В 1805 году британский архитектор Джозеф Майкл Ганди опубликовал две книги, «Проекты коттеджей, коттеджных ферм и других сельских построек» и «Сельский архитектор». Этот жанр — сборники проектов сельских домов — среди архитекторов уважением не пользуется, люди строили и сейчас строят такие дома без помощи архитектора. Немногие числят Ганди в истории архитектурной утопии, из недавно опубликованных назову прекрасную книгу Тессы Моррисон «Утопические города 1460–1900».

Премию Pritzker prize, которую называют «архитектурной Нобелевкой», получили в этом году Жан-Филипп Вассаль и Анна Лакатон, архитекторы, которые считают, что новое — это хорошо перестроенное старое. За всю историю премии это лишь третья, полученная французами. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.

Дубай — это соединение двух утопий. Одна — утопия модернизированного человечества, утопия постгосударства, где люди свободны от всего, у них нет ничего, кроме обмена и конкуренции, нет никаких этических, идеологических, национальных, религиозных ограничений, которые могло бы наложить на них общество и государство. Вторая — это утопия едва ли не племенная, где эмир заботится о своих подданных как о членах семьи, учит, лечит, кормит, селит, дает воду, тепло и прохладу, радуется детям и чтит стариков.

Паоло Солери учился у Фрэнка Ллойда Райта, в художественной коммуне «Талиесин-Вест», и его оттуда выгнали — вероятно, из-за конфликта с Ольгой Ивановной Райт, женой великого мастера. Видимо, логика отталкивания и притяжения привели к тому, что хотя утопия Солери не имеет ничего общего с идеями Райта, сам тип жизни коммуной он воспроизвел.

Современное жилье плюс природа плюс город в сети — вот он, город будущего. Только это скорее не город, а субурбия

Обсуждение на Архсовете Москвы второй итерации проекта бюро «Восток» для школы «Новый взгляд» в ЖК «Садовые кварталы» вышло ожидаемо резонансным. Оно подтвердило догадки, возникшие этим летом после победы в конкурсе первой итерации, и поставило ребром вопрос о том, по назначению ли российские заказчики используют такой эффективный инструмент повышения качества архитектуры, как архитектурные конкурсы.

15 октября Сергей Чобан открывает в Риме выставку, где покажет несколько «испорченных» им гравюр великого Джованни Баттиста Пиранези. По этому случаю он написал колонку о том, почему наше благоговение перед исторической архитектурой Петербурга пронизано двойной моралью.

Рядом с реальным городом у нас на глазах вырос город виртуальный, и можно с большой уверенностью утверждать, что эта пара теперь просуществует неопределенно долго. Даже более определенно — эта пара и есть город будущего при любом варианте его развития.

В Москве объявили результаты очередного — пятого — конкурса на архитектурный облик станций метро. Мы решили разобраться, что происходит с 9-ю концепциями-победителями уже прошедших конкурсов и почему реализации могут оказаться совсем на них не похожими.

Из города ушло производство, но он по-прежнему понимается как завод. Теперь это завод, производящий городскую жизнь. Он производит эту жизнь гораздо эффективнее, чем аналоги,— надежнее, быстрее, дешевле.

В надежде на будущее обычно присутствует то ли презумпция, что смутность настоящего не может не проясниться, то ли воля к ее прояснению. Будущее всегда стремилось к целостности — пожалуй, мы теперь в первый раз переживаем время, когда это не так.

Тривиальный и почти бесспорный тезис — будущее не за городами, а за агломерациями. Их призывают строить, развивать и получать там прорыв.

Городская мобильность является одним из ключевых показателей здоровья современной городской среды, и она всегда связана с двумя измерениями — пространством и временем.

Подтверждая закон Ломоносова «сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому», превращение города в парк, ставшее главным трендом сегодняшнего урбан-дизайна, дополняется обратным трендом — превращением парка в город.

Урбанистика сегодня в России — синоним воровства. Если человек посадил дерево или построил дом, то понятно зачем. Чтобы стибрить, вот зачем. Отсюда вопрос об урбанизме в России будущего — по крайней мере, если мы исходим из надежды, что дальше должно быть как-то лучше,— решается однозначно: его не будет <...>

Если будущее — сон человечества, то понятно, что спальный район — место этого сна. Не в центре, не в парке, не в дезурбии будет решаться вопрос о том, каким станет город будущего. В спальном районе.

Проект парка на Тучковом буяне станет – ну, имеет шансы стать, по крайней мере, – главным градостроительным начинанием в Петербурге ближайшего десятилетия.

В том, что постиндустриальный город ничего не производит, есть нечто тревожное. Понятно, что он производит знания и услуги, понятно, что он производит много чего для себя (поэтому пищевая промышленность в Москве даже растет), но как же без всего остального?

Если вы посмотрите на мировые проекты благоустройства, то увидите: все составляющие остроту города элементы — канализация, отопление, водопровод, метро, миллионы километров проводов, автомобили, грузовики, склады, больницы, морги, милиция, военные, — все это спрятано ...

Десять лет назад лауреат Притцкеровской премии Петер Цумтор начал разработку проекта нового здания Окружного музея Лос-Анджелеса (LACMA). Проект предусматривает снос четырех ныне существующих музейных зданий и стоит $650 млн. Сегодня его реализация вошла в завершающую стадию: вот-вот начнется снос и затем строительство. Однако у нового здания немало противников. Нью-йоркский критик и архитектор Джозеф Джованнини в журнале Los Angeles Review of Books рассказывает, как из-за одного архитектурного проекта можно угодить в финансовую катастрофу и лишиться тысяч квадратных метров музейных площадей и нескольких гектаров земли.

Об ощущении материализовавшегося будущего в сегодняшней Москве и о том, что ему хотелось бы изменить в городе.

Дмитрий Медведев, присоединяя к Москве Новую Москву, объяснял это свое действие тем, что центр Москвы перегружен, здесь в одной точке соединяются административный, финансовый, торговый, культурный, научный, образовательный центры, нужно их развести по разным точкам и получить полицентричный город. 

Есть разные подходы к поискам русской национальной идентичности вообще и структуре российских поселений в частности. Там много всего придумано, но вот есть одна уникальная вещь — гаражи. Русские гаражи — это как русский авангард или русская вера — встречаются преимущественно в России.

Словарь «Merriam-Webster» трактует понятие урбанист вполне однозначно: «Definition of urbanist: a specialist in city planning». Отталкиваясь от этого определения, я обращаюсь с почтительной просьбой к популярным блогерами и городским активистам, не имеющим признанного профессиональным сообществом опыта в сфере «City Planning»: не будьте самозванцами, не называйте себя урбанистами!

Английское city, как и французское cite, происходит от латинского civitas. То есть город для них — прежде всего "общество". В русском "городе" важнее наличие не горожан, а ограждения.

«Архнадзор» — о проекте 8-этажной стилистически невнятной гостиницы, реализуемой на месте исторической застройки Зарядья.