Монография была издана 12 лет тому назад. А жизнь продолжилась до сего момента и кое-что в себе содержала. В той книге я отвечал на вопросы Белоголовского, а в итогах суммировал сделанное – жанры разные.
Какую часть вашей работы вы считаете более важной или интересной? Архитектора или историка?
Жизнь одна, и в ней сочеталось и то и другое. Но архитектурная началась с момента получения диплома в 1950 году, а первая значимая публикация, с которой можно считать меня историком, появилась в журнале «Новый мир» № 3 1966 года и называлась «Возрождение архитектуры». Мне было в равной степени интересно и то и другое. И без первого не было бы и второго.
Вопрос к вам как к историку модернизма: какие сюжеты вы назвали бы ключевыми или поворотными?
Равно также как Дворец труда Весниных стал началом конструктивизма, а Дворец советов Иофана началом «архитектуры для Сталина», поворотным для модернизма стал московский Дворец пионеров. И не только потому, что содержал в себе комплекс разносторонних задач, каких не было в объектах, запроектированных до него, но еще и потому, что похвала Хрущева в речи на церемонии открытия Дворца стала решительной поддержкой всего модернистского движения.
Как бы вы, как человек со значительным и разнообразным опытом определили специфику архитектуры нашего времени? Как ее называть?
Ее специфика в том, что она совершенно другая. Во всем – в понимании социальных и иных задач архитектора, в содержании градостроительного подхода к задаче, в методе и средствах проектирования, в технологиях строительства и материалах. Решительно во всем.
В моей книге «Размышления о мастерстве архитектора», изданной TATLINым в 2017 году, есть заключительная глава «В гостях у будущего», где говорится об этом. А как ее называть, скажет кто-то другой. Кто именно, со временем выяснится.
Ниже публикуем авторское резюме творческой деятельности Феликса Новикова до 2021 года – воспоминания автора и отчет архитектора.
Научная и литературная деятельность, общественные инициативы
В 1954 году была открыта станция метро «Краснопресненская» и ее авторы были приняты в члены Союза Архитекторов СССР, минуя предварительное годовое кандидатство, учрежденное уставом, принятым первым съездом этой организации. В 1955 году, как председатель комиссии молодых архитекторов Москвы и делегат второго съезда архитекторов СССР, я предложил исключить это положение из устава Союза. Вместе с Игорем Покровским, тогда заместителем председателя МОСА, мы поставили этот вопрос перед первым секретарем СА СССР Абросимовым. Павел Васильевич воспринял нашу аргументацию, и второй съезд исключил из устава соответствующий параграф. Это была моя первая общественная инициатива.Мои первые публикации в «Вечерней Москве» и «Строительной газете» в 1955 году были «Кохиноровскими» стихами и баснями. Первая публикация в «Московском строителе» в 1956, совместная с Игорем Покровским касалась нашей общественной деятельности в Союзе Архитекторов, а в 1957 году в «Архитектуре СССР» была опубликована наша статья по случаю Международного фестиваля молодежи и студентов.
В ноябре того же года возникла газета «Моспроектовец», и я стал одним из двух заместителей главного редактора. Раз в три недели в типографии газеты «Гудок» я подписывал «в свет» очередной номер, что-то редактировал, иногда писал сам. Занимался этим делом три года. Это был полезный опыт.
Построили Дворец пионеров. «Стройиздат» предложил авторам написать книгу о нашей работе. Я был «командирован» на неделю в Суханово писать ее архитектурную часть. О конструкции написал Ю. Ионов. Книга «МОСКОВСКИЙ ДВОРЕЦ ПИОНЕРОВ» вышла в свет в 1964 году. Ее авторами назвались все семеро, что было правильно. Общая работа – общая книга.
В 1965 году ответственный секретарь «Моспроектовца» Александр Верюжский предложил мне и Анатолию Шайхету, который тогда был главным редактором, совместно написать статью об архитектуре в журнал «Новый мир». Мы согласились. Явились в редакцию и сказали о своем намерении. На вопрос «Будете писать втроем?» ответили утвердительно. А потом Шайхет сказал: «Зачем нам Верюжский?». И я согласился, не нужен. Потом Анатолий надолго уехал за рубеж и я написал статью «Возрождение архитектуры» один. Пятьдесят страниц машинописного текста.
