Master Builder

Для многих Фрэнк Гери не только архитектор (1)*, но и великий художник. Проекты и призы, книги и выставки сами текут ему навстречу, часто его без тени  неловкости именуют гением.
 Откуда же весь этот ажиотаж? Неужели этот проектировщик металлических музеев и криволинейных концертных залов, роскошных вилл и главных офисов корпораций на самом деле Величайший из ныне живущих художников?
 
Все эти хвалебные титулы говорят о том, что архитектура вновь заняла ведущее место в культуре. Эта центральность выросла из дебатов о постмодернизме 70-х годов, которые оказались сфокусировнными на архитектуре, но  она обрела некоторую двусмысленность в столкновении с фактами современной инфляции дизайна и культа рекламы во всех сферах жизни  - искусстве, моде, бизнесе и т.п. Для того чтобы поднять действительно большую волну в пруду сегодняшнего общества зрелищ(2)*, нужно запустить в  него булыжник размером с музей Гуггенхайма в Бильбао. И тут то архитектор вроде Фрэнка Гери при поддержке фонда Гуггенхайма и DG Bank оказался наиболее подходящей фигурой среди других художников во всех областях медиа .(3)*
Заказчики такой архитектуры жаждут обрести яркий бренд на мировом рынке, а Гуггенхайм и стал такого рода брендом, который, в свою очередь, можно продавать корпорациям и правительствам. При этих условиях выигрывает архитектор, способный придумать логотип, который может успешно циркулировать во всех сферах СМИ.
( В самом Бильбао его так и используют, вы видите его как символ города уже подъезжая к нему по автостраде, с его помощью город уже попал на все туристические карты мира). И, все таки, почему же для этого дела оказался избран именно Гери?

Начало его карьеры было вполне заурядным. Он родился в Торонто в 1929 году, в 1947 переехал в Лос-Анджелес, и, поучившись положенный срок  в Гарварде и Париже, в 1962 открыл свой собственный офис. Его привлекал стиль Рихарда Нойтры, который, эмигрировав в США из Австрии, работал в Калифорнии,  вслед за ним и Гери избрал местный вариант модернизма.
Он проектировал жилые дома, новаторски используя дешевые материалы, обычно применявшиеся в строительстве торговых зданий, вроде фанеры,  обшивки из гофрированной жести, металлических сеток, которые идут для строительства дешевых заборов,  асфальта. Как это часто бывает, впервые все эти приемы он применил перестраивая собственный дом в Санта-Моника (1977-78) (4)* , который  постоянно  использовал как экспериментальный полигон (вновь он его перестроил в 1991-92 году).
 Выбрав угловой участок с обычным загородным домиком, Гери облицевал его гофрированной жестью,  обнес металлической решеткой и под углом врезал в него снаружи стеклянный объем, что разрушило исходную геометрию конструкции. Дом заслуженно привлек внимание критики, а сам Гери использовал его в качестве манифеста, так что он вскоре стал известен всем как « Дом, который построил Гери»(5)*.
Примененные на собственном доме приемы, Гери стал широко использовать в других проектах. С одной стороны, они демонстрировали некую постоянную готовность к переделкам и обновлению и, с другой, привлекали своей шероховатостью (6)* на фоне зализанных до глянца особняков Калифорнии. Все это позволило Гери примкнуть к тому « критическому регионализму», который пропагандировал Кеннет Фрэмптон.(7)*
Но на фоне приемов постмодернистской архитектуры 80-х, с классическими цитатами, и поп-артистскими символами, все эти приемы стали тускнеть. И хотя Гери никогда не рисковал крайностями исторических стилизаций Роберта Стерна и Чарльза Мура, он все же решил несколько обострить язык своих проектов.
Так что, в конце концов, дешевая сетка сменилась крайне дорогим титаном, а скромные дома среднего класса элитарным музеем.
Точно также дешевую мебель из картона он оставил для тех, кому кроме поп-арта ничто не по карману и начал экспериментировать со все более дорогими символами.
Но символы поп-арта он при этом не оставил, и, идя по следам Класа Ольденбурга,(8)*  сделал вход в здание одного рекламного агентства в виде бинокля. Продолжая в том же духе, он в конце 80-х. стал работать для корпорации Диснея.

