Владислав Кирпичев: «Мы все живем запахами из детства»

Архи.ру:
– Надо ли учить детей любить идентичное (родину), или лучше учить любить весь мир?
 
Владислав Кирпичев:
– Родина – это понятие точки отсчета.
 
Чувство родины у любого из нас формируются нашими личными переживаниями, и в этом смысле, если простроить все связи, объединяющие нас и эмоционально нам важные, то в итоге окажется, что наша жизнь не фиксируется границами территорий, а раскинется по всей земле и вглубь времен и эпох. В эту родину входят любовь к Баху, Джотто, Джону Кейджу, Тарковскому, русской иконе, Малевичу, Парижу, к маленькой, Богом забытой уральской деревне… – бесконечное множество связей, объединяющих и формирующих чувство родины. Язык, конечно, определяет многое. То, что ты можешь донести на своем языке, трудно выразить на чужом. Но, оказывается, что и это не главное. Оказывается, что понимание происходит на внеязыковом уровне с людьми, воспитанными другой культурой, другой родиной.
 
Другое дело, что родившись в своей стране, ты должен чувствовать обязанность применить лучшее там, где проблемы тебе известны лучше всего. И скорее всего именно решая проблемы своей страны, ты сможешь сделать что-то и для всех. Как было с японскими метаболистами, например, которые решали проблемы конца земли в Японии, а в итоге предложили выход для всего разросшегося человечества.
 
Любить идентичное чему?.. Мне кажется, мы все живем запахами из детства. И если я вспоминаю запах соснового леса и дыма печных труб, то кому-то достались ароматы близлежащей помойки.
 
Я, вообще-то, не очень понимаю, как можно научить любить… Любовь деятельна. Презрение к своей стране – не лучший способ прожить жизнь, не самый достойный и человечный. По сути, это отказ от решения проблем, отказ от поиска выхода в той конкретной точке, в которой ты сам находишься. Но только решение настоящей трудности, на основе лучшего, что дает мир, даст и оригинальность почерка, и прогресс для всех. Нельзя отказываться работать, нельзя отказываться любить.
 
Обучая лучшему, обучая ответственности, обучая структурности мышления, проектному подходу, мы должны обучать и пониманию своей страны, ее исторических возможностей и невозможностей, получая в итоге не бессилие, а силу осознания реальности. Любовь к своей стране в национальных, языковых границах – это и любовь к ее будущему, к ее месту среди человечества, как и более точное понимание ее прошлого. Но выбирать надо будущее.

– Если я спрошу, используете ли вы в обучении приемы, восходящие к поискам двадцатых, ответ скорее всего будет положительным – сейчас почти все, кроме позиционных ретроградов, их используют. А какие приемы из того арсенала для Вас главные (любимые) и в чем их ценность?
 
– Вопрос поставлен так, как будто заимствование возможно.

Да, я учился у Ивана Ламцова, который сам был участником АСНОВА, другом Ладовского и рассказывал мне, как подрисовывал картины Малевичу для его выставки в Москве…
 
Да, я остаюсь учеником Ильи Лежавы, который сам по себе человек-авангард. Под его руководством я выиграл и тот конкурс ЮНЕСКО, который задал, по сути, начало бумажной архитектуры в СССР. И конечно,  Лежава ставил нам подход и мышление. Мы «шли» на авангард. Но говорить конкретно о каких-то обучающих методиках нельзя. Архивов, в общем, нет, никаких учебников мы не использовали. Важнее были принципы, и понимание их.
 
Да, как и у многих теперь, это все строится вокруг мелкой моторики, огромного количества упражнений, на важном отождествлении «здания» и нашего «тела», где ребенок многое понимает на основе собственной физики. Но это все – не главное. Главное то, как мы понимаем то, что мы делаем.
 
Возьмем, как одну тему для обсуждения – программу «Вырезание». Здесь есть огромное количество методологий. Но главное – простая на вид мысль: вырезать – это не рисовать. То есть не копировать, а напрямую работать с бумагой, видеть ту форму, которую получаешь в работе с листом, прямо из него. Мелкая моторика – это не развитие пальцев, а развитие мозга, и через нее мы обучаем себя и детей абстрактному мышлению, беспредметному способу видеть. Нужно видеть не вещь, а структуру вещи. Именно это включает мозг ребенка, именно это задает ему чистую логику, расчет, красоту без подражания.
 
В EDAS около восьмисот программ и каждая рассчитана не на механическую тренировку, а на разработку взгляда, на «сдвиг понимания»,  на обретение уверенности в себе, потому что теперь ребенок учится быть уверенным не потому, что нечто «похоже» на что-то, – скажем яблоко на яблоко, – а потому что он полностью отвечает за процесс появления объекта, он жестко выстраивает логику того, что нигде не мог видеть, а только создать. Вот в этом и есть наследие авангарда. Его абсолютно радикальный подход. Все методы – вытекают из этого, из раз и навсегда осознаваемого рывка в беспредметность и принятия всех последствий этого рывка.

– Получается ли придумать новые приемы обучения и если да, то какие?
 
– Естественно. Методов бесконечное число.
 
