Пруст и кубизм. К эстетике реконструкции

Доклад для ХХХV Випперовских чтений ГМИИ им АС Пушкина, 30.01.2002

«Время – река, уносящая меня, но эта река – я сам»
 Х.Л. Борхес

На первый взгляд между прустовской прозой и кубистической живописью общего не больше, чем между утонченным, болезненным Прустом и неотесанным здоровяком Пикассо. Их несходство не только внешнее. Пруст назвал свой роман «В поисках утраченного времени», а Пикассо говорил: «Я никогда не ищу, я только нахожу» и так далее… И все же, я вижу в кубизме Пикассо и романе Пруста глубокое родство, хотя , конечно не тождество. Это родство я обозначил словами «эстетика реконструкции»,  эстетика, которая со временем может обнаружить еще не раскрытые возможности. Попытаюсь разъяснить, в чем  я ее нахожу  у обоих авторов.

Несмотря на то что Пруст современник кубизма мы проецируем творчество Пруста в любимую им эпоху импрессионизма.  Импрессионистические образы, в изобилии обнаруживаемые в тексте, дают на это право,  но едва ли прустовская эпопея,  как целое, может считаться импрессионистической. Самая плотность мысли прустовского текста, скорее напоминает аналитические формулы Филонова, чем воздушные перспективы Моне. 
Да, любимое время суток Пруста – закат и он готов любоваться им, так как в часы заката, даже не зная Бергсона,  можно переживать время как «дление», как единство мирового и индивидуального бытия. Но прустовская эпопея ближе к Закату  Шпенглера, чем к закатам Моне. Поэтика прустовского текста   это поэтика мысли, не уступающей по напряженности мысли Павла Флоренского, в те же годы писавшего свой «Столп», Федорова, сочинявшего проект воскрешения отцов или Фрейда, разрабатывавшего концепцию аналитического анамнеза. Это эстетика мысли, реконструирующей опыт прошлого и стремящейся вопреки времени восстановить живое мгновение, некое бергсоновское  дюре.

Основная коллизия, связывающая Пруста, Пикассо и Бергсона в неразрывный узел  есть противоречие между интуитивной нерасчлененностью переживания и рефлексией, раскалывающей эту непрерывность в кристаллическую систему фрагментов. Именно эта коллизия и лежит в основе эстетики реконструкции.

Приметы реконструктивной эстетики видны уже в  античности. Ренессанс, классицизм, наконец – романтизм – исповедывали реконструктивные идеалы. Но лишь в начале прошлого века вкус стал всеядным,  и восстанавливать были готовы все. И не в каких-нибудь отдельных социальных институтах, а в обыденном существовании, в переживании человеком своей жизни и самого себя.
 Всеядность и экзистенциальная сиюминутность, взятые вместе, и составляли беспрецедентную утопию жизненной полноты,  которая , конечно же, не могла найти своего воплощения, но рождала мощную духовную энергию и обостряла мысль. И если сам Пруст видел реализацию этой утопии в творческой реконструкции собственной жизни, то в общекультурном масштабе неудача этой утопии  рождала эстетику реконструкции как таковую.

В этом отношении Пруст выходит за рамки любого стиля - импрессионизма, готики или классицизма. И в этой универсальности своей он близок  кубизму Пикассо.
Кубизм часто сближают с футуризмом, но не следует упускать из виду, что футуризм направлен в будущее, а кубизм, скорее, в прошлое. Уже современники замечали, что кубизм Пикассо не столько проект нового, сколько подведение итогов.
Однако сегодня, когда реализовавшееся будущее сделало футуризм безнадежно устаревшим, прустовская проза и кубизм начали казаться наиболее продуктивными моделями. Вопреки мнению Сартра, считавшего, что Пруст лишил читателя будущего и следовательно, свободы, оказалось, что футуристические фантазии куда архаичнее реконструкции, не гадающей о будущем, а создающей настоящее, так как настоящее и оказывается будущим, то есть тем, что реально противостоит прошлому и другого будущего у нас нет и не будет, ибо будущая свобода свободой не является, а несущая свободу мысль – есть нечто, что существует ТОЛЬКО в настоящем времени, вмещающем и будущее, и прошлое.
Вот почему к концу своего романа Пруст приходит к идее обретения времени в творчестве, как бы выходя из времени дления в иное время – время созидания и реконструкции. И тут можно заметить, что приведенные выше слова Борхеса фактически перефразируют мысль самого Пруста, который в конце «Обретенного времени» писал:
«Я почувствовал … что все это такое длинное время было не только беспрерывно прожито, продумано, выделено мной, что оно было моей жизнью, мной самим, но еще и то, что я ежеминутно должен был держаться за него, что оно несло меня, взгромоздившегося на его головокружительную вершину, и я не мог двинуться, не переместив ее» 

Эстетику реконструкции следует отличать от эстетики реставрации, хотя бы в редакции  Рескина и Виолле ле Дюка, ибо она не удовлетворяется внешним  воспроизведением прошлого,  как и конструктивизм она - жизнестроительная концепция.
Основное противоречие эстетики реконструкции как раз в том и состоит что в ней есть стремление соединить живое переживание текущего момента с рефлексивным освоением прошлого. Нет смысла повторять, насколько эти установки были значимы для Пруста, но ведь и Пикассо – беспрецедентный пример ассимиляций от африканского неолита, через икону, ренессанс,  к  современникам –Ренуару, Манэ,  Дега, Тулуз-Лотреку.

