Размышления по поводу сноса гостиницы «Интурист»

Сборник «По сусекам архива и памяти» можно приобрести на сайте издательства TATLIN.



Размышления по поводу сноса гостиницы «Интурист»

Статья была впервые опубликована в журнале «Академия» № 4–2003.
 

Сносят башню «Интуриста». Кому-то весело, кому-то грустно. А я с улыбкой и с печалью смотрю на эту акцию. Разве не смешно, что с ошибкой 30-летней давности истово борются те, кто только что у подножья той же башни совершил градостроительный грех куда большей тяжести? И разве не печально смотреть на руины здания, которое как новацию воздвигали недавно ушедшие коллеги?

Каждое сооружение плод своего времени, творческих усилий создавших его мастеров. Время совершает ошибки, и зодчие не всегда создают шедевры. Сказано ведь, что город складывается как сумма противоречивых усилий, в результате которых получается то, чего никто не хотел. Но всё, что строится – это архитектурная история, как, впрочем, и снос может стать историческим событием.

Дома сносят, потому что они ветшают, потому что стоят на пути новых свершений. И не случайно Карел Чапек, ратуя за старую Прагу, писал: «Город должен служить современной жизни. То, что стоит у неё на пути, нам не сохранить». Но в данном случае мотивы совсем иные. Время решительно изменило вкусы, суждения, оценки. И тоже не впервые. Разве не по той же причине сносились в Москве древние строения в годы сталинской реконструкции? И должно быть не зря ещё в пору моего студенчества говорилось с горькой усмешкой: «Человек человеку архитектор». Мы и в правду бываем недобрыми к своим предшественникам и друг к другу. Мне не нравится постройки Дмитрия Чечулина. В 1969-м Правление МОСа обсуждало проект здания, которое теперь зовётся «Белым домом». Я был в числе его яростных противников. Иосиф Ловейко столь же страстно защищал автора. Жолтовский был ненавистником модерна. Чайковский терпеть не мог Мусоргского. Прокофьев не любил творения Чайковского. Ну, и так далее – у писателей, художников, актёров. А разве может современный город в каждом своём фрагменте угождать вкусу каждого из нас?

Нет предела профессиональным амбициям. Я заметил, каждое последующее поколение зодчих не прочь истребить или перелицевать наследие предыдущего. Уточню – российских зодчих. Я называю это явление – «синдром Баженова».

Он разобрал часть кремлёвской стены, дабы воздвигнуть свой гигантский дворец. И наказан был за то. Не сбылась тщеславная мечта. Авторы Дворца Советов также стали свидетелями крушения своей амбициозной затеи. А кое-что удалось. На месте Симонова монастыря встал клуб автозавода, будто не было тогда поблизости пустого места. Примеров тому на Руси множество. И после случалось подобное, и нынче архитектурное сообщество не без азарта занимается братоубийственной деятельностью.





Конечно, можно сказать, что и авторы «Интуриста» тоже грешили тем же синдромом. Не в том дело, что и здесь некая бесславная постройка была снесена. В том их вины нет. Не они, так кто-нибудь другой поставил бы там корпус отеля. Беда в том, что с Кремлём не посчитались. Смотрели в сторону, на зарубежные «маяки». Но ведь тогда все туда поглядывали. Иначе и быть не могло. Это потом пришло время контекста, а тогда было время контраста. Контраст был достигнут – острый и впечатляющий. Кто-то назвал эту башню – «московский Сиграм». Звучало, как похвала. И вот она сносится. Может быть тоже в искупление? Не слишком ли поспешно?

Говорят, что «Интурист» не отвечает нынешним «звёздным стандартам». Тесны номера. Согласен. Сделайте из трёх два, из двух один и должный стандарт будет достигнут. Говорят, что здесь очевидная градостроительная ошибка. Но разве Москва сегодня строится безошибочно? Куда там! Ошибок не меньше. Только они, как теперь говорят, покруче. И исправить потруднее.

Стена того же Кремля «завалилась» за подпорными стенами подземного мола, а если из-за них посмотреть на Тверскую, так только тот «Интурист» и увидишь. Даже огромный макет центра не уберёг от этого «провала» борцов с градостроительными ошибками предшественников, хоть разглядеть его в проекте можно было и невооружённым глазом. И разве эта ошибка единственная?

