Партнер КБ Стрелка, архитектурный критик, урбанист Григорий Ревзин рассказал Илье Иванову о хрущевках как эманации социалистического образа города будущего, антисемитизме в позднем СССР и о Москве как глобальном общероссийском айсберге, на который все пытаются взобраться.

39 советским кинотеатрам Москвы приходится нелегко: один за другим их закрывают, перепродают, демонтируют. Все они вошли в программу реконструкции, которую осуществляет ADG Group, и скоро будут переделаны в «районные центры». Местные жители и историки архитектуры против. «Афиша Daily» разобралась в ситуации.

Анализ материала наружных стен домов по данным переписи населения РФ 2010 года.

Социолог Виктор Вахштайн о социологии архитектуры, ее месте в науке и связях с семиотикой и антропологией

Сейчас город — это прежде всего его центр, центром он опознается и остается в голове. Город будущего требует деконструкции центра настоящего. Вопрос: а будет ли у него другой центр?

Интернет, как мы уже тут неоднократно обсудили, лишает город многих его преимуществ перед не-городом, но он же сделает города центрами своего всевластия и всеведения.

Город и интернет могут выступать — и выступают — как конкуренты. Если города еще не поняли этого и продолжают молиться на интернет как средство, которое приведет их к процветанию, то это просто инерция мышления.

Стив Джобс писал, что лучшие идеи рождаются из случайных встреч у кофемашины — между специалистами по городам и будущему такой неловкости не случается. Урбанисты и футурологи пьют кофе из разных кофемашин.

Московские власти планируют реконструировать Алексеевскую железнодорожную ветвь, проходящую по историческому центру столицы. Проект грозит, в частности, разрушением путепроводов, спроектированных одним из знаковых архитекторов ХХ века — Алексеем Щусевым. Новое строительство также исказит сложившийся облик площади Трёх вокзалов.

Напомню, что город будущего сегодня — это не столько инструмент создания какого-то будущего, сколько результат воздействия будущих изменений на города. И если рассматривать сценарии современной футурологии, то окажется, что основные изменения — не городские, они превышают город по своему масштабу, они общемировые.

Архитектура — последнее из искусств, которое до сих пор еще пытается выстроить себя на апелляции к высшей истине. Литература, кино, музыка, театр, пластические искусства давно от этого отказались, и архитектура вынуждена будет пойти вслед за ними и выстраивать себя на основе идеи переживания людей — хоть пока и не очень понятно, как это.

На прошлой неделе в шести районах Москвы начались первые публичные слушания по проектам планировки кварталов реновации. Жителям показали концепции того, как после перестройки будут выглядеть Солнцево, Очаково-Матвеевское, Ивановское, Метрогородок, Северное Тушино и Митино.

Собственность — сложный и многосоставный институт. С точки зрения общественного спокойствия лучше считать его священным. На собственность завязано такое количество интересов, что любые прогнозы о ее изменении оскорбительны по определению. Однако все же интересно, что будет с собственностью на жилье в городе будущего.

Принципиальная новизна города будущего нашего времени в том, что он не является инструментом достижения будущего. Это совсем иная конструкция. Она основана на том, что будущее наступает само по себе. Город нужно к нему приспособить — и сам город, и, главное, его жителей.

Когда решают проектировать новое поселение, кому-нибудь всегда приходит мысль сначала обратиться к специалистам по транспорту. Скажите, говорят им, как должен быть устроен транспорт, а мы придумаем все остальное.

В 1790 году предприниматель Ричард Аркрайт соединил паровую машину Джеймса Уатта (созданную в 1769-м) и прядильную машину Джеймса Харгривса (1764) в одну систему и создал фабрику в Кромфорде. Это, конечно, условная дата рождения фабрики, можно найти и другие. Но новация Аркрайта имеет преимущества для понимания феномена.

Театр представляет собой довольно парадоксальное здание, который внутри себя содержит весь город сразу, и даже с пригородами,— и торжественные проспекты, и рядовые улицы, и сельские пейзажи.

В наши дни блочные жилые комплексы считаются ошибкой архитектуры, кварталами, как магнитом притягивающими к себе социальное неблагополучие. Но так было не всегда. И трудно отделаться от мысли, что сегодняшние критики швейцарского архитектурного наследия послевоенного периода смотрят на этот вопрос слишком однобоко и поверхностно.

Я придумал некую программу развития спальных районов, как мне казалось, более или менее остроумную. При обсуждении выяснилось, что она совсем никуда не годится, хотя в некоторых местах она пережила этап нечувствительного внедрения.

Идеальная городская среда – это, скажем, исторический город, а в центре, скажем, парк, а в парке, скажем, музей. Музей — это creme de la creme городской среды. Кремль духовности. То есть так считается.

Во времена политического нестроения 12 года, когда на Поклонной собирались сторонники власти, а на Болотной наоборот, одна дама сказала мне: «Проблема в том, что все, что мы делаем, делается для человека с Болотной, а наш избиратель — на Поклонной».

Каждый, кому приходилось искать в городе спортивные объекты, оставшиеся от больших событий, испытывал разочарование. Для меня оно началось с поисков телебашни, построенной Сантьяго Калатравой в Барселоне для Олимпиады в 1992 году.

Нас ждет попытка разогнать массовое индустриальное строительство до 120 млн квадратных метров. 120 не получится, а 100 – вполне; ухудшение качества строительства будут обосновывать необходимостью все удешевить, чтобы исполнить указ президента. 100 млн квадратных метров – это примерно 4-5 млн человек, найти эти 5 млн платежеспособных человек в год вряд ли получится.

У жителей «хрущевок» не спросили их мнения о переселении. В Британии похожий подход привел к пустырям и испорченным жизням, пишет специалист по России и охране архитектурного наследия Клем Сесил.