Master Builder

0

Для многих Фрэнк Гери не только архитектор (1)*, но и великий художник. Проекты и призы, книги и выставки сами текут ему навстречу, часто его без тени  неловкости именуют гением.
 Откуда же весь этот ажиотаж? Неужели этот проектировщик металлических музеев и криволинейных концертных залов, роскошных вилл и главных офисов корпораций на самом деле Величайший из ныне живущих художников?
 
Все эти хвалебные титулы говорят о том, что архитектура вновь заняла ведущее место в культуре. Эта центральность выросла из дебатов о постмодернизме 70-х годов, которые оказались сфокусировнными на архитектуре, но  она обрела некоторую двусмысленность в столкновении с фактами современной инфляции дизайна и культа рекламы во всех сферах жизни  - искусстве, моде, бизнесе и т.п. Для того чтобы поднять действительно большую волну в пруду сегодняшнего общества зрелищ(2)*, нужно запустить в  него булыжник размером с музей Гуггенхайма в Бильбао. И тут то архитектор вроде Фрэнка Гери при поддержке фонда Гуггенхайма и DG Bank оказался наиболее подходящей фигурой среди других художников во всех областях медиа .(3)*
Заказчики такой архитектуры жаждут обрести яркий бренд на мировом рынке, а Гуггенхайм и стал такого рода брендом, который, в свою очередь, можно продавать корпорациям и правительствам. При этих условиях выигрывает архитектор, способный придумать логотип, который может успешно циркулировать во всех сферах СМИ.
( В самом Бильбао его так и используют, вы видите его как символ города уже подъезжая к нему по автостраде, с его помощью город уже попал на все туристические карты мира). И, все таки, почему же для этого дела оказался избран именно Гери?

Начало его карьеры было вполне заурядным. Он родился в Торонто в 1929 году, в 1947 переехал в Лос-Анджелес, и, поучившись положенный срок  в Гарварде и Париже, в 1962 открыл свой собственный офис. Его привлекал стиль Рихарда Нойтры, который, эмигрировав в США из Австрии, работал в Калифорнии,  вслед за ним и Гери избрал местный вариант модернизма.
Он проектировал жилые дома, новаторски используя дешевые материалы, обычно применявшиеся в строительстве торговых зданий, вроде фанеры,  обшивки из гофрированной жести, металлических сеток, которые идут для строительства дешевых заборов,  асфальта. Как это часто бывает, впервые все эти приемы он применил перестраивая собственный дом в Санта-Моника (1977-78) (4)* , который  постоянно  использовал как экспериментальный полигон (вновь он его перестроил в 1991-92 году).
 Выбрав угловой участок с обычным загородным домиком, Гери облицевал его гофрированной жестью,  обнес металлической решеткой и под углом врезал в него снаружи стеклянный объем, что разрушило исходную геометрию конструкции. Дом заслуженно привлек внимание критики, а сам Гери использовал его в качестве манифеста, так что он вскоре стал известен всем как « Дом, который построил Гери»(5)*.
Примененные на собственном доме приемы, Гери стал широко использовать в других проектах. С одной стороны, они демонстрировали некую постоянную готовность к переделкам и обновлению и, с другой, привлекали своей шероховатостью (6)* на фоне зализанных до глянца особняков Калифорнии. Все это позволило Гери примкнуть к тому « критическому регионализму», который пропагандировал Кеннет Фрэмптон.(7)*
Но на фоне приемов постмодернистской архитектуры 80-х, с классическими цитатами, и поп-артистскими символами, все эти приемы стали тускнеть. И хотя Гери никогда не рисковал крайностями исторических стилизаций Роберта Стерна и Чарльза Мура, он все же решил несколько обострить язык своих проектов.
Так что, в конце концов, дешевая сетка сменилась крайне дорогим титаном, а скромные дома среднего класса элитарным музеем.
Точно также дешевую мебель из картона он оставил для тех, кому кроме поп-арта ничто не по карману и начал экспериментировать со все более дорогими символами.
Но символы поп-арта он при этом не оставил, и, идя по следам Класа Ольденбурга,(8)*  сделал вход в здание одного рекламного агентства в виде бинокля. Продолжая в том же духе, он в конце 80-х. стал работать для корпорации Диснея.