Развитие реконструктивных идей в искусстве проходило в начале прошлого века во Франции на фоне философии времени Анри Бергсона. Пруст, близко знавший Бергсона,  выбирает «время» в качестве темы своего романа.  Пикассо тоже не мог не знать о Бергсоне, идеи которого носились в воздухе, не только Сорбонны, но и парижских кафе. Но если Бергсон и влиял и на Пикассо, и на Пруста, то результаты получились весьма разными, и разница их, схватывается в символах названия  главной книги  Бергсона: «материя» и «память».
Вот отрывок из «Материи и памяти», который мог бы послужить чем то вроде сценария для аналитического кубизма  Пикассо. Бергсон пишет:

«Всякое разделение материи на независимые тела, с абсолютно определенными контурами, есть деление искусственное… Каждая из наших потребностей есть пучок света, направленный на  непрерывность чувственных качеств и вырисовывающий там отдельные тела
В.С.Турчин заметил, что Пруст в эссе «Сожаления, мечты, цвета времени» склонялся к мысли, что даже время имеет цвет. В связи с этим уместно привести рассуждение Анри Бергсона о темпоральности цвета, возможно отложившееся в сознании Пруста.

В «Материи и памяти» Бергсон сопоставляет число колебаний электромагнитного поля, соответствующее красному цвету (400 триллионов) с двумя тысячными секунды, как минимальным временем, которое способно уловить человеческое восприятие и высчитывает, что воспринимая красный цвет, мы сжимаем в мгновение ни много ни мало 25 тысяч лет, или 250 веков нашей истории.   Тут идея реконструкции времени связана с идеей вибраций, пульсаций, которая была в начале века особенно популярна в оккультных учениях (например, у Гурджиева) и которая, как мне кажется, сыграла не последнюю роль в эстетике Пруста и Пикассо. Однако в примере с красным цветом не схватывается подлинная драма времени – драма становления и метаморфозы.
А ведь идея восстановления, то есть  реконструкции в свете бергсоновской темпорализации восходит к становлению. Восстановление достигается через резонанс с самим становлением, будь то какой-то предмет или просто чувство живого.

То, что мы видим в аналитическом кубизме и без Бергсона выглядит  как раз как  «становление», так как границы предметов здесь разъяты  и  они кристаллизуются из светотеневого раствора, в  котором  контраст света и тьмы напоминает о разделении света и тьмы при сотворении мира. Как не связать это наблюдение с замечанием Пруста о живописи Эльстира: « Бог-отец, создавая предметы, давал им названия, Эльстир же воссоздавал их, отнимая у них эти названия или давая другие»
В этих словах «о словах» и заключается, однако, главная проблема, так как усмотрение сходных черт у Пикассо и Пруста немыслимо без учета различий словесного и пластического искусства, литературы и живописи.
К сожалению, не будучи филологом, я вынужден ограничиться частными наблюдениями. Первое из них – принципиальная ограниченность живописного полотна и напротив  - неограниченность романного текста.
К существующим томам прустовского романа можно было бы добавить еще несколько. Но и в своем сложившемся виде роман не доступен  единовременному восприятию. Читатель романа, если он захочет объять его в целом и в деталях, поневоле попадает в положение самого Пруста, и начнет поиски утраченного времени, попадая в водоворот бесконечных реминисценций. Этот парадокс вызван как раз темпоральностью слова и последовательным, линейным  течением литературной речи. Этот парадокс присущ и философии самого Бергсона, ибо как заметил Жиль Делез – переживать дление и описывать ее – вещи несовместимые.
Да и сам Бергсон понимал, что для конструктивного построения своей теории ему необходимо прорвать текучесть «дюре» понятийной рефлексией. Не случайно Осип Мандельштам, обратил внимание на то, что у Бергсона, пытавшегося свести пространство к времени получилось так, что время  у него исчезло и превратилось в пространственное многообразие данности сознания.

В литературе «потока сознания» развернуть это «дление» в многообразие сцен и мыслей  относительно нетрудно, так как нить словесной речи позволяет без видимых усилий переходить от воспоминаний  к ощущениям, от впечатлений к философской рефлексии, от собственных мыслей к цитатам, от прямой речи к косвенной, от прошлого к настоящему и т.п. Любая фраза из книги Пруста дышит и колеблется в такт этим переходам, извиваясь бесконечной лентой Мебиуса. Этой мягкой  вибрацией многочисленных изменений и поворотов речи, пожалуй, можно объяснить нерасчлененность огромных прустовских периодов, не знающих абзацев и на первый взгляд кажущихся неудобочитаемыми. Однако читаются они напротив с удивительной легкостью именно из-за этих молекулярных вибраций словесной ткани, легких поворотов мысли, напоминающих пучки света. подсветки.
И если бы Пруст предпочел каждый новый поворот мысли или наблюдений начинать с красной строки, текст немедленно превратился бы в кубистическую кали грамму.

