Рецензия на книгу Марка Вигли. Архитектура деконструкции (The Architecture of Deconstruction: Derrida’s Haunt)

Книга архитектора, декана архитектурного фактультета Колумбийского университета Марка Вигли «Архитектура Деконстрцукции: привидение Дерриды», вышедшая в свет более 10 лет назад и выдержавшая уже 6 изданий,  в большей степени посвящена философии, чем архитектуре как таковой.
На первый взгляд стороннему человеку может показаться, что деконструкционизм в архитектуре – это попытка архитекторов ответить на идеи, добытые в деконструкционистской философии. В какой-то степени так можно думать, но на самом деле Жак Деррида никогда никаких идей архитекторам не предлагал и даже в тех случаях, когда архитекторы сами просили его высказаться об архитектуре или принять участие в проектировании – держался подчеркнуто нейтрально, ограничиваясь весьма сдержанными и некатегоричными комментариями.
Связь архитектуры и философии, по мнению Вигли, должна быть выявлена в самой истории философии, которая испокон веков использовала архитектуру в качестве метафоры. Упоминание «архитектурной  метафоры» может пустить читателя по ложному следу. В теории архитектуры метафора привлекала внимание зодчих, как способ формотворчества. Классический пример – имитация в камне деревянных конструкций трактовалась у нас В.Ф.Маркузоном как архитектурная метафора, то есть перенос формы с художественой целью. Все современное движение так или иначе сводилось к архитектурной метафоре машины.
Но в книге Вигли никаких вариантов переноса архитектурных форм не рассматривается. Тут рассматриваются использование тектонических метафор в самой философии. Однако, думать, что из-за этого книга имеет исколючительно философский смысл и не связана на прямую с архитектурой было бы неверно.
Само понятие архитектуры в книге Вигли используется в двух смыслах. Порой он использует это понятие как синоним строительства и тектоники, порой же он имеет в виду собственно архитектуру, как область детельности, только отчасти связанную со строительством, но к строительсву не свдимую.
В истории философии можно найти множество примеров заимствования философами тех или иных архитектурных метафор. Заимствует образы архитектуры Платон, Аристотель, Декарт, Кант, наконец Хайдегггер. Чаще всего философы обычно заимствуют у строительства идею основания, фундамента, на котором воздвигается здание.
Происходит это потому, что начиная с античности философия начинает строить метафизические системы. Но строительство философской системы требует от философа прежде всего выбора надежных «оснований», «фундамента», с тем, чтобы все здание его философии не рухнуло. Философия и до ХХ века оставалась в плену архитектурно-строительной метафорики, а одним из наиболее усердных строителей философских систем в ХХ веке был ни кто иной как Мартин Хайдеггер, не только использовавший строительные метафоры, но даже написавший статью «Строить – Жить - Мыслить», сближающую эти способы деятельности и бытия.
Однако интерес к фундментам в философии проявляли не только те, кто намеревался построить нечто невиданное, как Хайдеггер, но и те, кто критически оценивали философские системы прошлого. Иммануил Кант, разбирая философские системы, исходит из того же постулата, что ценность их прежде всего определяется тем, на чем эти философские системы строятся. Таким образом в философии сложились два продхода к проблеме фундаментов – одни философы искали эти фундаменты, чтобы строить на них свою метафизику (то есть наиболее общие философские категориальные конструкцуии), другие критиковали эти фундаменты за неспособность эту метафизику удержать.
Для архитекторов, выросших в советское время, критика философских концепций была известна в основном как критика бужуазного дискурса. Советские философы тоже обращали внимание на фундаменты и отметали все те концепции, которые строились на основе идеализма или отсутствия диалектики. Эти концепции объявлялись неспособными ни объяснить, ни построить «Новый мир» в противоположность самому марксизму, который считался не только «научным», и, следовательно, хорошо «обоснованным».
В ХХ веке сложилась западная марксистская критика философских концепций, представителем которой и оказывается Жак Деррида. С точки зрения Дерриды никакая философская концепция не может считаться прочно обоснованной и никакая метфизика не может опираться на прочный фундамент.
Система взглядов самого Дерриды не составляет исключения и потому он не называет ее «философией», а считает  только способом деконструкции, то есть «разборки» (Abbau).