*
Тут важно отметить разницу между применением простой строительной решетки как отделочного элемента и корпусом реактивного истребителя, воткнутого в стену музея Авиации и космонавтики в Лос-Анджелесе в 1982-84 году(9)*. Разница в том, что если ранее Гери использовал поп-символы и «readymade»(10)* как средства переосмысления пространства и пластики объекта,  вне зависимости от того, в какой мере Гери трактовал здание как скульптуру ( здесь Гери испытал влияние Ричарда Сера), то позднее он   использовал «readymade» как символ ( тут сказалось влияние Класа Ольденбурга). В первом случае элитарный дизайн сочетался с популярной культурой,  во втором – он  обновил несколько поднадоевшие архитектурные формы свежей социальной экспрессией. Именно второй путь наделял архитектуру  свойствами  рекламы, обращенной к массовому потребителю и позволил Гери в начале 90-х годов приобрести репутацию лидера мировой архитектуры .
Этот скачок Гери помогло совершить и то, что, развивая принципы модернистской архитектуры, Гери не отказался и от заигрывания с постмодернизмом, причем так искусно, что к нему было бы трудно применить ни тот ни другой стилистический ярлык.
Здесь козырем Гери стало такое сочетание их принципов, которое легче всего понять. припомнив различения, введенные в «Уроках Лас Вегаса». (1972). В этой книге Роберт Вентури, Дениза Скотт-Браун и Стивен Изенур противопоставили  принцип современного проектирования,  который авторы назвали « уткой», постмодернистскому принципу «декорированного сарая». « Утка есть здание, специально построенное как символ, - писали авторы, -  а декорированный сарай, это обычное здание, к которому добавлен  некий символ».(11)* В качестве довода в пользу орнаментальности постмодернистской архитектуры они писали, что хотя принцип «утки» вполне подходил к миру объектов эпохи машин,  только принцип «декорированного сарая» соответствует скоростям и поверхностям века автомобиля и телевидения. Поскольку Гери не склонялся ни к структуре, ни к орнаменту, создавалось впечатление, что он преодолел эту оппозицию, а точнее сказать, что он просто смял ее,  и свободно совмещал принцип «утки» с принципом «декорированного сарая».
В итоге архитектура Гери на самом деле оказалась и не «скульптурна» (что в ней часто находят), поскольку в отличие от настоящей скульптуры в ней, как правило, четко различены главный и задний фасады, тогда как скульптура читается как нечто круглое. Другим следствием стало то, что из внешнего вида здания трудно понять, каково его внутренне пространство, а из интерьера невозможно понять, как здание выглядит снаружи, вне зависимости от того, читать ли его здания в соответствии с принципом «утки» или принципом «декорированного сарая». Этот разрыв интерьера и экстерьера может вводить человека в заблуждение, как в его здании для офисов Vitra International  в Швейцарии (1988-94) или в здании  центра EMR Communications and Technology в Германии (1991-95). По мере того, как его склонность к «утке» постепенно дошла до масштаба Бильбао,  выросла и мера стилистической ответственности так как эта комбинация ставила под сомнение принципы как модернистской так и постмодернистской архитектуры, а именно произвольную монументальность первой и ложный популизм второй. В  наибольшей  степени все это проявилось в его здании для олимпийской деревни в Барселоне, известном как « Скульптура Рыбы» (1992), здании не только эксцентричном, но и центральном в его творческой карьере ( не случайно он использовал именно рыбу в качестве своего «приватного тотема»).
Если собственный дом в Сана-Монике был первой сценой его карьеры, то этот позолоченный скелет Левиафана (12)* стал символом ее продолжения в новом масштабе, так как тут он впервые применил новую технологию, компьютерный дизайн и компьютеризованное производство строительных работ (известные как CAD и CAM), в частности, программу CATIA ( computer-aided three-dimensional interactive application). Эта программа, впервые разработанная для автомобильной и авиационной промышленности, впоследствии использовалась в кино-мультипликации, и Скульптура Рыбы действительно напоминает футуристические образы ископаемых динозавров из «Парка Юрского периода» (возможно, она когда-нибудь послужит Диснею прототипом,  если он задумает экранизировать Моби Дик). Решетки, подвешенные к ребрам рыбы  в равной мере могут считаться и частью утки и частью сарая, комбинацией из Сера и Ольденбурга, и структурой и поверхностью, при полном отсутствии функционального интерьера. Так что до сих пор все его здания построенные с помощью CATIA сводятся к формам и оболочкам, общей конфигурации экстерьера, поскольку CATIA  позволяет с легкостью  моделировать нетиповые ячейки оболочки и опор,  что позволило Гери играть с причудливыми топологиями, преобладающими над прямоугольной геометрией – отсюда все его неэвклидовы кривые, спирали и пузыри, ставшие его фирменными приметами в 1990-х.  С максимальной полнотой он использовал эти возможности как раз в проекте музея Гуггенхайма в Бильбао (1991-97), «первым большим проектом, в котором  в полную силу были использованы возможности программы CATIA (Хотя программы  САD  и CAM считаются очень экономичными, стоимость сооружения оказалась весьма высокой, так как все нетиповые  титановые ячейки изготовлялись и монтировались вручную. Здание, ставшее чем то средним между плывущим посуху океанским лайнером и приземлившимся в Бильбао  звездолете, считается образцом «скульптурного» стиля, послужившего образцом для всех последующих проектов Гери – Концертного зала Уолта Диснея в ЛА, (строится), Проекта экспериментального музыкального центра в Сиэттле (1995-2000) и проекта нового здания музея Гуггенхайма неподалеку от Уолл-Стрит в Нью-Йорке  (строительство отложено после разрушения Всемирного Торгового Центра).

