Андрей Бархин

Автор текста:
Андрей Бархин

Дореволюционный Петербург – от модерна к ар-деко

Доклад прочитан на VIII Иконниковских чтениях 20 января 2011 г.

0 Петербург, осуществивший в XVIII-XIX вв шедевры европейского барокко и классицизма, в творческой одаренности своей архитектуры не хотел уступать европейским столицам и в начале 20 века. Уникальность петербургской архитектуры 1900-10-х состояла в параллельном развитии модерна, флорестичного и северного, и неоклассики, преимущественно лишенной четких реминисценций либо ориентированной на идеалы ампира и палладианства. Уже в дореволюционной архитектуре очевидно рождение архитектурных приемов межвоенного времени, ощутимо, характерное и для эпохи 1920-30-х, противостояние декоративной и лаконичной архитектуры (достаточно сравнить пластику московских работ Ф.О.Шехтеля, особняков С.П.Рябушинского и А.И.Дерожинской). В одни годы с возведением Дома германского посольства (1911), ставшего кульминацией супрематизации (предельного упрощения, огрубления) классического ордера и отчетливо предрекающего эстетику 1930-х, рисовались и фантазийные, близкие к стилю ар-деко детали дома Бассейного товарищества (с 1912).[1] Цель данной статьи – попытаться очертить круг памятников отечественного протоардеко, проанализировать мотивы супрематизации и монументализации ордера 1910-30-х.[2] [илл. 1]

Простой неоклассический строй и уплощенный рельеф, ортогоальность крупных прямоугольных окон, а также характерный для дореволюционной неоклассики серый цвет – все эти черты мастера межвоенной эпохи унаследуют от передовой архитектуры 1900-10-х. Роскошные дореволюционные здания не просто будут заняты новой властью, но на их архитектуру будет ориентироваться новый советский стиль. Особенно ясно эстетика 1930-х ощущается в московских зданиях 1910-х в районе Китай-города, их стиль невозможно еще именовать «пролетарской классикой», более того архитектура 1930-х часто была ретроспективнее зданий эпохи протоардеко. 

Первые примеры пластической фантазии, не связанной с греко-итальянским каноном относятся в отечественной архитектуре не к 1930-м, но к 1910-м гг, когда подобное упрощение, супрематизация декора еще не была связана с пролетарской идеологией. Так ордер в доме Северного Страхового общества (1909) завершается квадратной нишей со скульптурой, в доме Московского купеческого общества (1909) ордер с капителью-шайбой увенчан аркой, шедевром московского протоардеко стал корпус Строгановского училища (1913). Молодые архитекторы прекрасно знали подобные примеры обновления и супрематизации формы.[3] Это были последние новации дореволюционного стиля, которые понадобятся не после революции, но в 1930-е. И неслучайно, что созданные в эстетике «заготовки, хранящей в себе деталь» (то есть кубистского обобщения формы), кронштейны Дворца изящных искусств в Брюсселе (арх. В.Орта, 1922) близки пластике жилых домов И.А.Голосова в Москве. В 1930-е мастера будут в первую очередь обращаться не к идеям авангарда 1920-х, но к пластической свободе 1910-х, последним предвоенным архитектурным новациям, отечественным и зарубежным. 

Стиль рубежа 1900-10-х не был уже связан с традиционными европейскими языками – средневековым и классическим, это был разнообразный пластический эксперимент, бескорыстное формотворчество. В Петербурге в зданиях Азовско-Донского банка (1909) и Московского отделения Петербургского Международного Коммерческого банка (1910), Северного Страхового общества (1909) и Деловом дворе у Варварских ворот (1911), доме Экономического общества офицеров (1911), в доме Московского Купеческого общества (1909) и корпусе Строгановского училища (1913) ощутимы даже не столько черты советского стиля 1930-х, но особая трактовка формы, потенциал к решению задач межвоенного времени. Эта архитектура не восходила к флорестичному модерну 1890-1900-х и не предваряла собою модернизм, но именно она, количественно не доминирующая, стала прямым прототипом для стиля межвоенного времени – ар-деко. [илл. 2, 3]

До революции эстетика протоардеко еще не была единственной целью мастеров, но уже была вовлекающей в себя модой, распространенной на творчество множества архитекторов. В петербургской архитектуре рубежа 1900-10-х черты протоардеко можно заметить – в Торговом доме Гвардейского экономического общества (1907), здании Второго общества взаимного кредита (1907 и доме А.С.Обольянинова (1907), домах Е.И.Гонцкевича (1910) и Р.И.Бернштейна (1910), банке «И.В.Юнкер и Ко» (1910), здании Германского посольства (1911) и гостинице Астория (1911), Втором Доме городских учреждений (1912) и торговых рядах «Новый Пассаж» (1912), домах М.А. фон Гук (1912) и А.Е.Бурцева (1912), домах Е.П.Михайлова (1913) и А.Л.Сагалова. (1913), доме Н.П.Семенова (1914), а также в работах Сааринена 1910-х, в частности вокзалах в Хельсинки и Выборге (не сохр.). [илл. 4]

Отечественное протоардеко не было непосредственно связано с другими течениями 1900-10-х, флорестичным модерном и неоклассикой, это был всплеск игривого декоративизма, готового превратиться в ар-деко, но не в полной мере реализовавшего свой потенциал. Фантазия дореволюционной архитектуры не была близка стилю 1930-х, но она предвещала стиль ар-деко – так торец дома фон Гук решен на контрасте изысканный вазы и геометризованной ниши, ступенчатых кронштейнов. После революции отечественная архитектура уже не могла быть так элегантна, но стремилась к этому вопреки типизации, усиливавшей в 1930-50-е свое давление на мастеров. [илл. 5]

Отказ от палладианского канона в рисунке ордера происходит в отечественной архитектуре вне связи с социально-политическими процессами, супрематическая революция происходит до общественных потрясений 1917 г. Не модерн, но именно эта архитектура - суровый ордер Беренса, русты Перетятковича из серого гранита, супрематизированная неоклассика Лидваля (Здание Второго общества взаимного кредита, 1907) и Белогруда (дома Гонцкевича, 1912 и Розенштейна, 1913) – повлияет на стиль 1930-х. Эскизная, «деакадемизированная» подача архитектурной темы будет мощной альтернативой академизму Лялевича и Жолтовского как до революции, так и после.

