Никита Бирюков: Мы создали частную мастерскую совместно с Александром Гаркаевым еще в 1980-е годы под крылом Союза архитекторов РСФСР. Тогда это помогало, и многие известные сейчас архитекторы основали бюро именно там: Михаил Хазанов, Александр Асадов. Затем мой партнер уехал из страны, а я создал «Б-студию» (Бирюков-студию) и некоторое время был в свободном плавании, после чего оказался в проектном институте. После самостоятельной работы пребывание там показалось мне чудовищным…
В 1992 году, почти 20 лет назад, мы создали АБВ – Павел Андреев, Алексей Воронцов и я. Мастерская много раз трансформировалась в зависимости от формы собственности и различных жизненных проблем. Потом сложилось так, что Павел Андреев ушел в «Моспроект» и пытался реализовывать себя там, для Алексея в какой-то момент стала интересной работа в ГлавАПУ. Долгое время на мне была и хозяйственная, и творческая часть. Когда мастерская переехала в построенное нами здание в Филипповском переулке, я почувствовал, что в существующем виде компания стала мне некомфортна и инициировал разделение. Оно было мирным: мы поделили офис, бренд АБВ был выкуплен и отошел ко мне. Сейчас общаемся по делам, но каждый живет своей жизнью. Что касается вкусового вектора, то он стал совершенно другим.
Каким именно?
Я бы сказал, что он стал более европейским. Я условно для себя подразделяю сегодняшнюю новую московскую архитектуру на «азиатскую» и «европейскую» – мне ближе вторая: простая, строгая и чистая, без «кошмариков».
Ваше творческое кредо – минимализм?
Мне нравится четкая, честная архитектура. В свое время в Москомархитектуре меня даже немного «пилили» за излишнюю жесткость. Что касается кредо, то я довольно эклектичен. У меня нет жестких пристрастий. Даже музыка мне нравится разная: и «Лед Зеппелин», и Чайковский. Я абсолютно не понимаю, когда люди говорят: «Только так и не иначе». В разные моменты жизни мне нравились готика, конструктивизм, постмодерн. Когда учился в институте, идеалом была Япония – собирался жить в пустой комнате и спать на циновке. Когда повзрослел, время внесло свои коррективы-диапозон расширился, и я стал терпимее. Мне нравится немецкая архитектура, хотя она временами суховата.
Каким образом – фактурой, цветом?
По-разному. В «Седьмом небе» у Останкинского пруда мы использовали керамику, я вообще очень люблю этот материал за теплоту. Первый офисный дом «Волна» с этим материалом мы сделали вдохновившись одной фотографией узла стены здания в Лондоне. В свое время я сделал много фотографий деталей, узлов различных домов. Обожаю узлы. В дальнейшем стали оттачивать эту тему. В отделке особняка в Хилковом переулке были использованы блоки, изготовленные вручную из шамотной глины. Сейчас строим интересный дом на Коровьем валу. Прежний заказчик собирался строить по проекту англичан, довел здание до нулевого цикла, потом наступил кризис, далее клиент продал актив. Стеклянное здание, которое должно было там появиться по первоначальному замыслу, вызывало у меня внутренний протест, я рад, что его не построили. Новый заказчик дал нам карт-бланш, мы изменили дом: добавили цвет, использовали мою любимую керамику.
Недавно начали заниматься жилым домом в Смоленском переулке. Там мы тоже стремимся внести разнообразие. Дом довольно жесткий и, смягчая тему, усложняем фактуру с помощью рельефов в камне.
Классическая тема вам совсем не близка?
Я не чужд и классики; когда-то мне даже нравился постмодернизм, хотя это быстро прошло. Однако я считаю, что языком классической архитектуры надо либо уверенно владеть, либо честно и точно его срисовать. Хуже, когда люди не владеют азбукой, но все равно пытаются интерпретировать. Так и возникают неуместные башенки или того хуже – прямые колонны без энтазиса высотой по пять этажей.
Порой классика – вынужденная мера, например, при строительстве в историческом центре.
Да, у нас в практике был такой случай – здание в Казарменном переулке, 13, расположенное рядом с Екатерининскими казармами. Внутри это очень современный и европейский по духу дом. А главный фасад у него абсолютно французский, сделанный по образцу домов османовского Парижа. Клиент настаивал на такой стилизации, поскольку был уверен, что ему не удастся согласовать фасад в современном варианте. Ведь еще лет десять – пятнадцать назад, в центре позитивно воспринималась архитектура, выполненная в класическом контексте. Потихоньку общественное мнение стало смягчаться. Сегодня, если дом грамотный, то он почти никогда не встречает сопротивления.
Вы действительно приходитесь родственником Осипу Бове?
Я нет , но мой отчим – является ветвью этого рода. Я многим благодарен этой семье. Однажды, кстати, даже нашел фамильный перстень Бове. На Комсомольской площади (сейчас на этом месте универмаг «Московский») сносили дома, среди них был доходный дом семьи по линии Бове. Прежняя власть оставила комнаты, в которых жили прежние владельцы , и вот там, в пустой квартире , перед сносом, в шкафу, нашелся перстень – печатка Иосифа. По другой линии мой отчим – химик , это семья Ворожцовых: дедушка и прадедушка занесены в Большую советскую энциклопедию.
Почему Вы стали архитектором?