               ***

Вот теперь мы можем вернуться к вопросу о том, действительно ли Фрэнк Гери, как многими провозглашается, может считаться крупнейшим художником или скульптором нашего времени.
Для этого попробуем воспользоваться одной из современных версий понимания скульптуры. Одной из самых лаконичных и удачных, нам представляется версия скульптора-минималиста Карла Андре, который по общему мнению  оказал известное влияние на Гери. В 1970 году Андре дал интервью для радио, в котором предложил на примере статуи Свободы(13)* различить « три фазы развития искусства».  «Было время, – говорит Андре,- когда люди видели в этой статуе лишь ту бронзовую оболочку, которая была выполнена в студии по модели скульптора Бартольди. … Затем настало время, когда в этой статуе стали видеть и ценить  железный каркас, спроектированный Густавом Эйфелем, на котором держалась эта бронзовая пластическая оболочка. Сейчас люди интересуются, прежде всего, самим островом Бедлоу, на котором стоит эта статуя».  В этом наблюдении Андре легко видеть сжатый конспект развития современной скульптуры, от любования академически выполненной пластической фигурой, держащейся на металлическом каркасе, к любованию самим этим каркасом, как то и было в конструктивистской скульптуре 1920-х годов(14)*, и, наконец, к тому пониманию скульптуры, которое родилось в ландшафтной и земляной пластике 1960-х, 70-х годов, когда  ценилось некое расширенное поле влияния объекта(15)*.
Как же архитектор-скульптор Гери может быть отнесен к этой истории?  В сущности, он  замыкает своего рода историческое кольцо. Подобно множеству других новых музеев,  он создает колоссальные пространства приспособленные  к  экспозиции этих расширяющихся полей современной  скульптуры – того же Андре,  Серра (16)* или Ольденбурга и подобных им художников-диссидентов. Но на самом деле все эти музеи глушат эту скульптуру, бросавшую музеям вызов своими масштабами, поскольку, расширив музейные пространства  во много раз, музеи создали среду, способную поглотить любое произведение искусства и любого зрителя.
Короче, музеи вроде музея в Бильбао, использовали авангардный  прорыв послевоенного искусства как лицензию на то, чтоб загнать его обратно и тем самым самим ошеломить зрителя.
В то же время, поскольку сооружения Гери воспринимались как скульптура, они явили собой шаг назад в той истории, которую мы кратко изложили выше. Несмотря на весь свой футуризм компьютерного проекта по системе CAD, они по существу ближе к статуе Свободы, чем может показаться на первый взгляд, ибо и в них некий пластический футляр оказывается подвешенным к скрытой внутри стальной конструкции, а наружный вид едва совпадает с внутренним пространством. ( Это сравнение не совсем справедливо по отношению к статуе Свободы, так как в ней оболочка и структура образовали новаторское но уравновешенное взаимодействие, а у Гери оболочка явно доминирует над конструкцией). Если же вернуться к частым сравнениям зданий Гери со скульптурами Серра, то бросается в глаза, что у Серра конструкция скульптур выставлена напоказ, в то время как  сооружения Гери с тектонической точки зрения непрозрачны.
Некоторые из проектов Гери напоминают декоративные объекты перед бизнес-центрами 60-х и 70-х годов, но тут они раздуты до масштабов здания,  хотя и выглядят как консервные банки.
 Если считать, что промышленная эра осталась в прошлом, то и современная архитектура должна считаться вышедшей из моды и устаревшей. Однако поп-эстетика пост-модерна тоже выглядит вчерашним днем. На повестке дня - поиски архитектуры  компьютерного века. Но как ни смешно, эти поиски привели Гери и его последователей назад, к академической скульптурной модели, во всяком случае – отчасти. Представьте, что в финале фильма «Планета обезьян» (17)* вместо откопанной из под песка руины статуи Свободы обнаружилось бы здание  музея в Бильбао или барселонская Рыба Гери. То же несоответствие между оболочкой и структурой с особой ясностью видно в проекте Центра экспериментальной музыки в Сиеттле, выполненного по заказу майкрософского миллиардера Пола Алена в знак его восхищения Джимми Хендриксом (он родом из Сиеттла). Шесть его каплеобразных объемов с разноцветным металлическим покрытием мало соотносятся с интерьерами, в которых расположены залы для прослушивания поп музыки. Если музей в Бильбао Гери сравнивает с образом разбитого корабля, то тут он пользуется метафорой разбитой гитары, (на двух из этих каплеобразных объемов мы видим разбитый гитарный лад). Но ни та, ни другая метафора фактически не работает, так  как, чтобы увидеть ее, нужно подняться над зданием, и единственный способ, позволяющий  правильно прочесть эти образы, это рассматривать фотографии этих зданий в журнале, который, так сказать, и становится главной «площадкой», для которой они и созданы.