Широту стилевого диапазона 1910-30-х как-бы анонсирует дом Р.А.Дидерихса в Петербурге (1912), его фасад остро сопоставляет супрематизированный и аутентичный ордер, неоклассику и ар-деко. Римскость «пролетарской классики» 1920-30-х восходила к классической традиции, приемы супрематизации - к новациям протоардеко. Супрематизированная неоклассика (от проекта Дворца Труда Троцкого, 1923 до проекта НКТП Фомина, 1934) восходила к различным новациям дореволюционной архитектуры – и к упрощенному ордеру Беренса, и к линии брутальной архитектуры, уникальной в мировом контексте и в 1910-е, и в 1930-е (работы Белогруда, Перетятковича 1910-х, Фомина, Троцкого, Катонина 1930-х). [илл. 6]

Советская архитектура 1920-30-х стремилась воплотить пролетарский дух эпохи, и ответом социальным и экономическим потрясениям стали огрубленность, простота ее форм. Однако не стала ли и революция 1905-07 поводом для супрематизации рубежа 1900-10-х? Какая сила заставила упрощать памятники протоардеко, например, оставлять ордер без капителей в домах Р.И.Бернштейна (1910), Ф.М. и М.М. Богомольцев (1912), супрематизировать пьедесталы в доме С.М.Липавского (1912)? Канеллированные пилястры и кессоны, тюбистичный и антовый ордер – все эти приемы стиля 1930-х возникают еще до революции, но это были новации европейской архитектуры и мотивы их появления были абстрактны, визуальны. 

Приемы межвоенной эпохи возникают сперва как аполитичные, внутрипрофессиональные новации протоардеко. В 1920-30-х мастера стали возвращаться к тюбистичному ордеру в посольстве Германии Беренса (1911) и берлинском Народном театре О.Кауфманна (1914), антовым портикам Зала в Хеллерау Тессенова (1910) и павильона Хоффмана в Риме (1910).[4] И это было не случайное, но естественное продолжение работы, прерванной Первой мировой войной.[5] После ее окончания тяга к визуальному обновлению, упрощению архитектурного языка (инициировавшему возникновение еще в 1910-е антового и тюбистичного ордера) соединилась с экономностью межвоенной эпохи, ордер 1910-х становится приемом ар-деко, как интернационального стиля. И в тоже время, ордер 1910-30-х восходил к архаическому, доклассическому опыту - антовому ордеру храма Хатшепсут, тюбистичному ордеру гробницы Пекаря в Риме.
Лестница Гранд Пале на выставке в Париже 1925 г Ш.Летросне была решена антовым ордером и, восходя к новациям Тессонова, Хоффмана, безусловно сформировала стиль библиотеки им. В.И.Ленина. [6] Малый ордер Дома Коллекционера П.Пату, воспроизводя ордер гробницы Пекаря, не был по пропорциям похож на грандиозный тюбистичный ордер дома Динамо Фомина, но снова, после многолетней паузы, напомнил о новациях протоардеко (в первую очередь, об ордере Беренса) и их исторических истоках.[7] Восходили к архаическому опыту и канеллированные пилястры 1910-30-х.[8] И именно международный интерес межвоенного времени к ордеру 1910-х, воплощенный в павильонах выставки 1925 в Париже, позволяет считать работы Фомина и Щуко, Лангбарда и Левинсона, Троцкого и Катонина не просто «пролетарской классикой», но ар-деко.[9] 

Символом эпохи 1920-30-х стали небоскребы США, однако вовлечена в орбиту ар-деко была и супрематизированная неоклассика. Монументальность творений Фомина и Пьячентини, Левинсона и Щуко придавала лаконизму их работ отчетливый оттенок архаичности, такой была и архитектура 1910-х. Мода 1910-30-х на аскетичные новации супрематизма обрела в египетских храмах необходимые имперские истоки.[10] Это была сознательная работа на стыке традиции (априори декоративной) и новой, предельно абстрактной формы, символом подобного компромисса стал Дворец Цивилизации в Риме (1939).

Египетская архитектура способствовала обновлению или точнее архаизации ордера, она была источником различных пластических приемов, но не стиля.[11] Карнизы-выкружки, антовый ордер без баз и капителей храма Хатшепсут, капители-цветки папируса храмов в Луксоре и Карнаке, а также сочетание четкого геометризма аскетичных форм и уплощенного рельефа, особая округленность древнеегипетской пластики (как и в буддийской скульптуре) – все это, эстетически столь удаленное греко-итальянской традиции, формировало спектр возможностей ар-деко.[12] После открытия (предчувствия) стилевых горизонтов кубизма и супрематизма, ар-деко 1920-30-х стало инерцией монументализма и декоративизма, и одновременно намеренным поиском альтернативы ордеру. [илл. 7]

В 1900-10-е на смену флористическому модерну шла мощная волна не просто неоклассического монументализма, но новая, ардекоизированная архитектура. Работы 1900-10-х Й.Хоффмана и Г.Тессенова, П.Беренса и Э.Сааринена, А.Ф.Бубыря и Н.В.Васильева, А.Е.Белогруда и М.М.Перетятковича, И.И.Рерберга и А.В.Кузнецова уже создавались вопреки эклектике XIX века и флорестичному модерну рубежа веков. Ардекоизация могла осуществляться различными средствами, путем использования супрематизированного (упрощенного) ордера протоардеко, неоархаических приемов (неоацтекских и неоегипетских), а также создания фантазийного декора в той или иной мере обращенного к опыту Райта 1900-х и мастеров амстердамской школы 1910-х.[13] Таким образом, ар-деко представляется не единым стилем, но эпохой параллельного развития множества течений, уникальных в своем отношении к историческому наследию, так было и в США, и в СССР, и в Европе (в первую очередь в Италии). 

Эпоха 1910-30-х была периодом сложного взаимовлияния различных тенденций и идей, ретроспективных и новаторских. Упрощение, геометризация исторических деталей в архитектуре 1910-30-х было продиктовано различными мотивами, и в своих предельных выражениях процессы ардекоизации и супрематизации были противоположны противоположны по знаку.[14] Однако аскетизм ар-деко, как стиля использующего ордер 1910-х или силуэт и тектонику древних монументов, был лишен авангардистской устремленности в будущее, в нем доминировал неоархаизм.
Связи модерна и ар-деко были невероятно сильны, и тем очевиднее та трансформация форм и силуэтов, та супрематизация (разница между Салливеном и Райтом), что будет происходить на протяжении 1890-1930-х. Флорестичный модерн вдохновлялся изысканными линиями готики и рококо, мастера ар-деко открыли эстетику скругленных форм, в моду входят «корабельные» люкарны гробницы Пекаря. Процесс супрематизации архитектуры 1900-10-х испытывал влияние исторических источников (египетских и африканских, ориенталистических и мезоамериканских), но именно он в своем предельном выражении породил искусство авангарда, модернизма и супрематизма, и был в первую очередь продиктован поиском абстрактной новации, а не стилизации.