*
Тут важно отметить разницу между применением простой строительной решетки как отделочного элемента и корпусом реактивного истребителя, воткнутого в стену музея Авиации и космонавтики в Лос-Анджелесе в 1982-84 году(9)*. Разница в том, что если ранее Гери использовал поп-символы и «readymade»(10)* как средства переосмысления пространства и пластики объекта,  вне зависимости от того, в какой мере Гери трактовал здание как скульптуру ( здесь Гери испытал влияние Ричарда Сера), то позднее он   использовал «readymade» как символ ( тут сказалось влияние Класа Ольденбурга). В первом случае элитарный дизайн сочетался с популярной культурой,  во втором – он  обновил несколько поднадоевшие архитектурные формы свежей социальной экспрессией. Именно второй путь наделял архитектуру  свойствами  рекламы, обращенной к массовому потребителю и позволил Гери в начале 90-х годов приобрести репутацию лидера мировой архитектуры .
Этот скачок Гери помогло совершить и то, что, развивая принципы модернистской архитектуры, Гери не отказался и от заигрывания с постмодернизмом, причем так искусно, что к нему было бы трудно применить ни тот ни другой стилистический ярлык.
Здесь козырем Гери стало такое сочетание их принципов, которое легче всего понять. припомнив различения, введенные в «Уроках Лас Вегаса». (1972). В этой книге Роберт Вентури, Дениза Скотт-Браун и Стивен Изенур противопоставили  принцип современного проектирования,  который авторы назвали « уткой», постмодернистскому принципу «декорированного сарая». « Утка есть здание, специально построенное как символ, - писали авторы, -  а декорированный сарай, это обычное здание, к которому добавлен  некий символ».(11)* В качестве довода в пользу орнаментальности постмодернистской архитектуры они писали, что хотя принцип «утки» вполне подходил к миру объектов эпохи машин,  только принцип «декорированного сарая» соответствует скоростям и поверхностям века автомобиля и телевидения. Поскольку Гери не склонялся ни к структуре, ни к орнаменту, создавалось впечатление, что он преодолел эту оппозицию, а точнее сказать, что он просто смял ее,  и свободно совмещал принцип «утки» с принципом «декорированного сарая».
В итоге архитектура Гери на самом деле оказалась и не «скульптурна» (что в ней часто находят), поскольку в отличие от настоящей скульптуры в ней, как правило, четко различены главный и задний фасады, тогда как скульптура читается как нечто круглое. Другим следствием стало то, что из внешнего вида здания трудно понять, каково его внутренне пространство, а из интерьера невозможно понять, как здание выглядит снаружи, вне зависимости от того, читать ли его здания в соответствии с принципом «утки» или принципом «декорированного сарая». Этот разрыв интерьера и экстерьера может вводить человека в заблуждение, как в его здании для офисов Vitra International  в Швейцарии (1988-94) или в здании  центра EMR Communications and Technology в Германии (1991-95). По мере того, как его склонность к «утке» постепенно дошла до масштаба Бильбао,  выросла и мера стилистической ответственности так как эта комбинация ставила под сомнение принципы как модернистской так и постмодернистской архитектуры, а именно произвольную монументальность первой и ложный популизм второй. В  наибольшей  степени все это проявилось в его здании для олимпийской деревни в Барселоне, известном как « Скульптура Рыбы» (1992), здании не только эксцентричном, но и центральном в его творческой карьере ( не случайно он использовал именно рыбу в качестве своего «приватного тотема»).
Если собственный дом в Сана-Монике был первой сценой его карьеры, то этот позолоченный скелет Левиафана (12)* стал символом ее продолжения в новом масштабе, так как тут он впервые применил новую технологию, компьютерный дизайн и компьютеризованное производство строительных работ (известные как CAD и CAM), в частности, программу CATIA ( computer-aided three-dimensional interactive application). Эта программа, впервые разработанная для автомобильной и авиационной промышленности, впоследствии использовалась в кино-мультипликации, и Скульптура Рыбы действительно напоминает футуристические образы ископаемых динозавров из «Парка Юрского периода» (возможно, она когда-нибудь послужит Диснею прототипом,  если он задумает экранизировать Моби Дик). Решетки, подвешенные к ребрам рыбы  в равной мере могут считаться и частью утки и частью сарая, комбинацией из Сера и Ольденбурга, и структурой и поверхностью, при полном отсутствии функционального интерьера. Так что до сих пор все его здания построенные с помощью CATIA сводятся к формам и оболочкам, общей конфигурации экстерьера, поскольку CATIA  позволяет с легкостью  моделировать нетиповые ячейки оболочки и опор,  что позволило Гери играть с причудливыми топологиями, преобладающими над прямоугольной геометрией – отсюда все его неэвклидовы кривые, спирали и пузыри, ставшие его фирменными приметами в 1990-х.  С максимальной полнотой он использовал эти возможности как раз в проекте музея Гуггенхайма в Бильбао (1991-97), «первым большим проектом, в котором  в полную силу были использованы возможности программы CATIA (Хотя программы  САD  и CAM считаются очень экономичными, стоимость сооружения оказалась весьма высокой, так как все нетиповые  титановые ячейки изготовлялись и монтировались вручную. Здание, ставшее чем то средним между плывущим посуху океанским лайнером и приземлившимся в Бильбао  звездолете, считается образцом «скульптурного» стиля, послужившего образцом для всех последующих проектов Гери – Концертного зала Уолта Диснея в ЛА, (строится), Проекта экспериментального музыкального центра в Сиэттле (1995-2000) и проекта нового здания музея Гуггенхайма неподалеку от Уолл-Стрит в Нью-Йорке  (строительство отложено после разрушения Всемирного Торгового Центра).