И архитектура, и философия стремятся не только обрести фундамент или твердое основание для строительства, но и строят свое сооружения для какой-то цели – то есть стремятся построить нечто, что отвечало бы кроме критерия «прочности» еще чему то, пусть хотя бы витрувианской «пользе» и «красоте». Прочность оказывается нужной не сама для себя, а чтобы соорудить нечто полезное или прекрасное. И если в архитектуре это необходимые для жизни помещения и красивые композиции, то в философии – это ответы на злободневные вопросы бытия о смысле жизни, правилах и формах общественного устройства, наличия или отсутствия в мире таких вещей как  справедливость, истина  или прогресс. Оказывается, что в философии всего этого основательно доказать нельзя и все философские системы, строя свои доказательства, на деле достигают чего-то другого, впрочем порой небесполезного, например, устанавливают связи между понятиями или достигают лучшего понимания самих понятий. Деконструкция проводит экспертизу того, как эта система построена и в каком месте у нее несоответствия. В той же степени никакая архитектура (не строительство) не может покоиться на твердом основании, она всегда произвольна.
Спрашивается, как же может такая филосфская позиция, такой тотальный и «фундаментальный» (!) критицизм соблазнить архитекторов. Что они должны, опираясь на этот философский итог – отказаться от архитектуры?
Недавно мы были свидетелями как здание «современной архитектуры», долгое время считавшееся прочно покоящимся на своих идейных основниях, под критикой постмодернизма повисло в воздухе. Тогда одни пустились во все тяжкие и, сняв с себя обязательство что-то утверждать и доказывать, стали отдаваться стилям и клиентам за разумную плату. Те же, кто не захотел ступить на этот сколький путь – к их числу относятся Эйзеннман и Чуми – стали думать, нельзя ли все же по примеру философии создать нечто, что держалось бы, ни на что ни опираясь. Но были и такие сторники деконструкции в архитектуре, которые с помощью разных композиционных приемов  стали избражать нечто «рухнувшее» и «поехавшее». При этом опирались эти деконструкционистские образы как раз на здоровую строительную тектонику.
Но Вигли ничего этого в своей книге не рассматривает. Он ограничивается анализом того, как же в самом философском дискурсе была обнаруженая его тектоническая несостоятельность и к каким серьезным последствиям эта несостоятельность может привести архитектуру, которая за две тысячи лет привыкла уже не столько подавать пример философии, сколько брать у нее уроки.
Тут важно отметить, что претензия на основательность предполагает, что конструктор имеет взможность выйти за рамки своей деятельности и своего объекта. Строитель, например – опирает постройку на землю, которая не есть дело его рук, но может ли философ или архитектор найти такое внешнее основание и более того, если он его даже и найдет - сможет ли он на нем что-нибудь построить?
В первой половине ХХ века марксисты считали, что таким основанием является материальное производство, труд (базис!) а все остальное – надстройка. Но ведь базис-то руками не взять – это ведь философская категория, все та же знакомая нам тектоническая метафора. Или скажем – в архитектуре – попробуем взять самую идею тектоники или пропорции – это ведь тоже уже некие теоретические посылки самой философии архитектуры. Вигли таким образом приходит к вопросу о том, на чем может строиться теория архитектуры, если опереться при этом на ту или иную философию она уже не может.
А ведь в философии и в архитектуре исследуется нечто очень серьезное – смысл человеческого бытия, и этот смысл, хотим мы пользоваться строительной метафорой или не хотим, все же придется признать своего рода основанием всего прочего.
 
Вигли рассматривает обнаруженые Дерридой отношения между архитектурой и философией, не делая поспешных выводов. Он начинает с того, что Деррида во всех своих работах постоянно обращается к концепции пространства, как продукта письменности. По мнению Дерриды, именно письмо как овеществленные в пространстве звуки речи делают пространство важнейшим феноменом культуры. Однако Деррида различает в понятии пространства, столь важного для архитектуры, две стороны. Одну можно считать тем, что в архитектурной  теории  принято называть «организацией» пространства, то есть  вутренним отношением частей архитектурного целого друг к другу. Эта сторона дела в конечном счете отождестялется Дерридой (вслед за Кантом) с орнаментом. Другая сторона пространства с точки зрения Дерриды есть акт придания сущестованию пространственности, акт «опространствления». Так знак, имеющий в устном выражении свое звучание и свой смысл, в письме становится чем-то сугубо пространственным, его составляющие (не обязательно буквы или иероглифы) отделены пространственными разрывами друг от друга и сам знак как целое – отделен от других знаков пространством. Знак как бы порождает это свое «знаковое» пространство.