Я помню, как строился «Интурист». Его главный автор Всеволод Воскресенский – на мой взгляд, самая яркая личность в плеяде учеников мастерской – школы Жолтовского – был всецело поглощён своим детищем. В ту пору всеобщего увлечения модернизмом он, как мечту строил «золотую» лестницу, облюбовывая каждый фрагмент интерьера, истово «проталкивая» яркую монументальную работу Полищука и Щетининой. А когда московский партийный вождь Гришин воспротивился высотному строительству в центре города, он нашёл способ ускорить достижение заветной мечты. Я встретил старшего коллегу, шедшего по улице Горького в состоянии лёгкого опьянения. Он сообщил: «Сейчас был наверху. Поставил работягам ящик водки, чтобы скорее закончили монтаж каркаса».

А ещё я помню абстрактную скульптурную композицию, стоявшую на стилобате на фоне фасадного стекла. Тогда в горком партии пришло письмо. Группа сотрудниц центрального телеграфа спрашивала, что изображает эта скульптура? Гришин распорядился её убрать. Не нашёл иного ответа на «каверзный» вопрос.





Снос «Интуриста» знаковое событие. Ведь эта башня своеобразный символ шестидесятников архитектуры. Не единственный, конечно, но важный. Классика 1960-х. и ведь любопытно то, что за её снос активно ратует кое-кто из тех самых шестидесятников, изменивших теперь идеалам своей творческой юности. Возможно, кто-то изначально питал неприязнь к этому объекту. Однако некоторые из самых старших меняют своё профессиональное обличье уже не в первый раз.

Оно, конечно, понятно. Течёт время – другая жизнь, иной заказчик, иные нравы, иная мода. А раз так, надо сносить следы прошлой. Что же теперь на очереди? Гостиница «Россия»? Башни Нового Арбата? Всё это плоды того же синдрома. Но как же некрасивы венчания жилых башен проспекта! Конечно, можно их украсить «кренделями». Есть кому. Но только честно признаться – тогда, в 1967-м, когда открылся проспект, он многим казался носителем духа «оттепели». За этим образом своя история.

Мне возразят – по всему свету сносят устаревшие сооружения. По разным причинам. По большей части социальным или экономическим. К примеру, можно из той же площадки извлечь больший доход. Есть современная техника взрывных работ, обеспечивающая безопасный и быстрый снос огромных сооружений. Каждую такую акцию показывают по американскому ТВ. А каким зрелищным был «эффект домино» при взрыве стадиона в атланте! Будь Лужники в США, их бы тоже «положили» – не стали бы реконструировать.

Москва сегодня сносит пятиэтажное панельное жилище и строит новое на тех же территориях. Второй раз на памяти одного поколения. Это хоть и досадное, но объяснимое дело. Минору Ямасаки – создатель Нью-Йоркских башен-близнецов – построил в Сент-Луисе жилой квартал для людей с низким достатком. Он вскоре был снесён как своеобразный символ социального ущемления. Нечто подобное происходит сегодня в России. Это будет сложный процесс (сколько таких домов по стране!) – с переселениями и т. д.

Но не забыть бы оставить хоть один дом! В качестве музейного экспоната. Ведь в шестидесятые годы о таком жилище мечтали миллионы москвичей. А какое было паломничество, когда завершилось строительство 9-го экспериментального квартала в Новых Черёмушках, и в показательных квартирах открылась выставка новомодной мебели!
Скажу больше – типовой пятиэтажный панельный дом К-7, облицованный керамической «ириской» – это тоже классика, классика хрущёвской «перестройки». Ведь было время, когда эти дома – свеженькие на зелёном газоне – явили собой воплощение новой эстетики. И скажу ещё, что по мне она куда благородней некоторых московских новинок.

В сороковые годы нас учили следовать классическому наследию. Мы, как и наши учителя, патронируемые Жолтовским, исполняя свои проекты, оглядывались на великие образцы. И хотя в некоторых современных работах можно увидеть подлинный интерес к классике, поиски и находки, в подавляющем большинстве случаев делается на потребу заказчику толстосуму. Классика на продажу. Мис ван дер Роэ говорил: «Архитектура – это поле боя для духа». Нынче в ходу иное определение – коммерческая архитектура.

Сносимые типовые пятиэтажные дома безличностны, но башня «Интуриста» – авторская работа, подлинный памятник своего времени. Хоть и не лучшего в нашей архитектурной истории. Но при всём том, это сооружение и теперь выглядит достойнее, нежели удалой «Наутилус» или явление, возникшее перед Курским вокзалом, или извлечённый из нафталина «Триумф-Палас».