               ***

Вот теперь мы можем вернуться к вопросу о том, действительно ли Фрэнк Гери, как многими провозглашается, может считаться крупнейшим художником или скульптором нашего времени.
Для этого попробуем воспользоваться одной из современных версий понимания скульптуры. Одной из самых лаконичных и удачных, нам представляется версия скульптора-минималиста Карла Андре, который по общему мнению  оказал известное влияние на Гери. В 1970 году Андре дал интервью для радио, в котором предложил на примере статуи Свободы(13)* различить « три фазы развития искусства».  «Было время, – говорит Андре,- когда люди видели в этой статуе лишь ту бронзовую оболочку, которая была выполнена в студии по модели скульптора Бартольди. … Затем настало время, когда в этой статуе стали видеть и ценить  железный каркас, спроектированный Густавом Эйфелем, на котором держалась эта бронзовая пластическая оболочка. Сейчас люди интересуются, прежде всего, самим островом Бедлоу, на котором стоит эта статуя».  В этом наблюдении Андре легко видеть сжатый конспект развития современной скульптуры, от любования академически выполненной пластической фигурой, держащейся на металлическом каркасе, к любованию самим этим каркасом, как то и было в конструктивистской скульптуре 1920-х годов(14)*, и, наконец, к тому пониманию скульптуры, которое родилось в ландшафтной и земляной пластике 1960-х, 70-х годов, когда  ценилось некое расширенное поле влияния объекта(15)*.
Как же архитектор-скульптор Гери может быть отнесен к этой истории?  В сущности, он  замыкает своего рода историческое кольцо. Подобно множеству других новых музеев,  он создает колоссальные пространства приспособленные  к  экспозиции этих расширяющихся полей современной  скульптуры – того же Андре,  Серра (16)* или Ольденбурга и подобных им художников-диссидентов. Но на самом деле все эти музеи глушат эту скульптуру, бросавшую музеям вызов своими масштабами, поскольку, расширив музейные пространства  во много раз, музеи создали среду, способную поглотить любое произведение искусства и любого зрителя.
Короче, музеи вроде музея в Бильбао, использовали авангардный  прорыв послевоенного искусства как лицензию на то, чтоб загнать его обратно и тем самым самим ошеломить зрителя.
В то же время, поскольку сооружения Гери воспринимались как скульптура, они явили собой шаг назад в той истории, которую мы кратко изложили выше. Несмотря на весь свой футуризм компьютерного проекта по системе CAD, они по существу ближе к статуе Свободы, чем может показаться на первый взгляд, ибо и в них некий пластический футляр оказывается подвешенным к скрытой внутри стальной конструкции, а наружный вид едва совпадает с внутренним пространством. ( Это сравнение не совсем справедливо по отношению к статуе Свободы, так как в ней оболочка и структура образовали новаторское но уравновешенное взаимодействие, а у Гери оболочка явно доминирует над конструкцией). Если же вернуться к частым сравнениям зданий Гери со скульптурами Серра, то бросается в глаза, что у Серра конструкция скульптур выставлена напоказ, в то время как  сооружения Гери с тектонической точки зрения непрозрачны.
Некоторые из проектов Гери напоминают декоративные объекты перед бизнес-центрами 60-х и 70-х годов, но тут они раздуты до масштабов здания,  хотя и выглядят как консервные банки.
 Если считать, что промышленная эра осталась в прошлом, то и современная архитектура должна считаться вышедшей из моды и устаревшей. Однако поп-эстетика пост-модерна тоже выглядит вчерашним днем. На повестке дня - поиски архитектуры  компьютерного века. Но как ни смешно, эти поиски привели Гери и его последователей назад, к академической скульптурной модели, во всяком случае – отчасти. Представьте, что в финале фильма «Планета обезьян» (17)* вместо откопанной из под песка руины статуи Свободы обнаружилось бы здание  музея в Бильбао или барселонская Рыба Гери. То же несоответствие между оболочкой и структурой с особой ясностью видно в проекте Центра экспериментальной музыки в Сиеттле, выполненного по заказу майкрософского миллиардера Пола Алена в знак его восхищения Джимми Хендриксом (он родом из Сиеттла). Шесть его каплеобразных объемов с разноцветным металлическим покрытием мало соотносятся с интерьерами, в которых расположены залы для прослушивания поп музыки. Если музей в Бильбао Гери сравнивает с образом разбитого корабля, то тут он пользуется метафорой разбитой гитары, (на двух из этих каплеобразных объемов мы видим разбитый гитарный лад). Но ни та, ни другая метафора фактически не работает, так  как, чтобы увидеть ее, нужно подняться над зданием, и единственный способ, позволяющий  правильно прочесть эти образы, это рассматривать фотографии этих зданий в журнале, который, так сказать, и становится главной «площадкой», для которой они и созданы.