Процесс супрематизации архитектурной формы займет три десятилетия, столь сильна была инерция традиционной декоративности архитектурного языка. Вектор, ведущий от биржи Берлаге в Амстердаме (1897) к ратуше Дудока в Хилверсуме (1928) был уже очевиден, однако для большинства отказ от национальных стилизаций в пользу новой эстетической идеи (очевидный работах Сааринена 1910-х) не был ни скорым, ни радикальным. Проникая сперва через исторические примеры, супрематизация постепенно начинает осознаваться как абстрактная ценность, творчество, и именно в этом Райт был первопроходцем. 

Супрематизация рубежа 1900-10-х окажет значительное влияние на язык 1930-х, однако это упрощение декора не было продиктовано еще политической конъектурой или экономией, не восходило оно и к национальным стилизациям – романская архитектура не была плоскостной, кубистичной. В 1900-10-е это обращение к эстетике кельтских рельефов или армянских хачкаров было продиктовано поиском некой наднациональной доклассической плоскостности, архаического контраста декоративности и аскезы. Минимальным выносом рельефа деталей, приемом, лишенным стилизационного отзвука, пользовались ради плоскостности как таковой. И ар-деко унаследует эту неороманскую, кельтскую плоскостность Салливена, ориенталистический и неоацтекский геометризм Райта. Исторические прецеденты деакадемизации совпадут с абстрактными, авангардными мотивами.[15] Специфика ар-деко состояла в синкретичности, слитности, а не ордерности композиций и декоративных мотивов.[16] На смену изображаемой тектонике декоративных по сути элементов, приходит эпоха, осознающая изначальную монументальность (синкретичность) самого здания, которому требуются лишь пластически решенные акценты.

Архитектура «второй волны» национальных стилизаций 1900-х была вовлечена в общехудожественный процесс супрематизации (очевидный при сравнении стилей Померанцева и Покровского), но не была источником монументализации протоардеко 1910-х.[17] Раскрепощенные в духе допетровской архитектуры, активно перерисованные в работах Щусева и Покровского пропорции и очертания деталей, а также сказочная эстетика Ярославского вокзала (1902) и знаменитого дома З.А.Перцовой (1905) – все это было не столько стилизацией, сколько талантливой выдумкой. [18] Этот опыт пластической трансформации, гипертрофии и новации предстал перед мастерами ар-деко. [илл. 8, 9]

После революции 1905-07 на смену первому обновлению стиля пришла еще более абстрактная эпоха – протоардеко. Эстетика жилых домов А.Ф.Бубыря, не будь они завершены обычно а-ля фахверк щипцами, могла быть принята за стиль рубежа 1920-30-х, особенно это относится к домам К.И. Капустина (1907) и А.В.Багровой (1912). Работы Бубыря были уже не стилизацией на средневековые темы, но чистым формотворчеством.[19] На рубеже 1900-10-х круглый, лишенный баз и капителей ордер применялся не только Беренсом. Используемый в нескольких домах Бубыря (в том числе в доме К.И.Капустина, 1907), этот прием впервые возникает в здании Телефонной компании в Хельсинки (1903).[20] Впрочем творение Сонка стало лишь примером резкого декоративного упрощения, и именно Беренс придал тюбистичному ордеру качественно новое звучание – монументальность ар-деко. [илл. 10]

Архитектура «северного» модерна восходила к эстетике традиционного особняка, укрупненного до размеров многоэтажного доходного дома. Однако нарочито камерный, деревенский стиль знаменитого дома Т.Н.Путиловой (1906) не мог породить радикализм ордера Беренса. Для неоклассики же эталоном брутального в архитектуре служили римские акведуки и флорентийские палаццо. Средневековые элементы в протоардеко были доступным для мастеров средством, но не целью.[21] 

Архитектура «второй волны» национальных стилизаций (включая и «северный» модерн) обладала особым, пленэрным чувством композиции и силуэта, эскизным, импрессионистическим отношением к детали.[22] Но она не готова была еще породить ар-деко. Не жилые дома 1900-10-х, но именно ар-деко обопрется на романтичность и монументальность средневековых соборов.[23] И одним из первых шагов от стилизаций к ар-деко сделает Сааринен. Новая монументальная образность была продиктована открывшейся архаической тектоникой, и именно поэтому вокзал в Хельсинки и Монумент в Лейпциге подготовили стилевые проявления ар-деко 1920-30-х – соответственно проекта Чикаго Трибюн Сааринена и Дворец Советов Иофана.[24]

Поиск пластической альтернативы обретет в Петербурге форму гранитной супрематизации, которая на рубеже 1900-10-х окажет свое влияние и на здания, созданные в рамках национальных стилизаций, и на неоклассику, неоампир. Мода на грубоколотый гранит вскроет в ампире и исторической ордерной архитектуре, начиная с порта Маджоре, потенциал к созданию новой, нарочито грубой эстетики, не имеющей отношения к пролетарской идеологии 1920-30-х. 

Супрематизация рубежа 1900-10-х распространялась на весь стилевой спектр архитектуры – от модерна, ставшего «северным», до неоклассики, обратившейся к иным, нежели необарокко конца 19 века прообразам. Супрематизация и гипертрофия декора становилась тем общим, что скрепляло разные по своим стилевым истокам творения одного мастера, Лидваля, Перетятковича, Белогруда, и велась средствами грубоколотого гранита, но побудительные мотивы были не стилизационные, но новаторские. Это была реализация мечты о монументальности, которой не хватало в ордерной эклектике XIX века.[25] Источником для мастеров 1910-30-х становится не только гробница Пекаря, но и соседний римский памятник – порта Маджоре, поражающий неканоничной пластикой, контрастом капителей и рустов, пропорциями арок, эдикул и тяжестью аттика. Мастера были вдохновлены идеей создания по выражению Б.М.Кирикова «северного Рима».[26] Средневековые же мотивы выступали в искусстве рубежа веков лишь в качестве повода для работы с поразившей всех идеей синтеза супрематизма и монументализма.[27] Ни средневековые соборы, ни сравнительно скромные постройки русского ампира никогда не были покрыты рустованным гранитом. Петербургская гранитная супрематизация (в работах Белогруда и Перетятковича) была увлечением не лишь романикой или ампиром, но брутальным как таковым. [илл. 11, 12]

