Фабрика наглядных пособий

Юлия Зинкевич, руководитель проекта АРХИWOOD, беседует с Иваном Овчинниковым об АрхФерме, фестивале «Города» и о том, зачем ему все это нужно.

«Видимо это карма – ночами спасать объекты от сильного ветра.
В пурге, при слабом свете луны, на высоте и с шуруповёртом в руках».
Ivan Ovchinnikov, facebook, март 2012

Первого апреля АрхФерме в Тульской области исполнился ровно год. Организаторы пережили первую зимовку, два фестиваля – летний и зимний, на ферме функционирует собственное производство, где делают деревянную мебель, стенды, и объекты под заказ. Теперь гостям АрхФермы нет необходимости разбивать палатки на сеновале – можно вполне комфортно разместиться в разномастных домиках с продуманными компактными спальными местами. Каждые выходные здесь гости – местные школьники приходят в кружок «умелые руки», московские друзья-архитекторы, фотографы, художники и редакторы модных журналов приезжают поупражняться в приготовлении сложносочиненных блюд на местной кухне. Коровы, прошлым летом встречавшие гостей задумчивым мычанием, переехали жить на другую ферму. Зимой их место занимали призрачно-ледяные собратья – герои инсталляции, созданной в феврале для фестиваля «Жар.Город». К весне, правда, ледяные коровы растаяли, освободив место для новых экспериментов.

На часах – три ночи. Лекция про деревянный конструктивизм только что закончилась. Раньше Ваня просто не мог покончить с делами. А мне о стольком нужно спросить…

zooming — Иван Овчинников на фестивале «Зеленый город». Фотография Ани Черновой

Юлия Зинкевич: Что в ближайших планах у АрхФермы?

Иван Овчинников:
Уже в мае начало эксперимента с пермакультурой и street-art фестиваль на природе, потом в июле фестиваль SEASONS, а самое главное – ферма начинает заселяться первыми арендаторами.

В этом году мы хотим попробовать новый формат фестиваля "ГОРОДА". Название фестиваля «В_месте» – это и про место и про коллективное творчество. Любой, не обязательно архитектор, может принять участие в конкурсе на объект, который был бы продолжением Места, и, вырастая из окружения и обстоятельств, раскрывал бы его внутренний потенциал. Реализация возможна в течение всего лета, а две недели в августе будет интенсивное строительство с традиционными семинарами и лекциями. Чтобы почувствовать и понять пространство, с которым предстоит работать, мы устраиваем 29 апреля семинар с выездом на местность. А на АрхМоскве мы хотим показать результат – присланные на конкурс работы.

Начало пути

Закончив в 2003 году МАРХИ, ты сразу почувствовал себя самостоятельной единицей?

Ну, наверное, у кого насколько наглости хватает, тот настолько и чувствует.
Спроектировать маленький домик – да, а спроектировать действительно большое здание я до сих пор не в силах. Сейчас мне это и не интересно. Проектирование больших объектов – это долгие годы, от идеи до реализации, а мне терпения не хватает, ведь здесь у меня несколько объектов за день. Я решаю все: от больших планировочных задач, заканчивая мелкими деталями крепления.

То есть, ты спринтер, а не марафонец. Тебе нравится быстро добежать и чтобы вот оно всё было, и можно было пощупать.

Мне нравится результат. Потому, что за несколько лет работы в мастерской Андрея Асадова, я ощутимого результата так и не получил.

В асадовской мастерской же всё время что-то строят?

Да, но вот пример – одно здание в Чимкенте, над проектом которого я трудился. Мы его спроектировали, отдали эскиз, а заказчик сказал, что ему дорого с нами работать и пропал. Через два года присылает письмо, фотографии и приглашает, приезжайте… Было похоже. Они внесли какой-то свой местный колорит, казахский, и чудесно получилось.

А в Москве есть какие-то дома, про которые ты можешь сказать, что ты руку приложил?

Да. Сейчас достраивается «Олимпик боулинг центр» на Олимпийском проспекте. Там придумывали общий образ до меня, но я года полтора его вёл.