Я вовсе не стремлюсь при этом вернуться к модернистскому идеалу прозрачной архитектурной конструкции, которая даже в лучших произведениях Миса оставалась весьма далеким от реальности мифом. Я выступаю лишь против компьютеризованной версии «потемкинской» (18)* архитектуры, фокусничающей поверхностями. Ведь несоответствие поверхности и структуры у Гери имеют два важных следствия.
Во-первых, в отличие от своего первого дома в Санта Моника они уже не столько удивляют, сколько мистифицируют ( например в Бильбао и Сиеттле) – что оказывается вымученной попыткой быть образцом Возвышенного в архитектуре. ( порой кажется, что Гери его последователи решили следовать той « культурной логике позднего капитализма» с ее тягой к бреду, которую Фредрик Джеймисон в своей знаменитой книге, появившейся в начале 1980-х годов(19)* изобразил с известным критическим сарказмом).
Во-вторых,  это несоответствие может подстрекать к дальнейшему разрыву между зданием и участком, на котором оно стоит.
О музее в Бильбао сказано, что « оно приспособлено к ситуации и обращено своими поэтически вздымающимися формами к реке Нервион, вызывая в сознании морские образы.» Аналогичным образом в проекте нового здания музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, радом с Уолл стрит, его вздымающиеся и захваченные каким-то водоворотом кривые поверхности  призваны посредничать между волнами Ист- ривер , облаками на небе и небоскребами на заднем плане.  Но попытка представить этот проект как вариант контекстуально привязанной архитектуры выглядит не убедительно. Этот проект еще в меньшей степени связан с контекстом, чем его предшественник в Бильбао, который кажется, в Нью-Йорке наступил на те же грабли, распухнув вдвое против своего оригинала и превратившись  в какую-то металлическую Додо (20)*  Ее судьба, однако, может оказаться еще печальнее, ибо она рискует оказаться вымершей, не успев родиться.
Очевидной базой для сравнений нового музея Гуггенхайма может быть здание музея построенного для этого фонда Франком Ллойдом Райтом в 1959 году. Это здание в равной мере может рассматриваться как своего рода скульптурный объект, но Райт исходил из формальной логики своей белой спирали и программной трактовки музея как непрерывной рампы, которых нет в проекте Гери. Боле того, Райт сознательно вырывается из контекста застройки Пятой Авеню с ее высокими домами и как бы отдает поклон деревьям Центрального парка. Иными словами экспрессивность его формы мотивирована разными способами. Можно ли сказать нечто подобное о «жестикулятивной эстетике» Гери? Жесты его ранних построек имели ясный индивидуальный характер. Но у них были два объективных основания – использование простейших и распространенных в Лос-Анджелесе строительных материалов и оппозиция пуристическим формам модернистского Интернационального стиля.
Поскольку у позднего Гери эти жесты утратили специфику первого и основания второго – они стали не только более экстравагантными (можно сказать нео-экспрессионистскими или нео-сюрреалистскими) но и все более далекими от какой либо « артистической экспрессии», ибо их стало позволительно применять где угодно – в Лос-Анджелесе. Бильбао, Сиэттле,   Берлине, Нью-Йорке… Отчего этот пузырь, изгиб и спираль уместны именно тут, и почему эти, а не другие? Формальная артикуляция предполагает сопротивление материала, структуры или контекста, без какового архитектура становится произвольной и капризной.
Ирония тут в том, что сторонники и фанатики Гери постоянно смешивают свободу с произвольностью, и капризность с экспрессией.