Я вовсе не стремлюсь при этом вернуться к модернистскому идеалу прозрачной архитектурной конструкции, которая даже в лучших произведениях Миса оставалась весьма далеким от реальности мифом. Я выступаю лишь против компьютеризованной версии «потемкинской» (18)* архитектуры, фокусничающей поверхностями. Ведь несоответствие поверхности и структуры у Гери имеют два важных следствия.
Во-первых, в отличие от своего первого дома в Санта Моника они уже не столько удивляют, сколько мистифицируют ( например в Бильбао и Сиеттле) – что оказывается вымученной попыткой быть образцом Возвышенного в архитектуре. ( порой кажется, что Гери его последователи решили следовать той « культурной логике позднего капитализма» с ее тягой к бреду, которую Фредрик Джеймисон в своей знаменитой книге, появившейся в начале 1980-х годов(19)* изобразил с известным критическим сарказмом).
Во-вторых,  это несоответствие может подстрекать к дальнейшему разрыву между зданием и участком, на котором оно стоит.
О музее в Бильбао сказано, что « оно приспособлено к ситуации и обращено своими поэтически вздымающимися формами к реке Нервион, вызывая в сознании морские образы.» Аналогичным образом в проекте нового здания музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, радом с Уолл стрит, его вздымающиеся и захваченные каким-то водоворотом кривые поверхности  призваны посредничать между волнами Ист- ривер , облаками на небе и небоскребами на заднем плане.  Но попытка представить этот проект как вариант контекстуально привязанной архитектуры выглядит не убедительно. Этот проект еще в меньшей степени связан с контекстом, чем его предшественник в Бильбао, который кажется, в Нью-Йорке наступил на те же грабли, распухнув вдвое против своего оригинала и превратившись  в какую-то металлическую Додо (20)*  Ее судьба, однако, может оказаться еще печальнее, ибо она рискует оказаться вымершей, не успев родиться.
Очевидной базой для сравнений нового музея Гуггенхайма может быть здание музея построенного для этого фонда Франком Ллойдом Райтом в 1959 году. Это здание в равной мере может рассматриваться как своего рода скульптурный объект, но Райт исходил из формальной логики своей белой спирали и программной трактовки музея как непрерывной рампы, которых нет в проекте Гери. Боле того, Райт сознательно вырывается из контекста застройки Пятой Авеню с ее высокими домами и как бы отдает поклон деревьям Центрального парка. Иными словами экспрессивность его формы мотивирована разными способами. Можно ли сказать нечто подобное о «жестикулятивной эстетике» Гери? Жесты его ранних построек имели ясный индивидуальный характер. Но у них были два объективных основания – использование простейших и распространенных в Лос-Анджелесе строительных материалов и оппозиция пуристическим формам модернистского Интернационального стиля.
Поскольку у позднего Гери эти жесты утратили специфику первого и основания второго – они стали не только более экстравагантными (можно сказать нео-экспрессионистскими или нео-сюрреалистскими) но и все более далекими от какой либо « артистической экспрессии», ибо их стало позволительно применять где угодно – в Лос-Анджелесе. Бильбао, Сиэттле,   Берлине, Нью-Йорке… Отчего этот пузырь, изгиб и спираль уместны именно тут, и почему эти, а не другие? Формальная артикуляция предполагает сопротивление материала, структуры или контекста, без какового архитектура становится произвольной и капризной.
Ирония тут в том, что сторонники и фанатики Гери постоянно смешивают свободу с произвольностью, и капризность с экспрессией.