Тюрьма и сума

«Тема диплома не прошла даром.
Ты из любого помещения метр на метр теперь
можешь создать шестиместную спальню»
Жена Галя

Между окончанием института и началом работы в архитектурной мастерской Иван успел не только попутешествовать, но и посидеть в тюрьме.

(Смеётся). Моей темой дипломного проекта была «Реконструкция тюрьмы» на кафедре «Пром» у Андрея Леонидовича Гнездилова, он в «Остоженке» работает. Тюрьма – это очень интересный, технологичный, структурированный объект, с достаточно жёсткой функцией, еще Пиранези вдохновлялся этой темой. Мне нравится, когда в проекте есть чёткие рамки, а не просто безумный полёт фантазии. Ещё год я делал диплом: изучал всякие басни, прибаутки, узнал все тюремные анекдоты через интернет. Среди своих знакомых я никак не мог найти человека, который бы сидел. В общем, сдал диплом…

То есть образно «посидел в тюрьме»?

Да нет, и в жизни пришлось. Я по жизни турист-путешественник, все детство путешествовал на катамаранах по бывшему СССР. А после сдачи диплома поехал автостопом по Европе. Швейцария тогда ещё не была Шенгеном, а я решил заехать к семейным друзьям в Цюрих и нелегально перешёл границу Франции со Швейцарией. Меня остановила дорожная полиция, а я без визы. Три дня просидел в СИЗО в Цюрихе. Линейки не было, но давали бумагу, чтобы письма писать, я знал, что бумага А4 – это 210 на 297 мм, и измерил ей все габариты, все размеры светового проёма, высчитал, соответствует ли это нормам, в общем, весело провёл время. Потом меня депортировали.

Папины гены

Ты из архитектурной семьи?

Да, папа у меня учился в МАРХИ, закончил с красным дипломом. Два года проектировал бомбоубежища, а потом делал самые лучшие макеты на всю страну, которые ещё и двигались, для павильонов Космос на ВДНХ и Политехнического музея. Это были ноу-хау. Была такая фабрика наглядных пособий. Он пошёл туда младшим макетчиком и за полгода стал самым молодым бригадиром за всю историю этой конторы. А потом занялся оформлением всяких праздников – у нас был сосед по квартире – директор дворца пионеров на Ленгорах.

Бизнес свой он открыл в начале перестройки. Папа не просто придумывал, а ещё и делал руками. Оттуда у меня такая любовь к ручной работе, к инструментам, к станкам. А потом папа стал делать мебель для банков, и вот до сих пор делает. Все придумывает «от и до». Они были одними из первых по России – основные поставщики Сбербанка, нестандартной мебели, бронированных кассовых узлов.

И ты в этом участвовал?

Я на этом всём вырос. Меня папа учил пилить-строгать с малых лет. Очень много и долго работал у отца. Сборщиком мебели, конструктором, менеджером. В первый раз я пришёл ещё до школы. И половину института прогулял, потому что мне интереснее было в цеху собирать мебель. А потом я несколько лет вёл проекты банков, начиная с планировок и заканчивая всей «рабочкой» этой мебели.

А почему ты тогда пошёл к Асадову, а не остался у папы?

Потому, что была идея поучиться большой архитектуре, набраться знаний. В итоге я научился рисовать красивые картинки, но реальному строительству не научился.

Как ты попал в мастерскую?

После швейцарской тюрьмы, напутешествовался, вернулся домой и решил, что надо идти заниматься архитектурой. У меня было несколько вариантов, и сначала я пошёл к Башкаеву. Он говорит: приходи, я могу тебя взять помощником архитектора, будешь первые полгода проектировать квартиру, которая у нас сейчас идёт, а потом посмотрим. И чуть ли не в тот же день пошёл просто так на собеседование к Асадову-старшему, он посмотрел мое невзрачное на тот момент портфолио и говорит: «О!»…

И что там было в портфолио?

