Не в том месте, не в то время

Почти каждый новый столичный памятник вызывает бурю возмущения в соцсетях и в то же время их появляется множество. Рассматриваем, вместе с нашими собеседниками-архитекторами, новейшие памятники Москвы, пытаемся разобраться, что с ними не так, и как рождаются альтернативы.

19 Июля 2018

Обзор

Арт

За последние три года в Москве, по официальной статистике Мосгорнаследия, было открыто 19 новых памятников. Это и скульптурные объекты, и бюсты, и памятные знаки. Почти два десятка – не так много, однако некоторые из них наделали столько шума, сколько не случалось, пожалуй, с 1812 года – с установки памятника Минину и Пожарскому, первой городской скульптуры Москвы. Отметим, что всего в столице (вместе с ТиНАО) сейчас насчитывается 744 памятника.

Есть мнение, что гонка за скульптурным наполнением московских улиц началась с работ Зураба Церетели при покровительстве архитекторов Посохиных. Впрочем, «Архнадзор» ещё восемь лет назад предлагал убрать все творения «придворного скульптора» как уродующие облик столицы. При этом удивительно рвение, с которым власти затевают новые конкурсы, отстаивают и продвигают проекты новых памятников. Директор архитектурной школы МАРШ Никита Токарев предположил, что так власть пытается выразить заботу о гражданах – как умеет и в том формате, в котором может себе позволить. «Возможно, нет достаточной компетенции, денег, чтобы действительно преобразовать городскую среду, сделать благоустройство, изменить функционал, изменить транспорт. Эту заботу пытаются подменить установкой скульптуры, – поясняет Никита Токарев. – Это вещь заметная, она якобы народная – вроде бы отвечает эстетическим пристрастиям, каким-то устремлениям «простых людей» – как их видят мэры, депутаты. А в-третьих, стоит относительно недорого по сравнению с благоустройством улиц, освещением, мощением, новым общественным транспортом».

zooming — Статуя Петра Первого работы Зураба Церетели в Москве Автор фотографии Amarhgil. Лицензия CC BY-SA 3.0

Новые памятники ругают – за месторасположение или выбор персоналии, за художественную составляющую, за топорный язык и невнятность коммеморативного высказывания. Зачастую новые объекты памятования рассматриваются в эдаком пространственно-временном вакууме: без учёта сложившейся городской ткани, в отрыве от исторического контекста уже существующей среды. Как заметил гендиректор архитектурного бюро Panacom Арсений Леонович, взгляд создателя зачастую не выходит за пределы «постамента-параллелепипеда для бронзового истукана».

Так было и с памятником Святому равноапостольному Великому князю Владимиру, когда уже практически готовый объект чисто механически перенесли с Воробьёвых гор ближе к Кремлю. Эта история получила наибольшее освещение в СМИ. Автором эскиза стал скульптор Салават Щербаков, который тоже, кстати, заработал репутацию «придворного». Монумент открыли в ноябре 2016 года, но этому событию предшествовали долгие протесты: общественность возмущалась, почему статуя князя с запятнанной биографией должна появиться и почему именно сейчас, под сомнение ставился внешний облик монумента, но, конечно, в гораздо большей степени возмущение вызывало место его установки. Первоначальный вариант на средней бровке Воробьёвых гор противоречил действующему законодательству охраны памятников и был попросту небезопасен, поскольку территория подвержена оползням. В конце-концов инициатор кампании РВИО отказалось от Воробьёвых гор, объяснив, что укрепление склона обойдётся дорого.

Альтернативный вариант также оказался весьма спорным; с самого начала опросник на «Активном гражданине» казался профанацией. Из трёх довольно рандомных вариантов победила, как известно, Боровицкая площадь. Специально был организован конкурс на благоустройство лужайки, исторически именуемой «никсоновской», посреди которой предполагалось установить фигуру князя. К оформлению газона от бюро AI-architects москвичи отнеслись более благосклонно, хотя и нарекли «грампластинкой» – за концентрические линии, которые на самом деле символизируют кольца на воде. Кстати, самим архитекторам памятник вкупе с местом установки кажется не очень удачным. «Из-за его коричневого оттенка издалека не читается объём, и визуально он воспринимается как бесформенная масса», – говорит сооснователь и партнер архитектурной студии AI-architects Иван Колманок.

