Тридцать архитекторов – о прошедшем 2020 годе, перипетиях, плюсах и минусах «удаленки», новых проектах, постройках и других профессиональных событиях, выставках и результатах конкурсов. Также говорим о перспективах закона об архитектурной деятельности.
По завершении «ковидного» 2020 года мы задали архитекторам четыре вопроса:
1. Как ваше бюро приспособилось к «новой нормальности» удаленной работы из-за падемии COVID-19? Повлияло ли изменение формата работы на продуктивность? Проектировали ли ли вы что-либо с учетом пандемии и для ее преодоления? Есть ли во всем этом кризисе, медицинском и экономическом, позитивные стороны и если да, то какие вам удалось найти?
2. В этом пункте предлагаем вам выбрать и кратко прокомментировать самую интересную постройку, проект, конкурс 2020 года – по одной для России и мира.
3. Закон об архитектурной деятельности. Надо ли его принимать или продолжать обсуждать и, если с вашей точки зрения в нынешней редакции закона что-то неправильно, то что именно: 10-летний стаж под руководством ГАПа? То, что закон понижает в правах архитекторов с дипломом, полученным не в РФ? То, что меры, предложенные в законе для защиты авторских прав и профессии архитектора в целом, потенциально неэффективны? Что-то еще?
4. Что стало для вашего бюро / вашей компании главным творческим достижением 2020 года? А организационно-экономическим? Что стало главным вызовом и главой сложностью, удалось ли преодолеть трудности и каким образом?
О проектах коллег я говорить не хочу, не готов обсуждать и закон об архитектурной деятельности, поскольку не следил в достаточной мере за происходящим. Этот год потребовал большой концентрации на работе, не было ни сил, ни времени для рефлексии по поводу каких-то внешних тем. Может быть это неправильно... Могу прокомментировать нашу работу и нашу реакцию на обстоятельства пандемии.
Да, выставку мы задумали в 2019 году, проектировали в начале 2020, и ее пришлось закрыть из-за первой волны карантина прямо перед открытием. Конечно, все, кому это интересно, смогли посмотреть выставку и удаленно, и во время закрытия. Мы уделили ей много времени и сил.
Выставка «Остоженка: проект в проекте». Музей Москвы, 20 марта – 12 апреля 2020
Но, конечно, главная проблема года – пандемия и карантин. Мы никогда не осваивали с такой скоростью новые продукты и форматы работы и не работали так интенсивно. Неопределенность ситуации заставила нас очень хорошо мобилизоваться, и я бы сказал, что главный результат – не освоение каки-то программных продуктов, а навык работы в очень жесткие сроки в очень неудобных условиях, в формате разобщенного коллектива. Между тем мы находили способы планировать, встречаться, обсуждать. Думаю, успех, достигнутый в таких тяжелых условиях, и есть главный результат года. Картинки на масках – чепуха, главное внутренний настрой на профессиональную работу в экстремальных условиях. Послевкусие года – в этой результативности.
Мы успешно участвовали в нескольких конкурсах, в частности, на реновацию нескольких районов в Южно-Сахалинске; несколько раньше выиграли конкурс на реновацию другого района – «Колос», там же; еще чуть раньше работали в команде с RTDA и Студией Артемия Лебедева над проектом дизайн-кода улиц Южно-Сахалинска. Название может ввести в заблуждение, мы занимались не декором и раскладкой плитки, мы, в числе прочего, сделали концептуальные предложения по реновации уличных пространств различной типологии на примере четырех участков в границах города. Фактически это предложения по методике реновации уличных пространств. Отчасти это пересекается с работой, которую когда-то делало КБ «Стрелка», но там не было уделено внимания осмыслению кадастровых проблем, вопросов собственности на территории вдоль улиц. В частности, и в Москве, и в других городах, очень широкие коридоры улиц: проезжая часть, потом полоса неопределенной функции до фронта застройки – это «территория неопределенности» по всей стране, земля, не осмысленная с точки зрения нормативов и кадастра. Что там происходит, кто ей распоряжается, где границы придомовой территории, как правило сложно понять. Где-то это землепользование стало осмысленным, но во многих местах остались лакуны, пересечения. Мы вскрыли эти проблемы и предложили методику реновации улиц по всей стране. На мой взгляд, это может стать началом большой работы по упорядочиванию наших городов. К сожалению, у нас в стране по-прежнему остается очень много вопросов к правам собственности на землю. В нашем ГК эта тема плохо разработана: мы уже 30 лет живем в рамках новой социально-экономической формации, а законы о собственности на землю остаются своего рода «фигурой умолчания», что вызывает много проблем. ГК надо дополнять статьями, которые сохраняют, или ограничивают, или развивают частную собственность на землю в городах. Пока же пространство наших городов продолжает оставаться советским.