Тюрьма, мои макеты институтские. Асадов говорит: отлично, у нас идёт сейчас большой многофункциональный комплекс, будешь ведущим архитектором. И я подумал, что это интереснее, чем первые полгода помогать проектировать квартиру. На следующее утро я пришел к Асадову, но комплекс уже «отвалился». Две недели я посидел, а потом перешёл к младшему, к Андрею Асадову. У него проработал два года, а потом началось совмещение с «общественной» деятельностью.

Разведчики А и И

Как появился фестиваль «Города»?

Началось все в 2005 году. Я работал в мастерской у Андрея Асадова. Вот с ним-то мы и придумали первую вылазку, такой одноразовый open air. Костяк первых фестивалей составляли московские мастерские.

Это была Ваша общая идея?

Да, у нас с Андреем очень хорошо вместе получается придумывать. Есть такая игра «английские разведчики»… Надо сначала сказать одно слово, потом второй должен угадать продолжение, и мы в таких играх идеально друг друга дополняем. Просто мы мыслим одинаково, и притом, что Андрей был начальником, я никогда не стеснялся ему сказать то, что думаю.

И до сих пор я часто с Андреем советуюсь, хотя Андрей уже почти не занимается организацией, его мнение для меня часто оказывается важным.

Ему стало неинтересно?

Ему это всё также интересно, просто фестиваль – безумная работа, а Андрей всё-таки тянет мастерскую.

То есть организация фестиваля требует много сил, совмещать нельзя?

У фестиваля есть организационная часть и есть реальное строительство. И здесь надо не только уметь топором махать и бензопилой пилить, а реально знать, как сделать так, чтобы вода не замёрзла в шланге. Такие вопросы мне приходится решать сотни раз за день: как провести электрику, как сделать тот или иной узел. Это работа.

Ёлки и Города

Как состоялся первый фестиваль?

Галя, моя жена, хотела, что бы наш сын ходил на ёлки в Союз архитекторов. А как мне вступить туда такому молодому? И в Союзе мне говорят – вот у нас сейчас организуется субботник в Суханово, приезжайте, может придумаете что-то интересное, примем сразу же. Мы поехали с Андреем Асадовым, походили, посмотрели и подумали, что было бы здорово собраться тусовкой архитекторов на выходные и заодно что-то построить. Например, отреставрировать разрушенную пристань. Так придумали первый «Город». Кстати, Данилка, мой сын, один раз сходил на ёлку в Союз архитекторов. А я так и не вступил в Союз, потому что мне расхотелось.

И как все прошло в Суханово?

Первый open air назывался «Город на воде», мы реставрировали пристань, и собралось человек сто пятьдесят на пространстве длиной метров двадцать и шириной от двух до пяти.

Я отчетливо помню, как сам разгружал первый КАМАЗ материалов, который туда приехал. Тогда это ассоциировалось с Союзом архитекторов.

Это были короткие истории, на выходные?

Да, так мы провели три фестиваля. Зимой строили, в основном, из снега, потому что мы тогда ледяных технологий не знали… Это был выезд на выходные, безумный, с какими-нибудь экспериментами. А после третьего фестиваля в Суханово мне это уже надоело, тем более, что большинство объектов тут же разбирали при нас местные жители на материалы. Я почти уже отпустил всю эту идею фестивальную, пока меня не начали теребить, где же будет следующий зимний? И я в шутку ляпнул – давайте проведём в Кириллове! Идея того, что сколько-то людей собираются и вместе выезжают за семьсот километров в тридцатиградусный мороз, тогда казалась полным бредом.

И сто пятьдесят человек поехали за тобой в Кириллов?

Двести даже по-моему. Это было просто полное безумие.

То есть, ехали за тобой, или ты бы сказал, что не поедешь, а они бы сами поехали?

