Александр Змеул – автор, не чуждый истории московского градостроительства в его разных аспектах, после сообщения о смерти Сергея Ткаченко написал в своем профиле: «…он известен как автор когда-то казавшихся одиозными домов патриарх и яйцо <…> познакомившись и повзрослев, понял, что Сергей Борисович совсем другой. Замечательный человек, прекрасно знающий архитектуру, очень современный, неравнодушный, постоянно развивающийся». И мы попросили его написать несколько слов в память об архитекторе.
Начало профессиональной биографии Ткаченко характерно для архитекторов его поколения. В 1976 году закончил МАРХИ, после чего работал в больших проектных институтах: в Моспроекте-1 у Якова Белопольского и Владимира Хавина, потом в Моспроекте-2 в мастерской №9 Игоря Анатольевича Покровского, поначалу в бригаде Андрея Ганешина, затем как ГАП.
Но в ней был и момент, который он любил упомянуть – как в андроповское время он был уволен из Моспроекта-2 за чересчур расточительное решение гостиницы Постпредства Латвии с атриумом. Впрочем, это была скорее полуфронда: здание благополучно достроили под авторским надзором Сергея Ткаченко, который после увольнения из проектного института стал сотрудником заказчика.
Биография Ткаченко начиная с 1990-х, в общем-то, тоже во многом характерна для архитектора его поколения. Для человека с амбициями тогда существовало несколько вариантов: отправиться в свободное плавание, основав собственную мастерскую; стать функционером, работая чиновником и возглавляя мастерскую в проектном институте. Был и третий вариант, совмещавший два первых, его и выбрал Сергей Ткаченко.
Менялись номера в Моспроектах, за руководством мастерской №15 в Моспроекте-2 последовала работа на должности замдиректора в Моспроекте-4. Менялись и названия его собственных офисов, одну из последних компаний с присущей ему иронии Ткаченко назвал экспериментальным проектным институтом Моспроект-5. Как известно, советских проектных институтов было четыре.
Такого рода «дуализм» позволил Ткаченко стать одним из самых влиятельных персонажей в сфере архитектуры и градостроительства Москвы. Начиная с девяностых его фамилия всплывает, то тут, то там: он и проектирует, и руководит, и согласовывает, и сопровождает.
Впрочем, в силу специфики положения Ткаченко характер его участия в том или ином проекте определить удается не всегда. Среди его работ встречается госзаказ: к примеру, реконструкция здания Госплана под Госдуму, или новый пост №1 у могилы неизвестного солдата. А также важные московские темы: реконструкция Гостиного двора и башня-2000, первая постройка Сити. Новые жилые дома и офисные комплексы, «реставрация в режиме воссоздания», то есть строительство новоделов на месте исторических зданий. Кажется в его портфолио есть проекты любых масштабов и типологий.
Значительная часть его построек была в русле того постмодернистского мейнстрима, что преобладал в Москве того времени. Чего стоит хотя бы «Кутафья башня» в роли завершения бизнес-центра на Павелецкой.
Но прославили Сергея Ткаченко, конечно, два здания: дом-яйцо и Патриарх. Они и сегодня, по прошествии почти двадцати лет, скажем так, впечатляют.
Это были даже не столько постмодернистские здания, сколько художественные жесты. Они полностью выбивались из всего, что тогда строилось, не следовали никакой традиции, не пытались переосмыслить или просто механически копировать те или иные стили и приемы.
Оба проекта связаны с именем Олега Дубровского (1963-2011), а также членов «Обледенения архитекторов»: Игоря Бурого, Ильи Вознесенского, Алексея Кононенко и Веры Самородовой.
Казалось бы, более противоположных людей, чем бунтарь Дубровский и вальяжно-барский Ткаченко, представить трудно. Но Ткаченко обладал уникальной способностью собирать вокруг себя самых разных людей. Это редкость – и коллеги, в том числе конкуренты и бывшие подчиненные, всегда вспоминали Ткаченко добрым словом: помогал, продвигал, поддерживал.
Сам Ткаченко, вспоминая Олега Дубровского, говорил: «Мы много говорили с ним о том, что должно отличать архитектуру конца миллениума. Остановились на том, что они должны быть обращены в будущее, и в то же время говорить «последнее прости» уходящему веку. Такими были и Дом-яйцо, и Патриарх, и остальные объекты. То, что мы называем современной архитектурой, не должно быть скучной подделкой под старину. Мы не шли по пути откровенно новой архитектуры, вписывая здание в историческую ткань. В то же время – не без иронии».
Патриарх и дом-яйцо оказались удивительно созвучны времени: многие здания той эпохи мы даже вспомним не всегда, как хорошие, так и плохие – а эти забыть невозможно.
В 2003 году Сергей Ткаченко стал директором Института генплана Москвы. Там его главной задачей было «приземлить» большие градостроительные идеи, в конечном счете превратив их в новый генплан. Ткаченко стал одним из главных лиц кампании по принятию генплана 2010 года, который стал предметом многочисленных слушаний и дискуссий. Спокойным, даже умиротворяющим голосом он часами мог убеждать любого собеседника в правильности и неотвратимости нового генплана.
В начале 2011 года со сменой власти в Москве Сергей Ткаченко ушел с поста директора Института генплана. Его заявление об уходе по собственному желанию подписал Александр Кузьмин, еще полтора года проработавший затем на должности главного архитектора Москвы. Эпоха Лужкова в архитектуре и градостроительстве Москвы заканчивалась с уходом ее главных лиц.
После отставки жизнь Сергея Ткаченко стала совсем другой, хотя были и проекты, и руководящая работа: так, непродолжительное время он был главным архитектором Калуги, – но все это уже было иного масштаба. Он активно занимался исследовательской и издательской деятельностью. В 2016 году защитил кандидатскую диссертацию «Творческие архитектурно-градостроительные конкурсы и их влияние на генеральные планы городов (на примере Москвы)», – научным руководителем был Илья Лежава.
Главным проектом Сергея Ткаченко десятых годов стал двухтомник «Один век московского градостроительства».
Эта книга – объемное исследование истории городского планирования столицы в советское и постсоветское время, и в то же время она – отдельный феномен. Она не просто представляет понимание города, объемную картину московского градостроительства, что вполне логично, когда за систематизацию берется человек, почти десять лет работавший директором Института генплана Москвы. Ткаченко предлагает собственную оригинальную периодизацию. В есть любопытный лейтмотив: по словам ее автора никто, включая архитекторов и градостроителей, не понимал, как трансформировать социалистический город в капиталистический. Опыта таких трансформаций, действительно, исторически не было. Ткаченко был одним из тех кто творил историю – иногда увлекаясь, иногда ошибаясь, иногда заблуждаясь.
И как человек, долгое время погруженный в процесс планирования и принятия решений, второй том он превращает в полемическое высказывание о постсоветском периоде, строя его на противопоставлении лужковского и собянинского периода. Основной и единственной заслугой нынешней московской власти Ткаченко назвал реализацию идей, разработанных при Лужкове. Словом, опять, как в далекие восьмидесятые, проявил своеобразную полуфронду.