Редактор отдела публицистики, прочитав его, сказала: «Это же обвинительное заключение!». Я, выражаясь профессионально, «обложил его подушками». Статья вышла в «НОВОМ МИРЕ» № 3 – 1966 г. Полумиллионный тираж! Главный редактор журнала Александр Твардовский пожелал со мной познакомиться и знакомство состоялось. По сути дела это был первый разговор с читателем о современной архитектуре. Я стал публицистом. В последующие 19 лет с перерывом в 2-3 года опубликовал в том же журнале еще шесть статей подобного объема и три рецензии на архитектурные книги.
В 1974 году мой приятель Илья Чернявский построил свой дом отдыха в Воронове – замечательный объект – и показал мне. Я пожелал отдохнуть в его пространствах и он мне это устроил. Там за 17 дней я написал свою вторую книгу, получившую название «Синяя птица архитектуры» и представил ее в «Стройиздат». Рецензент Н. П. Былинкин заключил отзыв словами, что я «могу написать лучше». Издание не состоялось.
В ноябре 1975-го к открытию VI съезда архитекторов СССР «Литературная газета» опубликовала разворот с фрагментами моей книги. Спустя еще четыре года издательство «Знание» предложило мне выпустить в ежемесячной серии «Строительство и архитектура» выдержки из моей книги. Брошюра под названием «В поисках архитектурного образа» стала 11-м номером 1979 года и получила диплом 2-й степени общества «ЗНАНИЕ» за 1980 г. Первая досталась брошюре о Ленине.
Но до того, в 1979 году, был напечатан автореферат моей кандидатской диссертации «Архитектурная композиция многофункциональных комплексов». На примере Дворца пионеров, Главного научного центра микроэлектроники и комплекса МИЭТ в Зеленограде, а также посольства СССР в Мавритании. Диссертация в форме доклада была успешно защищена.
В 1980, собрав в Центральном Доме Архитектора авторскую команду, я предложил устроить выставку «Авторы Дворца пионеров ХХ лет спустя». Все согласились. Она открылась в октябре и к ней был издан общий буклет – обложка, в котором содержались семь буклетов каждого из авторов.
Прошло еще четыре года и в 1984 я получил предложение издательства детской литературы выпустить мою книгу полностью, как рассказ об архитекторе для молодых людей, выбирающих профессию. Моя рукопись была набрана без изменений. Пока не вмешался главный редактор, выбросившей 12 страниц машинописного текста, а потом еще столько цензура, целиком исключившая главу об авангарде. Но название книги изменил я сам.
Дело в том, что еще в 1977 в журнале «Вопросы философии» появился мой текст под названием «Формула архитектуры». Я предложил новую триаду вместо триады Витрувия – «Польза, Прочность, Красота». Моя выглядела иначе и, действительно, была похожа на формулу: Архитектура = (Наука + Техника) х Искусство. И она вошла в книгу и стала ее названием. Моя третья книга вышла тиражом 100.000 экземпляров! Рекорд для книги о зодчестве!
А теперь вернемся к «Новому миру». В 1987 я написал свою седьмую статью об архитектуре и, как обычно, сдал ее в редакцию. А спустя несколько дней обнаружил ее возвращенной в своем почтовом ящике. Такого прежде не случалось. Выяснилось, что вторично сменился главный редактор и назначил заведующим отдела публицистики своего человека. И я, и мой сюжет были им чужды.
И тогда я позвонил редактору журнала «Знамя», с которым был знаком. Знакомство случилось в 1966, после публикации первой статьи в «Новом мире». Григорий Бакланов, писатель, уже прославивший себя военной прозой, позвонил мне в мастерскую и сказал, что пишет повесть об архитекторах и хочет меня о чем-то «пораспрашивать». Мы встретились у него дома. Он поставил на стол бутылку водки, выпили за знакомство и закусили, после чего он сказал: «То, что вы написали об архитектуре, о литературе напечатать нельзя. О живописи и о музыке тоже нельзя, а об архитектуре можно. Но архитектура – это про все». И я согласен с этим утверждением. Мою статью Бакланов напечатал и я стал автором «Знамени».
