Вообще же, вспоминая фанерный театр, красным клином взрезавший БДТ, хочется аплодировать тому человеку из Русского музея, который позвал на столь ответственный проект автора из объединения «Архатака». Специализация бюро, по крайней мере так декларировалось в 2020 году, – «балансировать на грани абсурда и реальности». Но Андрей Воронов умеет и взбодрить публику, и быть лиричным, а главное – яркие и выразительные решения появляются не из желания произвести wow-эффект, а как следствие размышлений о смысле и контексте. Один из наших любимых проектов архитектора – Индустриальный сквер в Альметьевске, где газовые трубы растут вместе с полевыми травами сквозь трещинки в асфальте.
Итак, Академические залы Михайловского дворца, 225 лет Карлу Брюллову, отреставрированный «Последний день Помпеи», привезенные из трех десятков музеев картины, одна из которых экспонируется впервые. Стратегия Андрея Воронова – выделить ряд фундаментальных условий и ограничений, которые необходимо учесть, и постараться их обыграть.
Андрей Воронов, «Архатака»
Сценография экспозиции выстраивается таким образом, что движение посетителя уподобляется одновременно путешествию и некой торжественной церемонии. Оно подчинено логике истории, которая раскрывается, как и сама композиция, последовательно.
История жизни превратилась в главную, но не единственную пространственную метафору. У нее есть фундамент – условные раскопки, где из-под слоя затвердевшего пепла приоткрылась архитектура. Подобные картины вполне мог видеть и сам художник, который побывал на раскопках в Помпеях и Геркулануме. Эта мысль неотвязно вертелась у меня в голове, после того как я наткнулся на работу кисти Пьетро Фабриса и еще несколько гравюр и картин конца XVIII начала XIX века.
Ну а холодный лазурный цвет – это в моем видении свежесть Средиземноморья. Мы в Петербурге живем между серым небом и серым гранитом, художник как никто хорошо это понимал, страдая от непогоды и скучая по Италии. Для нас такие цвета и контрасты кажутся чем-то, выходящим за рамки приличия. Но я считаю, что лазурный цвет отлично оттеняет теплые густые краски самой живописи.
История жизни превратилась в главную, но не единственную пространственную метафору. У нее есть фундамент – условные раскопки, где из-под слоя затвердевшего пепла приоткрылась архитектура. Подобные картины вполне мог видеть и сам художник, который побывал на раскопках в Помпеях и Геркулануме. Эта мысль неотвязно вертелась у меня в голове, после того как я наткнулся на работу кисти Пьетро Фабриса и еще несколько гравюр и картин конца XVIII начала XIX века.
Ну а холодный лазурный цвет – это в моем видении свежесть Средиземноморья. Мы в Петербурге живем между серым небом и серым гранитом, художник как никто хорошо это понимал, страдая от непогоды и скучая по Италии. Для нас такие цвета и контрасты кажутся чем-то, выходящим за рамки приличия. Но я считаю, что лазурный цвет отлично оттеняет теплые густые краски самой живописи.
Драму выставки держат несколько ключевых точек, о которых мы и расскажем чуть подробнее.
Масштаб и пепел
Многие портреты кисти Брюллова по размеру значительно превосходят рост человека. Габариты «Последнего дня Помпеи» – около 4,5 х 6,5 метров. Но это не самая большая работа автора – есть еще незавершенная «Осада Пскова», а 14-метровый фрагмент плафона для Исаакиевского собора даже пришлось поставить под наклоном. Одновременно на выставке представлены акварели, графика и картины малого формата.Осмысляя масштаб, Андрей Воронов сделал вещь, возмутившую многих – приподнял полы на два метра. Пропорции залов изменились, но картины Брюллова стали выглядеть еще значительнее, одновременно приблизившись к зрителю – не нужно задирать голову, все, что возможно – на уровне глаз. Этот же приём позволяет по-новому взглянуть и на архитектуру Академических залов и рассмотреть то, на что раньше взгляд не падал. Покидая зал Помпеи, чувствуешь себя в книге Льюиса Кэрролла – почему это портал стал таким маленьким, словно его затопило водой или остывшей лавой? Смена ракурса отлично освежает привычное.
Стоит ли говорить, что большие работы размещаются в больших залах, акварели и графика – в галерее перехода, которая превращается в шкатулку. Гигантский плафон зритель обозревает с балкона, словно вглядываясь в открытый археологами культурный слой, а гроздь винограда с «Итальянском полудня» – на расстоянии вытянутой руки.
