Роуэн Мур: «Важно понимать: твой голос – не единственный»

Роуэн Мур (Rowan Moore) — архитектурный критик газеты The Observer. Ранее был штатным критиком газет Evening Standard и Daily Telegraph, редактором журнала Blueprint, директором Архитектурного фонда. Закончил колледж Сент-Джонс в Кембриджском университете. Со-основатель лондонского бюро Zombory-Moldovan Moore Architects.
Автор книг (Why We Build, 2012, и др.), член жюри премий и конкурсов, включая Венецианскую архитектурную биеннале.

Архи.ру: Как вы, архитектор по образованию, занялись архитектурной критикой?

Роуэн Мур: Студентом я участвовал в работе над проектом в лондонском районе Докландс, и мне очень не нравилась вся та история. Я попросил своего брата-журналиста написать о ней, но он мне ответил, что статью должен написать я сам — так и получился мой первый текст. 
После вуза некоторое времени мне удавалось совмещать работу архитектора и журналиста, пока мне не предложили пост редактора журнала Blueprint, и мне пришлось сделать выбор в пользу критики: я осознал, что это мое призвание.
Но я очень рад тому, что выучился на архитектора: я представляю себе сущность проекта, конструкцию здания, а иначе я мог бы оценить лишь его внешний облик без понимания содержания.  

Архи.ру: Изменило ли ваш взгляд на архитектуру занятие архитектурной критикой?

Р.М.: Не могу сказать, что мой подход к ней радикально изменился. Хотя, когда интервьюируешь архитекторов и анализируешь их постройки, думаешь совсем не так, как когда проектируешь сам. С другой стороны, любой критик рискует стать «слишком профессиональным», потеряв свежесть взгляда из-за того, что слишком хорошо знает героев своих статей или же больше думает о своем окружении, чем о читателях.

Архи.ру: Может ли архитектурный критик дружить с архитекторами, о которых он пишет?

Р.М.: Существует своего рода сеть архитекторов и критиков, от которой я стараюсь держаться в стороне. Но, если тебя интересует работа какого-то архитектора, и он тебе нравится как человек, дружба практически неизбежна. У меня есть друзья-архитекторы, о которых я иногда пишу, но в этом всегда есть подводные камни: можно из дружбы написать мягко об очень плохом проекте. Но тяжело отстаивать свое негативное мнение в ситуации, когда архитектор радушно показывает тебе свой проект, и он симпатичен тебе как человек – если проект тебе не понравился, ты оказываешься в неловкой ситуации. Поэтому я всегда предупреждаю, что именно я собираюсь написать.

Herzog & de Meuron. Выставочный комплекс Messe Basel. Фото Нины Фроловой

Архи.ру: Чем для вас является критика?

Р.М.: Есть разные формы критики, чаще всего это субъективная реакция автора на объект, и подобное меня не очень привлекает. Гораздо интереснее – причины тех или иных решений и их взаимосвязь с окончательным вариантом проекта. Архитектура очень политизирована, поскольку в нее всегда вовлечены большие деньги, девелоперы, политики и т. д. Мне очень интересно, как архитектура взаимодействует с этими факторами, как она их «преодолевает», и как в итоге создается нечто новое, уникальное.

Архи.ру: Но не потеряла ли современная архитектура свой глубинный смысл, так как девелоперы очень сильно вовлечены в процесс проектирования?