В аналогичном ключе Хайдеггер в своей знаменитой статье о  «Происхождении произведения искусства» решает вопрос об основании здания. Он пишет о том, что в восприятии архитектурного сооружения мы видим не то, как здание покоится на независимом от него фундаменте, но то, что здание самим своим существовнием превращвает землю в такой фундамент. Обобщая это наблюдение на метафизику, мы могли бы сказать, что метафизика не столько покоится на чем то, сколько создает уверенность в том, что она вообще на чем-то покоится, что она основательна. Таким образом метафизика тут сближается с искусством и архитектурой, скорее, чем с наукой. Здание удовлетворяет нашу потребность в фундаменте, а метафизика – потребеность в основательности, прочности бытия.
Только удовлетворив эту потребность, здание и метафизика могут предложить нам свой орнамент, как нечто дополнительное к фундаменту и конструкции. Хотя этот орнамент-то на самом деле и порождает в нас уверенность в том, что он на чем-то держится. Вигли замечает в связи с этим, что многократное использование архитектурных метафор в текстах Дерриды никак не преследует цель деконструкции архитектурного дискурса. При всей своей необоснованности архитектра оказывается столь внутренне самообеспеченной, что философии остается только имитировать эту ее самостоятельность. Но ведь ясно, что отношение архитекторов к философии обратно-симметрично. Архитекторы, сомневающиеся в самостоятельности архитектуры, ищут в философии способа ее упрочения и обоснования. Во всяком случае, этого от них требует отчасти их собственная интеллектуальная совесть, а отчасти социальные институты, которые больше доверяют философии, чем архитектуре.
Деррида, полагая пространство продуктом письменности, постоянно опирается на  противопоставление внешнего и внутреннего. Внутреннее для него это голос, живая устная речь, внешне – письмо, графический знак. Внутреннее, голос – присутсиве (presence), внешнее – представление (representation). Тем самым Деррида позволяет вовлечь в дело метафоры – интерьера и экстерьера. И тут он вновь оказывается в прямой связи с Хайдеггером, которому неукоснительно следует, и которого столь же целеустремленно преодолевает.
Хайдеггер, особенно в своих последних работах, постоянно возвращается к идее языка – как «дома бытия». Дом, в данном случае, мыслится Хайдеггером не как усадьба, увиденная издали, и прочитанная с помощью словаря архитектурных стилей, а скорее как интерьер жилища, семья. Собственно «дом» - это уже не архитектурная (хотя отчасти еще и архитектурная) сколько бытовая, социально-психологическая, метафора. Дом и язык по Хайдеггеру, - это то, что близко, свое. То что приручено, одомашнено, родное. В этом Хайдеггер близок к Фрейду, который в статье «Жуткое» (нем. Unheimliche) противопоставил все чужое, внешнее, как «жуткое» - своему, домашнему, родному. Тема «жуткого» в дальнейшем была применительно к архитектуре развита Энтони Фидлером в его книге «Жуткое» (англ. Uncanny).
Через язык, по Хайдеггеру, человек преодолевает безосновность своего бытия, ужас подвешенности над бездной и обретает мир и покой. В этом смысле архитектура опирается не на фундамент, а на язык, на культуру и выражает всем своим орнаментальным существом смысл этой одомашненности во внешнем мире. Но тут Хайдеггер сам впадает в род метафизики, с которым воюет. Его убежденность в том, что дом можно рассматривать как спасение от жути мировой бездны, с точки зрения Дерриды, иллюзрно. Деррида стремится показать, что то языковое пространство бытия, на котором настаивает Хайдеггер, давно уже из внутреннего стало внешним, освоено письмом и институтами власти и по сути дела – только маска для прикрытия насилия и  «домашнего ужаса». Вигли пишет, что Хайдеггер не отрицает ужасов домашней жизни, но он все же отделяет их от понятия самого «дома». Эти ужасы у него только события или вещи внутри дома, но не сам дом. Деррида же пишет, что ужасен и чужд человеку именно сам дом, именно тут человека настигают все насилия мира, именно тут он полнстью беззащитен против этого насилия. 
Можно заметить, что открываемый в деконструкции домашний «кошмар» бытия в известной мере есть следствие изначальной решимости отказаться от всякой сакральной трансцендентности, от космоса и Бога. Имманентная традиция философии марксизма в данном случае приводит к такому результату вследствие размыкания Dаsein'а в мир, его открытости миру. Деррида, однако, не задает Хайеггеру вопрос о том, возможно ли раскрытие Бытия в мир вне его предварительной космизации. А этот вопрос с точки зрения хайдеггеровской онтологии ничуть не менее существененый, чем его полагание первичности «заботы».