А по московской реновации? Мы подали заявку на участие в новом конкурсе. Сейчас в нашем портфолио уже пять работ для территорий реновации: мы сделали концепции, они стали основой для проектов планировок, которые прошли публичные слушания и были утверждены правильством Москвы. Причем мы работали с разными московскими институциями, с институтами Генплана и Градплана, и с ГлавАПУ.
Выиграли конкурсы в Самаре и в Уфе. Много всего – в целом год оказался урожайным, причем и проекты получились какие-то твердые, я бы сказал, «крепко сколоченные». Но и усталость от этого года на порядок больше, чем от любого другого. Мобилизация откликается переутомлением, так что на предстоящие каникулы мы смотрим как на большую ценность.
Раис Баишев, АБ «Остоженка»|\
1. Мы готовились открыть выставку к 30-летию бюро, но ее вернисаж совпал с началом карантина и выставка открылась сразу в виртуальном формате. Однако дизайн экспозиции, разработанный Юрием Аввакумовым, как будто по наитию, совпал с жанром выставки он-лайн – когда зал есть, но пустует, и однако в интернете есть вся информация, с которой тоже очень интересно знакомиться. Это стало удачным совпадением, в частности, у нас на выставке было много видеозаписей, что отлично подошло к жанру он-лайн-выставки.
Еще одно бюро, показавшее много успехов в этом году – АБ ASADOV.
Если говорить о школе «Садовых кварталов» – это очень показательная история, которая задела всех, кто переживает за судьбы нашей профессии. Я очень рад, что она не оказалась «зарытой», а стала скандалом. Это необходимый скандал. С одной стороны, мы понимаем, что имена, такие как Скуратов, нужны отечественной архитектуре. И все вроде бы знают, что Скуратов может сделать проект лучше всех. И вот получается, что его хотят отстранить... Характерная история. И результат рассмотрения на последнем архсовете, мне кажется, показательный. Состоялся правильный разговор, пусть между собой; но вот как теперь донести все эти мысли заказчикам, как убедить, – я, честно скажу, не знаю.
Вид на коммунальный корпус и восточный фасад жилого корпуса. Реставрация и приспособление объекта культурного наследия «Здание дома Наркомфина» (2017-2020)
Относительно зарубежных объектов я не могу сейчас назвать что-то определенное, скажу более общо: журналы с зарубежными объектами – как лекарство от беспокойства ума. Когда видишь, что где-то сделано нечто поэтичное, человечное, это радует, думаешь – ну слава Богу, жить можно. Но иногда бывает и так: придумаешь что-то своеобразное, небывалое и тут – бац! – приходит журнал, где видишь идею кем-то уже воплощенной. Но и это неплохо: если родственные идеи витают в воздухе, хорошо само по себе то, что они где-то воплощаются.
3. Закон должен быть, но не мне о нем рассуждать. Внутренние законы архитектуры гораздо интереснее.
4. Я бы не стал это называть прямо-таки успехом, но для меня два конкурса, в которых мне удалось поучаствовать в этом году, оказались важны благодаря возможности окунуться в атмосферу двух городов моего детства, Самары и Уфы. В самарском конкурсе мы только прошли в финал, а вот в Уфе, несмотря на то, что нарушили требования ТЗ, неожиданно выиграли.
