Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

22.08.2022

Слово о друге

Феликс Новиков

В память о Феликсе Новикове публикуем его эссе, посвященное Джиму Торосяну и написанное в 2019 году для книги, которую сейчас готовит в издательстве Tatlin архитектор Карен Бальян. С разрешения автора и издательства.

Прежде чем встретиться с Джимом Торосяном я полюбил Армению. В 48 году прошлого столетия, окончив 4 курс московского архитектурного и заработав на строительной практике в уральском Златоусте какие-то деньги, я отправился в путешествие в Грузию, где прошло мое дошкольное детство, а затем прямиком в Ереван. Впервые. Один. И поселился в «Севане», в номере на восемь человек, где койка стоила 1 рубль в сутки.

Я никого не знал в городе, но знал имя Рафо Исраеляна, получившего в 1947 Первую премию Всесоюзного смотра творчества молодых архитекторов за виадук через Раздан, здание складов «Арарат» и памятники-родники. Все это я видел на выставке в Доме архитектора, все это мне нравилось. И я пришел к нему в мастерскую. Молодой мастер работал над монументом Сталину. Эскизы были впечатляющими.

Джим Торосян (1926–2014)
Джим Торосян (1926–2014)
Кадр из документального фильма, посвящённого Джиму Торосяну/ предоставлено Кареном Бальяном

Встретив в Ереване группу учеников мастерской-школы Жолтовского, я примкнул к ней и в этом сообществе познакомился со всеми достопримечательностями архитектуры в столичной  округе – и советскими и древними. И тогда понял главное – Армения страна великих зодчих.
 
Кто нас познакомил, не помню. Когда? Быть может в ноябре 1955 года на втором съезде архитекторов. Его уже не спросишь. А вот впечатление помню. Этот молодой человек во всем своем творческом облике являл гармонию. Внешности, интеллекта, образованности, воспитанности, эрудиции, манеры поведения, тембра речи и даже акцента русской речи – все это сразу располагало к доверию и желанию общения, которое тебя самого сделает богаче.
 
Хорошо когда друг поблизости, с ним можно встретиться, поговорить в любое время. Но Ереван далеко. А потому наша дружба прошла через всю жизнь пунктиром, чередой встреч в Москве на съездах архитекторов и пленумах Правления СА СССР в столицах республик, за рубежом на конгрессах Международного Союза Архитекторов, на отдыхе в Суханове, где тоже случались всесоюзные творческие акции. Хотя Джим был нужен всем, всегда был, что называется, «нарасхват». Зато были особенно интересны встречи с ним в пяти моих последующих приездах в Армению.
 
Помню, что при втором пребывании в республике он привел меня в дом своей мамы и тогда, в общении с ней, я понял – все достоинства сына проистекают из корней семейного древа. Я познакомился с его супругой и их обителью в доме, построенном по проекту Джима, где одна стена гостиной была облицована артикским туфом. И мою семью он тоже знал и в доме (его построила моя жена) бывал.
 
В 1960-е вместе с Игорем Покровским мы показывали ему Дворец пионеров, а в 1970 группа делегатов съезда архитекторов посетила Зеленоград. Джим был в их числе и видел мой, еще не завершенный тогда, комплекс зданий МИЭТ – высшего учебного заведения электронной техники. Спустя положенные в России сорок лет и Дворец и вуз, получили статус объектов культурного наследия.
 
Другой раз явившись в Ереван ранней весной 1972 по случаю выездного заседания теоретического клуба СА СССР и, встретившись на другой день с Джимом, я узнал, что в этот самый день он был утвержден в должности главного архитектора Еревана и потому мы прямо сейчас куда-то поедем отметить это событие. Третьим в этой поездке был заместитель председателя Горисполкома по строительству Арам Арамян.
 
Ехали мы долго. В доме, который нас приютил, были щедрые угощения и поднимались тосты за будущие успехи Джима на новом поприще. Но я нервничал. В этот вечер мне надо было выступать на заседании клуба. Наконец, отправились в город. Было темно, холодно и шел снег. В начале одиннадцатого меня подвезли к месту теоретического таинства и выступить я успел.
 