Недавнюю ретроспективную выставку Гери газета «Нью-Йорк Таймс» приветствовала заголовком - « Гери предлагает образ Обновления Демократии». Что же дает этот образ свободы и экспрессии? Может быть, это я вижу вещи извращенно, но мне как раз они и кажутся  извращенными и даже деспотическими?
Если считать Гери Величайшим из ныне живущих художников, то они как раз и будут деспотическими, поскольку еще Фрейд довольно давно заметил , что из всех членов общества только великому художнику позволено не подавлять своих инстинктивных влечений, что безоговорочно предписывается рядовым гражданам. Так что его свободная экспрессия прямо указывает на нашу несвободную подавленность, но это же значит и то, что его свобода есть ни что иное, как способ не столько пользоваться свободой, сколько демонстрировать нам свое право на нее. Сегодня эта исключительная лицензия распространяется на Гери, как, впрочем, и на любого другого художника, но с большими последствиями.
В ином отношении его видение свободы и экспрессии является деспотическим, поскольку он действует в соответствии с «культурной логикой развитого капитализма», что в терминах ее языка означает присутствие необходимого риска и зрелищного эффекта. Довольно давно уже Мейер Шапиро в своей книге «Социальные основы искусства»(1936)(21) *  писал, что импрессионисты стали первыми художниками, обратившимся к человеку Нового мира – мира скорости поверхности. «Для этого индивидуума. – писал Шапиро, -  мир есть спектакль, источник новых приятных ощущений, или поле, на котором он может реализовать свою индивидуальность  либо с помощью искусства, либо в сфере сексуальных приключений с помощью бесконечного разнообразия непроизводительных движений»(22)* Эти слова все еще  если даже не еще более справедливы применительно к нашим привилегированным художникам, архитекторам, и их патронам. Но  «такое искусство не может считаться свободным,- заключает Шапиро,- поскольку оно крайне исключительно и носит сугубо частный характер. Для того чтобы стать свободным, оно должно утратить свой индивидуализм, исключительность и безжалостный, извращенный характер»(23).*
Подобным же образом и Гери пробуждает в нас индивидуальность, которая кажется гораздо более исключительной, чем демократичной. Скорее чем « форумы гражданского участия» его культурные центры производят впечатление зрительской ненасытности и туристического обморока. В «Обществе спектакля» Ги Дебор определяет спектакль как « капитал, аккумулированный до той степени, на которой он становится образом»(24)* У Гери и некоторых других архитекторов получается также справедливым и обратное: « зрелища аккумулируются до степени превращения в капитал». Такова логика множества сегодняшних культурных центров, поскольку они спроектированы равно как и луна парки или спортивные комплексы, чтобы содействовать объединенным усилиям по «оживлению» городов, то есть превращению городов в безопасное место для шоппинга, зрелищ и прогулок .  Мощным культурным итогом  открытого в октябре 1997 года музея в Бильбао, как нам говорят, был именно «эффект Бильбао», породивший неисчислимое число жаждущих построить нечто подобное по всему свету».  Увы, это так, и несмотря на то, что это не может пройти незамеченным для террористов, в скором будущем следует ожидать, что нечто подобное  появится и в вашем родном городе.


Сокращенный перевод с англ. А.Раппапорта

По изданию

Hal Foster
Design  and Crime (and other diatribes)
Verso
London-New York
 2003

pp. 27-42

Примечания переводчика

1) Название этой главы из книги Hal Foster “Design and Crime” – “Master Builder” Этими словами в английском языке иногда называют как авторитетного специалиста в области строительства, так и архитектора. Вероятно, этот термин был в большей мере распространен в Средние века и Эпоху Ренессанса. В данном случае эти слова , как и заголовок книги в целом достаточно ироничны, так как деятельность Фрэнка Гери здесь оценивается скорее скептически.