Уфа стоит на холмах между двух рек, и ее характерная особенность – овраги. В свое время они защищали Кремль, окружая его со всех сторон, а позднее стали причиной того, что о Кремле забыли после пожара в конце XVIII века. Конкурс был посвящен проектированию на месте Кремля, город дал разрешение на застройку.
Условия конкурса требовали засыпать овраг и сделать там подземное пространство большой глубины с размещением парковок. Нам показалось, что это неправильно, и мы нарушили условие: сохранили овраг как природный элемент, который можно было бы впоследствии даже выставить на международный конкурс по созданию уникального парка, основанного на системе оврагов, которая могла бы в будущем стать характерной чертой исторического центра города.
Сергей Скуратов, Sergey Skuratov architects |\
1. Ничего хорошего про кризис и пандемию я сказать не могу. Работа очень осложнилась, у нас около 12 человек переболело в разной форме. Бравурные разговоры о том, как стало легче экономить время, как все успешно освоили удаленку – мне кажется, они не из области творчества. Архитектура требует постоянного контакта, общения, коммуникации, непосредственного взаимодействия друг с другом. Мне, во всяком случае, очень тяжело дался этот год. Конкурс на школу «Садовых кварталов» мы сделали полностью на удаленке – это очень тяжело, когда ты кроме себя никого не видишь. Темпы работы уменьшились, да и психологические риски серьезные. Невозможно полностью отдаться работе, все время надо на что-то оглядываться, невозможно поехать на завод посмотреть материалы, даже на стройку приехать не всегда просто. Мы стали замкнутыми, осторожными, боящимися контактов, это серьезное осложнение нашей жизни.
Год очень больших потерь. Умер мой любимый учитель Александр Ларин, Андрей Меерсон, Юрий Волчок, мой друг и наставник, я к его мнению часто прислушивался… Тяжелый год.
2. Из позитивных событий – слава Богу, мы дождались реставрации дома Наркомфина.
Я с надеждой смотрю на следующий год. Во-первых, с надеждой победить коронавирус и выйти из изоляции. Во-вторых, в следующем году у меня планируется окончание многих строек, и, кроме того, мы должны будем закончить центральную часть Садовых кварталов, с прудом и общественной площадью.
Никита Явейн, «Студия 44» |\
1. Поначалу казалось, что удаленная работа – вроде как и ничего. Потом стало ощущаться нарушение связей, которое рутинной работе, может, и не препятствует, но вот о творчестве говорить трудно. В итоге как-то приспособились к этим новым реалиям, хотя и не без приключений. Сейчас основная группа сотрудников уже не на удаленке.
С учетом этой пандемии ничего не проектировали, но вообще медицинских учреждений проектировали много – видимо, уже для будущих пандемий.
Что касается позитивных сторон, то их вижу всего две:
многие сотрудники привыкли к работе онлайн, кто не хотел привыкать;
испытания на прочность, видимо, зачем-то все же нужны.
2. Снос СКК меня просто напугал... Это конечно, не первый прецедент такого рода, первым был снос стадиона Никольского под Зенит-Арену. Может, та утрата была и посерьезней, но разрушение СКК в чем-то даже страшней.
СКК, январь 2020
Радостное событие уходящего года – реставрация и приспособление Дома Наркомфина. Светлая вещь. Сделано отлично причем без государственных денег. Очень позитивный пример.
3. Самым большим нашим организационным достижением в 2020 году стала организация взаимодействия с WEST 8 по конкурсу «Тучков буян» [смеется]. Это было непросто!
Конкурсная концепция парка «Тучков буян» в Петербурге
Экономические трудности преодолевали количеством работы, заказов брали больше, чем обычно. Справились.
Главных творческих достижений назову четыре: выставка «Студия 44. Анфилада» в Главном штабе Государственного Эрмитажа, победа в уже упомянутом международном конкурсе на парк «Тучков буян», премия Татлина за проект «ИТМО Хайпарк» (он, кстати, вот-вот пойдет в экспертизу) и завершение рабочего проектирования гимназии им. Е. М. Примакова. Вообще, премий мы в этом году собрали рекордное количество.