У архитекторов эта полемика может вызвать в памяти витрувианскую притчу о «хижине», из которой вырастает вся архитектура, как это представил в своем трактате аббат Ложье. Но Вигли проходит мимо этого момента, как и мимо того, что, попав в дом, как убежище от ужаса жизни, мы в какой-то мере покинули ту архитектуру как нечто полезно-прекрасное, с которой началась эта деконструкция, архитектуру, в которой орнамент репрезентации держится на твердом фундаменте тектонических и философских оснований. Сам по себе этот оставшийся незамеченным сдвиг, говорит, в частности, о том, что понятие архитектуры в истории метафизического дискурса переливается столь разными красками и обретает множество столь далеких друг от друга смыслов, что между ними уже зияет – то ли бездна Хайдеггера, то ли пространство Дерриды.
Итог первой половины книги Марка Вигли, при всем остроумии его реконструкции мыслей Дерридыв и Хайдеггера не дает нам ничего принципиально нового. Такие же предупреждения против доверия к архитектурной форме мы читали у Тафури, мы уже давно знаем, что соблазнительные картинки из глянцевых журналов нужно рассматривать как рекламу и понятно, почему на обложке книги Вигли изображена мышеловка

***

Вторая половина книги Марка Вигли посвящена детальному анализу соотношения деконструкции метафизики и архитектурного пространства, она превращается в некий фильм ужасов. Тут являются на свет крипты с захоронениями, привидениями, призраками, насилием и паразитами, всякая жуть, уродство и даже рвота, которой отведена особая глава. Здесь мы попадаем в царство кафкианских кошмаров.
Все эти мерзости демонстрируют открытый деконструкцией Дерриды скрытый в  метафизике дома, как уютного и защищенного места. – его внутренний ужас. Дом на самом деле не защищает человека от страхов и ужасов внешнего бытия, показывает Деррида. Напротив, все то, что угрожает человеку вовне – есть и внутри. Эта идея Дерриды строится на деконструкции самой исходной для всего его понимания пространства оппозиции внешнее/внутренее. Язык как дом бытия в той же степени оказывается и внутренним пространством, подручным человеку и внешним пространситвом, пространством языком закона, приговора.
Язык же  и порождает пространство, и сам насквозь пропитан пространственными отношениями, поэтому язык и архитектура оказываются  сопряженными феноменами и при этом  так, что архитектура для деконструкции, по мнению Вигли, становится ее «ахиллесовой пятой», то есть незащищенным местом. И незащищенность эта может пониматься как следствие фундаментальной (!) пространственности языка. В языке мы постоянно сталкиваемся с оборотами типа – «отсюда следует», «иметь место»,  «если ограничиться», «несовместимы» и пр. Язык весь насышен пространствеными смыслами в степени, не меньшей, чем дом насыщен языковыми значениями.
Европейская философия, избрав имманентное (то есть не опирающееся на трансцендентное, сверхъестественное), строит смысловую конструкцияю, пропитанную символами пространства и насилия. Порядок человеческой жизни насквозь политичен, законообразен, он всюду вводит ограничения и контоль над человеком, не оставляя ни в его доме, ни в его сознании ни малейшей возможности укрыться от своего вездесущего наблюдения и угроз. Весь этот жуткий контроль прикрывается декорациями, вводящими прячущего это насилие и затаскивающие его в самую глубь бытия. Опознание этого обстоятельства прорывается в психозах и в искусстве. Поэтому психика и искусство и становятся спутниками политического контроля и особо важными предметами философского анализа.
Архитектура попадает в сферу языка как «дома бытия» (его же тюрьмы) и как сфера устанавливающая пространственные формы существования, и скрывающая их от прямого наблюдения. В этом сложность и самой архитектуры и ее философской рефлексии. Деконструкция есть способ освобождения от двойного контроля – и от подчинения насилию и от уступок соблазнам.
Но это долгий и трудоемкий путь.
В Заключении своей книги Вигли приводит огромный список направлений деконструктивных анализов (он занимает почти целую страницу), в которых критике должны быть подвергнуты все институты, обеспечивающие философское и архитектурное обустройство жизни, от эстетики до нормировки изготовления чертежей для построек. Ибо все это институты, охраняемые как извне – со стороны других институтов, так и изнутри, соблюдающие собственные нормы и законы.
