что авангардные формы сегодня воспринимаются как символы будущего. Архитектура стремительно развивается вслед за компьютерными технологиями, и то, что вчера казалось передовым, сегодня выглядит безнадёжно устаревшим.

– Говоря о «мифе будущего», я подразумеваю некую общественную парадигму, каковой до недавнего времени был коммунизм и каковой до сих пор остаётся идея прогресса, подразумевающая, что всё развивается от простого к сложному, от худшего к лучшему. Установка на «будущее» свойственна не только авангардной, но всей современной архитектуре, при этом я продолжаю настаивать, что образная (а не технологическая) составляющая авангарда и сегодня воспринимается как символ прогресса. Так, например, Сергей Скуратов, представляя в Петербурге свой ЖК «Садовые кварталы», охарактеризовал приём сильно вынесенной вперёд консоли в здании школы как символ будущего (дословно не помню, но общий смысл был таким).

На мой взгляд, здесь произошла подмена понятий. Сначала идею небесного рая – прообраза традиционной красоты – подменил миф земного будущего как всеобщего материального благоденствия, а затем его, в свою очередь, вытеснила идея научно-технического прогресса как такового. При этом растущее потребление высокотехнологичных благ абстрактной человеческой единицей никак не увязывается с долгосрочным общественным благом.

Что делать в этих условиях архитектору? Приспосабливаться и выживать? Принимать условия игры? Уходить из профессии?

– Архитектура – это ответ на социальный запрос. В том числе и несовершенный запрос. Впрочем, сегодня нормативы сильно отличаются от того, что строилось 50-60 лет назад. Парковки, детские сады, зелень – нарушить всё это никто не даст. Если говорить об экологии – зелёные технологии тоже развивается, хотя желающих «сорить деньгами» в этом направлении мало. Всё упирается в финансирование. Таким образом, архитектор вынужден принимать условия игры.

– Мне кажется, у общества произошёл глобальный «сбой настроек». Подобно тому, как современная музыка отказывается от тональности и ритма, становясь неотличимой от НЕмузыки (произвольной комбинации звуков), изобразительное искусство и архитектура отказывается от безусловных категорий прекрасного и безобразного, когда прекрасное является отражением высшей объективной реальности – божественных универсалий (именно этот тезис Платона, развитый христианством, стал основой европейской эстетики).

Что Вы как архитектор вкладываете в понятия «красота», «прекрасное»?

– Я считаю вопрос эстетики субъективным. Есть примеры неоспоримые, но в целом Вы же не будете говорить, что здание в модерне менее красиво, чем здание в барокко или, скажем, в хай-теке.

Архитектура – искусство не изобразительное, а созидательное. Оно не изображает, а созидает – конечно, исходя из пожеланий заказчика, градостроительной ситуации, типологии, функционала… Но именно не изображает, а созидает. Конечно, это не значит, что мы не должны быть художниками. Мы должны уметь рисовать рукой (к счастью, пока этому ещё учат – в Академии художеств, например). Но это лишь средство к созиданию.

Что такое «красота»? Это наиболее сложная составляющая витрувианской триады, хотя есть позиции неоспоримые, например, гармония. Гармония – это соответствие месту, окружению, функции (хотя порой функция меняется). Архитектура прочитывается в пространстве, в движении, в чередовании объёмов и пауз, света и тени. У японцев есть такое понятие, как архитектура пустоты. Красота неуловима. Она может быть достигнута абсолютно аскетичными средствами, как у Корбюзье, а может проявиться и в изобилии орнамента. Так, не будучи любителем барокко, я был поражён в Риме пространственной мощью церквей Бернини – а ведь этой архитектуре уже около пятисот лет!

– Анатолий Аркадьевич, неужели Вы распространяете идею прогресса и на архитектуру? А как же Древний Египет, античность? Готика?..

– В целом современная архитектура являет собой безусловный прогресс, в сравнении с архитектурой исторической. С точки зрения технической и технологической сегодня есть здания, от которых можно просто сойти с ума. Как они воздействуют эстетически – это другой вопрос. Но важно также помнить, что относительно архитектуры в обществе постоянно происходят переоценки. В целом, если «стереть случайные черты», современная архитектура – это безусловный прогресс. В вопросах техники и технологий это очевидно, что касается эстетики – здесь сравнение неправомерно, потому что это другая эстетика.

– А в чём суть этого различия? На мой взгляд, в том, что традиционная эстетика неразрывно связана с этикой. В традиции прекрасное и безобразное образно выражали фундаментальные категории добра и зла. Современная эстетика, действительно, субъективна, поскольку она эти ориентиры по сути отвергла.

– Когда в наше время появляются новые здания «в стилях» – я отношусь к ним как минимум с осторожностью. Во-первых, нужно быть большим знатоком, чтобы работать «в стилях», а во-вторых, исторические формы воспроизводятся сегодня с применением совершенно чуждых материалов и технологий. Бетонное здание с пластмассовыми украшениями всем своим видом кричит, что оно – фальшивка!

С другой стороны, например, архитектура Альберта Шпеера обслуживала имперские в самом худшем смысле идеи, однако она впечатляет…

– Очевидно, потому, что архитектор был не бездарным. Но я говорю, разумеется, о генезисе традиции, а не о конкретных смысловых посылах или намерениях тех или иных архитекторов. Дело в том, что сегодня традицию, как правило, отождествляют с теми или иными формальными признаками – в первую очередь, с ордерной классикой, мне же кажется, что традиция превратилась в стиль уже в период своего упадка, тогда как изначально сущностью традиции была принципиальная ориентация на «вечность».

– Я воспринимаю традиционные элементы скорее в прикладном смысле. Приведу пример из своей практики. В 2011 году мы получили диплом за здание реабилитационного центра с такой формулировкой: «За развитие традиции в современной архитектуре». Это здание возникло на фундаменте типовой поликлиники, которая предполагалась на этом участке. Чтобы здание не было скучным, мы придумали колоннаду, которая неожиданно придала ему совершенно особое звучание. Потом многие коллеги выражали своё удивление, что заказчик согласился на лишние траты.

Это к разговору о рациональном и иррациональном. Даже такой маленький шаг, несопоставимый с высокими образцами, придал выразительность этому, в общем, заурядному зданию. Таков потенциал традиции, и эта иррациональная составляющая должна присутствовать в архитектуре.

– Мне кажется, что мы говорили по большей части на разных языках, однако ваша позиция очень характерна, спасибо.