Ехали за фестивалем. Я был сверстником основного количества участников. Это сейчас я для ребят уже чуть-чуть постарше. Сейчас этих фестивалей развелось огромное количество, а тогда движухи особенной не было. И для многих это был чуть ли не единственный шанс куда-то вырваться вместе и что-то реализовать. Для многих фестивальные объекты становились первым шансом что-то построить. Как нам рассказывали ребята из Иркутска и из Владивостока потом на Байкале, пообщаться с москвичами у них практически нет возможности. Есть «Зодчество», где москвичи обычно не выставляются, поскольку не круто стоять рядом с регионами, и есть АрхМосква, где кроме москвичей никого нет.

А тут мы создаём мероприятие, где полтысячи человек живёт вместе в палатках, где стирается всё… Какая разница, у кого там папа – главный архитектор какого-то города или тракторист?

Кириллов, Байкал, Алтай, далее везде…

Это был первый масштабный фестиваль?

Да, нам дали место прямо внутри Кирилло-Белозёрского монастыря. Мы строили инсталляции, которые были расставлены по плану самой крепости. И как-то вечером мы сидели с Андреем в трапезной, тишина, покой, и тогда Андрей как раз предложил – а давай поедем на Байкал?

Благодать снизошла на территории монастыря. Ведь одно дело поехать под Вологду, а другое совсем на Байкал. Это же дико дорого и дико далеко. То есть это прямо очень серьёзное решение. Туда вы тоже собрали двести человек?

Пятьсот. Это был остров Ольхон, заповедник, который рядом со скалой Шаманка. Мы всегда пытались тему фестиваля связать с местом, если это был Кириллов, то «Город-крепость», если Байкал, то – «Шаман-город», если Алтай, то «Зелёный город», экологичный…

Самый легендарный фестиваль был в Крыму на заброшенной военной базе – нас туда позвали инвесторы площадки – старые друзья мастерской Асадова. Мы назвали наш фестиваль «Зурбаган» как идеальный город из повести Грина.

Инвесторы пригласили вас не арт-объекты строить, а придумать, что делать с военной базой?

Каждая команда должна была нарисовать генплан, как дополнительное задание, а основное – всё-таки построить арт-объект. Собралось семьсот человек – огромная тусовка. Со стороны инвесторов, владельцев были большие вложения.

Вложения во что?

Вложения в организацию. Они тогда приглашали Гребенщикова и устраивали потрясающие фейерверки. Там были сумасшедшие композиции, с музыкой, с огнями на воде, с огнями в небесах.

Это какой год?

2008. «Зурбаган» был, когда начинался кризис. После кризиса мы с Андреем решили, что я полностью ухожу из большой архитектуры и занимаюсь маленьким фестивалем. Вот с того, собственно, времени я стал совершенно автономным…

Как дальше пошло с автономией от Асадова?

Был зимний фестиваль в Каргополе, следующий был на Алтае.

Они продолжались дольше, чем первые фестивали?

Алтай – две недели, зимние – по неделе, Греция была тоже две недели. Вот так катилось, но в какой-то момент я уже понял, что стал из этого вырастать и что философия передвижничества прекрасна в юности…

Мы приезжали в новое место, делали там яркое событие, оставляли объекты, их тут же разбирали, это были вложения в чужую площадку, причём вложения, которые не поддерживались… Но с другой стороны, это было чистое искусство.

Из кочевников – в земледельцы

А идея «АрхФермы» откуда? Одно дело пойти в поход, это ведь просто смена картинки, а другое дело «навеки поселиться», это ведь очень определённое сознание, малодоступное городскому жителю.

Зарождалось это как постоянная фестивальная площадка, на которой можно будет творить, и где объекты будут сохраняться, но чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что может получиться что-то большее, и родилась идея архитектурной фермы. Площадку я нашёл после того, как придумал всю концепцию.

За реальной фермой никто не гнался?

Думали, что будет или поле или деревня. Я искал место: в Адыгее, где-то в горах, по Европе, чуть не купили с Николаем Белоусовым заброшенную деревню на берегу Галичского озера.

Как Николай Белоусов появился в «Городах» и на «АрхФерме»?