Недавнюю ретроспективную выставку Гери газета «Нью-Йорк Таймс» приветствовала заголовком - « Гери предлагает образ Обновления Демократии». Что же дает этот образ свободы и экспрессии? Может быть, это я вижу вещи извращенно, но мне как раз они и кажутся  извращенными и даже деспотическими?
Если считать Гери Величайшим из ныне живущих художников, то они как раз и будут деспотическими, поскольку еще Фрейд довольно давно заметил , что из всех членов общества только великому художнику позволено не подавлять своих инстинктивных влечений, что безоговорочно предписывается рядовым гражданам. Так что его свободная экспрессия прямо указывает на нашу несвободную подавленность, но это же значит и то, что его свобода есть ни что иное, как способ не столько пользоваться свободой, сколько демонстрировать нам свое право на нее. Сегодня эта исключительная лицензия распространяется на Гери, как, впрочем, и на любого другого художника, но с большими последствиями.
В ином отношении его видение свободы и экспрессии является деспотическим, поскольку он действует в соответствии с «культурной логикой развитого капитализма», что в терминах ее языка означает присутствие необходимого риска и зрелищного эффекта. Довольно давно уже Мейер Шапиро в своей книге «Социальные основы искусства»(1936)(21) *  писал, что импрессионисты стали первыми художниками, обратившимся к человеку Нового мира – мира скорости поверхности. «Для этого индивидуума. – писал Шапиро, -  мир есть спектакль, источник новых приятных ощущений, или поле, на котором он может реализовать свою индивидуальность  либо с помощью искусства, либо в сфере сексуальных приключений с помощью бесконечного разнообразия непроизводительных движений»(22)* Эти слова все еще  если даже не еще более справедливы применительно к нашим привилегированным художникам, архитекторам, и их патронам. Но  «такое искусство не может считаться свободным,- заключает Шапиро,- поскольку оно крайне исключительно и носит сугубо частный характер. Для того чтобы стать свободным, оно должно утратить свой индивидуализм, исключительность и безжалостный, извращенный характер»(23).*
Подобным же образом и Гери пробуждает в нас индивидуальность, которая кажется гораздо более исключительной, чем демократичной. Скорее чем « форумы гражданского участия» его культурные центры производят впечатление зрительской ненасытности и туристического обморока. В «Обществе спектакля» Ги Дебор определяет спектакль как « капитал, аккумулированный до той степени, на которой он становится образом»(24)* У Гери и некоторых других архитекторов получается также справедливым и обратное: « зрелища аккумулируются до степени превращения в капитал». Такова логика множества сегодняшних культурных центров, поскольку они спроектированы равно как и луна парки или спортивные комплексы, чтобы содействовать объединенным усилиям по «оживлению» городов, то есть превращению городов в безопасное место для шоппинга, зрелищ и прогулок .  Мощным культурным итогом  открытого в октябре 1997 года музея в Бильбао, как нам говорят, был именно «эффект Бильбао», породивший неисчислимое число жаждущих построить нечто подобное по всему свету».  Увы, это так, и несмотря на то, что это не может пройти незамеченным для террористов, в скором будущем следует ожидать, что нечто подобное  появится и в вашем родном городе.


Сокращенный перевод с англ. А.Раппапорта

По изданию

Hal Foster
Design  and Crime (and other diatribes)
Verso
London-New York
 2003

pp. 27-42

Примечания переводчика

1) Название этой главы из книги Hal Foster “Design and Crime” – “Master Builder” Этими словами в английском языке иногда называют как авторитетного специалиста в области строительства, так и архитектора. Вероятно, этот термин был в большей мере распространен в Средние века и Эпоху Ренессанса. В данном случае эти слова , как и заголовок книги в целом достаточно ироничны, так как деятельность Фрэнка Гери здесь оценивается скорее скептически.
2) «Общество зрелищ» - термины, принадлежащие французскому философу Ги Дебору, иногда воспроизводится по-русски и как «Общество спектакля», и характеризует поздний капитализм в условиях т.н. массовой культуры.
3) Термин «Медиа» который по русски иногда считается синонимом СМИ, на самом деле означает нечто более широкое, так как не связывает себя жесткими условиями «массовости», и скорее означает просто некое средство с помощью которого идеи, образцы и пр. доводятся до зрителя. слушателя, читателя.
4) Один из наиболее популярных курортных вблизи Лос-Анджелеса
5) Намек на «Дом, который построил Джек», в английском языке имя Джек обычно обозначает какого-то заурядного человека.
6) В данном случае «шероховатый» означает не действительную поверхность строительного материала. Сколько антоним всего «глянцевого» и блестящего, как символа дешевого буржуазного вкуса.
7) Kenneth Frampton, “Towards a Critical Regionalism” in Hal Foster, ed. The Anti-Aesthetic: Essays on Postmodern Culture” , New York: New Press, 1983.
8) Класс Ольденбург – (род. в1929 г. в Стокгольме), американский скульптор один из лидеров поп-арта, известный в основном своими гигантскими скульптурными объектами, изображающими простые орудия труда и предметы обихода – стаканчик мороженого, мастерок, карандаш губной помады.
9) В здании музея авиации и астронавтики Гери использовал реальный самолет-истребитель, как бы врезанный в стену музея.
10) Имеется в виду прием авангардного искусства, состоящий в том, что художник не изготовляет свое произведение а использует некий случайный предмет   («готовый» или «найденный») и выдает его за свое произведение. Наиболее знаменитый пример readymade – писсуар, выставленный Марселем Дюшаном на выставке Armory Show в Нью-Йорке в 1913 г.
11) Robert Venturi, Denise Scott-Brawn, and Steven Izenour,  “Learning from Las-Vegas”
(Cambridge: MIT Press, 1972), p.87.
12) Левиафан – морское чудовище по библейским преданиям побежденное богом Яхве, после Томаса Гоббса, написавшего политический памфлет с таким названием употребляется также в качестве метафоры современного бюрократизированного общества и государственной власти.
13) Статуя Свободы – гигантский монумент при подходе к Нью-Йорку в устье Гудзона, подаренная США Францией в 1886 г. Скульптор Фредерик Бартольди, инженер Густав Эйфель, автор знаменитой парижской башни.
14) Конструктивисткая скульптура – направление в искусстве 20-х годов. Примером может, с известными оговорками, служить Башня Татлина, его Памятник Ш Интернационалу.
15) Лэнд арт, получивший наибольшую известность в конце 1960 –х/ годов,  превращал пейзаж в поле магнетического действия какого-нибудь артефакта, то есть построенного художником объекта . Чаще всего это были объекты сделанные из земли как у Роберта Смитсона.
16)Ричард Серра (род 1939) американский скульптор, известный своими гигантскими металлическими абстрактными композициями, способными организовать большое пространство и передать таинственный характер грубой металлической плоти.
17) «Планета обезьян» – фильм американского режиссера Тима Бертона 2001 г. По роману французского писателя Пьера Буля (1963)
18) В данном случае Фостер прямо  намекает и на потемкинские деревни фаворита Екатерины Второй  русского графа Потемкина и на броненосец из фильма Эйзенштейна , так как корабельный образ музея в Бильбао остается фоном его размышлений
19) Frederic Jameson, Postmodernism or the cultural logic of late capitalism?  1991
20) . Додо – вымершая к 1681 г. нелетающая птица, обитавшая в индийском океане на о. Маврикия.
21) Меир Шапиро, американский историк искусства
22) цитируется по - Meyer Shapiro, Worldview in Painting, Art and Society , New York, George Brazillier, 1999, p.124
23) там же с. 128
24) Guy Debord, The Society of the Spectacle, New York, Zone Books, 1944, p.24

