Я никого не знал в городе, но знал имя Рафо Исраеляна, получившего в 1947 Первую премию Всесоюзного смотра творчества молодых архитекторов за виадук через Раздан, здание складов «Арарат» и памятники-родники. Все это я видел на выставке в Доме архитектора, все это мне нравилось. И я пришел к нему в мастерскую. Молодой мастер работал над монументом Сталину. Эскизы были впечатляющими.
Джим Торосян (1926–2014)
Кадр из документального фильма, посвящённого Джиму Торосяну/ предоставлено Кареном Бальяном
Встретив в Ереване группу учеников мастерской-школы Жолтовского, я примкнул к ней и в этом сообществе познакомился со всеми достопримечательностями архитектуры в столичной округе – и советскими и древними. И тогда понял главное – Армения страна великих зодчих.
Кто нас познакомил, не помню. Когда? Быть может в ноябре 1955 года на втором съезде архитекторов. Его уже не спросишь. А вот впечатление помню. Этот молодой человек во всем своем творческом облике являл гармонию. Внешности, интеллекта, образованности, воспитанности, эрудиции, манеры поведения, тембра речи и даже акцента русской речи – все это сразу располагало к доверию и желанию общения, которое тебя самого сделает богаче.
Хорошо когда друг поблизости, с ним можно встретиться, поговорить в любое время. Но Ереван далеко. А потому наша дружба прошла через всю жизнь пунктиром, чередой встреч в Москве на съездах архитекторов и пленумах Правления СА СССР в столицах республик, за рубежом на конгрессах Международного Союза Архитекторов, на отдыхе в Суханове, где тоже случались всесоюзные творческие акции. Хотя Джим был нужен всем, всегда был, что называется, «нарасхват». Зато были особенно интересны встречи с ним в пяти моих последующих приездах в Армению.
Помню, что при втором пребывании в республике он привел меня в дом своей мамы и тогда, в общении с ней, я понял – все достоинства сына проистекают из корней семейного древа. Я познакомился с его супругой и их обителью в доме, построенном по проекту Джима, где одна стена гостиной была облицована артикским туфом. И мою семью он тоже знал и в доме (его построила моя жена) бывал.
В 1960-е вместе с Игорем Покровским мы показывали ему Дворец пионеров, а в 1970 группа делегатов съезда архитекторов посетила Зеленоград. Джим был в их числе и видел мой, еще не завершенный тогда, комплекс зданий МИЭТ – высшего учебного заведения электронной техники. Спустя положенные в России сорок лет и Дворец и вуз, получили статус объектов культурного наследия.
Другой раз явившись в Ереван ранней весной 1972 по случаю выездного заседания теоретического клуба СА СССР и, встретившись на другой день с Джимом, я узнал, что в этот самый день он был утвержден в должности главного архитектора Еревана и потому мы прямо сейчас куда-то поедем отметить это событие. Третьим в этой поездке был заместитель председателя Горисполкома по строительству Арам Арамян.
Ехали мы долго. В доме, который нас приютил, были щедрые угощения и поднимались тосты за будущие успехи Джима на новом поприще. Но я нервничал. В этот вечер мне надо было выступать на заседании клуба. Наконец, отправились в город. Было темно, холодно и шел снег. В начале одиннадцатого меня подвезли к месту теоретического таинства и выступить я успел.
Тот же визит украсился еще одним памятным для меня событием. День был солнечный. На прогулке по старому городу Джим привел меня в дом Мартироса Сарьяна. Мастеру тогда было столько, сколько мне теперь – 92. Он показал нам свою последнюю работу – небольшой квадратный холст, который назывался «Космос». Кажется, она, действительно, стала последней.
-
![zooming]()
Дмим ТоросянПредоставлено Кареном Бальяном
-
![zooming]()
Дмим ТоросянПредоставлено Кареном Бальяном
Джим и я принадлежим к одному поколению и потому наши творческие судьбы в какой-то части схожи. Мы учились и начинали творческий путь в сталинском времени с присущими ему архитектурными формами, в процессе «хрущевской архитектурной перестройки» искали новые пути архитектуры, которая теперь, с моей «легкой руки», зовется советским модернизмом. Так я назвал инициированную мной первую выставку этого направления, которая открылась в музее им. Щусева в апреле 2006. И оба стали модернистами.
В этом явлении, проявившимся в разнообразии достойных сооружений, благодаря национальной государственной структуре СССР, было немало светлых умов и ярких талантов. По одной России такого букета не соберешь. Но у Джима Торосяна сложилась особая творческая судьба.
Я понимаю так, что построив несколько модернистских сооружений, не найдя удовлетворения в пределах тех средств, которыми оперировали энтузиасты этого движения и не став его лидером, он, начиная с монумента 50-летия Октября, решительно обратился к традиции, нашел свой личный стиль, свои образы и дал ей новый импульс развития. Но только подражание ему невозможно. Потом было надгробие Мартироса Сарьяна, которым он поразил меня при следующей встрече в Ереване. А далее отсюда прорастает архитектура станции метро, а затем последовательно возникают такие шедевры, как каскад, ратуша и культовые сооружения в Эчмиадзине. И скажу еще одно: есть в мировой истории зодчества такие сооружения, которые физически и духовно подтверждают правоту утверждения о родстве архитектуры и музыки. Открытый алтарь в Эчмиадзине и мемориал а Спитаке из их числа. Они звучат подобно симфоническому произведению
Последний раз мы с женой были в Ереване в 1982. Тогда Джим провел для нас экскурсию по строившемуся каскаду. Грандиозный замысел, потребовавший тридцать лет напряженного труда воплотил в себе идею, которую в генплане 1924 года завещал великий зодчий Армении Александр Таманян. Она исполнена в натуре в совершенной форме, прекрасной в каждой своей детали. Джим понимал природу камня как никто другой, открыл в нем новую пластику, создал уникальные образы.
В последующие годы из Америки я звонил в Ереван по телефону. Мы беседовали на разные темы. В 2002 в Нью-Йорке вышла моя книга «Зодчие и зодчество». Я послал ему ее и она была предметом нашего разговора.
Последняя встреча с ним состоялась в Москве. Как помнится это было в 2005, в дни очередного фестиваля «Зодчество». Мы встретились в «Моспроекте-2», в мастерской нашего общего друга Абдуллы Ахмедова и в теплом общении прекрасно провели время. А перед тем, как проститься, сфотографировались на ступенях здания.
Последний звонок Джиму случился вскоре после постигшего его удара. Ответивший мне женский голос сообщил о случившемся несчастье. Стало понятно, что выхода из сложившегося положения не будет, что я теряю дорогого друга.
В нашем поколении было двенадцать Народных архитекторов СССР. Шесть в Москве и шесть в республиках. Джим из этой плеяды. Одиннадцать уже ушли из жизни. Я остался последним.
Наше поколение оставило в истории зодчества России и новых независимых государствах – бывших республик Союза – яркий след. Его значимость признана сегодня на Западе и высоко оценена в каждой из национальных версий. Берегите это наследие!
Покинув этот мир, Джим Торосян вступил в круг великих зодчих своей страны. Он гений архитектуры Армении и она его не забудет.
15.09.2019