В пластических искусствах и, в частности, в живописи аналогичная смена точек зрения если и может в какой-то мере быть достигнута, то лишь ценой неимоверных усилий. И вот плодом этих усилий и был аналитический кубизм Пикассо.
Проза Пруста напоминает прядение нити из кудели образов памяти, в которую вплетаются рассуждения. Из этой нити и ткется текст, ткань, своего рода ПОЛОТНО. Только в этом бесконечном, не доступном восприятию целом  достигается окончательное обретение времени как свершившегося становления и тем самым восстановления смысла – но зато оно достигается теперь не только в романе в целом, но и  в каждой его точке. В любом, наугад выбранном небольшом фрагменте этой текстовой поверхности мы немедленно улавливаем тотальное присутствие  и взаимопроникновение всего и вся. Вот первые фразы:

«Давно уже я привык укладываться рано. Иной раз , едва лишь гасла свеча, глаза мои закрывались так быстро, что я не успевал сказать себе: «Я засыпаю». А через пол часа просыпался от мысли, что пора спать; мне казалось, что книга все еще у меня в руках и мне нужно положить ее и потушить свет; во сне я продолжал думать о прочитанном, но мои думы принимали довольно странное направление, я воображал себя тем, о чем говорилось в книге, - церковью, квартетом, соперничеством  Франциска 1 и Карла У.»

Перевести такие фразы на язык живописи невозможно. Но Пикассо стремится достичь в живописи свободы темпоральных переходов и мыслительной рефлексии с помощью чисто пластических средств. Он начинает  с  онтологической трансформации,  превращая поверхность холста в силовое поле генезиса вещей, делая зримыми не столько предметы, сколько стихию самого изобразительного конструирования.
Такова структура полотен аналитического кубизма. Она дробит мир на  световые сгустки, которые выходят за пределы предметов и  пронизывают весь универсум, но, в отличие от лучизма Ларионова, не растворяют предметы  без остатка,  а сгущаются вокруг их следов или знаков.

Едва ли мы тут имеем дело с приложением теорий начертательной геометрии, оккультных или физических теорий четвертого измерения. Подлинный нерв этого разложения предметов на вспышки светимости дает идея Бергсона об условности предметных границ и выпадении предметов из текучей длительности.
 
В синтетическом кубизме, эти инфраструктуры картинного поля как потенции его темпорализации приобретают новый конструктивный смысл. Пикассо вырезает любой фрагмент отношения предметов друг к другу, вроде заслонения, отбрасывания тени, соседства и превращает их в самостоятельные пластические объекты, размещаемые на вводимых наравне с предметами вспомогательных картинных плоскостях.
Память тут прямо превращается в материю. При этом он так хитро запутывает прямые и обратные перспективы, границы вещи и условные линии, знаки и изображения, что восстановить способ построения его криптограмм практически не удается. Этим его композиции резко отличаются от аналогичных композиций «малых» кубистов вроде Гриса, Глеза, Метценже и Лота, расшифровка которых не требует никаких усилий.

Феноменология Пруста в отличие от пустого как сборочный цех завода пространства Пикассо наполнена импрессионистическими фотографиями памяти. Позднее Джон Хартфилд использовал инфраструктуры кубизма для создания фото-коллажей, в которых, как в литературном тексте,  совмещались всевозможные образы. Но эти фотомонтажи утрачивают и магию фотографии, и легкость прустовской прозы или композиций Пикассо. Они становятся  беспросветными  памфлетами. И причина тут простая – слипшиеся фотообразы не разделены мыслью, пространством рефлексии.


И когда Пикассо заявлял, что рисует вещи «не такими, какими он их видит, а такими, какими он их мыслит»,   декларировал величественную задачу - поднять язык и средства живописи до уровня словесной мысли, хотя мыслились, конечно не ПРЕДМЕТЫ и их свойства, а самая стихия изобразительного творчества. Результатом этого мышления в кубизме и стали сложные пространственно-временные инфраструктуры картины. Они наполнялись самым простым предметным содержанием – светом из окна, фрагментами гитары, вазы с фруктами и пр. Поэтому на фоне Пруста они кажутся бессодержательными. Но усилия Пруста и Пикассо были устремлены в одном направлении.

Нет смысла сопоставлять живопись с литературой, пользуясь количественной мерой содержательности мыслей и образов. Живопись в силу самой ограниченности полотна не может состязаться с количественной содержательностью литературы, особенно эпических романов. Но нельзя не заметить, что каждая фраза Пруста передает эту потенциальную содержательность изломами  и ритмами мысли и наблюдательности, резонирующими с изломами и ритмами пространственной геометрии кубистического полотна. Если бы не эти структурные свойства прустовской прозы, в  его романе можно было бы  утонуть. Мы же легко держимся на волнах этого потока сознания.