Отказ от национальной, сказочной образности и трактовка неоклассической схемы в духе гранитной супрематизации отличала работы Беренса, Белогруда, Перетятковича от построек Сонка, Претро, Бубыря[28] Ордер Беренса, как впоследствии и тюбистичный ордер 1930-х, имел уплощенную рустовку фуста и этим отличался от белокаменной гробницы Пекаря. Но рустованные постройки Ричардсона 1870-80-х в США и работы скандинавских мастеров 1900-х были лишь побудительным мотивом, напомнившим о деакадемизированной, брутальной части исторической архитектуры, и именно она стала тем мощным источником, что был способен отвлечь от каноничного неопалладианства.[29] Этого было достаточно чтобы сила, заложенная в порта Маджоре в Риме и порта Палио в Вероне, поразила воображение мастеров, определила стилевую трактовку целой эпохи (работы Беренса, Белогруда, Перетятковича 1910-х, Фомина и Троцкого 1930-х). Вздымающиеся в небо остовы башен, силуэты мостов обретали формы технических достижений прошлого, грезы Пиранези и Булле осуществлялись в гигантомании вокзалов 1900-10-х.[30] Таким представлялся Рим нового века, Метрополис, и именно на этом фоне очевидна революционная новизна графики Сант'Элиа. [илл. 13]

Гранитная супрематизация архитектурной формы очевидно отличается от аутентичной трактовки создаваемых в те же годы работ – Лялевича, Жолтовского, Кацеленбогена, Кричинского и других.[31] Та неведомая сила, что превращает беломраморное палаццо Дожей в банк Вавельберга, сложенный из черного гранита, или охристое палаццо дела Гран-Гвардия в Вероне в припорошенный сажей Русско-Промышленный Банк М.М.Перетятковича – продолжит свое влияние на мастеров и после революции.[32] В Лейпциге эта сила соберет каменных атлантов в Монументе Битвы народов (1913). Средневековые соборы и дворцы ренессанса представали путешественникам в неочищенном, закопченном виде, и именно такими, почерневшими от времени создавались и новые сооружения. Таким образом, «северный» характер архитектуры 1900-10-х был отчетливо архаичен.

Открывшиеся горизонты супрематической абстракции сделали эпоху ар-деко периодом возвращения от предельного упрощения к традиции, к неоархаической образности и монументализму. Эта тяга, наравне с геометризацией пластики, и отличала ар-деко от флорестичного модерна (югендстиля). В 1920-30-е все здания неожиданно обрели силуэт ступы, и таковы не только постройки Худа и Холаберта в США или проекты Иофана и Фридмана в СССР, но работы европейских архитекторов, в том числе Холдена и Соважа.[33] Первым воплощением этих идей становится грандиозный Монумент в Лейпциге (1898-1913), и именно он определит архаическую ступообразность работ Сааринена – проекта Парламента в Хельсинки (1908), а затем и телескопичного проекта здания Лиги наций в Женеве (1927).

В европейском контексте супрематизация неоклассики в работах Перетятковича, Белогруда стала стилевой новацией Петербурга.[34] Вовлечение неоклассических образов в эстетику гранитной супрематизации свидетельствовало о пробуждении брутальной линии архитектуры, символом которой были рустованные акведуки античности и флорентийские палаццо. Именно новая, вторая после эклектики, волна обращения к этим образам спрессовала русты в работах Белогруда и Перетятковича в 1910-е, и эта сила будет повелевать мышлением архитекторов и в 1930-е. Неоклассика 1910-30-х мечтала войти в каменоломню истории и использовать эти вековые глыбы. [илл. 14, 15]

  Упрощенность, огрубленность древних сооружений становится новаторской идеей супрематизации. Нужна не романика обращенная к античному Риму, но романика сознающая свою грубость. Декор в доме Розенштейна с башнями уже почти лишен неороманского отзвука, он супрематизирован, к этому стремятся и детали соседнего неоклассического творения Белогруда, дома Гонцкевича. Изящность «Мира искусства» компенсируется нарочито грубыми архитектурными деталями. Эпоха обращена к ранней стадии развития искусства, суровой и более истинной. В доме Розенштейна с башнями Белогруд работает с романскими образами, в доме Гонцкевича – с образами Леду. Белогруд вдохновляется не идеальной красотой Парфенона, но раскрошившимися от времени храмами Пестума, почерневшими как на гравюрах Пиранези. 

Новации дореволюционного Петербурга определят и откровенное упрощение архитектурной формы, и брутальную неоклассику 1930-х. Так стилевой диапазон – от московского дома Динамо до киевского здания Совнаркома УССР Фомина, от Академии легкой промышленности Хрякова до Дома Советов Троцкого в Ленинграде – будет определен дореволюционным развитием архитектуры. Ордер Беренса позволит советской архитектуре и стать в 1920-е по-пролетарски простой, и вернуться в 1930-е к историческим образцам супрематизации и монументализации. 



[1] «Упрощение» и «огрубление» архитектурной формы в данной статье обозначен термином «супрематизация», лишенным отрицательной коннотации.

[2] Используемый в данной статье термин «протоардеко» принят для архитектурных приемов 1900-10-х, используемых после Первой мировой войны мастерами ар-деко. 

[3] Уже в петербургских памятниках рубежа веков, здании Витебского вокзала (1902) и доме К.Х.Кельдаля (1902), а также в московских работах Шехтеля - Боярском дворе, (1901) и Торговом доме В.Ф.Аршинова, (1899) - флорестичные детали соседствуют с упрощенными, геометризованными. Кронштейны дома Елисеевых в Петербурге (1902) были не просто неакадемичны, но они уже предваряли пластическую свободу ар-деко.  

[4] Антовый ордер О.Вагнера (в проектах памятников для Вены на Карлплатц 1905, и у городского музея 1909) еще не имел особой, характерной для ар-деко вытянутости пропорций, воплощенной в танцевальном зале Тессенова в Хеллерау (1910), однако безусловно усиливал в восприятии архитектурного сообщества значимость новаций Хоффмана, в том числе стиля Дворца Стокле, украшенного антовым портиком (1905).  