2) «Общество зрелищ» - термины, принадлежащие французскому философу Ги Дебору, иногда воспроизводится по-русски и как «Общество спектакля», и характеризует поздний капитализм в условиях т.н. массовой культуры.
3) Термин «Медиа» который по русски иногда считается синонимом СМИ, на самом деле означает нечто более широкое, так как не связывает себя жесткими условиями «массовости», и скорее означает просто некое средство с помощью которого идеи, образцы и пр. доводятся до зрителя. слушателя, читателя.
4) Один из наиболее популярных курортных вблизи Лос-Анджелеса
5) Намек на «Дом, который построил Джек», в английском языке имя Джек обычно обозначает какого-то заурядного человека.
6) В данном случае «шероховатый» означает не действительную поверхность строительного материала. Сколько антоним всего «глянцевого» и блестящего, как символа дешевого буржуазного вкуса.
7) Kenneth Frampton, “Towards a Critical Regionalism” in Hal Foster, ed. The Anti-Aesthetic: Essays on Postmodern Culture” , New York: New Press, 1983.
8) Класс Ольденбург – (род. в1929 г. в Стокгольме), американский скульптор один из лидеров поп-арта, известный в основном своими гигантскими скульптурными объектами, изображающими простые орудия труда и предметы обихода – стаканчик мороженого, мастерок, карандаш губной помады.
9) В здании музея авиации и астронавтики Гери использовал реальный самолет-истребитель, как бы врезанный в стену музея.
10) Имеется в виду прием авангардного искусства, состоящий в том, что художник не изготовляет свое произведение а использует некий случайный предмет   («готовый» или «найденный») и выдает его за свое произведение. Наиболее знаменитый пример readymade – писсуар, выставленный Марселем Дюшаном на выставке Armory Show в Нью-Йорке в 1913 г.
11) Robert Venturi, Denise Scott-Brawn, and Steven Izenour,  “Learning from Las-Vegas”
(Cambridge: MIT Press, 1972), p.87.
12) Левиафан – морское чудовище по библейским преданиям побежденное богом Яхве, после Томаса Гоббса, написавшего политический памфлет с таким названием употребляется также в качестве метафоры современного бюрократизированного общества и государственной власти.
13) Статуя Свободы – гигантский монумент при подходе к Нью-Йорку в устье Гудзона, подаренная США Францией в 1886 г. Скульптор Фредерик Бартольди, инженер Густав Эйфель, автор знаменитой парижской башни.
14) Конструктивисткая скульптура – направление в искусстве 20-х годов. Примером может, с известными оговорками, служить Башня Татлина, его Памятник Ш Интернационалу.
15) Лэнд арт, получивший наибольшую известность в конце 1960 –х/ годов,  превращал пейзаж в поле магнетического действия какого-нибудь артефакта, то есть построенного художником объекта . Чаще всего это были объекты сделанные из земли как у Роберта Смитсона.
16)Ричард Серра (род 1939) американский скульптор, известный своими гигантскими металлическими абстрактными композициями, способными организовать большое пространство и передать таинственный характер грубой металлической плоти.
17) «Планета обезьян» – фильм американского режиссера Тима Бертона 2001 г. По роману французского писателя Пьера Буля (1963)
18) В данном случае Фостер прямо  намекает и на потемкинские деревни фаворита Екатерины Второй  русского графа Потемкина и на броненосец из фильма Эйзенштейна , так как корабельный образ музея в Бильбао остается фоном его размышлений
19) Frederic Jameson, Postmodernism or the cultural logic of late capitalism?  1991
20) . Додо – вымершая к 1681 г. нелетающая птица, обитавшая в индийском океане на о. Маврикия.
21) Меир Шапиро, американский историк искусства
22) цитируется по - Meyer Shapiro, Worldview in Painting, Art and Society , New York, George Brazillier, 1999, p.124
23) там же с. 128
24) Guy Debord, The Society of the Spectacle, New York, Zone Books, 1944, p.24