Кубизм безусловно унаследовал орнаментализм ар нуво, в нем есть известная арабесковость, калейдоскопичность, присущая и прозе Пруста..
Но пластический орнаментализм должен быть в данном случае дополнен темпоральным, ритмическими вибрациями и пульсациями. Проза Пруста  пронизана этими вибрирующими структурами, открывающими перед читателями возможность резонанса. В кубистической картине, напротив – кристаллическая структура разрушает естественный ритм восприятия полотна и выводит зрителя в какое-то иное пространство и время рефлексии, заставляя его самого совершать что-то вроде колебаний между полюсами пластических категорий.
Таковы некоторые формальные моменты сходства и в рамках этого сходства лежащих различий текста Пруста и холстов Пикассо. Для того, чтобы вернуться от них к идеалам реконструктивной эстетики нам придется коснуться и психологической стороны дела.

Постижение культуры как экзистенции  выражают  стремление к воскрешению потерянного рая, бытийной полноте, подобной полноте эротического экстаза.
Теплота любовного томления льется со страниц прозы Пруста начиная с первого эпизода с материнским поцелуем, из которого как из клеточки и развертывается  вся томительная история несчастливой любви Марселя, но  она же излучается  не только из картин эпохи негритюда или графических листов сюит Воллара, но  и из самых отвлеченных кубистических натюрмортов Пикассо.
Чувство одиночества, неразделенной любви, которым дышит роман Пруста было знакомо и Пикассо. Этим чувством жили горожане позднеромантической эпохи, остро переживавшие несоизмеримость частной жизни и многообразных вибраций истории. 
Попытки преодолеть эту заброшенность  шли в разных направлениях. Одни ударялись в утопии перестройки мира, надеясь что новый мир, построенный собственными руками, будет постижим, другие удалялись в грезы сна или абсурда, третьи – их позиция сегодня кажется самой героической – пытались вместить в себя необъятное, слиться с миром в новом интегральном мифе, ибо отпадение  и отчуждение человека в конечном счете можно трактовать именно как разрушение мифа, в котором все, близко и понятно каждому.  
Инфантильная влюбленность для людей, не удовлетворенных собственным социально-культурным статусом  была общим местом.
Здесь нужно заметить, что одним из способов решения всех возникающих у отчужденного горожанина проблем был в то время и остается по наше – алкоголизм и наркомания. Но ни Пруст ни Пикассо по этому пути не шли. Они искали иных форм опьянения.

Одной из форм такого опьянения было излюбленное символистами фланирование по улицам большого города, темпоральность которого напоминает темпоральность эротической близости,  с ее бесконечным то ли поиском, то ли обнаружением телесности.
В калейдоскопических мерцаниях инфраструктур полотен аналитического кубизма Пикассо, почти не писавший городских пейзажей,  уловил ритмы города как их уловил и джаз.
Фланирование по городу или музею, реальному или воображаемому воспроизводит стихию памяти, реконструирующей впечатления в какой-то расплывчатый образ целого, в котором мерещится обретенный миф, утраченная прародина и любовь.

Эстетика реконструкции оказалась в наибольшей мере востребованным и освоенным не прозой и не живописью, а поэзией и кинематографом, особенно монтажным кинематографом,  в потоке световых кадров достигающем синхронизации переживаний. Я не имею возможности касаться здесь этой темы, которая вызвала бы в памяти имена Эйзенштейна и Трюффо. Но хотя сегодня эстетика кинематографа сама уже уходит в прошлое,  духовная задача реконструкции наверное вновь встанет перед будущими поколениями.
                                              ***
Мне хочется завершить эти наблюдения указанием на объект близкий нам всем в прямом, топографическом смысле. Ведь на Волхонке мы находимся как бы в своего рода концентрированном локусе реконструктивных инициатив. Во-первых, само здание музея – эклектика Клейна, в нем – лучшее в России собрание Пикассо, а сегодня тут же – рукописи Пруста.
Но за углом музея - храм Христа-Спасителя. Относясь к числу «убитых церквей», он был восстановлен и реконструирован в прустовском смысле слова. Но между двумя храмами  промелькнула тут и утопия нового мира - Дворец Советов, воплощенная и в классицистском, и в конструктивистском проектах. Им однако, не суждено было воплотиться.
Более устойчивой, хотя и не вечной, инициативой стал плавательный бассейн. Он возник без философских обоснований. Но сегодня  начинают мерещиться догадки о его мифологической значимости.
Как известно, хтоническая стихия влаги, в истории культуры  – Лета, Стикс, Ахерон, Океан – была потеснена аполлонической стихией света и воздуха. Однако темпоральность и телесность воды еще сильнее, чем темпоральность иных стихий соответствует идеалу бергсоновской текучести. В свете этой догадки уже не кажется случайным, что вслед за интерьерами кубистических натюрмортов в картины Пикассо врывается море. На ум приходит праматерь всех мифов - Атлантида, утробная влага, затонувший град Китеж и многое другое.
Так что,  сопоставление Пруста с импрессионизмом Моне имеет быть может и стадиальный, более глубокий смысл. Быть может сам импрессионизм был соблазном погружения сознания во влажную стихию материнского лона перед лицом невыполнимой мужской задачи тотальной реконструкции культуры. Так и бассейн оказался способом улизнуть, нырнуть в глубину, уйти от лежавших на поверхности исторических альтернатив воли.
И в самом деле - темпоральность и телесность этой не то купальни, не то купели «средь моря городского», как ни парадоксально,   соответствовала жажде полноты бытия, утолить которую стремилась проза Пруста, недавно звучавшая здесь музыка Святослава Теофиловича или не менее светоносная чем пейзажи Моне и не менее осмысленная , чем трактаты Бергсона - живопись Пикассо.