[6] В начале 1930-х антовые портики проектируют А.Лапраде (Музей Колоний в Париже, 1931) и М.Пьячентини (университет в Риме, 1933), тюбистичный ордер обрели – Музей Современного искусства в Париже (1937), ансамбль ЕУР в Риме (1939).

[8] Канеллированные пилястры 1910-30-х восходили не столько к классической традиции, сколько к архаической, к храмам Персиполя, Вавилона, Египта. Возникающие еще в работах Хоффмана (павильон в Риме, 1910; вилла Примавези в Вене, 1913; павильон в Кельне, 1914), и одновременно в петербургской архитектуре 1910-х (домах Р.И.Бернштейна, 1910, Ф. и М. Богомольцев, 1912, А.Л.Сагалова, 1913 и Н.П.Семенова, 1914) канеллированные пилястры станут характерным приемом архитектуры ар-деко, как международного стиля. Подобные пилястры встречаются в творчестве И.А.Фомина (Иваново-Вознесенский политехнический институт, 1928, Институт землеустройства, 1934), Л.В.Руднева (Текстильный институт, 1929), А.Я.Лангмана (дом СТО, 1934), Н.А.Троцкого (жилой дом на пл. Стачек, 1934), Л.3.Чериковера (жилой дом на Покровском бульваре, 1936). 

[9] Антовые портики обрели также дом ЦИК и СНК СССР (арх. Д. и Б. Иофаны, 1927), стадион Динамо (арх. А.Я.Лангман, 1928), Дом культуры издательства Правда (арх. Н.М.Молоков, 1937), концертный зал имени Чайковского (арх. Д.С.Чечулин, 1940) в Москве, а также Техникум Пожарной охраны (арх. Л.Ю.Гальперин, А.И.Князев, 1938) в Ленинграде.

[10] Это позволяет оценить трансформацию архитектурной формы 1910-30-х и как модернизацию (осовременивание), и как ардекоизацию, обращенную к древности.

[11] Подобную роль играло и искусство Японии.

[12] В 1900-е к египетскому карнизу обращается Эрихсон (дом А.М.Михайлова, 1903), в 1930-е в Москве с этой деталью работают Голосов (жилые дома на Яузком бульваре, 1934 и Садовом кольце, 1934, здания Высшей профсоюзной школы, 1938 и Академии коммунального хозяйства, 1938) и Фридман (дома Метростроя, 1933 и электро-подстанция метрополитена, 1935). Шедевром неоархаического ар-деко Лондона стал решенный неоегипетским карнизом Адалаида-хаус (арх. Тайт, 1924).

[13] Художественный процесс трансформации формы каждый раз опережал ключевое событие стиля, так супрематизация (упрощение, аскетизация) возникает в архитектуре до Черного квадрата Малевича (1915), ардекоизация, неоархаическая либо фантазийная геометризация – появляется до выставки 1925 в Париже.

[14] Уточним, термин «супрематизация» обобщает упрощение пластики 1910-30-х (ордер Беренса-Фомина, Тессенова-Щуко). Термин «ардекоизация» указывает на роль в формировании архитектурного языка 1930-х (например, канеллированные пилястры Хоффмана-Лангмана, ступообразный силуэт и неоготическая ребристость работ 1910-х Сааринена, Берга, Янсен-Клинта, Пельцига).

[15] Отказ от аутентичности, каноничности рисунка сближала произведения 1910-30-х с историческими примерами деакадемизации, в первую очередь, гробницей Пекаря и Порта Пиа Микеланджело в Риме, североевропейским маньеризмом 16-17 вв, а также свободолюбивым творчеством Хоксмура и Леду.

[16] В 1930-е эта монументальность будет характерна для работ И.А.Голосова

[17] Одним из первых супрематизированных сооружений «второй волны» национальных стилизаций стала биржа Берлаге в Амстердаме (1897), ее стиль был революционно плоскостным, экономным.

[18] Обращение в конце XIX века к архитектуре средневековья и североевропейского маньеризма 16-17 вв. позволило увидеть греко-итальянский канон равным среди иных традиций - экзотических, ориенталистических и европейских (средневековых).

[19] Хронологически Бубырь безусловно следовал за мастерами скандинавских столиц рубежа веков, подробнее о творческой перекличке скандинавских и петербургских архитекторов эпохи модерна см. Кириков Б.М. «Северный» модерн. // Архитектура Петербурга конца XIX - начала XX века, Коло, 2006 г.. - С. 277-300

[20] Тюбистичный ордер возникает у Бубыря и в доме Латышской церкви (1910), и в доме Багровой (1912).

[21] Это ощущается, например, в здании Кенигс-аллеи в Дюссельдорфе Ольбриха (1908).

[22] Как пишет Б.М.Кириков, «новый метод проектирования проявился в свободных планах, живописно-асимметричном распределении масс, разнообразии частей и деталей. Важнейшие его черты – разнообъемность, силуэтность.» Кириков Б.М. «Северный» модерн. // Архитектура Петербурга конца XIX - начала XX века, Коло, 2006 г.. - С. 283

[23] Имеется в виду в первую очередь творчество Х.Ферриса

[24] Если бы эстетику протоардеко питали средневековые мотивы, то Монумент в Лейпциге был создан не в ХХ веке, а в ХII, однако так монументально работать не мог еще даже XIX век. Исключением и первым монументом, в котором ощутимы черты протоардеко, можно считать Дворец Юстиции в Брюсселе (1866-83).

[25] Исключением может быть назван Музей истории искусств в Вене (арх. Г.Земпер, 1889).

[26] Кириков Б.М. «Северный» модерн. // Кириков Б. М. Архитектура Петербурга конца XIX - начала XX века. – СПб.: ИД «Коло», 2006. – С.281

[27] Первым шедевром, созданным на стыке супрематизма и архаизма, стала церковь Райта, Юнити темпл в Чикаго (1906).

[28] Впрочем на новом этапе своей эволюции советская архитектура уже была готова обратиться и к неороманским образам (палаццо Дожей), так капители близкие по эстетике к банку Вавельберга возникают в станции метро Комсомольская Щусева (1952), доме Рожина на Тверской (1953).

[29] Уточним, лишь романские соборы, например, в Майнце и Вормсе инициировать эстетику протоардеко были не способны.