В 1990 из печати вышел автореферат моей докторской диссертации «Проблемы профессионального мастерства архитектора». На примере десятка других авторских работ и в том числе проектов туристских центров в Самарканде и Бухаре, отеля «Рухабад» в Самарканде, курортных комплексов на каспийском побережье близ Баку. Защита прошла в январе 1991 года. Также в форме доклада.
Еще до того – должно быть в 1990 – я, как внештатный секретарь СА СССР, ведающий печатью, выступил с общественной инициативой, рассказ о которой надо начинать с давнего 1948 года. Тогда вышло постановление ЦК ВКП(б) «Об опере композитора Вано Мурадели «Великая дружба», вызвавшей гнев Сталина, обвинившего его в «формализме». И состоялось «Собрание актива московских архитекторов», длившееся четыре вечера – 12, 15, 17 и 18 марта в переполненном зале ЦДА. Я, тогда 20-летний студент 4 курса, был свидетелем этого события. Формалистом справа был объявлен Жолтовский и его школа, а слева мой учитель Леонид Павлов. Его дипломники, сделавшие проекты высотных зданий с чертами конструктивизма, получили тройки, а мой проект кинотеатра на том месте, где теперь стоит «Наутилус», вместо оценки получил зачет. Такой жаркой дискуссии, которая разгорелась в те вечера, я больше никогда в ЦДА не слышал. После того и Жолтовский, и Павлов были уволены из института. Но не прошло и двух лет, как Жолтовский получил Сталинскую премию и Павлов, после открытия станции метро «Добрынинская», вернул себе должную репутацию.
Прошло 40 лет! Я, тогда внештатный секретарь СА СССР, попросил девочек из аппарата СА найти стенограмму той дискуссии, и она нашлась. Я написал предисловие, Астафьева-Длугач сделала нужные примечания и брошюра «Забытые страницы истории союза архитекторов» в серии «Библиотека архитектора» была издана в 1992 году. Это весьма интересный документ! Здесь стенограмма дискуссии 1948 года.
В январе того же года я принес главному редактору «Московских новостей» Лену Карпинскому, когда-то бывшему членом редколлегии «Правды», и пригласившему меня впервые в ней опубликоваться, статью, которая называлась «Памяти советской архитектуры». В последней фразе было сказано: «...я беру на себя смелость утверждать, что в некрополе культуры ХХ века пора ставить стелу с надписью: СОВЕТСКАЯ АРХИТЕКТУРА 1917 – 1991». Газета вышла 26 января, а затем на всех иностранных языках, на которых издавалась.
В том же 1992 я издал еще две брошюры. Одна из них называлась «888 сюжетов из записных книжек», вторым был сборник из двадцати избранных басен, стихов и эпиграмм, с названием «Слеза и смех». И в том же году большая моя статья «Кто закажет застывшую музыку» была опубликована на 4 полосах «Моспроектовца». А потом – в несколько иной редакции – в журнале «Знамя». На этом закончилась моя советская публицистика. В дальнейшем последует американская. Замечу также и то, что в 1992 году я инициировал еще и учреждение фестиваля «Зодчество». И первый фестиваль, ставший теперь международным, состоялся в 1993.
В моей библиотеке есть книга, в которой более тысячи страниц и длинное название: «Марк Матвеевич Антокольский, его жизнь, творения, письма и статьи». Она издана в 1905 году Владимиром Стасовым спустя три года после кончины скульптора. Я прочитал ее «от корки до корки». Дело в том, что он приходится мне двоюродным прадедом. Моя прабабушка – его родная сестра, а его родители мне пра-пра. Стало быть, сколько-то капель той крови в моей замешаны. Еще в Москве, зная, что приближается 150-летие его рождения, я сделал композицию из его текстов, которую назвал: «Восемь монологов о жизни и творчестве» и опубликовал ее в день юбилея в Нью-Йоркской газете «Новое русское слово». И это была моя первая публикация в США.