Автор книги объясняет, почему в ней так мало места уделено собственно архитектуре и архитектурным пассажам самого Дерриды. Он говорит, что книга – это только «порог», с которого должна начаться эта гигантская работа деконструкции.
У российского читателя невольно взникает вопрос -  кто же будет вести эту работу, откуда сыщутся сотни или тысячи профессионалов, владеющих и философской деконструкций и всеми сопряженными с архитектурой институтами деятельности? Но допустим, что это произойдет и что гигантская рабта по деконструкции философского обеспечения архитектуры будет проведена. Что с этим делать?
Тут стоит вспомнить Вавилонскую башню, с которой начинается книга.  Вавилонская башня, по Вигли, – это и есть иносказательный образ архитектуры, которая только и может существовать как незавершенная попытка вознести человека на небо и которая была разрушена Богом, дабы люди утратили общий язык, необходимый для осуществления таких супер-проектов. Язык и архитектура - две стороны одной медали. И множество деконструктивных опытов родит языки, на которых люди будут говорить. Но смогут ли при том они понять друг друга?

Создается впечатление, что скептический и трагический образ внутренне несовместимых установок языка и архитектуры на такую надежду места не оставляет. Так что же – значит ли это конец архитектуры (сам то язык останется средством ее деконструкции)?
Вигли не ставит этого вопроса ни перед читателями, ни перед самим собой. Он остается « на пороге», ограничивается введением в проблематику. И мы не вправе требовать от него большего. Мы живем в начале столетия и тысячелетия, когда самое время выдвигать программы и открывать пути в это будущее, в том числе и путь его тотальной деконструкции. Нет никакого сомнения в том, что путь этот обещает архитектуре массу невероятных открытий и разоблачений. Книга Вигли вышла в 1993 году и за десять лет вероятно отчасти его план был реализован. Но появится ли возможность конструктивно использовать результаты деконструкции архитектурных институтов?
Такая возможность должна выходить за рамки деконструкции. Быть может, деконструкция сама по себе не схватывает чего-то не менее существенного, чем выявленная ею внутренняя обреченность конструирования «над бездной». Для конструктивного использования итогов деконструкции потребуются принципы, в корне отличные от самой деконструктивной методологии. В какой области мы можем их искать - в мифологии, идеологии, религии, то есть там от чего отказывается мысль, следующая принципу имманентности? Сегодня ясно только, что не в науке, а где – это и предстоит обсуждать в начавшемся столетии.
Деррида критикует философскую метафизику и идеологию архитектуры, опираясь на метафору «основательности». Но быть может они и не подчиняются тектонике земного строительства, а держатся силами внутренних напряжений, как в свое время держалась «стоячая нить» В.Колейчука.
Древние космологические модели исходили из строительной статики. Земля считалась покоящейся на трех слонах. Сегодня устойчивость планет понимается динамически, как результат напряжения между центробежным импульсом их вращения и силой тяготения. Тогда возможно и социальные или эстетические конструкции могут держаться на внутренних напряженностях и все то «насилие», которое обнаруживает в  действительности архитектуры и философии Деррида, хотя бы отчасти – необходимое следствие внутренней напряженности этих систем, обеспечивающих их устойчивость. Не придется ли философии и архитектуре сменить парадигму статики сооружений на динамику орбитальых полетов?  Не будет ли это оправданием насилия в обществе как условия самосохранения социальных отношений? Но ведь и природа живет, поедая живое.
Наконец, где может быть обнаружен дополнительный по отношению к деконструкции принцип конструктивности? Конечно, не в утопиях конструктивистов начала ХХ века и не в архитектурных фокусах Захи Хадид и Питера Эйзенмана. Но где найти антитезу? Быть может, она вообще лежит вне пространства, а например, – во времени?

01 Января 2006

Похожие статьи
Мечта в движении: между утопией и реальностью
Исследование истории проектирования и строительства монорельсов в разных странах, но с фокусом мечты о новой мобильности в СССР, сделанное Александром Змеулом для ГЭС-2, переросло в довольно увлекательный ретро-футуристический рассказ о Москве шестидесятых, выстроенный на противопоставлениях. Публикуем целиком.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Технологии и материалы
Быстрее на 30%: СОД Sarex как инструмент эффективного...
Руководители бюро «МС Архитектс» рассказывают о том, как и почему перешли на российскую среду общих данных, которая позволила наладить совместную работу с девелоперами и строительными подрядчиками. Внедрение Sarex привело к сокращению сроков проектирования на 30%, эффективному решению спорных вопросов и избавлению от проблем человеческого фактора.