01 Января 2006

Похожие статьи
Вопрос сорока процентов: изучаем рейтинг от «Движение.ру»
Рейтингование архитектурных бюро – явление достаточно частое, когда-то Григорий Ревзин писал, что у архитекторов премий едва ли не больше, чем у любой другой творческой специальности. И вот, вышел рейтинг, который рассматривает деловые качества генпроектных компаний. Топ-50 генпроектировщиков многоквартирного жилья по РФ. С оценкой финансов и стабильности. Полезный рыночный инструмент, крепкая работа. Но есть одна загвоздка: не следует ему использовать слово «архитектура» в своем описании. Мы поговорили с автором методики, проанализировали положение о рейтинге и даже советы кое-какие даем... А как же, интересно.
Соцсети на службе городского планирования
Социальные сети давно перестали быть только платформой для общения, но превратились в инструмент бизнеса, образования, маркетинга и даже развития городов. С их помощью можно находить точки роста и скрытый потенциал территорий. Яркий пример – исследование агентства Digital Guru о туристических возможностях Автозаводского района Тольятти.
В поисках стиля: паттерны и гибриды
Специально для Арх Москвы под кураторством Ильи Мукосея и по методике Марата Невлютова и Елены Борисовой студенты первых курсов МАРШ провели исследование «нового московского стиля». Результатом стала группа иконок – узнаваемых признаков, карта их распространенности и два вывода. Во-первых, ни один из выявленных признаков ни в одной постройке не встречается по одиночке, а только в «гибридах». Во-вторых, пользоваться суммой представленных наблюдений как готовым «определителем» нельзя, а вот началом для дискуссии она может стать. Публикуем исследование. Заодно призываем к началу дискуссии. Что он все-таки такое, новый московский стиль? И стиль ли?
Мосты и мостки
Этой зимой DK-COMMUNITY и творческое сообщество МИРА провели воркшоп в Суздале «Мосты и мостки». В нем участвовали архитекторы и студенты профильных вузов. Участникам предложили изучить технологии мостостроения, рассмотреть мировые примеры и представить свой вариант проектировки постоянного моста для одного из трех предложенных мест. Рассказываем об итогах этой работы.
Прощание с СЭВ
Александр Змеул рассказывает историю проектирования, строительства и перепроектирования здания СЭВ – безусловной градостроительной доминанты западного направления и символа послевоенной Москвы, размноженного в советском «мерче», всем хорошо знакомого. В ходе рассказа мы выясняем, что, когда в 1980-е комплексу потребовалось расширение, градсовет предложил очень деликатные варианты; и еще, что в 2003 году здесь проектировали башню, но тоже без сноса «книжки». Статья иллюстрирована архивными материалами, часть публикуется впервые; благодарим Музей архитектуры за предоставленные изображения.
Археология модернизма: первая работа Нины Алешиной
Историю модернизма редко изучают так, как XVIII или XIX век – с вниманием к деталям, поиском и атрибуциями. А вот Александр Змеул, исследуя творчество архитектора Московского метро Нины Алешиной, сделал относительно небольшое, но настоящее открытие: нашел ее первую авторскую реализацию. Это вестибюль станции «Проспект Мира» радиальной линии. Интересно и то, что его фасад 1959 года просуществовал менее 20 лет. Почему так? Читайте статью.
Годы метро. Памяти Нины Алешиной
Сегодня, 17 июля, исполняется сто лет со дня рождения Нины Александровны Алешиной – пожалуй, ключевого архитектора московского метро второй половины XX века. За сорок лет она построила двадцать станций. Публикуем текст Александра Змеула, основанный на архивных материалах, в том числе рукописи самой Алешиной, с фотографиями Алексея Народицкого.
Мечта в движении: между утопией и реальностью
Исследование истории проектирования и строительства монорельсов в разных странах, но с фокусом мечты о новой мобильности в СССР, сделанное Александром Змеулом для ГЭС-2, переросло в довольно увлекательный ретро-футуристический рассказ о Москве шестидесятых, выстроенный на противопоставлениях. Публикуем целиком.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Уилкинсон и Макаслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Технологии и материалы
Баварская кладка в Ижевске
ЖК «ARTNOVA» стал в Ижевске пилотным проектом комплексного развития территории и получил признание профессионального сообщества. Одним из ключевых факторов успеха является грамотное решение фасадных систем с использованием облицовочного кирпича.
Формула света
Как превратить мансардное пространство из технического чердака в полноценное помещение премиум-класса? Ключевой фактор – грамотное проектирование световой среды. Разбираемся, как оконные решения влияют на здоровье жильцов и какие технологии помогают создавать по-настоящему комфортные пространства под крышей.
Будущее за химически упрочненным стеклом