А вообще поначалу надо было заниматься другими делами. Знакомиться со страной, городом, в котором живешь, с нравами и бытом. Все это тогда особенно резко отличалось от советской жизни начала 1990-х. Понадобилось время, чтобы освоиться, найти новых друзей, наладить контакты с присутствующими здесь старыми и, в частности, с Эрнстом Неизвестным, с которым я каждый раз встречался, бывая в Нью-Йорке. И однажды я сделал с ним интересное интервью. Я также познакомился с коллегами местного отделения Американского Института Архитекторов и это тоже было интересно. Словом, постепенно вновь занялся разными формами творческой и общественной деятельности. Скажу еще, что за прошедшие годы восемь раз по разным поводам бывал в Москве, дважды посетил Баку, в котором родился, однажды Тбилиси, где провел дошкольное детство. Также по разным поводам бывал в разных странах и во множестве американских городов. А теперь расскажу о некоторых моих инициативах и деяниях.
Мне был интересен Рочестер – город, в котором живу. И я решил написать о нем книгу. Написал ее в 1997 и назвал «Добрый Рочестер в штате Нью-Йорк». (В США есть конкурс на это звание и в начале 1990-х Рочестер стал победителем). С подзаголовком: «Сто штрихов к портрету одного американского города». Издал ее в одном экземпляре с 75 своими фотографиями и отправил друзьям в электронном виде. Через третьи руки она досталась Лауре Волк – тогда президенту Ротари клуба Рочестера, владевшей русским языком. Она позвонила мне и сказала: «С завтрашнего дня я каждый день буду просыпаться на полчаса раньше и переводить вашу книгу». Прошло некоторое время и в дверь раздался звонок. Лаура принесла мне 100 экземпляров книги. Рочестер побратим Великого Новгорода и здесь есть общество, занимающееся этим делом. Я отдал ему тираж. Прошло три года. Наступил 10-летний юбилей побратимства. Мэр города Вильям Джонсон, возглавивший делегацию, отправляющуюся в Новгород, распорядился напечатать еще 300 экземпляров книги, дополненных его обращением к русским друзьям. Так я поспособствовал дружбе двух городов. Кто не знает – инициатор этого дела президент Эйзенхауэр.
В 1999 Американский Институт Архитекторов проводил в Рочестере конгресс зодчих штата Нью-Йорк, и я предложил местным коллегам выпустить буклет с картами города и графства Монро, где он находится, с указанием местоположения достойных внимания сооружений, с кратким историческим очерком о городе и фотографиями этих объектов – числом 36 в марочном формате с именами авторов, адресами и годом, в котором они явились городу. И еще восемью крупными фото наиболее значимых объектов. Они согласились. Я написал очерк, сделал все фотографии, самостоятельно выбрав объекты. Шестнадцатиполосный буклет был издан тиражом 2000 экземпляров и достался каждому делегату конгресса.
В 1996 в четырех номерах «Нового русского слова» я опубликовал большую статью «Москва – город-оборотень», а потом стал ежемесячно писать свои заметки об архитектуре. Это продолжалось до 2002 и в результате их накопилось более пятидесяти. А в 2000 и годом позже в литературном журнале Нью-Йорка «СЛОВО/WORD» появились две больших публикации о 12 лучших зодчих ХХ века и об архитектуре первого постсоветского десятилетия. И тогда я решил собрать книгу из лучших своих текстов. И она вышла в 2002 году в Нью-Йорке под названием «Зодчие и зодчество». На ее презентацию в издательстве «СЛОВО/WORD» пришел молодой архитектор, который в последнее время тоже стал писать об архитектуре и его тексты мне нравились. Это был Владимир Белоголовский, чье имя еще не раз появится в этом тексте. Мы познакомились и стали друзьями. Часть тиража книги я привез в Москву на фестиваль «Зодчество-2002». Через год эта книга была издана и в Москве, а в 2007 то же столичное издательство решило напечатать ее на испанском языке. Я не возражал.