С Николаем Владимировичем мы познакомились перед Грецией, я его пригласил как мастера по деревянной архитектуре. Он по-хорошему безумный и в душе молодой, он загорелся нашей идеей и поддержал нас.

Как ты нашёл именно это место?

Мы придумали проект – дом за сутки – «АрхПриют» в Шуколово (он был у вас победителем на прошлом АРХИWOOD). К моменту начала строительства я не спал почти неделю – надо было делать заготовки… Материалов была целая грузовая машина, с поликарбонатом, с брусом, со всем остальным. Мы своими руками всё пилили и сверлили. Собрали дом за сутки. Тогда все делалось на каком-то безумном энтузиазме.

И вот на стройке подходит молодой человек и говорит, что по интернету нашёл нас, хочет помочь. «На, – говорю, – тебе бревно, неси».

Он с нами там до ночи отпахал, а потом и говорит: «Слышал, что вы землю ищете – приезжайте к нам в Заокский район». Я перед этим общался там с местной администрацией, вот, видимо, глава администрации и сказал ему, что есть интерес. Он весь месяц, что мы там жили в «АрхПриюте», приезжал к нам…

Насколько этот человек имеет отношение к архитектуре?

Не имеет, но он очень интересующийся человек, который всё время что-то узнаёт… Концепция нового урбанизма, которую мы тут хотим реализовать, тоже от него пришла.

Концепция фестиваля тоже изменилась – ты теперь обучаешь ребят технологиям?

Стараюсь, да. Студенты переживают, что их не учат. Потому, что реально не хватает знаний, практики никакой нет. Мы стараемся это восполнить как-то и научить. Я сам всё прошёл, начиная с папиной школы и заканчивая сломанными рёбрами на фестивалях, когда шаг между лагами сделал больше, чем надо, и доски просто провалились подо мной.

Звучит красиво, «собственными рёбрами измерил шаг между лагами»…

Я всему учился не совсем в нормальных условиях. А теперь вся эта фестивальная история переросла в проект архитектурной фермы. И сейчас главная идея не фестивальной площадки, а загородного креативного кластера, где человек сможет не только творить и работать, но и жить.

Ты реально думаешь, что на АрхФерме может собраться конгломерат людей, которые хотят перебраться из города?

Да. Это уже самоорганизация. Кто-то приезжает и уезжает, кто-то остается.

То есть это живой процесс, вы не знаете сколько их будет и кто они?

Культурная программа фестивалей на АрхФерме образуется за счёт тех людей, которые пришли сюда внезапно и привели с собой совершенно потрясающих знакомых. И это совпадает с моими мыслями… Так и должно быть, чтобы люди сами притягивались.

Не хлебом единым

А кто вас финансирует? Как тебе удается зарабатывать?

Все всегда ездят за свой счёт. Фестиваль — дело не убыточное, а просто неприбыльное. В ноль. Я всегда хотел на этом как-то заработать, но никогда не получалось, поскольку для меня основным всегда было творчество, а не заработок, то не получалось, но на хлеб хватало. Восемь лет просуществовали как-то.

Такого понятия как зарплата не существует?

Нет. У меня голова настроена на творчество, хотя я понимаю, что всё это без какой-то финансовой поддержки существовать долго не может, поэтому сейчас я стараюсь хоть как-то зарабатывать. Пока это неплохо удаётся за счёт производства, которое нас поддерживает. Мы создали за последний год объекты для фестивалей Sretenka Design Week, Seasons, придумали бар в саду «Эрмитаж», детскую площадку в микрогороде «В лесу» и еще много всего. Сейчас разрабатываем объекты для «Парка Горького».

Местные

Вот ты говоришь, что у тебя на производстве работают простые мужики из окрестных деревень. А как вообще складываются отношения с местными?

Первые отрицательные опыты общения с местным населением были летом, когда приезжали машины с местными. Они просто выходили, дзынькая ключами: мы здесь с детства, а вы нам подъезд к озеру загородили. Мы говорили, что зону обозначили водоохранную, сто метров. Просили машину оставить в стороне, а к воде идти купаться. А они там хотят и костёр, и машину заодно помыть, и в ней потусить. Печки украли из бань, которые построили на летнем фестивале.