Что это такое? Архитектурный карнавал? Особый путь? Известное дело – аршин необщий. А потому весь остальной мир шагает «не в ногу».

К слову сказать, я не помню случая, чтобы зарубежные зодчие выступали за снос строений, созданных недавно ушедшими коллегами. Никто не предлагает заменить нью-йоркский «Левер хауз» подобием соседа слева, с его рустами, сандриками, арочными проёмами и балясинами. И башня «Монпарнас», не лишённая сходства с «Интуристом» и тоже не очень-то гармонирующая с окружением, по-прежнему высится в силуэте Парижа. А недавний снос постройки Ричарда Нейтра по распоряжению нового владельца, заплатившего за неё $ 2,5 миллиона, вызвал шок в среде архитекторов. Этот случай был исключением на фоне утвердившегося в обществе бережного отношения к наследию модернизма. Но то в Америке.




Одним только можно утешиться. Вскоре подрастёт следующее поколение российских зодчих. Молодые, талантливые, они со свежими силами примутся сносить нынешние новинки, и тогда от того же манежного молла не останется камня на камне. Не только от него. И поделом! Нравится вам такая перспектива? Я не у власти московской спрашиваю – у своих коллег-архитекторов. И я обращаюсь к коллегам-потомкам – пожалуйста, не трогайте «Патриарх», «Триумф-Палас» и весь прочий «контекст». Москва нынче кичится кичем. Это ведь тоже история – российская «классика» первого десятилетия XXI века. И хотя я по-прежнему не люблю «Белый дом», пусть и он стоит века, раз уцелел при обстреле. А фасад «Интуриста», если он не по вкусу, можно было бы остеклить по иному. Так, чтобы не было видно переплётов, и полированная стеклянная поверхность отражала бы в себе московское небо. Покойные авторы, должно быть, мечтали об этом, но разве можно было тогда такое осуществить?

Нет, не умеем мы беречь отеческое наследие. Какая там «любовь к отеческим гробам!» Нет, мы лучше «новый мир построим». Этот упрёк заслужили и сами авторы «интуриста», и те, кто его снёс. Здесь ещё раз подтверждается известная истина – выстреливший в прошлое неотвратимо получит свою пулю из будущего. И дело вовсе не в том, будет ли новый отель ниже сносимого и станет ли его фасад краше прежнего. Своим появлением он в очередной раз утвердит право архитектора на «братоубийство».

Я отдаю себе отчёт в том, что этим текстом не смогу остановить снос, но мне жаль эту постройку 1960-х, и я чувствую себя оскорблённым небрежением к творческому наследию Всеволода Воскресенского и его соавторов Юрия Шевердяева и Александра Болтинова.
Пусть этот текст будет некрологом безвременно погибшей московской башне. Ведь молода ещё была. Всего-то 32.

Между прочим, это мой второй архитектурный некролог за последние полгода. Первый был заказан мне нью-йоркским журналом «Слово / Word» по случаю гибели упомянутых выше «Близнецов» и открыл чёрными страницами 33-й выпуск альманаха. Но только в Нью-Йорке, как известно, была совсем другая история.

 
Разговор в машине

Дело было в 2005-м, когда готовилась инициированная мной выставка «Советский модернизм 1955–1985», в апреле следующего года состоявшаяся в МУАРе. Андрей Меерсон, проклявший к тому времени своё модернистское творчество и переметнувшийся в лагeрь постмодернизма, был ярым противником этой акции. В машине Юрия Платонова кроме водителя нас было трое – её владелец, я и Андрей. Последний произнёс пылкую тираду, поносящую всё без исключения модернистское наследие нашего поколения и заодно зарубежных кумиров нашей творческой юности. Терпеливо её выслушав, Платонов отреагировал следующей фразой: «Андрей, ты мудак, и в этом часть твоего обаяния».

После завершения строительства отеля, вставшего на месте башни «Интуриста», возникла эпиграмма, посвящённая её автору и не только ему. Я не буду здесь называть другие имена, но многие мои сверстники, ярко обозначившись в новом стилевом качестве, сумели заметно скомпрометировать свою творческую личность.

Он был когда-то модернистом,
И стилистически был чистым,
Но гнался он за модой истово,
И сделался поЦмодернистом.

В беседе по скайпу, по случаю Дня рождения Андрея, я её ему прочитал. Посмеялся.