01 Января 2006

А.Г. Раппапорт

Авторы текста:

Hal Foster (Фостер), А.Г. Раппапорт
Похожие статьи
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Леонидов и Ле Корбюзье: проблема взаимного влияния
Памяти Юрия Павловича Волчка. Статья готовилась к V Хан-Магомедовским чтениям «Наследие ВХУТЕМАС и современность». В ней рассматривается проблема творческого взаимодействия Ле Корбюзье и Ивана Леонидова, раскрывающая значение творчества Леонидова и школы ВХУТЕМАСа, которую он представляет, для формирования основ формального языка архитектуры «современного движения».
Неизвестный проект Ивана Леонидова: Институт статистики,...
Публикуем исследование архитектора Петра Завадовского, обнаружившего неизвестную работу Ивана Леонидова в коллекции парижского Центра Помпиду: проект Института статистики существенно дополняет представления о творческой эволюции Леонидова.
Ключевое слово: «телеработа»
Архитекторы, профильные СМИ и вузы по всему миру реагируют на ситуацию пандемии, пытаясь обезопасить сотрудников и студентов, сохранив учебный и рабочий процесс. Говорим с руководителями нескольких московских бюро об их планах удаленной работы, а также рассказываем, как реагируют на эпидемию архитекторы мира.
Чандигарх: фрагменты модернистской утопии
Публикуем фотографии и эссе Роберто Конте об архитектуре Чандигарха – от прославленного Капитолия Ле Корбюзье до менее известных жилых домов, кинотеатров, вузовских корпусов авторства его соратников и последователей.
Идентичность в типовом
Архитекторы из бюро VISOTA ищут алгоритм приспособления типовых домов культуры, чтобы превратить их в общественные центры шаговой доступности: с устойчивой финансовой программой, актуальным наполнением и сохраненной самобытностью.
Технологии и материалы
Свет для будущих поколений
Компания SWG | Светодиодное освещение оборудовала специализированную учебную лабораторию при Московском государственном строительном университете и запустила совместную с вузом программу обучения профессионалов интерьерного освещения.
Благородный металл
Сегодня парадные лобби жилых комплексов – это отдельное произведение дизайнерского искусства. Рассказываем, как в их оформлении используется продукция компании HÖGER – производителя уникальных интерьерных деталей из металла
Компания Hilti усиливает локальное производство
Øglaend System, подразделение группы компаний Hilti, производит кабеленесущие системы, которые можно использовать на объектах любой сложности: от нефтяных платформ до торговых центров. Генеральный директор Дмитрий Клименко рассказал Архи.ру о расширении производства в Санкт-Петербурге и запуске новых линеек для фасадных систем Hilti.
Скрафтить площадку
На примере игровых комплексов «Хоббики» – лидера в производстве уличной мебели – рассказываем, в чем преимущества крафтового подхода к оборудованию детских площадок
Приглашение на танец
Компания «Новые Горизонты» разработала несколько серий игровых комплексов, которые можно адаптировать под особенности той или иной площадки. Рассказываем о гибкости решений на примере комплекса «Танцующие домики».
Формула надежности. Инновационная фасадная система...
В компании HILTI нашли оригинальное решение для повышения надежности фасадов, в особенности с большими относами облицовки от несущего основания. Пилоны, пилястры и каннелюры теперь можно выполнять без существенного увеличения бюджета, но не в ущерб прочности и надежности
МасТТех: успехи 2022 года
Кроме каталога готовой продукции, холдинг МасТТех и конструкторское бюро предприятия предлагают разработку уникальных решений. Срок создания и внедрения составляет 4-5 недель – самый короткий на рынке светопрозрачных конструкций!
ROCKWOOL: высокий стандарт на всех континентах
Использование изоляционных материалов компании ROCKWOOL при строительстве зданий и сооружений по всему миру является показателем их качества и надежности.
Как применяется каменная вата в знаковых объектах для решения нетривиальных задач – читайте в нашем обзоре.
Кирпичное узорочье
Один из самых влиятельных и узнаваемых стилей в русской архитектуре – Узорочье XVII века – до сих пор не исчерпало своей вдохновляющей силы для тех, кто работает с кирпичом
NEVA HAUS – узорчатые шкатулки на Неве