Мы жили в высотке на Красных воротах, у нас было много знаменитых соседей. В том числе и ее автор, архитектор Душкин. Мощный был дядька. Помню, как он в гараже ремонтировал свою «Волгу». Тогда вся академическая тусовка «лежала» под машинами – крутили гайки, обсуждали ракеты, науку... Такой мужской клуб. Родители посмотрели, как я болтаюсь в промежуточном состоянии, а может быть, пообщались с Душкиным, и решили направить меня в архитектуру. До этого меня тянуло заниматься дизайном – очень хорошо шла живопись, цвет чувствовал. Сейчас я не жалею, все сложилось хорошо, грех жаловаться.
С наступлением кризиса и уходом Юрия Лужкова в Москве закончилась целая градостроительная эпоха. Как вы оцениваете ее итоги?
На мой взгляд, то, что произошло с Москвой, чудовищно. Я даже не могу понять, откуда это всплыло. До этого все было более-менее ясно: конструктивизм, сталинский ампир. Даже когда в 60-х «почистили» декор, это тоже было понятно. Архитектурная мысль была профессиональна. А потом как будто ядерный взрыв случился: появилась чудовищная, дремучая азиатчина – крендельки какие-то, кошмар…
Ваша версия, почему это произошло?
В профессии была нарушена эволюция. Раньше архитекторы много лет работали, набирались опыта, и, получив доступ к заказам, уже не позволяли себе вопиющих безобразий. Были мощные творческие единицы. И вдруг оказалось, что можно все, тормозов нет. На городе потренировались и девелоперы, и архитекторы. Бедовые люди нашли друг друга – вот и результат. Еще, конечно, плохую службу городу сослужили деньги – сфера была чересчур прибыльна, наркотики не надо было продавать.
Сейчас работать проще или сложнее?
С одной стороны, произошло своего рода очищение от того азиатского угара, который испортил город. С другой стороны, сейчас, конечно же, очень сложно работать. Многие разорились, и прибыль тех архитектурных бюро, которые продолжают работать сейчас, в лучшем случае нулевая. Заказчики после потерь, связанных с кризисом, считают каждую копейку, и многие стремятся уменьшить оплату труда архитекторов до минимума. Мне это не совсем понятно: арендные и прочие ставки уже почти вернулись на прежний уровень, все цены, на продукты и прочее не только не уменьшились, но даже выросли – почему же архитекторам надо платить меньше? Это не рынок. Это – базар.
Кроме того, проектирование сейчас стало очень, чересчур прагматичным. Мы в течение последнего года занимались только тем, что высчитывали сантиметры полезной площади, чтобы «отжать» максимум. Клиенты не хотят пожертвовать даже 200 кв. метрами для того, чтобы немного увеличить, раскрыть по вертикали пространство вестибюля. Это понятная особенность коммерческого строительства. Но от засилья прагматических задач наступает тоска, никакая архитектурная мысль не может развиваться в таких условиях.
Качественная архитектура может появиться только тогда, когда заказчик будет готов «платить за воздух», организацию хотя бы минимального общественного пространства внутри здания и за качественные материалы для фасада. Невозможно же смотреть на дома, построенные из пенопласта! К сожалению, эта участь и нас не миновала.
Вы реализовались как профессионал?
Думаю, да. Мне практически ни за один дом не стыдно. Недавно, мы опять получили CRE Awards, премия в области коммерческой недвижимости, «архитектора года» за Marr Plaza, офисное здание на улице Сергея Макеева, 13. Любопытно, что заказчик этого здания не был опытным девелопером и не слишком вторгался в процесс, а значит, не экономил каждую копейку. У нас, в некотором смысле, были развязаны руки, а дом в результате получился коммерчески очень эффективным. Клиенты уже продали его целиком Норникелю, и не остались в накладе.
При работе в мастерской Вы всегда настаиваете на собственных архитектурных решениях или даете коллегам-подчиненным некоторую степень свободы?
На мой взгляд, время персонифицированных архитекторов в больших и сложных домах прошло. Когда человек говорит: «Я сделал»,- в это не очень верится. В любой компании есть человек, который рулит, и есть рядом люди, которые исповедуют близкие идеи. Не могу сказать про все дома, что они «мои» – это общая кухня, сплав, «бульон», который формируется в компании. Поэтому я предпочитаю говорить: «Мы».
Никита Бирюков
Фото Ю. Пальмина с сайта www.drumsk.ru
Фото Ю. Пальмина с сайта www.drumsk.ru
Бизнес-центр «Волна Tауэр». Реализация, 2005 © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
Бзнес-центр «Волна Тауэр». 2005
Бизнес-центр «Волна Tауэр». Реализация, 2005 © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
Жилой дом в Смоленском переулке. 2009
Жилой дом в Смоленском переулке. 2009
Жилой комплекс «Дом на Покровском бульваре». 2007
«Особняк в Хилковом переулке» © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
Дом в Хилковом переулке. 2008
«Особняк в Хилковом переулке» © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
«Особняк в Хилковом переулке» © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
Жилой комплекс «Седьмое небо». 2008
Жилой комплекс «Седьмое небо». 2008
Жилой комплекс «Седьмое Небо». Реализация, 2008 © Архитектурная мастерская «Группа АБВ»
Бизнес-центр Marr Plaza, ул. Сергея Макеева. 2008
