Итак, братья Третьяковы в доме в 1-м Голутвинском не жили в сознательном возрасте и, хотя он связан с памятью об их рождении, никакого мемориального интерьера там сохраниться не могло, Третьяковы сдавали особняк квартирантам.
Кроме того, с 1918 по 1970-е в доме были коммуналки, затем, после строительства здания Новой Третьяковки на Крымском валу, большую часть купеческо-мещанской застройки Голутвинских переулков и Якиманки снесли, сохранив особняк как связанный с памятью о Третьяковых – в период сноса дом и его окрестности выглядели примерно так. В 1980-е годы особняк даже частично исследовали и реставрировали, «заодно» со строительством Президент-отеля – впрочем, «реставрировали» довольно грубо, поскольку деревянные стены первого этажа заменили на кладку из «керамического камня», облицевав новыми досками и соорудив в первом этаже подпорную конструкцию.
Затем дом, хотя и получил статус ОКН регионального значения в 1992 году, и был передан в оперативное управление ГТГ в 1997 году, долгое время пустовал, в 2000 году его даже отключили от коммуникаций. Между тем сотрудники галереи работали над созданием концепции и поиском спонсоров.
Как видим, мемориальной обстановки нет и быть не могло и исторической обстановки дома тоже не осталось. Поэтому основной экспозиционной идеей стал «репрезентативный дом». В нижнем каменном этаже экспонатом становится сам дом: остатки подлинной дранки под штукатурку и клейма на кирпичной кладке, раскрытые на стенах, подвал под стеклом, макет – плюс три зала, посвященных семье Третьяковых, их бизнесу и их коллекциям. Экспозиции очень медийные и интерактивные: портреты и родословные проецируются на штукатурную стену, по хронологической стене можно двигать стенд, показывающий информацию по соответствующему периоду, можно листать данные на экранах. Медиаэкраны с мини-роликами спрятаны и в выдвигающихся ящиках столов; рядом настоящий лен – Третьяковы торговали льном – в виде как тканей, так и трепаных и нетрепаных куделей. Так что выставка еще и тактильная. Кроме того она рассчитана на восприятие слепыми и глухими посетителями: большой ролик об истории торговли льном сопровожден сурдопереводом, макет на на входе подписан шрифтом Брайля и его можно трогать, именно поэтому кирпичи нижнего этажа слеплены там более отчетливо, чем в реальности.
В то же время, поскольку внутри не сохранилось не только интерьеров, но даже части перекрытий, лестницы и полы новые, в первом ярусе подобран характерный для 2 половины XIX века рисунок «метлахской» плитки.
В верхнем этаже, где не осталось практически ничего подлинного от стен, в боковых залах реконструированы два кабинета, соответственно, Павла и Сергея Третьяковых, с их подлинными вещами, включая купленные в Париже по ошибке поддельные танагрские статуэтки, столы, бюсты, картины, иконы. Посередине между двумя «кабинетами» расположен зал с красными стенами и картинами, развешанными в несколько рядов: на одной стене картины из коллекции Павла и, соответственно, из ГТГ, на другой – из коллекции Сергея, из ГМИИ: старший брат собирал русское искусство, младший западное, и здесь, согласно замыслу, браться «встречаются» своими коллекциями. Подбор картин планируется время от времени менять, об этом есть договоренность с ГМИИ. Красный цвет стен центрального зала – оммаж традиционному музею и не основан ни на каких источниках в особняке, синий и желтый в боковых комнатах, как и серый цвет внешней обшивки стен второго этажа, – основаны на исследованиях покрасок, проведенных в 1980-х годах, когда, собственно, остатки подлинного верхнего яруса и были уничтожены.
Авторы проекта реставрации и дизайна экспозиции – Наринэ Тютчева и АБ «Рождественка». Они подключились к работе в 2017-2018 годах и начали, заметим, с проекта экспозиции, и лишь потом занялись проектом реставрации дома. Таким образом формирование музея – что бывает редко – происходило в последовательности: концепция – дизайн экспозиции – проект реставрации здания.