Отличительной особенностью комплекса NEVA HAUS являются необычные фасады из кирпича: кирпич от «ЛСР. Стеновые» стал материалом, который подчеркивает индивидуальность каждого из корпусов нового комплекса, делая его уникальным.
Керамические блоки Porotherm – 20 лет в России
С 2023 года Wienerberger отказывается от зонтичного бренда в России и сосредотачивает свои усилия на развитии бренда Porotherm. О перспективах рынка и особенностях строительства из керамических блоков в интервью Архи.ру рассказал генеральный директор ООО «Винербергер Кирпич» и «Винербергер Куркачи» Николай Троицкий
Латунный трек
Компания ЦЕНТРСВЕТ активно развивает свою премиальную трековую систему освещения AUROOM, полностью выполненную из благородной латуни.
Обучение через игру: новый тренд детских площадок
Компания «Новые горизонты» разработала инновационный игровой комплекс, который ненавязчиво интегрирует в ежедневную активность детей разного возраста познавательную функцию. Развитие моторики, координации и социальных навыков теперь дополняет знакомство с научными фактами и явлениями.
Живая сталь для архитектуры
Компания «Северсталь» запустила производство атмосферостойкой стали под брендом Forcera. Рассказываем о российском аналоге кортена и расспрашиваем архитекторов: Сергея Скуратова, Сергея Чобана и других – о востребованности и возможностях окисленного металла как такового. Приводим примеры: с ним и сложно, и интересно.
Нестандартные решения для HoReCa и их реализация в проектах...
Каким бы изысканным ни был интерьер в отеле или ресторане, вся обстановка в прямом смысле слова померкнет, если освещение организовано неграмотно или использованы некачественные источники света. Решения от бренда Arlight полностью соответствуют этим требованиям.
Инновации Baumit для защиты фасадов
Австрийский бренд Baumit, эксперт в области фасадных систем, штукатурок и красок, предлагает комплексные системы фасадной теплоизоляции, сочетающие технологичность и широкие дизайнерские возможности
Optima – красота акустики
Акустические панели Armstrong Optima от Knauf Ceiling Solutions – эстетика, функциональность и широкие возможности использования.
Сейчас на главной
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Совместный досуг
Центр «Поле» выполняет роль третьего места в спальном районе Москвы. На площади меньше 30 квадратных метров студия дизайна D создала пространство, где дети и взрослые могут проводить время вместе: играть, работать, встречаться с друзьями, заниматься спортом и творчеством.
Сады и искусство
Петербургское ландшафтное бюро МОХ открыло в Москве представительство, напоминающее арт-галерею: пространство формата white box служит фоном для цветочных композиций, объектов искусства и дизайна
Белые одежды
Парижский архитектор Жан-Пьер Лотт спроектировал и построил для Университета Страсбурга новый учебный корпус Le Studium, который задуман прежде всего как так называемое «третье место».
Пресса: Самые важные архитектурные утраты Петербурга за последние...
«Cобака.ru» попросила архитектурного критика и автора телеграм-канала «Город, говори» Марию Элькину, основателя архитектурного бюро «Хвоя» Георгия Снежкина, искусствоведа и автора телеграм-канала «Русский камамбер» Александра Семенова, архитектора-градопланировщика бюро MLA+ Даниила Веретенникова и члена градостроительного совета города, руководителя архитектурного бюро «Студии 44» Никиту Явейна выделить главные городские утраты и возможные в скором времени потери, начиная с нулевых, и рассказывает историю этих мест.
Три из четырех
Рассказываем об итогах прошлогоднего конкурса на оформление четырех станций метро в Казани. Победителей трое – публикуем их проекты. Для последней станции проект выбрать не удалось.
Дворец воды
Дворец водных видов спорта строился в Екатеринбурге в рамках подготовки к Универсиаде-2023. Комплекс включает три бассейна, рассчитан на 5000 зрителей, соответствует требованиям FISU и предполагает интенсивное использование вне крупных спортивных мероприятий.
Мечта о танце
Пекинское бюро MAD превратит старый склад в бывшем порту Роттердама в Центр танцевального искусства с амфитеатром под открытым небом.
Пресса: Юлий Борисов: «Успех не в компромиссе, а в гармонии»