Не всегда ясно, чем мотивирован выбор того или иного места для памятника. «Почему Шолохов, например, стоит на Гоголевском бульваре, – продолжает Никита Токарев. – Я сейчас даже не говорю о качестве самой скульптуры, но – что он там делает, почему именно Шолохов и почему именно там? Почему Рахманинов стоит на Страстном бульваре, тоже для меня вопрос? У Высоцкого хотя бы есть в песне упоминание (имеется в виду фрагмент из песни «У меня было сорок фамилий»: «Но не поставят мне памятник в сквере / Где-нибудь у Петровских ворот». Сегодня памятник Высоцкому стоит как раз у Петровских ворот – прим. Архи.ру), есть хоть какая-то привязка к творчеству поэта».

Памятник Калашникову, установленный в сентябре прошлого года в Оружейном сквере, своим существованием также обязан РВИО и Салавату Щербакову. Возмущение общественности вызвала и сама фигура памятования– человек с созданным им огнестрельным оружием, – и реализация: Калашников получился похожим одновременно на героя боевика и на пластмассового солдатика. А анекдотический конфуз только усилил негативное впечатление от монумента: через несколько дней после установки выяснилось, что на постаменте памятника изображена винтовка StG 44, созданная немецким конструктором Хуго Шмайссером во время Второй мировой. Существует гипотеза, что система Калашникова не была оригинальной, но частично скопированной у Шмайссера. Щербакову пришлось оправдываться, что в проект закралась ошибка, и признаться, что для эскиза взяли «что-то из интернета». Позже некорректный фрагмент спилили.

В октябре того же 2017 года на проспекте Сахарова был открыт барельеф, посвящённый жертвам политических репрессий. Идея создания полноценного мемориала возникла ещё в 1960-е годы, в 2015 проводился масштабный конкурс, победителем был назван скульптор Георгий Франгулян, но «выстрелить» не удалось. «Считаю монумент на проспекте Сахарова полным провалом с точки зрения градостроительства и организации площади, – рассказывает Иван Колманок. – Автору важно было вызвать эмоции – и чувство отвращения, действительно, возникает. Не понимаю, почему нельзя было просто сделать место памятным и на этом остановиться» . Архитектор, основатель МАРШ Евгений Асс в свою очередь в эфире Радио Свобода рассказывал о своём разочаровании: «место выбрано совершенно случайно, ничем в городе не примечательное, не на самом популярном перекрестке. Вообще, этот монумент заслуживал бы, конечно, места в самом сердце столицы <...> Меня смущает, кроме всего прочего, что на этом монументе, насколько мне известно, вообще нет никаких чисел, нет упоминания масштаба этой катастрофы».

В этом году недалеко от обновлённого Дома русского зарубежья должны открыть памятник Солженицыну. По итогам конкурса жюри выбрало эскиз скульптора Андрея Ковальчука: фигура со сложенными за спиной руками призвана рассказать об испытаниях, выпавших на долю писателя, и его сопротивлении. Тем не менее работы, отмеченные экспертами в числе лучших, в общем-то похожи между собой; отличаются лишь позами, одеждой и постаментом. Архитектор Юрий Аввакумов, который также участвовал в конкурсе, предложил нескульптурный вариант. Кенотаф с прямоугольным основанием напоминает классический храм с колоннами. В центре конструкции – пространство, напоминающее клетку; чтобы туда попасть, нужно протискиваться между колоннами, причём чем ближе к центру, тем сложнее это сделать. Вероятно, подобное «интерактивное упражнение» могло бы точнее показать зрителю Солженицына как писателя и общественного деятеля, чем реалистичная копия в бронзе.