Татьяна Гафар, заместитель генерального директора ГТГ по развитию новых музейных пространств
«Музей рассказывает не о том, как здесь жили Третьяковы, поскольку они жили здесь только в детстве, – он рассказывает о Третьяковых, о том, что с ними было связано и о том, что они сделали. Была написана концепция, сценарий экспозиции и мультимедиа – как подавать материал, в каком виде. Был проект реставрации здания. Был сделан эскиз дизайна для обоих этажей; но нас что-то не устраивало, что-то было не так… Тогда мы обратились к «Рождественке», вначале – чтобы они предложили идею для «кабинетов» во втором этаже. Они предложили решение с серыми фонами, которые выявляют подлинные предметы. Посмотрели проект реставрации, стало ясно, что он нуждается в доработке. В итоге они стали работать с проектом приспособления, реставрации и проектом интерьеров».
Таким образом, музей, попадая, так или иначе, в рамки типологии мемориального дома, для нее нехарактерен, и сразу по двум параметрам.
Во-первых, большая часть его экспозиции не законсервирована, а реконструирована, собрана из музейных фондов и докомпонована. Но сконструированных, придуманных музеев-фикций много, поэтому важнее «во-вторых» – а во-вторых, авторы открыто признают составную суть экспозиции, всячески объясняют и раскрывают ее и, как следствие, делают акцент на подлинных вещах, будь то предметы, имеющие отношение к Третьяковым, или остатки настоящей штукатурки и кирпичной кладки дома. Получается довольно сложный, сценографически выстроенный, но элегантный палимпсест, который для большинства посетителей потребует, вероятно, объяснений и истолкований, но выглядит свежо и отчетливо демонстрирует современный подход к музейной экспозиции не только с точки зрения цифровой медийности и инклюзивности, но и акцента на аутентичности.
В этом смысле прежде всего интересно решение, предложенное Наринэ Тютчевой и АБ «Рождественка» как ключевое для дизайна экспозиции – все предметы, необходимые для целостности обстановки кабинетов: камины, полки с книжными корешками, стулья, даже шкафы для икон и лампады перед ними, – представлены нейтральными муляжами точной узнаваемой формы, но светло-серого цвета. Помимо предметов обстановки и, скажем, розетки на потолке, так же воссозданы обои – их рисунок взят из эскизов архитектора Александра Каминского, зятя Сергея Третьякова, который много строил для братьев; но цвет полностью убран и рисунок дан в сером тоне.
Таким образом у нас не остается сомнений в том, где настоящие стол и книги Третьяковых, а где окружение, которое требуется, фактически, домыслить. Так и вещи не оказались в вакууме – что было бы вполне вероятно без дополняющих «декораций», и обмана не произошло. Экспозиционный прием – достаточно ясный и считываемый; неудивительно, что, как мы подсказали коллеги, похожий подход уже был использован в доме-музее М.А. Булгакова в Киеве, так называемом «доме Турбиных».
Мы задали несколько вопросов Наринэ Тютчевой, и начали с совпадения.
Архи.ру:
Вы как-то вдохновлялись музеем Булгакова, и в целом относите ли примененный прием к какой-то современной музейной традиции?
Наринэ Тютчева:
Мы пришли к этой идее совершенно самостоятельно, вдохновлялись только собственной логикой и фабулой концепции, предложенной кураторами. Для меня импульсом к такому решению стали впечатления от музея Пушкина в Михайловском. Я и раньше знала, что музей полностью воссоздан, но когда я спросила у экскурсовода, что из вещей тут подлинное, и мне сказали – только тросточка, – на меня это произвело сокрушительное впечатление. Иногда музейщики сами перестают различать подлинное и воссозданное, рассказывают обо всем как о подлинных исторических свидетельствах. Апогеем этого явления для меня стала скамейка в Тригорском, она сделана лет 15 назад, но обведена веревочкой и на ней написано: садиться запрещено, это любимая скамейка Евгения Онегина (sic!). Мистификация и подмена подлинного придуманным – опасная тенденция.
Поэтому мы решили пойти противоположным путем: собрали референсы, фотографии с примерами домов-музеев, и условно закрасили на картинках часть вещей полупрозрачным серым флером – так получился нейтральный фон, и так сложилась наша концепция, которая понравилась коллегам из Третьяковской галереи. Это наша первая серьезная работа над концепцией музейной экспозиции. Булгаковский музей я увидела позже, тогда, когда вся экспозиция была уже реализована. Ужасно расстроилась, решила, нас обвинят в плагиате, хотя никакого влияния не было вовсе, скорее совпадение логики... Впрочем совпадение неполное: там воссоздан конкретный утраченный интерьер, у нас все несколько иначе, мы сформировали типизированную обстановку для показа подлинных вещей.