В 2004 я начал печататься в «Архитектурном вестнике» – в каждом номере, выходящем раз в два месяца. Это продолжалось вплоть до 2013 года – всего 43 публикации. Я называл это «Письма об архитектуре».
В том же 2004 году взгляд на календарь напомнил мне о том, что следующий 2005 станет годом 50-летия знаменитого постановления об излишествах, которое вернуло советское зодчество в форватер мирового развития. Эта мысль побудила меня инициировать первую выставку той, новой архитектуры. Я написал письма с этим предложением президенту МААМ Юрию Платонову и директору музея архитектуры Давиду Саркисяну. И назвал будущую выставку «Советский модернизм 1955–1985 гг.». По этому поводу я приезжал в Москву, обсуждал этот вопрос с Платоновым, Кудрявцевым, Андреем Гозаком, ставшем куратором выставки. Она открылась несколько позже, в апреле 2006, и я присутствовал на этой церемонии.
Понятно, что начало новой архитектуры датируется 1955 годом, но почему 1985? По двум причинам. Первая – явление Горбачева и его «перестройки», определившей будущее страны, вторая выход в свет, спустя 7 с лишним лет после выхода на западе, книги Чарльза Дженкса в переводе Александра Рябушина. Она укрепила позиции возникшего в Союзе постмодернизма. Мало кто знает, что по доносу одного из сотрудников аппарата СА СССР председатель КГБ Виктор Чебриков написал письмо Горбачеву, в котором назвал издание книги «идеологической диверсией». Рябушин был наказан – отстранен с поста секретаря СА СССР.
А теперь ненадолго вернемся к «Знамени». В 1998 я напечатал в нем текст необычного содержания «Память, поминки и памятники. Погребальные заметки архитектора», а по случаю 50-летия хрущевской перестройки предложил статью с названием «Зодчество – смена эпох», где явно был на стороне Хрущева. Спустя недолгое время редакция высказала несогласие с моей позицией. И тогда я позвонил в «Новый мир». Они приняли мой текст, сказав «раз уж вы в Америке, напишите о том, как у них с архитектурой». Я написал и вернулся в этот журнал, позднее опубликовав в нем еще две статьи по актуальным проблемам нашей профессии. За 43 года (1966-2009) в двух литературных журналах собралась коллекция из 12 очерков о зодчестве – «12 книг об архитектуре».
В 2007, как-то ночью по здешнему времени, мне позвонил президент СА России Юрий Гнедовский и сообщил, что в октябре должен состоятся пленум, посвященный юбилею Союза. И он просит меня выступить на нем с докладом о его истории. Я согласился и выступил на пленуме. К тому времени «Архитектурный вестник» издал две мои книги. Одна из них «Когда мы были молоды» посвящена 80-летию Игоря Покровского, вторая была сборником «Писем об архитектуре», к тому времени напечатанных в журнале. И я с удовольствием дарил их друзьям.
Во время того визита в Москву в доме вдовы моего учителя Леонида Павлова я познакомился с главой издательства TATLIN Эдуардом Кубенским и он предложил мне сделать монографию о своем творчестве. Позднее подтвердил это предложение и я рассказал о нем Белоголовскому. Владимир предложил сделать монографию в форме интервью. Я согласился. Он приехал ко мне в Рочестер. Мы беседовали два дня. Я ответил на 75 его вопросов. Сначала устно, а потом письменно. Владимир перевел ее на английский. Книга «ФЕЛИКС НОВИКОВ» вышла на двух языках в 2009 году и была первой в серии «Мастера советского модернизма». В 2013 году она вышла на английском в Германии в издательства DOM publishers в другом дизайне с названием “Felix Novikov Architect of the Soviet Modernism”.
