Период 1920-х оказался чрезвычайно плодотворным по части новых конструктивных и формальных решений, причем поиск того и другого идет одновременно в нескольких странах, на основе схожей идеологии, но в разных экономических условиях и в окружении (как любили говаривать советские пропагандисты) разных политических систем. Архитекторы Берлина, Москвы, Рима решают схожие задачи, но получается немного по-разному.
1920-е – это период массового жилищного строительства. Именно в жилой архитектуре в те годы красноречиво воплотились основные принципы нового архитектурного мышления – экономии материалов, монтажа зданий из готовых частей, и, что немаловажно – идеал здорового жилища, учитывающего психологические характеристики пространства, воздействие инсоляции, цвета и формы, компенсирующие, таким образом, скудость внешнего облика.
Ядро выставки приехало из Петербурга, где показывалось в рамках «Петербургского диалога» России и Германии осенью 2008 г. – это 6 жилмассивов Берлина, материалы по которым подготовлено Управлением по делам развития Берлина – и вторящие им 6 кварталов Ленинграда, изученные питерскими искусствоведами Иваном Саблиным и Сергеем Фофановым, плюс отдельный раздел, посвященный работам Александра Никольского. Для экспозиции во ВХУТЕМАСе проект Москонструкт, совместный проект римского университета Ла Сапиенца и МАрхИ, подготовил еще две части – по Риму и по Москве.
Немецкий раздел, в отличие от остальных, – это рассказ не только об истории и новаторском устройстве самих кварталов-зидлунгов, но и о прецеденте их изучения и о реставрации, проведенной за последние несколько лет при поддержке властей Берлина. В результате в прошлом году все 6 кварталов, выстроенные по проектам знаменитых архитекторов-модернистов Бруно Таута, Вальтера Гропиуса, Ганса Шаруна и Мартина Вагнера, были внесены в списки мирового наследия ЮНЕСКО.
Заряженные идеей социального утопизма, немецкие зидлунги дали образец жизнеустройства в новых экономических условиях Германии, после установления там Веймарской республики. Этот образец оказался пригоден и для строившего коммунизм СССР. Особенно очевидными были связи с немецкой школой ленинградских архитекторов, которые, кстати, находились под влиянием работавшего одно время в Ленинграде Эриха Мендельсона. Можно даже сказать, что 6 ленинградских жилмассивов – это своего рода дополнение к берлинской картине, раскрывающее потенции найденных немцами планировочных и композиционных ходов в иных социальных и градостроительных условиях.
Выставка делает акцент на двух архитекторах, творчество которых определяет лицо ленинградской школы 1920-х. Один из них – это Александр Никольский, блестящий теоретик, сравнимый с лидером АСНОВЫ Николаем Ладовским или основателем конструктивизма Моисеем Гинзбургом, мастер формального поиска и эксперимента. Второй герой – архитектор-практик Григорий Симонов, автор четырех из шести представленных жилмассивов. Их особенность состоит в том, что при всей своей авангардности они связаны с планировкой старого города. Это необычно для модернистов, мыслящих категориями утилитарной застройки с неизбежным обособлением жилмассивов, наподобие самостоятельных поселков. В Ленинграде иначе: кварталы на Тракторной улице, в Политехническом районе, на Троицком поле и пр. застраиваются по принципу улицы, они не порывают с традиционной петербургской схемой и даже наоборот, заимствуют ее, казалось бы, архаичные решения, вроде барочной лучевой планировки.
Их самостоятельность проявляется в другом – в социальной автономии, поскольку каждый такой квартал был обеспечен инфраструктурой – столовыми, банями, школами и пр., как отдельный поселок внутри города. Это было, пожалуй, их главным нововведением в сравнении с Германией, не знавшей крайностей социального эксперимента, обобществления быта и пр., но наоборот, сохранившей даже обрывки прошлой буржуазной жизни, таких как устройство пивной на углу дома.
В Москве новаторских кварталов не так много – на Красной Пресне, Шаболовке, на Преображенском валу и др. Являясь центром творческой мысли, местом действия передовых архитектурных группировок, фонтанирующих теориями, замыслами, мечтами, проводя самые громкие конкурсы, Москва реализовала совсем немного. Так сложилось, что столица воспринимала конструктивистский эксперимент с опаской, а если и решалась – то на здания крупные, значительные и заметные, вроде Дворцов культуры, труда, клубов. Массовое строительство достается городу заводов и фабрик – пролетарскому Ленинграду.
Материал по 6 московским жилмассивам собирал Москонструкт. Москонструктовцы параллельно с Москомнаследием и НИиПИ Генплана занимаются сегодня изучением построек авангарда, пытаясь внести их в списки памятников. Оказывается, в списках не значится часть зданий из представленных шести кварталов, что равносильно угрозе их существованию – в лучшем случае кварталы могут быть модернизированы, а в худшем могут попросту исчезнуть.
Очередной такой прецедент возник буквально на днях, когда заговорили о сносе комплекса жилых домов «Буденовский поселок». Сегодня устарели тесные квартирки без лифтов и ванн, утрачено и градостроительное значение экспериментальных кварталов – но в контексте застройки города 1920-х они были важнейшими градоформирующими узлами, символами передовой архитектурной мысли, работающей на устройство жизни прогрессивного класса пролетариев. Некоторые из них имели уникальную, нигде больше не повторенную планировку – как, например, «гребенка» квартала на Шаболовке или две параболы жилмассива на Преображенском валу.
Если о взаимовлиянии немецкой и советской школ широко известно, то римская архитектура того же времени, как будто бы развивается вне авангардного процесса, продолжая выглядеть вполне классической. Тем не менее, авторы итальянской части из римского университета Ла Сапиенца, относят эти не широко известные, но важные памятники к «переходным», поскольку внутренне они трансформируется, оставляя классическим лишь фасад. Таким образом, параллельно расцвету авангарда в Германии и СССР, в Италии также протекают изменения, подготовившие наступление рационализма 1930-х, связанного с фашистским строительством.
Тема выставки охватывает широчайший круг памятников, ведь только на бывшем советском пространстве есть множество городов, где сохранились «следы» жилой застройки 1920-х. У кураторов есть идея провезти экспозицию по регионам – на примете Екатеринбург и Самара, в ходе чего она может и далее прирастать новыми материалами. А пока кроме двух новых разделов от Москонструкта, в экспозиции наметилась австрийская часть – ей станет презентация книги «Большая Москва, которой не было», выпущенной австрийским издательством.
