Автор книги Куба Снопек – архитектор из Польши. Он поступил в московский Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» в 2010 году и оказался там в учебной студии Рема Колхаса, где изучалась проблема сохранения «неудобного» модернистского наследия. Эта проблема, действительно, есть: существует гигантское количество архитектуры, которую нельзя сохранить, потому что она не уникальна, а в наши дни только уникальность объекта дает возможность для его сохранения. Колхас приводил в пример Берлинскую стену – объект простой, но нагруженный важными нематериальными коннотациями, однако не уникальный, в следствии чего и погибший. Эту методологию Куба Снопек попытался приложить к русскому контексту, а именно – к московскому району Беляево.
Но самое важное там – не дома, пишет автор, а культурный контекст эпохи, который, в частности, почерпнут им и из фильмов советского времени. Снопек проводит разные параллели с конкретным микрорайоном, его интересует советский быт и повседневная жизнь. Он находит известных людей, которые были связаны с Беляевым. Среди «звезд», которые в разное время тут, оказывается, жили – Гройс, Парщиков, Янкилевский, Попов и многие другие, однако, по мнению автора, самым знаменитым из всех был поэт и художник Дмитрий Александрович Пригов. И, конечно же, для автора важно, что именно в Беляево произошло важное для российского искусства событие – «Бульдозерная выставка» 1974 года.
Этот культурный багаж района, по мнению Снопека, дает все основания, дабы ратовать за необходимость сохранения Беляева. Его диплом на «Стрелке» завершался проектом справки о выдающейся мировой ценности этого района, которая необходима для его включения в список Всемирного наследия ЮНЕСКО в качестве объекта нового типа исторического наследия, а книга – рассказом о том, как эта провокационная идея вызвала протест местных жителей, написавших на него жалобу в префектуру: они испугались, что охранный статус помешает развитию района. То есть сохранение «физического» Беляева чрезвычайно затруднено.
Повторяемость как базовый принцип организации района Беляево на градостроительном и архитектурном уровнях. Фотография Макса Авдеева из книги «Беляево навсегда»
Однако вопрос о методе сохранения Беляева – все же проблема важная. Дома там имели срок годности и изначально были рассчитаны всего лишь на 20 лет эксплуатации, после чего их должны были заменить более комфортным жильем. И правда, как теперь сохранять эти дома – с протекающими крышами, щелями, проницаемыми стыками между панелями и всем прочим? И архитектура их – вовсе не уникальна. Поэтому, принимая во внимание изначальное отсутствие уникальности в типовой застройке Беляево, Снопек говорит о том, что речь не идет о целостном сохранении района, а лишь о сохранении уникального компонента – нематериального наследия. Автор призывает создать новые критерии сохранения подобных Беляеву районов. Его идею подкрепляет остроумная иллюстрация, предлагающая преобразование логотипа ЮНЕСКО – с заменой античного храма на панельный дом.
Снопек пытается создать из Беляева «настоящее мифологическое урочище» и тем самым запустить процесс мифологизации. Он рисует идеализированное место: «В отличие от северных и восточных районов, Юго-запад Москвы, как магнит, притягивал интеллигенцию своей академичностью и культурностью». Беляево предстает перед читателями населенным концептуалистами во главе с Дмитрием Приговым. И в книге, действительно, больше всего внимания уделяется Дмитрию Александровичу, названному «самым важным обитателем Беляева», и факт его жизни там посему задает главный импульс идее сохранения района. Но насколько важно для творчества Пригова именно Беляево? Снопек приводит в доказательство несколько его стихов, но они могли быть написаны и в любом другом спальном микрорайоне.
Снопек достаточно категоричен в ряде своих выводов. К примеру, общими чертами, которые связывают микрорайон и московскую концептуальную школу, оказываются «повторяемость, и пустотность, и отказ от визуального». И его утверждения о том, что «тотальный» подход к строительству нашел отражение в тотальном подходе к искусству (имеются ввиду тотальные инсталляции), несомненно, имеет здравое зерно, но звучит более чем полемично. Проблема – в понимании «пустотности» и «тотальности» как якобы самоочевидных понятий, при том что их корни в концептуализме и в советской реальности не прослеживаются, также непонятно, как эти корни могли «сплетаться».
Доводы, что в Беляево «архитектурная среда стимулировала художественную деятельность» также не кажутся очевидными. Конечно, спальный район важен для московского романтического концептуализма, но не менее важна для него и коммуналка в центре, а также появление дополнительного выходного дня, который позволил концептуалистам устраивать акции за городом. Все эти факторы одинаково значимы для исследователя, у которого есть кое-какой опыт жизни в ту эпоху.
Получившаяся книжка – типичный продукт «Стрелки»: информация в ней излагается доступно, в расчете на широкого читателя. Но, к сожалению, при всей важности издательской программы института, у ее изданий есть и недостатки, которые «Беляево навсегда» демонстрирует в полной мере: стиль легкого популярного исследования и склонность к построению ярких, парадоксальных концепций, часто игнорирующих и реальные исторические факты, и саму необходимость их изучения.
Однако проблема сохранения Беляева и других подобных микрорайонов существует, и неясно, как о ней говорить, тем более – ее решать. Заслуга Кубы Снопека в том, что он одним из первых заговорил об этом и добился того, чтобы эту тему начали широко обсуждать. О «Беляево навсегда» часто говорят (хотя пока книга больше на слуху, чем на столе), и сейчас по мотивам исследования Снопека в Беляево была даже организована серия экскурсий и образовательных мероприятий. В ее программе – дворовый развивающий воркшоп «Как стать знаменитым художником» и интерактивная игра «Беляево-квест. Бульдозер».