В январе 2009 года мы с Владимиром Белоголовским сидели в Нью-Йоркском ресторане за ланчем и беседовали на разные темы. Неожиданно у меня возникла идея, которую я тут же ему и высказал. «Давайте сделаем с вами книгу о советском модернизме. Я соберу фото сотни объектов и напишу о том, как он возник, а вы оцените это явление с позиции молодого американского архитектора ХХI века». И тут же договорились об этом. И сделали эту работу. Книга вышла на двух языках. В то же время Эдуард Кубенский объявил о своем намерении открыть новую серию книг с грифом «Автограф архитектора». И я решил сделать две первых книги этой серии. Одну я назвал «Дело жизни» и собрал под ее обложкой избранные тексты из журналов «Новый мир», «Знамя», «Архитектура СССР», «Вопросы философии» и так далее. Там есть интервью с Эрнстом Неизвестным, речь на юбилейном пленуме и др. А вторая с названием «Между делом» содержит в себе «1000 сюжетов из записных книжек», басни, стихи и эпиграммы, тексты песен написанные для «Кохинора» и еще кое-что потешное. Но в конце содержатся два серьезных сочинения: одно сугубо политическое, а второе о моем дяде – одном из героев недавнего сериала «Бомба». Все три книги состоялись в 2010 году.
Авторская команда Дворца пионеров всегда отмечала юбилеи его открытия: 10, 15, 25, 30 лет, собираясь на площади Парадов, а затем, поднимая тосты за это событие за столом одного из ближних ресторанов. 2012 был годом 50-летия открытия Дворца пионеров. Я обратился к музею Щусева с идеей устройства выставки на эту тему с организацией встречи авторов архитекторов и художников с теми, кого это будет интересовать. Музей ответил согласием. В канун юбилея, 31 мая, много людей собралось на этой выставке. Был содержательный разговор о Дворце. Выступили Егерев, я и Кубасов, Гнедовский, Платонов, Боков, художник Пчельников, Плоткин, Фесенко и др. А в день юбилея – 1 июня мы с Егеревым и Кубасовым встретились на площади Парадов, где было детское празднество.
Осенью 2012 года я был приглашен к участию в ХIX конгрессе Венского Центра Архитектуры по случаю выставки модернизма 14 советских республик (без России). И тогда я инициировал «Последний съезд архитекторов СССР». Звонил друзьям в Москву и другие столицы. И в итоге приехали мои друзья: почетный президент СА России Юрий Гнедовский, президент СА России Андрей Боков, Владлен Красильников, Эля Лихтенберг, в Вене был мой друг – бывший главный архитектор Баку Расим Алиев, из Армении прилетел Грач Погосян, из столицы России Президент СА Москвы Виктор Логвинов – всего более двадцати человек. Были теплые встречи, интересная дискуссия по поводу выставки и модернизма, «Последний съезд» состоялся. И еще одно было знаменательно – более чем 350-страничное издание, выпущенное к выставке и конгрессу на немецком и английском тоже называлось “SOVIET MODERNISM”. Имя этого творческого явления в советской архитектуре вошло в научный обиход. А в 2013 году я участвовал конференции по модернизму в Стамбуле и фотография свидетельствует об этом факте.
А потом мне захотелось сделать другое. Рассказать граду и миру о том, что такое советская архитектура. Оглянувшись, понял, что больше некому. Кто еще помнит столько, сколько я? Придя в архитектуру в 1944, я застал вживе большинство авангардистов и вхутемасовцев, мастер высшей квалификации Леонид Николаевич Павлов был моим учителем и другом в последующие годы. Я успел построить в Москве жилые дома в сталинском духе с колоннами и пилястрами, став потом убежденным модернистом.
Я написал эту книгу. О драматической истории советской архитектуры, о московском архитектурном институте, о том в чем состоит содержание кредо советского модерниста, о Союзе Архитекторов СССР, о Суханове и Доме архитекторов, об организации проектного дела в СССР, о своем творческом опыте и друзьях с которыми проектировал и строил.