В архитектуре премиум-класса безупречный внешний вид остекления – ключевое требование. Однако традиционно используемое термоупрочненное стекло часто создает оптические искажения. Российская Стекольная Компания (РСК) представляет инновационное для российского рынка решение этой проблемы – переработку стекла методом химического упрочнения.
Архитектура игры
Проекты научных детских площадок от компании «Новые горизонты» – основаны на синтезе игры, образования и городской среды. Они создают принципиально новый уровень игрового опыта, провоцирующий исследовательский интерес, и одновременно работают как градостроительная доминанта, формирующая уникальный образ места и новую точку притяжения.
Фасадные системы Sun Garden: технологии СФТК Церезит в...
Комплекс Sun Garden в Джемете (Анапа) демонстрирует специфику применения штукатурных систем фасадной теплоизоляции в условиях агрессивной приморской среды. Проект потребовал разработки дифференцированного подхода к выбору материалов для различных архитектурных элементов: от арочных галерей до многоуровневых террас.
Бесшовные фасады: как крупноформатные стеклопакеты...
Прозрачные бесшовные фасады, еще недавно доступные лишь в проектах уровня Apple Park, теперь можно реализовать в России благодаря появлению собственного производства стеклопакетов-гигантов у компании Modern Glass. Разбираемся в технологии и смотрим кейсы со стеклопакетами hugesize от Алматы до Москвы.
Локализация против санкций: решения для остекления
Новый пакет ограничений Евросоюза создал серьезные вызовы для российской строительной отрасли в сфере остекления, непосредственно затронув профильные системы, фурнитуру и алюминиевые конструкции. Для проектировщиков это означает необходимость пересмотра привычных спецификаций и поиска новых технических решений.
LVL брус в большепролетных сооружениях: свобода пространства
Высокая несущая способность LVL бруса позволяет проектировщикам реализовывать смелые пространственные решения – от безопорных перекрытий до комбинированных систем со стальными элементами. Технология упрощает создание сложных архитектурных форм благодаря высокой заводской готовности конструкций, что критично для работы в стесненных условиях существующей застройки.
Безопасность в движении: инновационные спортивные...
Безопасность спортсменов, исключительная долговечность и универсальность применения – ключевые критерии выбора покрытий для современных спортивных объектов. Компания Tarkett, признанный лидер в области напольных решений, предлагает два технологичных продукта, отвечающих этим вызовам: спортивный ПВХ-линолеум Omnisports Action на базе запатентованной 3-слойной технологии и многослойный спортивный паркет Multiflex MR. Рассмотрим их инженерные особенности и преимущества.
​Teplowin: 20 лет эволюции фасадных технологий – от...
В 2025 году компания Teplowin отмечает 20-летие своей деятельности в сфере фасадного строительства. За эти годы предприятие прошло путь от производителя ПВХ-конструкций до комплексного строительного подрядчика, способного решать самые сложные архитектурные задачи.
«АЛЮТЕХ»: как технологии остекления решают проблемы...
Основной художественный прием в проекте ЖК «Level Причальный» – смелый контраст между монументальным основанием и парящим стеклянным верхом, реализованный при помощи светопрозрачных решений «АЛЮТЕХ». Разбираемся, как это устроено с точки зрения технологий.
Искусство прикосновения: инновационные текстуры...
Современный интерьерный дизайн давно вышел за пределы визуального восприятия. Сегодня материалы должны быть не только красивыми, но и тактильными, глубокими, «живыми» – теми, что создают ощущение подлинности, не теряя при этом функциональности. Именно в этом направлении движется итальянская фабрика Iris FMG, представляя новые поверхности и артикулы в рамках линейки MaxFine, одного из самых технологичных брендов крупноформатного керамогранита на рынке.
Как бороться со статическим электричеством: новые...
Современные отделочные материалы всё чаще выполняют не только декоративную, но и высокотехнологичную функцию. Яркий пример – напольное покрытие iQ ERA SC от Tarkett, разработанное для борьбы со статическим электричеством. Это не просто пол, а интеллектуальное решение, которое делает пространство безопаснее и комфортнее.
​Тренды остекления аэропортов: опыт российских...
Современные аэровокзалы – сложные инженерные системы, где каждый элемент работает на комфорт и энергоэффективность. Ключевую роль в них играет остекление. Архитектурное стекло Larta Glass стало катализатором многих инноваций, с помощью которых терминалы обрели свой яркий индивидуальный облик. Изучаем проекты, реализованные от Камчатки до Сочи.
​От лаборатории до фасада: опыт Церезит в проекте...