Византийская кладка Херсонеса
В историко-археологическом парке Херсонес Таврический воссоздается исторический квартал. В нем разместятся туристические объекты, ремесленные мастерские, музейные пространства. Здания будут иметь аутентичные фасады, воспроизводящие древнюю византийскую кладку Херсонеса. Их выполняет компания «ОртОст-Фасад».
Алюминий в многоэтажном строительстве
Ключевым параметром в проектировании многоэтажных зданий является соотношение прочности и небольшого веса конструкций. Именно эти характеристики сделали алюминий самым популярным материалом при возведении небоскребов. Вместе с «АФК Лидер» – лидером рынка в производстве алюминиевых панелей и кассет – разбираемся в технических преимуществах материала для высотного строительства.
A BOOK – уникальная палитра потолочных решений
Рассказываем о потолочных решениях Knauf Ceiling Solutions из проектного каталога A BOOK, которые были реализованы преимущественно в России и могут послужить отправной точкой для новых дизайнерских идей в работе с потолком как гибким конструктором.
Городские швы и архитектурный фастфуд
Вышел очередной эпизод GMKTalks in the Show – ютуб-проекта о российском девелопменте. В «Архитительном выпуске» разбираются, кто главный: архитектор или застройщик, говорят о работе с историческим контекстом, формировании идентичности города или, наоборот, нарушении этой идентичности.
​Гибкий подход к стенам
Компания Orac, известная дизайнерским декором для стен и богатой коллекцией лепных элементов, представила новинки на выставке Mosbuild 2024.
BIM-модели конвекторов Techno для ArchiCAD
Специалисты Techno разработали линейки моделей конвекторов в версии ArchiCAD 2020, которые подойдут для работы архитекторам, дизайнерам и проектировщикам.
Art Vinyl Click: модульные ПВХ-покрытия от Tarkett
Art Vinyl Click – популярный продукт компании Tarkett, являющейся мировым лидером в производстве финишных напольных покрытий. Его отличают быстрота укладки, надежность в эксплуатации и множество вариантов текстур под натуральные материалы. Подробнее о возможностях Art Vinyl Click – в нашем материале.
Кирпичное ателье Faber Jar: российское производство с...
Уход европейских брендов поставил многие строительные объекты в затруднительное положение – задержка поставок и значительное удорожание. Заменить эксклюзивные клинкерные материалы и кирпич ручной формовки без потери в качестве получилось у кирпичного ателье Faber Jar. ГК «Керма» выпускает не только стандартные позиции лицевого кирпича, но и участвует в разработке сложных авторских проектов.
Systeme Electric: «Технологическое партнерство – объединяем...
В Москве прошел Инновационный Саммит 2024, организованный российской компанией «Систэм Электрик», производителем комплексных решений в области распределения электроэнергии и автоматизации. О компании и новейших продуктах, представленных в рамках форума – в нашем материале.
Новая версия ар-деко
Клубный дом «GloraX Premium Белорусская» строится в Беговом районе Москвы, в нескольких шагах от главной улицы города. В ближайшем доступе – множество зданий в духе сталинского ампира. Соседство с застройкой середины прошлого века определило фасадное решение: облицовка выполнена из бежевого лицевого кирпича завода «КС Керамик» из Кирово-Чепецка. Цвет и текстура материала разработаны индивидуально, с участием архитекторов и заказчика.
KERAMA MARAZZI презентовала коллекцию VENEZIA
Главным событием завершившейся выставки KERAMA MARAZZI EXPO стала презентация новой коллекции 2024 года. Это своеобразное признание в любви к несравненной Венеции, которая послужила вдохновением для новинок во всех ключевых направлениях ассортимента. Керамические материалы, решения для ванной комнаты, а также фирменные обои помогают создать интерьер мечты с венецианским настроением.
Российские модульные технологии для всесезонных...
Технопарк «Айра» представил проект крытых игровых комплексов на основе собственной разработки – универсальных модульных конструкций, которые позволяют сделать детские площадки комфортными в любой сезон. О том, как функционируют и из чего выполняются такие комплексы, рассказывает председатель совета директоров технопарка «Айра» Юрий Берестов.
Выгода интеграции клинкера в стеклофибробетон
В условиях санкций сложные архитектурные решения с кирпичной кладкой могут вызвать трудности с реализацией. Альтернативой выступает применение стеклофибробетона, который может заменить клинкер с его необычными рисунками, объемом и игрой цвета на фасаде.
