Впрочем, они и раньше отражались: не менее яркой была предыдущая выставка «Нити», посвященная совриску, связанному с вязанием и вышиванием – это, как говорят, сейчас популярная тема. Исследование китча – тоже, кажется, популярная.
Очевидно, что на такой выставке будут показывать не китч, а его переосмысление в современном искусстве. Блесток и яркого будет много. Очевидно, страшного не очень много; страшноватого – пожалуй, не зря над входом помещен объект, состоящий из надписи «Страшновато». Тем не менее драматизм очень подспуден, надо постараться, чтобы его тут почувствовать – вот разве если смотреть со 2 этажа через тени.
Нету тут и комнаты страха, хотя она тоже вполне китчевое явление, могла бы быть. А так приходится собирать крошки ужаса, распределенные среди «чересчурной» радости, по разным углам. Для этого нужно ходить по выставке очень внимательно, ну, если поставить себе такую задачу.
При входе на основную часть экспозиции – на 2 этаж – нас встречает хрестоматийная работа группы «Синий суп» The Lake, Озеро, 2007 года, отмеченная премией Инновация-2007. Это видео, где из сумрачного круглого пруда поднимается туман, постепенно превращая весь экран в белый лист, который затем становится черным, и так по кругу. Спрашивается, где тут китч?
На 4 этаже встречаем картину Валерия Кошлякова из серии «Архитектурные фантазии». А тут при чем китч?
Разгадка заключается в том, что куратор Алексей Масляев подошел к исследованию темы широко и, скажем так, научно. Он цитирует Вальтера Беньямина и Теодора Адорно (см. спор о массовом искусстве, о нем можно послушать, например, здесь): ...массовое искусство это наслаждение шаблоном; а также Климента Гриндберга: ...китч как феномен всегда современен, потому что это вкус масс; его природа театральна, и мы всегда имеем дело с симулякром, а не с реальностью; модель китча состоит в том, чтобы убаюкивать нас как зрителя через обещание возвышенного, обещание райской жизни, обещание любви.
Поэтому выставка, последовательно по этажам, подразделяется на темы: природы, созерцание которой – от себя добавлю, особенно на фотообоях, так характерно для китча; любви, красоты и селебрити; и высоких материй классики и претенциозного «дворянского» поведения.
Так что «Озеро» – подходит к природе, как и фотографии зарослей на лайтбоксах в инсталляции Анастасии Цайдер из серии Arcadia; заметим, что все заросли не из леса, а из окружения панельной застройки, они действительно густые, но панельки проглядывают среди ветвей, а в странных скульптурных столбиках угадываются уменьшенные копии цементных дворовых вазонов, сложенных друг на друга.
Кошляков, таким образом, с его тенями произведений классической архитектуры – в данном случае одной из высоток – подходит под определение тоски по высокому, классическому, красивому, так больно ударившей наш социум где-то в восьмидесятые, что оно стало очень чувствительным к постмодернизму, в том числе и особенно к его китчевым проявлениям. Тут и романтическая тоска среди руин, и мещанские бидермайерские интерьеры, и лабутены, и лампионы, и чулки в клеточку, и мраморные статуи... Вообще античка всякого рода, лучше – узнаваемая, навязшая в зубах еще с художественной школы.
Куратор поясняет, по Гриндбергу и Гройсу: ...если авангард рефлексировал относительно искусства прошлого, то китч бессодержательно заимствует; он – как оболочка, которая блокирует высокую культуру от нас.
Но в то же время он, китч, вместе с красивостью приносит в жизнь людей красоту, которая, хоть в каком виде, а очень им нужна?
Словом, тут может быть много размышлений и слов, даже над кураторским текстом под эпиграфом из Сьюзан Сонтаг: «Требующий исключительно высоких и серьезных удовольствий лишает себя удовольствия». Трактовать ее можно по-разному – а почему нет? – но как по мне, это про тех людей, которые, глубоко внутри сомневаясь в наличии у себя достаточного вкуса, носят серые костюмы и ходят в классическую оперу, хотя на самом деле она их совершенно не радует. А может быть и нет. Исследование такое исследование.
Любопытно, что на четвертый этаж, вместе с мраморными скульптурами и натюрмортом с книгой про ислам, попала инсталляция Марии Авданиной «Ой лели лели. Над Москвой-рекой», где в миниатюре воспроизведен среднестатистический офис продаж со столиком, пальмой и монитором, показывающим четыре московские стройки под народный напев. Вспоминается ролик к песне Юрия Шевчука 2020.
Надо сказать, это самая «архитектурная» из представленных тут работ, прямо-таки, на острую живо трепещущую тему.
Взята ли тема широко? Да, очень широко. Не все показанные вещи, вне контекста умного кураторского высказывания, увидев отдельно, получится связать о осмыслением китча. Но многие да. Где-то, особенно там, где Дубосарский и Виноградов или Мамышев-Монро, думаешь, ну какой это китч, это скорее поп-арт, а точнее соцарт. Считает ли куратор соцарт частью переосмысления китча, а соцреализм частью китча? Тоже, надо думать, да. В конце концов, что такое картины Виноградова/Дубосарского как не возможность насладиться качеством импрессионистической радости, взятой отдельно от идеологии, преподнесенной нам «на блюдце», как вкусная пенка или крем, снятый с торта, да еще и усиленной в несколько раз?
Хронологически – тоже очень широко, на выставке собраны вещи начиная с, кажется, 1992 года равномерно до наших дней, как из собрания Ruarts Foundation, так и из еще полутора десятка коллекций. Этакая ретроспектива реакций на китч – иногда прямых, иногда косвенных, иногда, что греха таить, подтянутых в общую компанию за уши. Но для большой выставки с массивным цитатным обоснованием это, пожалуй, не грех и не погрешность, а своего рода позволительная шалость. Как для современного искусства – откликаться на китч, давать ему проникать в себя и самому проникать в него, подпитывать и подпитываться.
Как тут не носить вещи с блестками.