Проектом реставрации вы стали заниматься позже?
Да, после того, как был принят проект экспозиции, стало ясно, что проект реставрации, который к тому времени уже существовал и был разработан Спецпроектреставрацией, нуждается в доработке «под экспозицию». Авторы отказались его дорабатывать, и тогда Татьяна Викторовна Гафар, замдиректора ГТГ, попросила заняться этим нас.
Раскрытия кладок, подвала – делали вы?
Да, предшествующий проект не предполагал раскрытий. Мы исследовали здание, пошли в архивы и нашли довольно много, в том числе результаты исследований 1980-х годов, которые дали нам основания для покраски стен. Информации о планировках времени Третьяковых, напротив, найти не удалось, есть только данные о коммунальных квартирах. Кроме того можно предположить, что, когда Третьяковы начали сдавать дом внаем, а он принадлежал им до 1918 года, внутреннее пространство перепланировали для жильцов, разделив, в частности, верх на две равные части; то есть какой была исходная планировка – мы не знаем.
Поэтому первый этаж у нас – это рассказ про подлинные стены, а второй этаж – про подлинные предметы, размещенные «в макете».
Как вы оцениваете опыт работы со зданием и экспозицией Музея Третьяковых?
Опыт интересный и удачный. Благодаря доверию и настойчивости сотрудников Третьяковской галереи удалось реализовать практически все замыслы – команда была очень хорошая, заинтересованная и понимающая. Подрядчик также прислушивался к нашим просьбам и работал качественно, даже героически, несмотря на пандемию и другие сложности.
Для меня это счастливый опыт, а также некий урок, который состоит в том, что при работе с наследием очень важно целеполагание: важно понимать не только как надо сохранять, но и – для чего сохранять. Если поставлена конечная задача, реставрация идет методичнее и успешнее, лучше, чем если есть просто сохраненный дом, в который надо что-то встроить. Мы постепенно материализовывали заданную фабулу, и это очень помогало работать.
***
Любопытно, что проект реставрации и приспособления буквальным образом «пророс» из концепции экспозиции, хотя история, конечно, двусторонняя: «Рожественку» позвали поработать с экспозицией в год открытия Флигеля Руина Музея архитектуры, примера фактурной реставрации с максимальным сохранением status quo аутентичных элементов. Одно зацепилось за другое, и заметим, в обоих случаях здания – скорее средовые, плохой сохранности и отнюдь не из учебников. Полуразрушенные и для своего времени скорее обычные, да и без уверенной датировки.
Дом Третьяковых, к примеру, восстановлен на 1850-е годы, тогда как Третьяковы съехали отсюда в 1840-е. Но решение правильное, поскольку о внешности дома на 1840-е точных данных нет, а с середины XIX века облик дома сравнительно известен. Рядовой купеческий дом, не очень богатый, и сильно перелицованный, становится предметом любования, во-первых, благодаря исторической связи с Третьяковыми, а во-вторых, после сноса все средовой застройки вокруг – так как остался один, это тоже существенно. И вот этот рядовой дом исследуют, рассматривают остатки дранки на стенах, показывают подвал – к слову, подвал был небольшой и только в одной части дома, ниши в нем – печура и, вероятно, ледник для хранения продуктов.
Призывают посетителей не только потрогать пряди настоящего льна, но и познакомиться с клеймами на кирпичах, с исторической штукатуркой. Все это довольно ценно, осмелюсь заметить, не столько для конкретного проекта музейной экспозиции, хотя она здесь тоже делает любопытный шаг к сочетанию разного рода современных тенденций, – сколько для воспитания зрительского чутья в широком смысле. У нас все еще стены, скажем так, ободранные и дворцово-красные, также как и старая штукатурка с кирпичом и медиа-экраны, существуют на разных полюсах сознания. Здесь их соединяют, микшируют, как в венецианском Арсенале, однако попутно объясняя, что к чему. Интересный эффект.
Музей работает ежедневно, кроме пн и вт, по записи, по сеансам.
Основной меценат и партнер проекта – Александр Тынкован.
Реализация проекта стала возможной благодаря: доходу от эндаумента Третьяковской галереи, пожертвованием ПАО «Промсвязьбанк», Наталии Опалевой, Алексея Репика, концерна «КРОСТ», Благотворительного фонда им. П.М. Третьякова и компании Samsung Electronics (технический партнер).