Решенный в современной классике, ЖК «На Некрасова» потребовал от строителей не только технического мастерства, но и инновационного подхода к материалам, в частности к штукатурным фасадам. Для их исполнения компанией Церезит был разработан специальный материал, способный подчеркнуть архитектурную выразительность и обеспечить долговечность конструкций.
​Технологии сухого строительства КНАУФ в новом...
В центре Перми открылся первый пятизвездочный отель Radisson Hotel Perm. Расположенный на берегу Камы, он объединяет в себе премиальный сервис, панорамные виды и передовые строительные технологии, включая системы КНАУФ для звукоизоляции и безопасности.
Стеклофибробетон vs фиброцемент: какой материал выбрать...
При выборе современного фасадного материала архитекторы часто сталкиваются с дилеммой: стеклофибробетон или фиброцемент? Несмотря на схожесть названий, эти композитные материалы кардинально различаются по долговечности, прочности и возможностям применения. Стеклофибробетон служит 50 лет против 15 у фиброцемента, выдерживает сложные климатические условия и позволяет создавать объемные декоративные элементы любой геометрии.
Кирпич вне времени: от строительного блока к арт-объекту
На прошедшей АРХ Москве 2025 компания КИРИЛЛ в партнерстве с кирпичным заводом КС Керамик и ГК ФСК представила масштабный проект, объединивший застройщиков, архитекторов и производителей материалов. Центральной темой экспозиции стал ЖК Sydney Prime – пример того, как традиционный кирпич может стать основой современных архитектурных решений.
Фасад – как рукопожатие: первое впечатление, которое...
Материал, который понимает задачи архитектора – так можно охарактеризовать керамическую продукцию ГК «Керма» для навесных вентилируемых фасадов. Она не только позволяет воплотить концептуальную задумку проекта, но и обеспечивает надежную защиту конструкции от внешних воздействий.
Сейчас на главной
Жителям каменоломни
Архитекторы DRNH вписали жилой комплекс «Диорит» в заброшенный карьер на окраине чешского города Брно, сохранив и даже развив местную экосистему.
Туркомплекс на месте колонии
Бюро MAD FOX architects разработало мастер-план туристско-рекреационного комплекса в селе Выдрино на Байкале. Проект займет более 25 гектаров на южном берегу озера, в том числе территорию бывшей исправительной колонии №4.
Курорт на Каме
Архитектурное бюро Wowhaus разработало проект реконструкции санатория «Корабельная роща» – оздоровительного комплекса на берегу реки Кама.
Модель многоуровневой жизни
Показываем отчет о круглом столе Арх Москвы 2025, посвященном высотному строительству. Он вполне актуален: опытные градо- и башне-строители сошлись на том, что высокие дома стали нормой, и пора переходить от «гвоздиков в панораме» к целым разновысотным и разноуровневым мегаструктурам. Ну, а как иначе?
Снос Энтузиаста
В Москве снесли кинотеатр «Энтузиаст». Хороший авторский модернизм, отмеченный игрой в контраст пластического равновесия, непринужденно парящими консолями, и чем-то даже похожий на ГТГ. С ним планировали разобраться где-то с 2013 года, и вот наконец. Но поражает даже не сам снос – а то, что приходит на смену объекту, отмеченному советской госпремией.
Истина в муке
Бюро Mast разработало интерьер кафе для сети кафе-пекарен «Лицей», как будто исследуя выразительные возможности самых простых, самых сдержанных дизайнерских средств, чтобы у посетителей была возможность насладиться ароматом свежеиспеченной сдобы и хлеба.
Гнезда в Приморье
Проект эко-парка «Гнезда», разработанный Алексеем Полищуком и компанией Пауэр Технолоджис, был отмечен первой премией фестиваля Союза архитекторов Эко-Берег 2025. Для глэмпминга в Филинской бухте авторы предложили дома-птицы, дома на деревьях, смотровую площадку-гнездо и входной акцент – павильон в виде филина.
Фабрика Матти
Креативные кластеры добрались до Выборга – бюро KLAUZURA подготовило проект ревитализации бывшей мебельной фабрики Матти Пиетинена, который предполагает восстановление исторического облика корпусов на 1916 год, а также включение новых выразительных элементов: металлической арки входа, объемной кладки на месте утрат, опоясывающей двор террасы.
Руины. Второе дыхание
Международное архитектурное бюро Alvisi Kirimoto представило новый выставочный маршрут в базилике Максенция в Археологическом парке Колизея в Риме.
Новый образ Искры
ТП-РП 2820 или «Искра» – новое небольшое кафе на нижегородской Стрелке, по силе обаяния и привлекательности достойно конкурирующее с более статусными объектами. Этот осколок постконструктивизма – епархиальное кафе. Весной этот небольшой объект признан лучшим в номинации «Реконструкция и приспособление» на Мосбилд-2025.
Формула воды
