Реставрация клуба имени Русакова

Из книги Николая Васильева и Елены Овсянниковой «Архитектура Москвы периода НЭПа и Первой пятилетки» (М., Реставрация-Н, 2012):

«Этот клуб – признанный шедевр и входит во все международные перечни лучших построек ХХ века. Здание выстроено почти полностью в соответствии с авторским замыслом, тогда как иные проекты клубов Мельникова были сильно изменены в ходе реализации, сам архитектор считал это здание наиболее значительным профессиональным достижением.

Клуб занимает очень тесный участок и имеет план секторной формы, совпадающей с формой небольшого зрительного зала. На улицу свешиваются три консольных выступа, вмещающих в себя трибуны амфитеатра (их железобетонные конструкции были рассчитаны инженером В.В. Розановым). Мельников сделал такие висячие формы не только, чтобы увеличить места для зрителей, но и как отделяемые мобильными перегородками аудитории. Трансформация зала была задумана механизированной, решил эту задачу механик Н.И. Губин.

Вместимость зала можно было варьировать от 250 до 1500 человек, занимая только партер или произвольное количество трибун из трех нефов, по два независимых яруса в каждом (для 180 человек). Партер имел пол очень слабого уклона. Средний ярус имел плоский пол и в первую очередь должен был использоваться для кружковой работы, так как отдельных помещений для таких занятий почти не было.

Внешние формы клуба напоминают часть шестерни, что сразу же отмечали очевидцы. Своеобразие здания стало причиной для критики его архитектуры, хотя Мельников остроумно ответил на запросы заказчика – Союза коммунальников. Он разместил, как и требовалось, зрительный зал на втором этаже, а первый этаж отвел под служебные помещения, умело скомпоновав их в общий объем. Вход в клуб был снизу, а выход мог осуществляться через наружный балкон с двумя пристроенными к нему лестницами (так архитектор смог сэкономить на пространстве, необходимом для эвакуационных пожарных лестниц).

На первых порах Мельников хотел, чтобы под фойе второго этажа был организован свободный проход. Зал был выполнен светлым, с узкими вертикальными окнами (впоследствии заделанными). Очень интересна его конструкция, несущая консольные амфитеатры. Это ажурные металлические фермы, намеренно введенные в интерьер и образующие букву «М» над партером и сценой. Между амфитеатрами расположены обычные лестницы, продублированные винтовыми металлическими лестницами технического назначения. Такая же винтовая лестница установлена в глубине сцены в треугольной нише (именно она видна с заднего фасада в виде остроугольной кирпичной башенки).
Если у Андреа Палладио в знаменитом театре «Олимпико» сцена разделена постоянными декорациями на три глубинных элемента, расходящихся от зрителя, то здесь, наоборот, верхний ярус зала из трех пространственных элементов позволяет взглядам зрителей сойтись к сцене. То есть идея Палладио «вывернута наизнанку».

Николай Васильев, историк архитектуры, Генеральный секретарь DOCOMOMO Россия:

«Лучшая по его собственным словам постройка Константина Мельникова – клуб Союза коммунальников – был возведен для рабочих Сокольнического трамвайного депо на Стромынке и еще при жизни архитектора подвергся серьезным переделкам.

После войны была демонтирована чрезвычайно сложная система механических затворов-ширм, делящих зал на меньшие помещения, были заложены окна на боковых фасадах, лишив зал естественного освещения. В 1970-е появился мрамор в фойе и прочие мелочи, но до конца 2000-х годов здание сохраняло свои внешние формы нетронутыми (пусть и с потерей лозунгов, начертанных на торцах трибун), сохранялись и металлические переплеты окон, хотя двери были заменены.

В постсоветское время клуб занимал театр Романа Виктюка, и, кроме замены дверей и прочей «косметики», в поддержание клуба не было вложено ни рубля. В конце концов, получив федеральное финансирование, театр начал реставрацию. К сожалению, назвать этот проект действительно реставрацией сложно, если не невозможно. На фоне необходимых раскрытия заложенных окон и воссоздания лозунгов на фасаде (в весьма спорной, что видно даже по историческим фотографиям, колористической схеме), произошла замена всех оконных рам на стеклопакеты, весьма отдаленно напоминающие оригинал. Краска, покрывающая кирпичную кладку, так и не была счищена, на заднем фасаде появилась чудовищная конструкция кондиционера и вытяжных труб (и это не просто маленькая «коробка» домашней сплит-системы), на западном фасаде – стеклянный параллелепипед лифта.

Внутри дела обстоят также спорно – чуть больше сотни аутентичных деревянных кресел отреставрированы, но и только. Изначально слегка наклонный пол партера выровнен, фойе и гардеробы не получили изначального облика – складывается впечатление, будто прояснением его никто и не занимался. Вместимость зала из первоначальной в почти 1300 человек стала всего около четырехсот – за счет изменения шага рядов и кресел в них. Разумеется, о трансформации зала можно забыть навсегда.

Взамен мы получили лишь новую систему вентиляции, изуродовавшую задний фасад – пожалуй самый эффектный вид на клуб – и лифт для доступа в зал инвалидов – вещь по современным нормам необходимую. Но если лифт возник на западном фасаде, исказив его облик, то почему там же не разместили кондиционер?

Дальше вопросы только множатся. Главный из них – зачем было тратить государственные деньги, нанимать никому не известного архитектора без опыта реставрации, игнорировать международное (да и отечественное) экспертное мнение? Чтобы получить не слишком подходящее Народному артисту здание (о чем он сам заявлял мне и коллегам в 2010 году) в свежей покраске (которая, зная наше качество работ, осыплется через несколько лет), пусть и с заменой инженерных коммуникаций – и потерять при этом шедевр мирового уровня? Решение, увы, в жанре – ни нашим, ни вашим. Ровно так, как произошло с домом-коммуной во 2-м Донском: – Студенты живут? – Живут! Здание больше не руина? – Не руина! Так что еще надо? Надо хотя бы один пример сохранения не второстепенного памятника русского авангарда с сохранением хотя бы близкой к изначальной функции. Не на одной же библиотеке в Выборге выезжать все время.»