Обаяние романтизма
Интерьер в стиле романтизма снова вошел в моду. Мы встретились с Еленой Теплицкой – дизайнером, декоратором, модельером, чтобы поговорить о том, как цвет участвует в формировании романтического интерьера. Практические советы и неожиданные рекомендации для разных темпераментов – в нашем интервью с ней.
Сейчас на главной
Три шоу
МАРШ опять показывает, как надо душевно и атмосферно обходиться с макетами и с материями: физическими от картона до металла – и смысловыми, от вопроса уместности в контексте до разнообразных ракурсов архитектурных философий.
Квеври наизнанку
Ресторан «Мараули» в Красноярске – еще одна попытка воссоздать атмосферу Грузии без использования стереотипных деталей. Архитекторы Archpoint прибегают к приему ракурса «изнутри», открывают кухню, используют тактильные материалы и иронию.
Городской лес
Парк «Прибрежный» в Набережных Челнах признан лучшим общественным местом Татарстана в 2023 году. Для огромного лесного массива бюро «Архитектурный десант» актуализировало старые и предложило новые функции – например, площадку для выгула собак и терренкуры, разработанные при участии кардиолога. Также у парка появился фирменный стиль.
Воспоминания о фотопленке
Филиал знаменитой шведской галереи Fotografiska открылся теперь и в Шанхае. Под выставочные пространства бюро AIM Architecture реконструировало старый склад, максимально сохранив жесткую, подлинную стилистику.
Рассвет и сумерки утопии
Осталось всего 3 дня, чтобы посмотреть выставку «Работать и жить» в центре «Зотов», и она этого достойна. В ней много материала из разных источников, куча разделов, показывающих мечты и реалии советской предвоенной утопии с разных сторон, а дизайн заставляет совершенно иначе взглянуть на «цвета конструктивизма».
Крыши как горы и воды
Общественно-административный комплекс по проекту LYCS Architecture в Цюйчжоу вдохновлен древними архитектурными трактатами и природными красотами.
Оркестровка в зеленых тонах
Технопарк имени Густава Листа – вишенка на торте крупного ЖК компании ПИК, реализуется по городской программе развития полицентризма. Проект представляет собой изысканную аранжировку целой суммы откликов на окружающий контекст и историю места – а именно, компрессорного завода «Борец» – в современном ключе. Рассказываем, зачем там усиленные этажи, что за зеленый цвет и откуда.
Терруарное строительство
Хранилище винодельни Шато Кантенак-Браун под Бордо получило землебитные стены, обеспечивающие необходимые температурные и влажностные условия для выдержки вина в чанах и бочках. Авторы проекта – Philippe Madec (apm) & associés.
Над античной бухтой
Архитектура культурно-развлекательного центра Геленждик Арена учитывает особенности склона, раскрывает панорамы, апеллирует к истории города и соседству современного аэропорта, словом, включает в себя столько смыслов, что сразу и не разберешься, хотя внешне многосоставность видна. Исследуем.
Архитектура в дизайне
Британка была, кажется, первой, кто в Москве вместо скучных планшетов стал превращать показ студенческих работ с настоящей выставкой, с дизайном и объектами. Одновременно выставка – и день открытых дверей, растянутый во времени. Рассказываем, показываем.
Пресса: Город без плана
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
Сила трех стихий
Исследовательский центр компании Daiwa House Group по проекту Tetsuo Kobori Architects предлагает современное прочтение традиционного для средневековой Японии места встреч и творческого общения — кайсё.
Место заземления
Для базы отдыха недалеко от Выборга студия Евгения Ростовского предложила конкурентную концепцию: общественную ферму, на которой гости смогут поработать на грядке, отнести повару найденное в птичнике яйцо, поесть фруктов с дерева. И все это – в «декорациях» скандинавской архитектуры, кортена и обожженного дерева.
Книга в будущем
Выставка, посвященная архитектуре вокзалов и городов БАМа, – первое историко-архитектурное исследование темы. Значительное: все же 47 поселков, и пока, хотя и впечатляющее, не вполне завершенное. Хочется, чтобы авторы его продолжили.
Двенадцать
Вчера были объявлены и награждены лауреаты Архитектурной премии мэра Москвы. Рассматриваем, что там и как, и по некоторым параметрам нахально критикуем уважаемую премию. Она ведь может стать лучше, а?