Тот же визит украсился еще одним памятным для меня событием. День был солнечный. На прогулке по старому городу Джим привел меня в дом Мартироса Сарьяна. Мастеру тогда было столько, сколько мне теперь – 92. Он показал нам свою последнюю работу – небольшой квадратный холст, который назывался «Космос». Кажется, она, действительно, стала последней.
Дмим Торосян Предоставлено Кареном Бальяном
Дмим Торосян
Предоставлено Кареном Бальяном
Дмим Торосян Предоставлено Кареном Бальяном
Дмим Торосян
Предоставлено Кареном Бальяном

Джим и я принадлежим к одному поколению и потому наши творческие судьбы в какой-то части схожи. Мы учились и начинали творческий путь в сталинском времени с присущими ему архитектурными формами, в процессе «хрущевской архитектурной перестройки» искали новые пути архитектуры, которая теперь, с моей «легкой руки», зовется советским модернизмом. Так я назвал инициированную мной первую выставку этого направления, которая открылась в музее им. Щусева в апреле 2006. И оба стали модернистами.
 
В этом явлении, проявившимся в разнообразии достойных сооружений, благодаря национальной государственной структуре СССР, было немало светлых умов и ярких талантов. По одной России такого букета не соберешь. Но у Джима Торосяна сложилась особая творческая судьба.
 
Я понимаю так, что построив  несколько  модернистских сооружений, не найдя удовлетворения в пределах тех средств, которыми оперировали энтузиасты этого движения и не став его лидером, он, начиная с монумента 50-летия Октября, решительно обратился к традиции, нашел свой личный стиль, свои образы и дал ей новый импульс развития. Но только подражание ему невозможно. Потом было надгробие Мартироса Сарьяна, которым он поразил меня при следующей встрече в Ереване. А далее отсюда прорастает архитектура станции метро, а затем последовательно возникают такие шедевры, как каскад, ратуша и культовые сооружения в Эчмиадзине. И скажу еще одно: есть в мировой истории зодчества такие сооружения, которые физически и духовно подтверждают правоту утверждения о родстве архитектуры и музыки. Открытый алтарь в Эчмиадзине и мемориал а Спитаке из их числа. Они звучат подобно симфоническому произведению
 
Последний раз мы с женой были в Ереване в 1982. Тогда Джим провел для нас экскурсию по строившемуся каскаду. Грандиозный замысел, потребовавший тридцать лет напряженного труда воплотил в себе идею, которую в генплане 1924 года завещал великий зодчий Армении Александр Таманян. Она исполнена в натуре в совершенной форме, прекрасной в каждой своей детали. Джим понимал природу камня как никто другой, открыл в нем новую пластику, создал уникальные образы.
 
В последующие годы из Америки я звонил в Ереван по телефону. Мы   беседовали на разные темы. В 2002 в Нью-Йорке вышла моя книга «Зодчие и зодчество». Я послал ему ее и она была предметом нашего разговора.
 
Последняя встреча с ним состоялась в Москве. Как помнится это было в 2005, в дни очередного фестиваля «Зодчество». Мы встретились в «Моспроекте-2», в мастерской нашего общего друга Абдуллы Ахмедова и в теплом общении прекрасно провели время. А перед тем, как проститься, сфотографировались на ступенях здания.  
 
Последний звонок Джиму случился вскоре после постигшего его удара.  Ответивший мне женский голос сообщил о случившемся несчастье. Стало понятно, что выхода из сложившегося положения не будет, что я теряю дорогого друга.
 
В нашем поколении было двенадцать Народных архитекторов СССР. Шесть в Москве и шесть в республиках. Джим из этой плеяды. Одиннадцать уже ушли из жизни. Я остался последним.
 
Наше поколение оставило в истории зодчества России и новых независимых государствах – бывших республик Союза – яркий след. Его значимость признана сегодня на Западе и высоко оценена в каждой из национальных версий. Берегите это наследие! 
 
Покинув этот мир, Джим Торосян вступил в круг великих зодчих своей страны. Он гений архитектуры Армении и она его не забудет.
Ф.А. Новиков, подпись

15.09.2019