«Пожалуй, единственный памятник из тех, что появились за последние 10-20 лет, который я люблю – это памятник Мандельштаму, – говорит Никита Токарев. – Он в очень точном месте, точного масштаба для этого места. На мой взгляд, гораздо точней по отношению к Мандельштаму, к этому скверу, чем, например, длинный рассказ с цитатами из его стихотворений. Эта маленькая головка говорит мне гораздо больше, чем десятки тонн бронзы». Напомним, что «камерный» памятник Мандельштаму стоит в безымянном сквере по улице Забелина с 2008 года. Авторы – скульпторы Дмитрий Шаховской и Елена Мунц, архитектор Александр Бродский. При выборе победителя жюри состязания (куда среди прочих вошли Евгений Асс, Григорий Ревзин, Вадим Сидур) отметили высокий художественный уровень проекта и удачно выбранное место.

В числе удачных – и в задумке, и в исполнении – наши собеседники называли также мемориальный проект «Последний адрес», посвящённый пострадавшим от сталинского террора. Небольшая табличка (11х19 см) с именем репрессированного монтируется на стене дома, где он жил. На месте, где обычно предусмотрена фотография, – пустое окошечко. Заявителем может стать в любой, а изготовление производится за счёт пожертвований. «Я считаю, что это очень важное общественное событие, – добавляет директор школы МАРШ. – Мемориальная доска – своего рода тоже памятник, но он не стоит на площади, он висит на доме. И то, что такие доски появляются по инициативе жителей домов, по частной инициативе, я считаю очень важным знаком. Это событие сетевое, событие продлённое во времени, а не просто единичная скульптура, один раз поставленная. Как скульптура, эта вещь не фигуративная, она общается с нами на каком-то другом языке».

Попытки переосмыслить язык памятников и отойти от привычного нарратива возникают чаще в образовательных институциях, в рамках «бумажного» формата. Год назад состоялся воркшоп Новые памятники для Новой истории, организованный совместно школой МАРШ и InLiberty. Команды придумывали памятники для «семи событий недавней истории, в которых российскому обществу удалось отстоять свои свободы или завоевать новые». Установленный хронологический отрезок охватывает 130 лет, начиная от отмены крепостного права в 1861, заканчивая установлением свободных рыночных отношений в 1992 году.

Проблема свободы – одна из самых острых для современной России, и воркшоп выбрал своей целью поиск нового языка, отвечающего требованиям нынешней реальности. Многие из представленных проектов – с интерактивными датчиками и контроллерами, которые позволяют сымитировать среду, погрузиться в условия того времени и условно стать его свидетелем. Как пишет куратор одной из команд, композитор Сергей Невский (его группа работала над проектом для августовского путча) «мы забываем, как звучало время, какие голоса были у дикторов, какой они использовали словарь, какая музыка тогда была». Подробное описание проектов и состав участников можно посмотреть здесь.

Ещё один, на наш взгляд, интересный и значимый проект сделала Высшая школа урбанистики НИУ ВШЭ. Руководство предложило студентам переосмыслить памятник Дзержинскому, доставшийся учреждению в нагрузку вместе со зданием на Шаболовке. Этот воркшоп стал своеобразным ответом на вопросы, который занимает умы живущих на постсоветском пространстве: как относиться к существующим памятникам советского периода, какое значение они несут сегодня и что с ними делать (и надо ли). Фигура руководителя красного террора, поставленная в 1937 году, символ той политической власти и её присутствия, символ устрашения и контроля страной, которой уже лет 20 как нет.

Студенты ВШУ предлагают не игнорировать биографию «героя КГБ», а сфокусироваться на ней, хотя подход у каждой группы разный. Кто-то даёт собственную прямую оценку действиям «идейного палача», другие предлагают потенциальным зрителям поучаствовать в обсуждении и, возможно, зафиксировать своё отношение письменно. Третьи предлагают снять внимание с Железного Феликса и перекомпоновать пространство в пользу учащихся.

19 Июля 2018

Похожие статьи