Нео в кубе
Поиски «нового русского стиля» – такой версии локализма, которая была бы местной, но современной, все активнее в разных областях. Выставка «Природа предмета» в ГТГ резюмирует поиски 43 дизайнеров, в основном за 2022–2024 годы, но включает и три объекта студии ТАФ Александра Ермолаева. Шаг вперед – цифровые растения «с характером».
Под покровом небес
Архитекторы C. F. Møller выиграли конкурс на проект новой застройки квартала в центре Сёдертелье, дальнего пригорода Стокгольма.
Скрэмбл, пашот и мешочек
В Петербурге на первом этаже респектабельного неоклассического Art View House открылось кафе Eggsellent с его фирменной желто-розовой гаммой. Обыграть столь резкий контраст взялось бюро KIDZ.
Над Золотым рогом
Жилой комплекс Философия, спроектированный T+T architects во Владивостоке, – один из новых проектов для района «Голубиная падь», и они меняет философию его развития с одиночных домов на комплексный подход. Дома организованы вдоль общественных улиц, они разновысотные, разноформатные, а один – даже галерейной типологии, да еще и с консолью, опирающейся на арт-объект.
Новый уровень дженги
Спроектированный Кэнго Кумой общественный центр Kibi Kogen N Square демонстрирует возможности поперечно-клееной древесины – «фирменной» продукции для префектуры Окаяма, где он расположен.
Деревянная модульность
Ясли-сад для малышей из семей преподавателей и учащихся Пармского университета совмещен с центром развития для детей из группы риска. Авторы проекта здания в окружении парка – Enrico Molteni Architecture.
Книжный стержень
Интерьер коворкинга в составе бизнес-центра «Территория 3000», предложенный архитекторами КБ-11, был призван стать «сердцем» всего проекта. А в его собственный центр авторы поместили библиотеку из книг, «изменивших взгляд на жизнь». То-то интерьер напоминает о библиотеке Аалто, и на наш взгляд довольно отчетливо.
Конференция с видом
Культурный и общественный центр в городке Порт-Анджелес в штате Вашингтон по замыслу LMN Architects открыт панорамам океана и горного хребта Олимпик.
Цвет и музыка; и белый камень
В палатах Василия Нарышкина на Маросейке открылось выставочное пространство музея AZ, специализирующегося в равной мере на искусстве «второго авангарда» и совриске. Тут несколько тем: первые этажи клубного дома в памятнике XVII века стали общественными, теперь можно попасть во двор, плюс дизайн галереи от [MISH]studio, плюс выставка, совмещенная с концертами авангардной музыки 1960-х. Разбираемся.
Белый знак
Бюро Lin Architecture превратило насосную станцию в полях южнокитайской провинции Юньнань в достопримечательность для местных жителей и туристов.
Арахноид совриска
Ткачество, вязание, вышивание – древнейшие профессии, за которыми прочно закреплена репутация мирных, домашних, женских, уютных, в общем, безопасных. Выставка в Ruarts Foundation показывает, что это вовсе не так, умело оперируя парадоксальным напряжением, которое возникает между традиционной техникой и тематикой совриска.
Нюансированная альтернатива
Как срифмовать квадрат и пространство? А легко, но только для этого надо срифмовать всё вообще: сплести, как в самонапряженной фигуре, найти свою оптику... Пожалуй, новая выставка в ГЭС-2 все это делает, предлагая новый ракурс взгляда на историю искусства за 150 лет, снабженный надеждой на бесконечную множественность миров / и историй искусства. Как это получается и как этому помогает выставочный дизайн Евгения Асса – читайте в нашем материале.
Атака цвета
На выставке «Конструкторы науки» проекты зданий институтов и научных городков РАН – в основном модернистские, но есть и до-, и пост- – погружены в атмосферу романтизированной науки очень глубоко: во многом это заслуга яркого экспозиционного дизайна NZ Group, – выставка стала цветным аттракционном, где атмосфера не менее значима, чем история архитектуры.
Пресса: Город с двух сторон от одного тракта
Бийск — это место, некогда пережившее столкновение двух линий российской колонизации, христианской и предпринимательской. Конфликт возник вокруг местного вероучения и, хотя одни хотели его сгубить, а другие — защитить, показал, что обе линии слабо понимают свойства осваиваемого ими пространства. Обе вскоре были уничтожены революцией, на время приостановившей и саму колонизацию, которая, впрочем, впоследствии возродилась, пусть формы ее и менялись. Пространство тоже не утратило своих особенностей, пусть они и выглядят несколько иначе. Более того — сейчас в некоторых отношениях они прекрасно понимают друг друга.