Автор текста:
Наталья Коряковская
Присоединившийся к беседе философ Александр Раппапорт призвал оторваться от деталей и взглянуть на проект как на значительную веху в развитии современной архитектуры: «Все представленные проекты демонстрируют какой-то среднеарифметический вчерашний день», – пишет Раппапорт; не лучше ли было бы попробовать создать открытый вариант, «в реализации которого постепенно принимали бы участие и другие группы, то есть проект с открытым продолжением, и создать вокруг работ настоящую дискуссионную атмосферу». Глубокой архитектурной мысли не нашел в конкурсных проектах и Михаил Белов, назвав их в своем блоге «атакой клонов». В них, по словам Белова, «слегка модернизированы» и «клонированы» разновременные вещи – от библиотеки Цельсия в Эфесе до комплекса зданий Ленпроекта 1956-го года. Александр Ложкин в комментариях на Фейсбук добавил, что «контрафактная архитектура» давно стала нормой, а по поводу «метода прототипов» люди уже пишут диссертации. Впрочем, само по себе цитирование неплохо, соглашается Белов; «Палладио тоже цитировал, но результат был лучше цитаты», – замечает Лара Копылова. «Просто в 20-ом веке клонировать стали все подряд, а не только архитектуру прошлых лет. В итоге, копируя внутренности рептилий или тельца насекомых, окончательно утеряли связь с масштабом человека», – заключает автор блога.О пользе и вреде «прототипов» заспорили и в блоге Андрея Анисимова на Фейсбук, где на днях обсуждали проводимый Союзом архитекторов конкурс на лучшее современное решение православного храма. К идее блогеры относятся по-разному: «Сначала каноническая архитектура превратится в коническую, а потом в комическую», – пишет, к примеру, пользователь Православный Институт Со-действие. Правда, сами иерархи, по словам Константина Камышанова, как раз показывают, что готовы менять стереотипы: «Появились скульптуры святых, вагоны и корабли-храмы. Они принимают иконы всех стилей и служат литургию в сарайчиках и бытовках. Ступор не у них, а творческой интеллигенции». А Владимир Прядихин считает, что конкурс вряд ли даст внятный результат, поскольку «все завит от того, что провоцирует на такое современное решение, т.е. градостроительный сюжет, или наделение новыми функциями, или конкретное авторское мастерство». А просто градостроительные новшества не аргумент, добавляет Анисимов, с точки зрения богослужебной изменений нет. «У меня нет внутренней потребности в поиске новых форм, меня и старые устраивают», – заключает автор блога.
Между тем, в Перми в очередной раз поставили крест на громком и интересном проекте: здание Художественной галереи архитектора Петера Цумтора, которое еще недавно пиарили местные власти, теперь назвали нереализуемым. Самой галерее предложили переселиться в здание Речного вокзала, где сейчас квартирует Музей современного искусства. Заметим, что местные архитекторы швейцарца Цумтора сразу встретили холодно, а теперь пишут в блогах, что «предупреждали»: «Если бы такой «прожект» на склоне в 20 метрах от железной дороги предложил пермский архитектор, его бы просто растоптали и растёрли в порошок!» – замечает, например, Игорь Луговой.
Пессимизма добавили новости обсуждавшегося в сообществе RUPA проекта жилого микрорайона в Бахаревке, где прогрессивные положения пермского мастер-плана разбились о суровую реальность граднорм. Полностью соответствующее нормативам «доступное жилье», по словам Данияра Юсупова, обернулось «поточным производством трущоб в индустриальных масштабах». Причем, по мнению Валерия Нефедова, «это зримо хуже, чем строили позавчера – тогда еще иногда искали идентичность застройки и «дух места». Построить такое – значит расписаться, что образование все бесполезно».
Более широко на подобные проявления архитектурного непрофессионализма смотрит Александр Раппапорт. По его мнению, профессия в кризисе не одно десятилетие, но в последнее время ее уровень понизился до критической отметки, замаскированной лишь «фантастическими архитектурными монстрами и отдельными блестящими примерами в творчестве некоторых выдающихся зодчих». Нынешнее время, уверен Раппапорт, время профессиональных циников, повсюду приносящих архитектурную культуру в жертву собственному успеху.
Ну а раз границы профессионализма сегодня оказываются весьма размытыми, не удивительно, что на архитектурное поприще с готовностью приходят непрофессиональные городские активисты. Вот Илья Варламов в очередной раз делится в своем блоге новой градостроительной затеей – по европейскому примеру превратить некоторые московские улицы в трамвайно-пешеходные. А заодно, ряд московских пустырей – в огороды, поощряя движение «садоводов-партизан», осваивающих таким полезным способом строительные свалки.
Впрочем, архитекторов, взявшихся за европеизацию столичных пространств, в блогах тоже нашли свои критики. Вот, например, Михаил Белов довольно скептически настроен по поводу завершившейся накануне реконструкции Крымской набережной у парка Музеон. В то время как авторы проекта – бюро Wowhaus – на своей страничке в Фейсбуке принимают поздравления с открытием обновленной набережной, Белов в своем блоге пишет, что «Чуми-образные волны» дорожек и крыша вернисажа не выдержат нашего климата, превратятся в опасные ледяные горки и «14 классических снеговых мешков». – «И грандиозная идея «русского европеизма» разбилась о «русский же быт» и качество функционального проектирования», – заключает Михаил Белов. Правда, пока зима не проверила на прочность новые сооружения, большинство москвичей преобразованиям очень рады, и один за другим публикуют радостные фоторепортажи с набережной, повторяя, что теперь здесь «почти Европа».
Похожие статьи
5 вариантов дополнительного...
Технологии и материалы
Сейчас на главной
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
Бийск — это место, некогда пережившее столкновение двух линий российской колонизации, христианской и предпринимательской. Конфликт возник вокруг местного вероучения и, хотя одни хотели его сгубить, а другие — защитить, показал, что обе линии слабо понимают свойства осваиваемого ими пространства. Обе вскоре были уничтожены революцией, на время приостановившей и саму колонизацию, которая, впрочем, впоследствии возродилась, пусть формы ее и менялись. Пространство тоже не утратило своих особенностей, пусть они и выглядят несколько иначе. Более того — сейчас в некоторых отношениях они прекрасно понимают друг друга.