[30] Так в 1900-10-е в роскошной термальной архитектуре в городах Америки возводят пять неоантичных вокзалов. Вокзал в Хельсинки (1910) не унаследовал грандиозности кессонированных сводов и аркад вокзала в Лейпциге (арх. Лоссов и Кюхне, 1909), но перенял созданную уже в новом стиле пластику. Фантазийные краббы вокзалов в Лейпциге и Милане (арх. Стаккини, с 1912) были не неороманикой, но талантливой выдумкой, так работать будут и мастера ардеко 1920-30-х.

[31] Обращение к новациям протоардеко, игравшим в работах Щуко и Фомина роль «пролетарской классики», будет очевидно отличаться от курса на «освоение классического наследия» 1930-50-х.

[32] За неоренессансной схемой здания прочитывается не неопалладианство, но интерес к фортификационному маньеризму, и в частности грандиозным рустам порта Палио Микеле Санмикеле, ставшим наиболее выразительным приближением итальянского ренессанса к эстетике античного акведука.

[33] Это работы А.Соважа – конусообразный павильон Примавера на выставке 1925 в Париже (заметим, что пирамидальные очертания обрели многие из павильонов выставки) и уступчатый универмаг Самаритен (1926), а также проект зданий у Порт Майо (1931) и монументальные постройки Холдена в Лондоне – здание Транспортного управления (1927) и Сенат хаус (1932). Кроме того мавзолеообразные монументы в Европе предлагают М. Берг (автор Зала Столетия в Бреслау, 1913) и Г.Пельциг (телескопичные проекты Концертного зала в Зальцбурге, 1920 и Дворца спорта в Берлине, 1926), а также участники конкурса на здание Лиги Наций в Женеве, 1928 – Э.Сааринен, О.Перре и Дж.Ваго.

[34] В итальянском ар-деко продолжат использовать белый мрамор, вторя эстетике гробницы Пекаря и Порта Пиа, то есть совершенно сменив в сравнении с эклектикой 19 века пластические основания архитектуры. При этом ар-деко вовсе не утрачивает сложности деталей, не классические но не менее сложные, фантазийные детали итальянского ар-деко выступают на контрасте с нарочито упрощенными участками.
1. А.Ф.Бубырь, Н.В.Васильев, жилой комплекс Бассейного товарищества, 1912. Детали. Фото Андрея Бархина
2. В.Н.Смирнов, доходный дом Е.П.Михайлова, 1913. Фото Андрея Бархина
3. М.М.Перетяткович, Дом городских учреждений, 1912. Фото Андрея Бархина
4. Г.О.Гиргенсон, доходный дом М.А. фон Гук, 1912. Детали. Фото Андрея Бархина
5. А.Ф.Лидваль, здание Второго общества взаимного кредита, 1907. Фото Андрея Бархина
6. Е.И.Катонин, Фрунзенский универмаг, 1934. Фото Андрея Бархина
7. Н.В.Васильев, торговые ряды Новый пассаж, 1912. Фото Андрея Бархина
8. А.Ф.Бубырь, доходный дом К.И. Капустина, 1907. Фото Андрея Бархина
9. А.Ф.Бубырь, доходный дом А.В.Багровой, 1912. Фото Андрея Бархина
10. И.А.Претро, доходный дом Т.Н.Путиловой, 1906. Фото Андрея Бархина
11. П.Беренс, Дом Германского посольства, 1911. Фото Андрея Бархина
12. Н.А.Троцкий, Дом Советов в Ленинграде, 1936. Фото Андрея Бархина
13. М.М.Перетяткович, Русский торгово-промышленный банк, 1912. Фото Андрея Бархина
14. А.Е.Белогруд, доходный дом Е.И.Гонцкевича, 1912. Фото Андрея Бархина
15. И.А.Фомин, здание Совнаркома УССР в Киеве, 1936. Фото Андрея Бархина

28 Марта 2013

Андрей Бархин

Автор текста:

Андрей Бархин
Похожие статьи
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Леонидов и Ле Корбюзье: проблема взаимного влияния
Памяти Юрия Павловича Волчка. Статья готовилась к V Хан-Магомедовским чтениям «Наследие ВХУТЕМАС и современность». В ней рассматривается проблема творческого взаимодействия Ле Корбюзье и Ивана Леонидова, раскрывающая значение творчества Леонидова и школы ВХУТЕМАСа, которую он представляет, для формирования основ формального языка архитектуры «современного движения».
Неизвестный проект Ивана Леонидова: Институт статистики,...
Публикуем исследование архитектора Петра Завадовского, обнаружившего неизвестную работу Ивана Леонидова в коллекции парижского Центра Помпиду: проект Института статистики существенно дополняет представления о творческой эволюции Леонидова.
Ключевое слово: «телеработа»
Архитекторы, профильные СМИ и вузы по всему миру реагируют на ситуацию пандемии, пытаясь обезопасить сотрудников и студентов, сохранив учебный и рабочий процесс. Говорим с руководителями нескольких московских бюро об их планах удаленной работы, а также рассказываем, как реагируют на эпидемию архитекторы мира.
Технологии и материалы
Геометрия городского комфорта с Axyforma
Молодой и демократичный бренд Axyforma предлагает пересмотреть подход к благоустройству в пользу комплексных решений с лаконичными и взаимозаменяемыми элементами
Напольные покрытия для здоровых помещений
Компания «Tarkett» – мировой лидер в производстве напольных покрытий – одной из первых перестроила свой бизнес в соответствии с зелеными стандартами и экономикой замкнутого цикла. Рассказываем о продукции Tarkett, безопасной для человека и природы
Алюминий в историческом городе
Алюминий – современный материал с большим потенциалом для реконструкции и новой архитектуры в контексте исторической застройки: он легкий, прочный, а еще умеет имитировать другие поверхности – например, более дорогую и меняющую со временем цвет медь. Предлагаем несколько удачных примеров из мировой и российской практики.
Новые тренды вентилируемых фасадов от компании SIBALUX
В рамках Art-Techno форума 2023 компания SIBALUX представила уникальную технологию цифровой печати тематических фасадов и новые цветовые решения в коллекциях METAL, BRUSH и RUSTY. А также познакомила проектировщиков с комплексным подходом в реализации объектов, который обеспечивает полное соответствие фасада – проекту.
Евгений Циулин: «Мы взяли формат легко читаемой брошюры...
Segezha Group – компания, которая не только производит CLT-панели, но и активно продвигает ценности деревянного домостроения, – выпустила несколько брошюр-руководств для инженеров и архитекторов по проектированию деревянных зданий. Беседуем с руководителем проектного направления о принципах работы с деревом, его пожароустойчивости, об уникальных проектах из дерева и первом доме под Вологдой, а также о новых проектах Segezha на Крайнем Севере.
Как на картине
Скамейка – будничный предмет, который нередко встречается на полотнах художников. На нем, бывает, сидят поэты и композиторы, но чаще обычные люди: читают книги, беседуют, надевают коньки или играют в шахматы. Мы сопоставили картины с ассортиментом компании «Хоббика», нашли много сходств, а также выяснили, что жизнь на скамейках за сто лет изменилась не так уж сильно.
Микрорайон
«Новая Елизаветка»:
новая жизнь краснодарского...
Формат загородной жизни сегодня востребован как никогда раньше. Проект «Новая Елизаветка» от ГК «ИНСИТИ» в Прикубанском округе Краснодара – это полноценный микрорайон столицы Кубани, в котором сочетаются преимущества жизни в городе и за городом.
Cтудия дизайна Dulux: жизнь в новом цвете
Цвет в архитектуре имеет значение. И, выбирая цвета, архитекторы прежде всего думают об эстетике, но, когда дело доходит до выбора краски для конкретных задач, то тут необходимо подумать и о практической стороне дела – защите материала, влагостойкости, истираемости. Cтудия дизайна Dulux была создана специально для профессионалов – дизайнеров и архитекторов, чтобы помочь им сделать правильный выбор.
Проба на вечность: в Екатеринбурге возвели мемориал...
32 тонны атмосферостойкой стали Forcera производства «Северстали» были использованы для монументальной стелы «Город трудовой доблести», торжественно открытой в центре Екатеринбурга в рамках III Всероссийского форума городов трудовой доблести «Рубежи победы»
15 лет «МасТТех»: итоги и перспективы
Сегодня системы Masttech известны среди ведущих девелоперов России. Компания активно сотрудничает с архитектурными мастерскими и проектными институтами: «СПИЧ», «Атриум», «Олимпроект», «ТПО Резерв», «Моспроект» и другими, а все системы остекления Masttech сертифицированы и прошли испытания в НИИСФ РААСН
Ресторан MUME – китайская слива расцвела
в «Башне...
Муме, или мейхуа, – это дикая китайская слива, цветение которой с древних времен художники запечатлевали на гравюрах, а поэты – в хокку. Сегодня на одном из верхних этажей «Башни Федерации» в Москве-Сити можно найти еще одно произведение искусства, которое создано в честь этого прекрасного явления, – ресторан китайской кухни MUME.
INFINITY SYSTEM
Световая система с механическим (запатентованным) немагнитным фиксатором светильника в треке, позволяет устанавливать новые светильники в будущем, в отличие от других систем, для которых невозможно обновить светильники через несколько лет.
Облицовочный кирпич BRAER: новые реалии помогают совершенствоваться
Следуя за трендом на фасады из темного кирпича, компания BRAER – один из ведущих отечественных производителей кирпича и тротуарной плитки – в этом году выпустила новые коллекции кирпича и обновила уже завоевавшие популярность серии, представив в них модели темных оттенков.
Блеск металла
Декор из металла популярен в интерьерном дизайне благодаря уникальному сочетанию цвета, идеальной поверхности и тактильных ощущений. Рассказываем о продукции Homapal, ведущего мирового производителя металлизированных HPL пластиков
Эстетика порождает этику
От восприятия человека, не обладающего специальными познаниями в области строительства и ремонта, могут быть скрыты определяющее детали интерьера, но общее эстетическое восприятие позволит различить шаблонный проект от оригинального.
Малые, но большие
К малым архитектурным формам относятся в том числе достаточно крупные объекты: беседки, перголы, въездные знаки и контейнерные площадки – без них сложно представить современный парк или двор жилого комплекса. В ассортименте компании «Хоббика» представлено большое разнообразие крупноформатных МАФ, предлагаем краткий обзор-навигатор.
Стоит ли экономить на фасадном материале?
Почему практика удешевления фасадного материала в процессе стройки приводит к перерасходу бюджета, какие контраргументы в споре с заказчиком может привести архитектор, и на чем реально можно сэкономить в отношении фасадов, рассказывает исполнительный директор компании «КИРИЛЛ» Дмитрий Самылин.
Микрорайон «Любимово» в Краснодаре: город в городе
Микрорайон «Любимово» в Краснодаре от компании «ИНСИТИ» стал первым опытом проектирования и строительства отдельного микрорайона с развитой инфраструктурой – социальной и транспортной, не только для столицы Кубани, но и для всего юга России.
Сейчас на главной
Вопрос аутентичности
Один из крупнейших и важнейших памятников чешского функционализма, здание Электрических предприятий в Праге, полностью реконструирован и теперь вмещает офисы холдинга WPP.
Пресса: «Это самая правдивая история города и страны»: Сергей...