Свежесть лазури
Драматичные контрасты, порожденные сменой масштаба и пропорций, усиливает цветовое решение. При этом введенный архитектором дополнительный цвет – искренне удивляемся – многим не понравился. Корреспондент «Фонтанки» сравнивает его с лазурными городскими автобусами и спортивным бассейном. Издательство Blueprint настроено еще критичнее, называя «массу холодного синтетического цвета» «серьезным просчетом архитектора». Чуть мягче «Новая газета»: «пронзительно-бирюзовый цвет этих фальшполов в первый момент вызывает оторопь, но потом глаз привыкает – без резкого контрастного цветового пятна часть работ, выдержанных в красно-коричневых тонах и висящих на стенах почти такого же красно-коричневого цвета, просто исчезла бы из поля зрения».Претензии выглядят странными прежде всего потому, что на цветовом круге лазурный находится ровно напротив музейного бордового. Сильной контрастной парой пользовался и сам Брюллов. У искусствоведа Алексея Бобрикова читаем про «Последний день Помпеи»: «...этот холодный голубовато-зеленый (электрический, почти радиоактивный) свет молнии на красно-черном фоне – вообще лучшее изобретение Брюллова как художника».
И да, как говорит сам Андрей Воронов, лазурный добавляет свежести и прохлады Средиземного моря, остужает голову, заставляет ее думать. «Последний день Помпеи» и так запечатлен в голове каждого русского человека. Но приподнятый пол, подчеркивающий жар лавы своей прохладностью, помогает простоять напротив картины подольше.
Лазурный, кстати, плещется только в центральной части выставки, да на информационных блоках у входа. Залы, отражающие первые и последние годы жизни и творчества художника, более спокойны.
Линия жизни
Как уже говорилось, кураторы выстраивали экспозицию в соответствии с хронологическим подходом: от студенческих работ и полных жизни автопортретов до картины «Христос во гробе». Дизайн выставки дополняет высказывание о том или ином периоде жизни художника.Первый зал, в котором представлены ранние работы, Андрей Воронов сознательно не меняет. Здесь царит академический дух, от которого и сам Брюллов довольно быстро отмежевался. Оживление вызывает в основном «Итальянский полдень» – его легко опознать по не уменьшающейся толпе зрителей в одном из углов.
Далее следует стремительный взлет – довольно крутой для такого места пандус, который поднимает зрителя прямиком к кульминации выставки и жизни художника – «Последнему дню Помпеи». До определенного момента зритель не видит ничего, кроме пути и картины, остальное остается скрытым. Прямо над пандусом – ось светового фонаря.
Зал с хедлайнером делят другие не менее знакомые полотна – многочисленные портреты современниц и современников Брюллова, разделенные «рекой» пандуса, на перила которого удобно опереться, чтобы послушать аудиогид, рассмотреть детали, стать частью галереи характеров. Этот же «водораздел» помогает чуть отрегулировать потоки посетителей, которых на подобных выставках очень много в любой день и час.
Следующий зал, где размещаются эскизы и фрагмент росписи плафона Исаакиевского собора – метафора «обрыва» жизни, визуализированного балконом у «Святого Николая Мирликийского с ангелами». Эта работа фатально подорвала здоровье художника. Здесь же «Осада Пскова» разделяет занимающие всю высоту стен гигантские картоны от части с почти шпалерной развеской и чувственной «Вирсавией».
Следом – коридор-шкатулка с графикой и акварелями и, наконец, последний спуск в зал с последними работами Брюллова. Для картины «Христос во гробе», впервые представленной широкой публики, здесь выстроен отдельный зал-крипта, который позволяет раскрыть технику «транспарент».
Таким образом, получилось цельное и даже закольцованное высказывание – в последнем зале невозможно не сравнить поздний и печальный автопортрет с первыми, где художник напоминает Апполона Бельведерского. О выбранных архитектурных приемах можно спорить, но кажется, Брюллову, который любил сильные эффекты и умел управлять эмоциями зрителей, подход понравился бы. Посмотреть «Великого Карла» рекомендуем обязательно – хотя бы ради возможности приподняться на два метра ближе к потолкам Академических залов. Выставка продлится до 12 мая 2025 года, а затем поедет в Москву. Более подробную информацию, расписание и билеты ищите здесь.