В интервью «Строительному Еженедельнику» Юлий Борисов признается, что не любит использовать слово «компромисс», так как оно предполагает, что кто-то из участников процесса остается неудовлетворенным.
Многоликий
В интерьере ресторана Cult в Калининграде архитектор Дарья Белецкая разворачивает историю, родившуюся из размышлений о тревожности. Ощутить равновесие и спокойствие помогает созерцание полуторатонного валуна, мерцание воды, маски, отсылающие к «Тысячеликому герою» Джозефа Кэмпбелла и общая атмосфера полумрака и тишины.
Мост-аттракцион
Пешеходный мост по проекту архитектора Томаса Рэндалла-Пейджа и конструктора Тима Лукаса в историческом лондонском доке перекатывается «вверх ногами» с помощью двух ручных лебедок, чтобы пропускать проходящие суда.
Дом учителя
В Нинбо в родном доме ведущего экономиста КНР Дун Фужэна открылся музей. Авторы реконструкции – пекинское бюро WIT Design & Research.
Медная корона
Дом, построенный по проекту мастерской Михаила Мамошина рядом с новой сценой Малого драматического театра, прячется во дворах, но вопреки этому, а может и благодаря, интерпретирует традиционную застройку конца XIX века более смело, чем это принято в Петербурге.
Куб в оазисе
Еврейский культурный центр Сочи расположится в доступной части города и станет центром общественной жизни: помимо синагоги он вместит образовательный центр, кошерный ресторан и музей, рядом появится благоустроенный сквер.
О сохранении владимирского вокзала: мнения экспертов
Продолжаем разговор о сохранении здания вокзала: там и проект еще не поздно изменить, и даже вопрос постановки на охрану еще не решен, насколько нам известно, окончательно. Задали вопрос экспертам, преимущественно историкам архитектуры модернизма.
«Чайка» с мозаикой
В здании речного вокзала Волгограда открылось кафе «Чайка на крыше». Над интерьером работало бюро Object, которое обратилось к эстетике позднего советского модернизма – отсюда цветовая гамма, шпонированные панели, терраццо и главный элемент интерьера – яркая мозаика.
Задел на будущее
Реконструкция стадиона Drusus в Южном Тироле по проекту gmp и Dejaco + Partner рассчитана на будущие успехи команды-хозяйки F.C. Südtirol в новой для нее серии B чемпионата Италии по футболу.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Дело четвертое
Мастерская Delo представила новую модель в линейке типовых каркасных домов: четыре спальни, теплые полы-террацо и минималистичный интерьер с мебелью собственного производства, а также отделкой из кедра.
Стримлайн для «городских каньонов»
Степан Липгарт спроектировал два дома для небольших участков в интенсивно застраиваемых новым жильем окрестностях Варшавского вокзала. Расположенные не рядом, но поблизости, различны, но подобны: тема одна, а трактовка разная. Рассматриваем и сравниваем оба проекта.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Теллурические ясли
Бюро Régis Roudil architectes встроило в исторический комплекс Дворца Альма в Париже вытянутый объем детских ясель. В качестве основных строительных материалов архитекторы несколько неожиданно выбрали дерево и… землю.
Улица рисунков зодчего Росси
В берлинском Музее архитектурного рисунка Фонда Сергея Чобана открыта новая выставка, на которой представлены более 100 работ итальянского архитектора Альдо Росси, многие из них экспонируются впервые.
Дом с видом
Новый модульный дом из линейки SWIDOM, разработанной бюро MAParchitects, по-прежнему ставит в приоритет окружающие виды, но отличается большой площадью и улучшенной технологией производства и сборки.
Восточные пределы
«Восточная дуга» – один из главных земельных резервов развития Казани, при этом сосредоточенный в руках одного владельца. Институт Генплана Москвы разработал концепцию комплексного освоения этой территории, основанную на аналитической транспортной модели, которая позволит создавать комфортную жилую среду, новые центры притяжения и рабочие места.
Растворение цвета
В дизайне обновленных пространств для офисов Райффайзен банка архитекторы VOX не просто использовали фирменный желтый цвет в качестве основного акцента – это было почти неизбежно – они «зажгли» его множеством оттенков, отразили, растворили и заставили сиять. Похоже на солнечных зайчиков на стене.