По проекту ‘nefa’architects’ в центре Йошкар-Олы благоустраивается так называемая набережная Брюгге: променад между рекой Малая Кокшага и сплошным фронтом «бельгийских» домиков, построенных в начале 2000-х. Изучив опыт Амстердама и Брюгге, архитекторы закольцевали сухопутный пешеходный маршрут с помощью водного, проходящего по понтонной системе. Потенциал участка у воды раскрывает сцена с амфитеатром на воде, безопасный бассейн для купания, а также плавучие сады. Марийский образ в архитектуре и дизайне
Себя показать…
Видовой ресторан «Пижоны», расположенный на 14-м этаже башни в центре Ижевска, быстро стал популярен – и во многом благодаря не столько открывающимся видам, сколько дизайну интерьера от бюро Egodesign.studio, в котором средиземноморские мотивы причудливо переплелись с удмуртскими.
Время архитектора: премия имени Сергея Ткаченко-2025
Учрежденная Институтом Генплана Москвы и Архитектурным центром Сергея Ткаченко премия подвела итоги. Из 160 студенческих выпускных квалификационных работ экспертное жюри выбрало три: медицинский центр для больных сахарным диабетом, морской технопарк и проект градостроительной организации периферийных зон на примере Волгограда.
Главный экспонат
Написалось содержательное алаверды с картинками к тексту о выставке в центре «Зотов», посвященной архитектурным макетам. Очень плотно на ней собран материал, кажется, настолько плотно, что перестает «слушаться» куратора, создавая собственные смыслы и завихрения. Давно столько раритетов нового и старого времени из области макета не было собрано в одном месте. Пробуем разобраться, как все устроено и кто тут главный.
С открытым сердцем
Модульное здание общежития для студентов Делфтского технического университета возвели всего за 26 недель. Авторы проекта – бюро Studioninedots.
Арктика вместо Мороженого
Rokot Studio предложили концепцию воссоздания исторического павильона «Мороженое» на ВДНХ по проекту 1950 года. Здание сохраняет форму ледяной глыбы, но внутри вместо кафе-мороженого размещается экспозиция павильона «Арктика».
Футляр для наследия
Национальный центр Виктора Астафьева построен по проекту бюро А2 в родном селе писателя Овсянка. Три «оболочки» здания – деревянная, оштукатуренная и стеклянная – связывают его с контекстом, а расположение между двумя главными улицами формирует общественные площади. Несущий каркас, хорошо просматриваемый через витражи, отсылает к образам железной дороги. Здание построено рядом с домом-музеем писателя и напоминает большое «облако», в котором хранится память об Астафьеве и его наследии.
Пиранези для первокурсников
В калифорнийском Клермонтском колледже открылось первое из запланированных зданий по проекту BIG: Научный центр имени Роберта Дея, где масштабные стальные фермы снаружи обшиты стеклофибробетоном, а внутри – древесиной.
Какого цвета нефть?
Для компании, чья миссия – работать на завтрашний день, крайне важно уже сегодня закладывать основу будущих успехов. Поэтому в штаб-квартире компании «ЛУКОЙЛ-Инжиниринг», спроектированной бюро «АРХИСТРА», целый этаж занимает многофункциональный образовательный центр.
Парковка за ширмой
Бюро S4S Architects спроектировало для московского жилого комплекса «Эко Бунино» паркинг, который успешно маскирует свою утилитарность за фасадом из перфорированных панелей. В комбинации с ламелями скрывают жесткую сетку ярусов и выравнивают пропорции, одновременно обеспечивая пространства естественным светом, вентиляцией и, как ни странно, видами на лесистую территорию. Первый этаж занимают коммерческие помещения, благодаря которым здание используют не только автомобилисты.
Пресса: Примеры из практики: 100 проектов Юрия Аввакумова
В книге «Примеры. Экспозиция искусства или искусство экспозиции», выпущенной издательством музея «Гараж», известный архитектор поведал о десятилетиях работы на поприще проектирования художественных выставок
Больше арок
В Сент-Луисе после реконструкции по проекту Snøhetta открылся концертный зал городского симфонического оркестра.
Море фантазии
Студия EgoDesign разработала для сети частных детских садов KIDO в Ижевске дизайн-концепцию, которая должна способствовать творческому развитию детей за счет тематических игровых компонентов и оформления, индивидуального для каждой группы.
Бумеранг на скалах
Архитекторы Snøhetta вписали здание рыболовецкой и рыбоводческой компании Magne Arvesen & sønner в скалистый берег острова Андёрья на севере Норвегии.
Гнезда, мосты, штиль и балтийская колючка в Филинской...
Ключевым событием завершившегося на днях фестиваля «ЭкоБерег» стало объявление победителей конкурса на разработку проекта туристической инфраструктуры на побережье Балтики в Филинской бухте. Победителем стал проект эко-парка «Гнезда» компании «Пауэр Технолоджис». Показываем все награжденные проекты.
Падел на взморье
Бюро 3 BY THREE разработало для Калининградской области концепцию падел-центра с фасадами из поликарбоната, которые за счет своей полупрозрачности делают спорт частью городской жизни. Объем с пятью кортами и балконом для зрителей дополняет блок лобби с эксплуатируемой кровлей.