01 Января 2006

Похожие статьи
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Леонидов и Ле Корбюзье: проблема взаимного влияния
Памяти Юрия Павловича Волчка. Статья готовилась к V Хан-Магомедовским чтениям «Наследие ВХУТЕМАС и современность». В ней рассматривается проблема творческого взаимодействия Ле Корбюзье и Ивана Леонидова, раскрывающая значение творчества Леонидова и школы ВХУТЕМАСа, которую он представляет, для формирования основ формального языка архитектуры «современного движения».
Технологии и материалы
Игры в домике
На примере крытых игровых комплексов от компании «Новые Горизонты» рассказываем, как создать пространство для подвижных игр и приключений внутри общественных зданий, а также трансформировать с его помощью устаревшие функциональные решения.
«Атмосферные» фасады для школы искусств в Калининграде
Рассказываем о необычных фасадах Балтийской Высшей школы музыкального и театрального искусства в Калининграде. Основной материал – покрытая «рыжей» патиной атмосферостойкая сталь Forcera производства компании «Северсталь».
Фасадные подсистемы Hilti для воплощения уникальных...
Как возникают новые продукты и что стимулирует рождение инженерных идей? Ответ на этот вопрос знают в компании Hilti. В обзоре недавних проектов, где участвовали ее инженеры, немало уникальных решений, которые уже стали или весьма вероятно станут новым стандартом в современном строительстве.
ГК «Интер-Росс»: ответ на запрос удобства и безопасности
ГК «Интер-Росс» является одной из старейших компаний в России, поставляющей системы защиты стен, профили для деформационных швов и раздвижные перегородки. Историю компании и актуальные вызовы мы обсудили с гендиректором ГК «Интер-Росс» Карнеем Марком Капо-Чичи.
Для защиты зданий и людей
В широкий ассортимент продукции компании «Интер-Росс» входят такие обязательные компоненты безопасного функционирования любого медицинского учреждения, как настенные отбойники, угловые накладки и специальные поручни. Рассказываем об особенностях применения этих элементов.
Стоимостной инжиниринг – современная концепция управления...
В современных реалиях ключевое значение для успешной реализации проектов в сфере строительства имеет применение эффективных инструментов для оценки капитальных вложений и управления затратами на протяжении проектного жизненного цикла. Решить эти задачи позволяет использование услуг по стоимостному инжинирингу.
Материал на века
Лиственница и робиния – деревья, наиболее подходящие для производства малых архитектурных форм и детских площадок. Рассказываем о свойствах, благодаря которым они заслужили популярность.
Приморская эклектика
На месте дореволюционной здравницы в сосновых лесах Приморского шоссе под Петербургом строится отель, в облике которого отражены черты исторической застройки окрестностей северной столицы эпохи модерна. Сложные фасады выполнялись с использованием решений компании Unistem.
Натуральное дерево против древесных декоров HPL пластика
Вопрос о выборе натурального дерева или HPL пластика «под дерево» регулярно поднимается при составлении спецификаций коммерческих и жилых интерьеров. Хотя натуральное дерево может быть красивым и универсальным материалом для дизайна интерьера, есть несколько потенциальных проблем, которые следует учитывать.
Максимально продуманное остекление: какими будут...
Глубина, зеркальность и прозрачность: подробный рассказ о том, какие виды стекла, и почему именно они, используются в строящихся и уже завершенных зданиях кампуса МГТУ, – от одного из авторов проекта Елены Мызниковой.
Кирпичная палитра для архитектора
Свыше 300 видов лицевого кирпича уникального дизайна – 15 разных форматов, 4 типа лицевой поверхности и десятки цветовых вариаций – это то, что сегодня предлагает один из лидеров в отечественном производстве облицовочного кирпича, Кирово-Чепецкий кирпичный завод КС Керамик, который недавно отметил свой пятнадцатый день рождения.
​Панорамы РЕХАУ
Мир таков, каким мы его видим. Это и метафора, и факт, определивший один из трендов современной архитектуры, а именно увеличение площади остекления здания за счет его непрозрачной части. Компания РЕХАУ отразила его в широкоформатных системах с узкими изящными профилями.
Топ-15 МАФов уходящего года
Какие малые архитектурные формы лучше всего продавались в 2023 году? А какие новинки заинтересовали потребителей?
Спойлер: в тренды попали как умные скамейки, так и консервативная классика. Рассказываем обо всех.
Металл с олимпийским характером
Алюминий – материал, сочетающий визуальную привлекательность и вариативность применения с выдающимися механико-техническими свойствами.
Рассказываем о 5 знаковых спорткомплексах, при реализации которых был использован фасадный алюминий компании Cladding Solutions.
Частная жизнь в кирпиче
Что происходит с обликом малоэтажной застройки в России? Архи.ру поговорил с экспертами и выяснил, какие тренды отмечают архитекторы в частном домостроении и почему кирпич остается самым популярным материалом для проектов загородных домов с очень разной экономикой.
Сейчас на главной
Равный полукруг
Бюро Atelier Delalande Tabourin реконструировало здание правительства региона Центр–Долина Луары в Орлеане. Главным мотивом проекта стали заданные планировкой зала заседаний полукруг и круг.
Башни в детинце
Жилой комплекс в Уфе, построенный по проекту PRSPKT.Architects, объединяет два масштаба: башни маркируют возвышенность и въезд в город, а малоэтажные корпуса соотнесены с контекстом и историей места, которое когда-то было обнесено крепостными стенами.
Золотое кольцо
Показываем работы трех финалистов конкурса на эскизный проект нового международного аэропорта Ярославля. Концепцию победителя планируют реализовать к 2027 году.
Энергия [пост]модернизма
В Аптекарском приказе Музея архитектуры открылась выставка Владимира Кубасова. Она состоит, по большей части, из новых поступлений – архива, переданного в музей дочерью архитектора Мариной, но, с другой стороны, рисунки Кубасова собраны по проектам и неплохо раскрывают его творческий путь, который, как подчеркивают кураторы, прямо стыкуется с современной архитектурой, так как работал архитектор всю жизнь до последнего вздоха, почти 50 лет.
Кристаллы и минералы