Р.М.: Девелоперы всегда хотят, что бы архитектура была чем-то хорошо продаваемым, не создающим никаких проблем. Но архитектура должна в этом случае проявлять стойкость и бороться с этой тенденцией. У девелоперов нередко получаются хорошие офисные здания и т. п., но сфера влияния девелопмента должна ограничиваться исключительно коммерческими объектами.
Но в Великобритании, особенно в последние годы, идет процесс «запрограммированного» проектирования и строительства общественных зданий (школ, больниц, музеев, библиотек), который навязан подрядчиками и негласными правилами ведения бизнеса. Он эффективен, так как используются наиболее эффективные методы строительства, но в результате эти важные здания проектируют и строят по той же схеме, что и офисы, заводы, технопарки и пр., поэтому их эстетические качества оставляют желать лучшего.
В этом вопросе я выступаю как либеральный социал-демократ, поскольку считаю, что во всем должен быть баланс. В процессе проектирования своя роль должна быть у бизнеса, своя – у правительства. Но т. к. частный сектор стал очень влиятельным, в Лондоне многие хорошие идеи городского планирования и традиции качественной архитектуры вытесняются решениями девелоперов, порой бессмысленными. Поэтому моя задача как критика – указывать на эти проблемы, причем не просто заявлять, что то или иное здание скверное, а объяснять, почему оно скверное.

Архи.ру: Считаете ли вы архитектуру автономной дисциплиной?

Р.М.: Архитектура имеет значение только в контексте, поэтому она не может быть абсолютно самостоятельной дисциплиной. На нее влияют экономические факторы, политика, технологии: они определяют то, как проектируют и строят здания. А вот различные художественные движения, которые еще 50, 40 и 30 лет назад сильно влияли на модернизм, постмодернизм и деконструктивизм, уже исчезли из современной архитектуры, и самые интересные архитекторы сейчас тщетно пытаются найти в них традиционную опору. В условиях глобализации они вынуждены делать огромные дорогие международные проекты, из которых вытеснены ценнейшие элементы архитектуры: качественное внутреннее пространство, пропорциональность и красота.
Сегодня существует четкая схема застройки, которую предпочитает бизнес, если его не контролировать: это офис + магазин + загородное жилье + аэропорт, где вся среда запрограммирована, а промежуточные пространства – пусты и неинтересны. Такая модель не оставляет людям выбора: что они хотят делать и как они хотят «интерпретировать» пространство вокруг себя. К сожалению, этот процесс уже идет в Великобритании, в Китае, по всему миру, и лучшие современные архитекторы пытаются справиться с этой проблемой – как в крупном, так и в малом масштабе.

Архи.ру: Сохранила ли архитектура национальные черты в условиях глобализации? Почему по всему миру проектируют, в основном, западные фирмы?

Р.М.: Это происходит по двум причинам. Коммерческая причина – в американской бизнес-модели строительства в больших масштабах, под которую подстраивается и архитектура. Никто пока не придумал более успешной схемы, чем эта, хотя уже появились ее китайская и индийская версии. И поскольку это длительный процесс, даже через 100–200 лет мы все равно увидим наследие американской модели, несмотря на то, что в разных странах возможны ее местные модификации.  
Культурная причина западной гегемонии — в большом и уникальном опыте Европы и США в сфере строительства крупных общественных зданий: музеев, библиотек, концертных залов. Также там имеется очень сильная урбанистическая традиция, породившая выдающихся архитекторов, альтернативы которым пока нет. Единственная страна, способная конкурировать с европейскими и американскими мастерами – это Япония. 50–60 лет назад Япония прошла этап бурного развития, в том числе и архитектуры. Такой же процесс идет сейчас в Китае и Индии, поэтому через максимум 50–60 лет можно ожидать появления новой волны качественной архитектуры с Востока.

Архи.ру: Какому архитектурному стилю вы отдаете предпочтение?

Р.М.: Никакому! Я против идеи единственно верного пути архитектурного творчества. Это все равно что сказать: нравятся только прямоугольные или только круглые здания.

Архи.ру: Насколько «критичным» должно быть мнение критика? Нет ли сейчас господства положительных и нейтральных взглядов?

Р.М.: Мое правило: не надо бояться называть плохое плохим, а хорошее хорошим. Хотя в архитектурной критике сейчас есть тенденция сглаживать острые углы.
Как критик ты должен говорить только то, что ты думаешь, не забывая, конечно, обосновывать свое мнение. Но важно также понимать: твой голос – не единственный, он часть диалога.