Как менялся в последние годы облик Москвы и Санкт-Петербурга, что привносят в образ города ансамбли высотных зданий, как они должны взаимодействовать с исторической застройкой и должна ли современная архитектура стоять вечно — на эти и другие темы Forbes Life поговорил с архитектором Сергеем Чобаном.
Искусство на районе
На Дизайнерском бульваре в Москве открыта выставка паблик-арта с объектами девяти художников. Вплетенное в пейзаж жилого района, искусство стало неотъемлемой частью повседневности. Предлагаем познакомиться с пятью участниками.
Сны о вселенной
На прошлой неделе начала работу Первая архитектурная Биеннале в Метавселенной. Мероприятие демонстрирует, что технологии иммерсивного интернета доступны уже сегодня, и пришло время архитекторам обустраивать «новые земли». В нашей подборке – восемь объектов биеннале, показавшихся наиболее интригующими.
Гибкая сторона силы
В экопарке Ясно Поле осваивают технологию 3D печати на примере двух разных принтеров и на глазах восхищенной общественности. Неделю назад показали запуск второй машины и результаты работы первой, разрешили сравнить. Изучаем процесс и результаты: ощущение, что нечто «лепится» прямо у нас на глазах, а значит, момент исторический – технология и архитектура наконец-то найдут друг друга?
Искусствовед между молотом и наковальней
Советская эпоха, несомненно, воспитала своего человека. Образ его, как правило, соотносят с колоннами физкультурников и другими проявлениями тоталитарной телесности, но это по крайней мере лишь половина дела. Режиму было важно не только то, как маршируют, но и как думают. А также – как проектируют и строят. Илья Печёнкин – о книге Николая Молока «Давид Аркин: «идеолог космополитизма» в архитектуре».
Шестиглавый
В Новосибирске объявлены результаты архитектурного рейтинга «Золотая капитель», одной из старейших постсоветских премий. Ее особенность, чтобы не сказать уникальность для российского контекста – в том, что на последнем этапе судейства проекты презентуют и обсуждают. Что довольно увлекательно. Делимся впечатлениями и показываем, кто победил.
Геотектонические структуры
Штаб-квартира нефтегазовой компании Eni под Миланом по проекту Morphosis вдохновлена геологическими формациями, которые обеспечивают ее существование.
Согретый камень
Жилой комплекс в Зеленогорске архитектурное бюро «Маяк» интерпретирует как россыпь камней. Нестандартный абрис пятиугольных в плане домов не только помог с образной частью проекта, но и во многом облегчил работу с плотностью застройки и инсоляцией квартир.
Антихрупкость
SA lab и Gonzo:Research&Art создали для Первой архитектурной биеннале в метавселенной Fragile Pavilion. Объект демонстрирует возможности архитектуры в цифровом мире и представляет коллекцию звуков и историй, которые необходимо взять с собой из прошлого в будущее.
Четвертая четверть
Бюро Benthem Crouwel Architects и OVA выиграли конкурс на последний незастроенный сектор вокруг площади Победы (Витезне Намнести) в Праге.
Галерея для курьера
Что думают профессионалы об интерьерах мест общего пользования в современных жилых комплексах? Вместе с выпускниками Geometrium School мы рассмотрели пять проектов: от ар-деко во всем его блеске до сдержанного северного минимализма.
Уэс Андерсон в Волынщино
Студенты Британской высшей школы дизайна разработали под руководством Елены Бабкиной и Полины Лонтани эскизный проект интерьера спа-отеля в усадьбе Василия Долгорукова-Крымского в деревне Волынщино. В основе концепции – цвет как средство терапии и эстетика фильмов Уэса Андерсона.
Бамбуковый листопад
В китайском уезде Аньцзи началось строительство масштабного Центра культуры и искусства по проекту бюро MAD. Его архитектура отражает специфику уезда, славящегося бамбуковыми рощами и плантациями белого чая.
На все времена
Модульная технология, соединенная с конструктивом из клееной древесины, позволяет бюро Rhizome создавать гостиницы, которые быстро возводятся, нравятся посетителям и получают высокие отценки от архитектурного сообщества: на прошлой неделе новый отель «Времена года. Игора» взял сразу три премии. Рассказываем об этом проекте подробнее.
Все наоборот
Мало премий вместо многих, вручение в первый день а не в последний, проекции вместо планшетов, деревья внутри, а объекты на улице – обновление фестиваля Архитектон пошло, как будто бы, по надежному пути переворачивания всех традиций профессионального цеха – ну или хотя бы тех, что подвернулись под руку. Придраться, конечно же, есть к чему, но ощущение свежее и импровизационное. Так, чего доброго, и Москву начнут учить. Мы рассказывали об элементах фестиваля частями в телеграме, теперь рассматриваем все целиком.
«Собор спорта»
В Бордо завершено строительство спортивного центра UCPA по проекту бюро NP2F. Это сооружение предлагает горожанам компромиссный вариант между занятиями спортом в помещении и на открытом воздухе.
Архивуд-14: строить мосты
В этом сезоне жюри не стало присуждать гран-при: судя по тому, что в шорт-лист попало несколько работ, не успевших добраться до премии в предыдущие годы, а лучшим домом признали бесспорно прекрасную, но серийную модель, – «урожай» построек из дерева в 2023 был не слишком обильным. Зато среди финалистов много необычных типологий и свою долю признания получили проекты реставрации и ревитализации. Знакомим со всеми финалистами.
Торжество хорошего вкуса
Объявлены финалисты Премии Стерлинга-2023, главной архитектурной награды Великобритании. Несмотря на социальную нагрузку и различие в функции, все здания объединяет эстетическая выверенность.
Катарсис в Инчхоне
Шесть рукопожатий доведут до Кореи: заявка бюро Klauzura дошла до финала конкурса на концепцию музейного парка в Инчхоне, не в последнюю очередь – благодаря тому, что удалось найти местного архитектора, участие которого по условиям было необходимо.
Китайская симфония
Строительство китайского центра «Парк Хуамин» стало долгой историей, которая завершилась относительно недавно. Здание соседствует с традиционным китайским садом, но оно очень современно, лаконично и технологично, а простые по форме, но эффектные белые ламели обещают когда-нибудь включиться как медиафасад. А еще этот комплекс по-настоящему многофункционален, в его объеме увязаны разные типы жилых помещений, офисы, большой фитнес, конференц-залы и рестораны. В нем можно с комфортом проводить международные форумы, выходя наружу только для того, чтобы прогуляться. Рассматриваем подробно.
Новое сердце
Архитекторы UNStudio выиграли конкурс на проект жилой и офисной башен в Дюссельдорфе, дополненных общественным центром.
Лиственница с елкой
Микродом для семьи архитектора Кати Сванидзе с видом на луг и лес, незапланированной елкой на террасе, а также артефактами, добытыми в Переславле-Залесском.
Ансамбль индивидуальностей
Стартовало строительство первой очереди многофункционального комплекса INDY Towers на улице Куусинена по проекту архитектурного бюро «Остоженка». Проект открывает новые ракурсы сходства между колонной и небоскребом, изучаем нюансы и переклички.
Семь видений
Студия дизайна Елены Крыловой, которая работала над пространствами Mriya Resort&spa, оформила интерьеры пятизвездочного отеля, расположенного в границах старых кварталов Еревана. Национальный колорит авторы объединяют с современными технологиями: в атриуме, например, проходят цирковые и театральные представления.
Красный камень
Фасад коворкинга в индийском городе Пуна закрыт ящиками с растениями, выполненными из местного охристо-красного песчаника. Авторы проекта – PMA madhushala.
Башня-петля
У пролива Дарданеллы-Чанаккале в Турции открылась для публики телебашня по проекту бюро IND [Inter.National.Design] и Powerhouse Company. Она задумана не только как техническое, но и как общественное сооружение.