Архитектор Дмитрий Серегин, успевший поработать в Coop Himmelb(l)au MAD Architects , предлагает новый подход к реабилитационной архитектуре. С помощью нейросети он стирает грань между архитектурой и природой, усиливая целительное воздействие последней на человека.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Там русский дух
Второй проект, реализованный бюро Megabudka на территории парка «Кудыкина гора» – гостиничный комплекс. В нем архитекторы продолжили поиски идентичности, но изменили направление: в сторону белокаменных церквей, уюта избы, уездного быта и космизма. Не обошлось и без драмы.
Счастье независимого творчества
Немало уже было сказано с трибуны и в кулуарах – как это хорошо, что в период застоя и типовухи развивались другие виды архитектурного творчества: НЭР, бумажная архитектура... Но не то чтобы мы хорошо знаем этот слой. Теперь, благодаря книге Андрея Бокова, который сам принимал участие во многих моментах этой деятельности, надеемся, станет намного яснее. Книга бесценная, написана хорошо. Но есть сомнения. В пророческом пафосе.
Новый «Полёт»
Архитекторы бюро «Мезонпроект» разработали проект перестройки областного молодежного центра «Полёт» в Орле. Летний клуб, построенный еще в конце 1970-х годов, станет всесезонным и приобретет много дополнительных функций.
Минимализм за Полярным кругом
Участники архитектурно-градостроительного конкурса «Деревянный минимализм улицы Смидовича» работали над образом центральной улицы Нарьян-Мара, условием было использование деревянных конструкций, а победивший проект планируют положить в основу мастер-плана центра города. Судило профессиональное жюри, а потом жители города. Публикуем 4 победивших проекта.
Яуза towers
В столице не так много зданий и проектов Никиты Явейна и «Студии 44». Представляем вашему вниманию концепцию большого многофункционального комплекса на Яузе, между двумя парками, с набережной, перекрестьем пешеходных улиц, развитым общественным пространством и оригинальным пластическим решением. Оно совмещает сложную, асимметричную, как пятнашки, сетку фасадов и смелые заострения верхних частей, полностью скрывающее техэтажи и вылепливающее силуэт.
И опять о птицах
Завершается строительство первого аэропорта в китайском городе Лишуй. Архитекторы пекинского бюро MAD выбрали для своего проекта самый очевидный визуальный прототип – серебристо-белую птицу.
Подражание природе
Открываем новую рубрику «Нейросети» работой для конкурса AI&Biomimicry. Для концепции музейного комплекса авторы позаимствовали природные световые явления и принцип биомимикрии. Этот промт не был простым: использовались слова трабекулы, мезоглея, сцинтиллоны и динофлагелляты.
Мастер яркого высказывания
Искусство архитектора и художника Владимира Сомова построено на столь ярких контрастах, что, входя на выставку, в какой-то момент думаешь, что получил кулаком в нос. А потом очень интересно. Мало кто, даже из модернистов, допущенных к работе с уникальными проектами, искал сложности так увлеченно, чтобы не сказать самозабвенно. ММОМА показывает выставку, основанную на работах, переданных автором в музей в 2019–2020 годах, но дополненную так, чтобы раскрыть Сомова и как художника, и как архитектора.
Тайный пруд
Благодаря проекту команды TISS Garden у жильцов клубного дома Ordynka в центре Москвы появился вид на воду: на плите подземного паркинга удалось создать водоем с системой фильтрации, высадить взрослые деревья и другую растительность.
Офисы с «ленточкой»
В Берлине началось строительство офисного (и немного жилого) «кампуса» LXK по проекту MVRDV. Проект связан с развитием района Восточного вокзала.
Венец из пентхаусов
Первое многоэтажное здание Монако, жилая башня Le Schuylkill, получит после реконструкции по проекту Zaha Hadid Architects завершение из шести пентхаусов.
«Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде: снос или...
В Нижнем Новгороде прямо сейчас идет «битва экспертиз»: удивительный заросший зеленью квартал двадцатых годов «Красный просвещенец», с одной стороны, пытаются поставить на охрану как достопримечательное место, а с другой стороны, похоже, есть желание отдать его под застройку полностью или частично. Мы попросили журналиста и активиста Иру Маслову рассказать о ситуации.
Вулканическое
В Никола-Ленивце сожгли Черную гору – вулкан. Ее автор – она же автор Вавилонской башни 2022 года, и два объекта заметно перекликаются между собой. Только если предыдущий был про человеческое дерзновение, то теперь форма ушла в природные ассоциации и растворилась там. Вашему вниманию – фотографии сожжения.
Черный, белый и стекло
Лаконичный в формах и отделке дом для подмосковного коттеджного поселка, основным приемом которого стал контраст – цвета, материалов и масс.
Два, пять, десять, девятнадцать: Нижегородский рейтинг
В Нижнем Новгороде наградили победителей XV, по-своему юбилейного, архитектурного рейтинга. Вручали пафосно, на большой сцене недавно открывшейся «Академии Маяк», а победителей на сей раз два: Школа 800 и Галерея на Ошарской. А мы присоединили к двум трех, получилось пять: сокращенный список шорт-листа. И для разнообразия каждый проект немного поругали, потому что показалось, что в этом году в рейтинге есть лидеры, но абсолютного – вот точно нет.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
Вплотную к демократии
Конкурс на проект реконструкции зданий датского парламента выиграли бюро Cobe, Arcgency и Drachmann совместно с конструкторами Sweco. Цель трансформации – позволить любому гражданину приблизиться вплотную к оплоту демократии.
Арка, жемчужина, крыло и ветер
В соцсетях губернатора Омской области началось голосование за лучший проект нового аэропорта. Мы попросили у финалистов проекты и показываем их. Все довольно интересно: заказчик просил сделать здание визуально проницаемым насквозь, а образы, с которыми работают авторы – это арки, крылья, порывы ветра и даже «Раковина» Врубеля, который родился в Омске.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Парк архитектуры и отдыха
Для подмосковного гостиничного комплекса, предполагающего разные форматы отдыха, бюро T+T Architects предложило несколько типов жилья: от классического «стандарта» в общем корпусе до «пещеры в холме» и «домика на дереве». Дополнительной задачей стала интеграция в «архитектурно-лесной» парк существующих на территории резиденций, построенных в классическом стиле.