И как вы решили этот вопрос?

Зимовали мы на АрхФерме вдвоем, друзья приезжали только в выходные. И мы решили налаживать с местными контакт. Здесь самая большая героиня – это Ольга Шанина, координатор программ «АрхФермы». Местные нам войну хотели устроить с вилами и лопатами. Оля не испугалась, сказала им: приходите, у нас есть бензопилы.

А потом решили мы с местными жителями дружить.
Концепция была такая: внедрить культуру через детей. Придумали занятия для местных школьников на АрхФерме. Сначала хотели, чтобы я занимался со старшими на производстве, потому что у мальчишек нет уроков труда. Но времени у меня не хватает. Поэтому пока только Оля занимается с младшими школьниками по пятницам. Бесплатно. Сейчас к нам до тридцати детей приходит.

То есть занятия для детей – это способ налаживания отношений?

Да, потому что взрослым людям, которые живут в деревне, невозможно вдолбить в голову, что нужно делить мусор, не нужно кидать сигареты, не нужно ругаться матом. А дети видят, как у нас все устроено и родителям рассказывают. Нас уже нормально воспринимают, и я думаю, что отношения с окружающим населением меняются в положительную сторону. Дети же рассказывают, что мы нормальные, и что им здесь нравится. А родители ведь вряд ли будут делать плохо месту, где их детям хорошо.

Своими руками

Но ты продолжаешь создавать что-то сам, помимо организации фестиваля?

На последних трёх-четырёх фестивалях я обязательно делал какой-то свой объект… Этим летом был «плавающий офис». Я соорудил очень лёгкую конструкцию, малюсенький домик, который можно накрыть тентом. Концепция такая: от берега отплыл, в домик всё погрузил, солнечная батарея у меня есть, ноутбук есть, вай-фай здесь по территории ловит, и никто мне больше не нужен. То ли это был прикол, то ли действительно половина комиссии собиралась его наградить первым местом на летнем фестивале. Но когда они начали это активно обсуждать, я сказал, что не участвую в конкурсе. В Греции я делал «мост в никуда».

На дереве такой? Мой любимый. А он потом рухнул?

Неизвестно. Он достаточно крепко был сделан.
В Великом Устюге мы большой командой делали «Избар». Это такая пятидесятиметровая барная стойка ледяная, проходящая через снежную избу. При чём стойка ещё горела. Избу мы насыпали целой бригадой недели две. Надо было перекрыть трёхметровый пролёт снегом, это был большой эксперимент, выдержит – не выдержит. Пришёл какой-то местный мужик, сказал, что всё это рухнет, и ребята сразу приуныли. Я сам не был до конца уверен в том, что будет держаться, но сорвался и сказал им, что они все – не архитекторы, если слушают местного мужика, а не своей головой думают.

Там какая технология? Делается опалубка и сверху засыпается снегом. А потом ее нужно изнутри выпиливать бензопилой. Я пошёл это делать уже ночью, чтобы никто не видел, один... В итоге всё выдержало, простояло. Сейчас мой основной объект – вся Архитектурная ферма. Начиная со стола, за которым мы сидим.

В этом году, как, впрочем и в прошлые годы, в конкурсе АРХИWOOD много объектов с «АрхФермы», в том числе – сделанных твоими руками. Что для тебя дерево?

Этот материал только начинает приоткрывать мне свои возможности. Как я разгрузил в одиночку Камаз с пиломатериалом для первого фестиваля, так до сих пор с ним только и работаю. Начиналось всё с обычного обрезного материала, потом осваивали кругляк, стала развиваться тема сохранения леса и использования сухостоя. Недавно была серия объектов с использованием обрезков. В «Магазине Архитектурных Форм», еще одном нашем проекте, начинаем делать мебель из старых досок – по настоящему старых, а не искусственно натёртых.

27 Апреля 2012

Беседовала:

Юлия Зинкевич

Похожие статьи