Программ в EDAS более восьмисот, но это только то, что описано. На самом деле их может быть сколько угодно. Каждый индивидуальный ребенок, если он остается с нами надолго, постоянно провоцирует новые уточнения, новые задачи для воспитания и подготовки себя.
 
Есть обязательный курс, который правда тоже дается в том порядке, который ребенок может воспринять. Мы исходим из его возможностей и невозможностей, оценивая, как он лучше усвоит материал. Причем одно и то же задание на разных уровнях сложности могут выполнять дети разного возраста.
 
Но есть еще и каждодневная работа.
 
Иногда ребенку вообще ничего не нужно делать, а нужно просто почувствовать, о чем идет речь. Он будет сам себя исследовать на предмет того, что такое вес, равновесие, или «внешнее» и «внутреннее» и так далее. От каждого упражнения могут развиться новые, в которых будут объединяться две-три программы, и все это будет вести к созданию новых объектов.
 
Методика обучения EDAS не может быть изложена в таблице, скорее это такая решетка взаимосвязанных между собою понятий, это тип мышления, которым ребенок сможет овладеть в свое время, совершая свои усилия, проходя свои преодоления. И из этого он уже выберет и свой путь, и жизнь и тип деятельности.
 
– Стремитесь ли Вы воспитать художников-архитекторов, способных на рывок нового обновления? Каким будет это новое?
 
– У нас нет стремления воспитывать только архитекторов. Это было заявлено в самом начале EDAS. Другое дело, что те, кто хотят ими стать, кто действительно имеет эту склонность, соберут в ходе работы такое портфолио, которое, скорее всего, поможет им выглядеть убедительно в любой хорошей современной архитектурной школе – где угодно, в Лондоне, Берлине, Нью-Йорке.
 
Но EDAS нацелен на другое – он дает ту самую основу, структуру, при которой ребенок (а потом уже и не ребенок), чем бы он ни занимался, будет результативен. Он дает «проектное мышление», а применять его можно по-разному. За сорок лет наши ученики проявили себя в совершенно  разных областях. И в этом тоже наследие авангарда – его целью являлись не «вещи», которые мы производим, а жизнь, которую мы улучшаем, «человек», которому мы даем новые шансы. Конкретно «вещи» – это только манифесты.
 
Последние десять лет мы несколько отошли от своих же собственных наработанных методов работы с детьми. Современный EDAS – это не ЭДАС образца восьмидесятых – девяностых, это – исследовательская лаборатория.

– Чего зрителям ждать от вашей выставки, в чем ее основной смысл?
 
– Название выставки EDAS: ИСТОРИЯ ФОРМАЛИЗМА И 3D ОБРАЗОВАНИЕ.
 
Выставка соотнесена с содержанием подготовленного нами издания журнала Tatlin и имеет жесткую формальную структуру. Это – по внешней и формальной части выставки, которая показывает EDAS как полный цикл подготовки и образования.
 
Но внутренней задачей выставки является показать философию EDAS, его интерпретацию формы, и основных понятий архитектуры, его базовые интеллектуальные установки. Это диалог со зрителем – диалог о том, что такое форма, что такое авангард, что такое процесс обучения и понимания, и о том, что такое наши возможности и наша свобода.
 
– Кто ваша аудитория, к кому Вы обращаетесь?
 
Здесь трудно ответить. Вопрос о целевой аудитории всегда бессмыслен для художников и педагогов, если ставить его социологически. Зритель, как и ученик, может прийти из любой среды, кто угодно может оказаться потребителем твоего «сообщения».
 
Правильнее в нашем случае спросить не к кому, а к чему мы обращаемся – к желанию почувствовать, что все еще возможно, которое есть в каждом человеке.
 
Когда вы видите невероятную работу, шедевр абстракции и изобретательности, выполненную семи, восьми или девятилетним ребенком, – это ошеломляет и этот эффект ни с чем не сравним. Его сила действует везде и всегда.
 
Это может оказаться необходимым как тем, кому нужно почувствовать новое дыхание в своей профессии, архитекторам, так и родителям, которым захочется придать новых сил своим детям – сил идти самостоятельно. Но можно вполне себе представить, как из любого другого места и точки в социальном поле раздастся это ответное «я могу», которое мы так любим в EDAS, главный посыл которого – это абсолютное разрешение: Можно все! Тем, кто хочет это услышать, кто хочет это почувствовать, эта выставка и предназначается.

– Касается ли ваша выставка темы нынешнего года («актуальное идентичное») и если да, то как?
 
– Из высказанного ранее получается, что эти понятия в нашем случае проходят мимо. Они просто ничего не описывают из того опыта, с которым имеет дело EDAS.
 
Но быть может, сам EDAS, возникший в определенных исторических условиях, шедший долго в рамках родного языка, является свидетельством того, что на самом деле является русской айдентикой. По слову Василия Розанова… это всего лишь «всемирная отзывчивость».
 
– Считаете ли Вы правильным искать идентичность и уникальность сейчас, или может быть логичнее сосредоточиться на качестве жизни? Или, наоборот, на общечеловеческих проблемах, забыв про своеобразие?
 
– Мне думается, я уже ответил на этот вопрос.