Книгу следовало перевести на английский грамотно и профессионально. В здешнем университете мне рекомендовали переводчицу. Она сделала свою работу, но что она понимала в ее содержании, было вопросом. И тут меня выручил Владимир Белоголовский. Чертыхаясь время от времени, он перевел ее еще и на профессиональный язык. И, мало того, привлек к этому делу носителя языка – журналиста, писавшего об архитектуре в “New York Times”. Книга, названная мной Confession of a Soviet Architect (Исповедь советского архитектора) вышла в Берлине, в издательстве DOM publishers в 2016 году. В ней около 350 иллюстраций. Но издатель Филипп Мойзер – видимо из коммерческих соображений – добавил перед моим заголовком свой – Behind the Iron Curtain (За железным занавесом) и продает ее по всему свету.
В 2017 году в TATLINе вышло две моих книги. Одна в серии «Автограф» называется «По сусекам архива и памяти» – понятно о чем – воспоминания, обстоятельства жизни и творчества, какие-то тексты, а в конце – дань предку – монологи Марка Антокольского. Это весьма интересно и написано «золотым пером». Вторая книга «Размышления о мастерстве архитектора». Ее содержание в полной мере отвечает названию и сопровождается заочным мастер-классом.
Как-то я вел телефонный разговор на другую тему с владельцем издательства «Кучково поле» Георгием Эдуардовичем Кучковым, когда – неожиданно для себя – выпалил фразу: «Давайте сделаем книгу о Зеленограде». Он сказал, что посоветуется с коллегами. Это было в 2018 году вскоре после 60-летнего юбилея Зеленограда. По этому случаю я сделал иллюстрированный текст для городского издания. Подумав, решил отправить его в издательство. Вскоре получил по электронной почте ответ: «Мы согласны!». Книга, названная «Зеленоград – город архитектора Игоря Покровского» стала моим первым опытом автора-составителя (см. рассказ о ней на archi.ru). Создавалась она как драматическое произведение. Как пьеса. Каждое действующее лицо или лицо, уже ушедшее из жизни, выступало со своим монологом, иногда прерываемым моей репликой. Я собрал отличную группу соавторов – деятелей электронной науки и промышленности, дочь и сына Покровского, архитекторов, создававших город. В их текстах чувствуется главное – энтузиазм, с которым создавался Зеленоград. Книга, вышедшая в 2019 году, стала первой, посвященной архитектуре спутника Москвы.
Я давно задумывался над тем, почему мы не видим проектов и зданий советских посольств за рубежом. В давние 1970-е были давно забытые две публикации в «ДИ СССР», три в «Архитектуре СССР», одна в газете «Архитектура». Серые фотографии, но без планов, вообще каких-либо чертежей. Возможно это секрет? Но, если так, классический секрет Полишенеля. Ведь проекты согласовываются с местными властями, рабочие чертежи делают иностранцы и они же строят эти объекты. Я решил сделать книгу о посольствах. Но не знал, как найти поддержку этой затее. Но когда я поделился ею с Андреем Боковым – тогда он был президентом СА России – он сказал: «Давай напишем письмо министру иностранных дел». Я написал письмо и, должно быть, достаточно убедительно; Андрей подписал и Сергей Викторович Лавров распорядился открыть архивы. Вскоре выяснилось, что при передаче архива из МИД СССР в МИД России большая его часть была уничтожена. Делать эту книгу в одиночку, находясь далеко от Москвы, трудно. Я пригласил к сотрудничеству Ольгу Казакову. Кроме меня нашлось еще четыре живых автора. Она взяла у нас интервью. Работы Полянского нашлись в музее Щусева. В семьях ушедших из жизни авторов тоже нашлись архивы. В итоге в книгу вошли 25 дипломатических представительств. Ольга писала аннотации. За мной был поиск информации и общая редакция всех текстов. Но я нашел еще 28 посольств СССР в разных странах, построенных в советские годы. Как минимум по одному фото. Но качество их не соответствовало требованиям издательства TATLIN. Полагаю, что эта работа должна быть продолжена. Но, так или иначе, первый подход к теме состоялся. Книга под названием «Архитектура советской дипломатии» готова к печати. Можно сказать, «Сезам» скоро откроется!