Архи.ру: Насколько велика власть архитектурного критика? Может ли он воздействовать на архитектурные тренды?

Р.М.: Поскольку критик – участник дискуссии, определенная степень влияния у него всегда есть. Но невозможно предсказать, насколько далеко это влияние распространится. На моей практике было несколько случаев, когда мои статьи спровоцировали изменение проекта. Но при этом авторы проекта не до конца поняли мою точку зрения, точнее, они вовсе не хотели понимать те глубокие проблемы, о которых я говорил. И они использовали только те мои идеи, которые им было легко реализовать.

Herzog & de Meuron. Музей культур в Базеле. Фото Нины Фроловой

Архи.ру: Кто ваши читатели, для кого вы пишите?

Р.М.: Я хотел бы писать для самой широкой аудитории, но пишу пока для читателей газеты The Observer [воскресного еженедельника, принадлежащего Guardian Media Group], то есть для столичного среднего класса. Часть из них, конечно, архитекторы, но мне бы не хотелось писать только для них.

Архи.ру: Важна ли для вас как для критика проблема общественного вкуса в сфере архитектуры? Если читателям интереснее проекты «звезд», будете ли вы все-таки писать о социально важных, но более скромных работах молодых и талантливых архитекторов?

Р.М.: Разным людям нравятся разные вещи, поэтому вопрос не столько в общественном вкусе, сколько в общественном интересе. А самое важное – это впечатление, которое на общество производят здания, города, архитектура в целом.
Безусловно, особенно если пишешь для газеты, всегда задаешься вопросом: зачем кому-либо читать мою статью? – просто потому, что нет смысла писать глубокий, содержательный текст, если его не прочтут. Это своеобразная игра: некоторые проблемы приходиться слегка драматизировать, и упоминание звездных архитекторов – не единственный, но один из эффективных способов привлечь внимание читателей. Но если есть архитектор, который мне кажется интересным и важным, мне несложно объяснить свою позицию. Однако необходимо всегда балансировать между фундаментальными ценностями и доступностью информации для читателей. Избежать при этом цинизма – одна из самых сложных задач для критика.

Архи.ру: Изменилась ли архитектурная критика в эру Интернета, когда каждый пишет в Twitter?

Р.М.: Думаю, да, но как именно – пока сказать сложно, поскольку люди продолжают писать статьи об архитектуре, как и раньше. Ощутимо на критику повлияла скорость, с которой распространяется информация. Кроме того, пост в Twitter неизбежно вызовет реакцию, даже если ты сам этого особо не хотел. С помощью Twitter легче узнать мнения читателей, которые зачастую интересней, человечней и менее агрессивны, чем комментарии на сайте газеты, поскольку они исходят от людей, которым интересна архитектура. Однако некоторые вещи можно объяснить лишь в формате 15 000 слов, и не короче.
Благодаря современным технологиям информация становиться более доступной, например, стало больше людей, читающих газеты [в электронной версии], поэтому и у меня количество читателей значительно прибавилось.

Архи.ру: Способна ли новая модель критики формата блога или Twitter'а вытеснить «старую школу»?

Р.М.: Хочется верить, что спрос на основательную, обоснованную критику никогда не пройдет. Опасность этой новой модели критики – в том, что каждый выражает свое мнение, и мнение каждого кажется равно важным, и в результате возникает лишь гул, в котором никто никого не слышит и не слушает, и все пытаются перекричать друг друга. Но мне не кажется это необратимым процессом: в конечном счете, людям надоест слушать 200 разных мнений, которые все основаны лишь на поверхностной реакции.

Архи.ру: Считаете ли вы, что архитектурный критик должен просвещать своих читателей?

Р.М.: Безусловно, но не так, как это делает школьный учитель. Большинство людей не знают, как работают архитекторы, как они строят здания и почему они используют определенный язык. Объяснение всех этих моментов – одна из основных задач архитектурной критики.