И еще одна моя книга, которая называется «Образы советской архитектуры». Скорее не книга, а альбом – выставка. Он содержит в себе экспозицию ярких объектов, созданных в течении всей советской архитектурной истории. Она возникла в связи приближающимся знаменательным событием. В будущем 1922 году 30 декабря исполнится 100 лет образования СССР. И сегодня, тридцать лет спустя после распада Советского Союза, следует определить значение его архитектурного наследия, его место в мировой архитектурной истории. Я сделал такую попытку. Эта книга также готова к печати. Полагаю, что ее презентация состоится в августе. Она будет первой из публикаций, связанных с предстоящим юбилеем советского культурного наследия.
Такова история моих публикаций. У Палладио было 4 книги об архитектуре, у Виолле ле Дюка 10,несколько книг было у Корбюзье. У меня больше – это шутка. Архитекторами написано много книг. Они были у Моисея Гинзбурга, Андрея Бурова, Джо Понти, Витторио Греготти, есть они у Рэма Колхаса, у многих были, есть и будут. У меня сугубо архитектурных четыре брошюры и 16 книг. С ними у меня более 300 публикаций. За 65 лет научной и литературной работы.
Откуда такое раздвоение личности? Это генетика. Отец – строитель. Строил в Баку, в 1930-35 в Тифлисе и был первым заместителем председателя горсовета, в 1935-38 он первый заместитель начальника строительного управления Моссовета, в 1936 возглавил делегацию столичных строителей в США, три месяца изучавшую здешний опыт. Это он посоветовал мне пойти в архитектурный институт. С другой стороны мама – прозаик, драматург, член Союза писателей СССР. Ее пьесы шли в бакинском театре рабочей молодежи, книги, рассказы печатались в Баку, Москве и Ленинграде, фрагменты произведений, повести, очерки в литературных журналах Баку и Москвы. Оба стали жертвой сталинских репрессий. Как и мы с братом, оставшиеся без родителей. Мне было 11, ему 15. Но это другая тема. О ней в книге «По сусекам архива и памяти».
***
Рисунки и акварели
Следом за этой частью итогов моей жизни и творческой деятельности идет вторая – рисунки и акварели. Взгляд на ее содержание обязательно вызовет вопрос: почему их так мало? И что побудило автора прекратить заниматься этим делом в 1957-м году? Я отвечу.Наверное я мог продолжить это удовольствие. Эксперименты сочетания пастельного рисунка с акварелью, начавшиеся в этюдах Самарканда, Бухары и Хивы, мне нравились и здесь могло бы быть развитие. Но дело было в другом. Многие коллеги успешно занимаются этим делом. Кто-то добивается больших успехов. Лучших, чем я. То, что я могу сделать карандашом или кистью, могут и другие. Но то, что я напишу пером никто другой за меня не напишет. В этом я видел свою миссию. Как и в архитектуре, где у меня есть свой метод и свои образы. Об этом сказано в книге «Размышление о мастерстве архитектора». Где-то я прочел про себя, что я литературоцентричен. Если так, я знаю – архитектуре это полезно.
***
Проекты и сооружения
Примечание: В данном перечне авторские коллективы не названы. Они присутствуют во всех печатных публикациях.Концепция комплексного обновления
Дворца пионеров
Проект разработан совместно с бюро «Яузапроект» Ильи Заливухина в целях функционального и композиционного завершения объекта с учетом увеличения числа детей до 10 000 вместо расчетных 6000.Предлагается построить здание Научно-технического творчества вместо корпуса № 8, расширить площадь спортивного блока, втройне компенсирующего снос спортзала, построить здание Музея игры, «висящее» над выросшим за 60 лет парком и призванное служить ранней профессиональной ориентации детей, а за прудом разместить кафе «Сладость», с отличными видами с его террас парка и Дворца.
Общая дополнительная площадь 16.000 м2 - около половины площади главного здания Дворца. Но закон, запрещающий новое строительство на территории незавершенного комплекса, принятый по инициативе Москомнаследия, препятствует реализации этого проекта.