Студия 44. Анфилада. Открытие выставки, 02.2020
Предоставлено Студией 44
Иван Кожин, «Студия 44» |\
1. Наверное, самым большим вызовом 2020 года для «Студии 44» стала подготовка конкурсного предложения по парку «Тучков буян», все это взаимодействие «по удаленке» с голландскими партнерами. Но об этом пусть лучше Никита Игоревич расскажет, я не принимал в этом проекте участия – наблюдал со стороны. У всех разный опыт удаленной работы, у меня скорее позитивный. Моя команда занималась «рабочкой» по Гимназии Примакова. Мы с сотрудницей, моим соавтором по этому проекту, самоизолировались у меня на даче. Провели полгода на природе и при этом, увы, работали больше, чем в офисе. Осознали все плюсы работы в Revit, когда инженеры и конструкторы работают в одной модели через облако. Я с теплотой вспоминаю этот период... Вряд ли выпадет еще такой шанс – стоя босиком на траве, обсуждать с инженером, как провести какую-нибудь трубу! Однажды отключилось электричество – пришлось завести генератор и жечь бензин, чтобы работал Autocad.
2. В России: Это, безусловно, год больших и невосполнимых потерь... В начале года настоящим шоком стало варварское разрушение СКК. Наглый вандализм. Нет необходимости как-то еще комментировать.
В ноябре не стало одного из моих учителей – Владимира Васильевича Попова, который долгие годы был бессменным председателем петербургского Союза архитекторов и главным архитектором ЛенНИИпроекта. Но не в должностях дело... Это был представитель старой академической школы, ученик И.В. Жолтовского. А еще – человек очень высокой культуры, настоящий джентльмен! Владимир Васильевич Попов вместе с ушедшими раньше Александром Владимировичем Жуком, Жаном Матвеевичем Вержбицким – это люди, которые во многом создали ленинградский стиль на стыке модернизма и неоклассики. С ними ушла эпоха больших мэтров ЛенНИИпроекта.
В мире: Все зарубежные новости, все впечатления приходили только по Интернету. Недавно, например, посмотрел новый документальный фильм Beka&Lemoine про Токио. Рю Нишизава из SANAA на своем винтажном Альфа Ромео с неработающей печкой показывает город и рассуждает об архитектуре. “Tokyo ride” – рекомендую.
Дискуссия по поводу школы в «Садовых кварталах» мне показалась резонансной. Это вопрос профессиональной этики, пример того, как девелоперы стараются, пользуясь процедурой конкурса, менять авторов проекта. Сложно же сопоставлять между собой проект Сергея Скуратова и тот проект, который выиграл.
Архитектурная концепция школы «Новый взгляд», июль 2020
Из событий я бы вынес на первое место снос построек модернизма. Для меня это больная тема. Причем одновременно в Москве и Питере, два похожих здания. Ничто не мешало их сохранить, реконструировать, сохранив детали, существенные с точки зрения архитектурного образа. То, что теперь будет на их месте, – сложно сказать, хорошее или плохое, но точно – другое. Сносят крупные общественные здания в знаковых местах города, отражающие эпоху, которую у нас ценной, к сожалению, не считают, однако она дала огромный творческий заряд, продемонстрировав в свое время возвращение нашей страны к общемировому дискурсу.
Раборка Олимпийского стадиона в Москве, 12.2020
Фотография: Архи.ру
3. Закона нет, есть дискуссия. Один говорят, закон плохой, – да, он плохой. Другие говорят, лучше плохой закон, чем никакого. Похоже на спор о том, с какой стороны разбивать яйцо, с тупой или с острой. И закон плохой, и без закона тоже плохо. Думать, что престиж профессии вернется, если будет хоть какой-нибудь закон, тоже наивно.
4. Работаем, есть разные проекты, что-то строится; в частности, строится комплекс на Таганской площади, получивший несколько лет назад «Золотое сечение».
Завершение дома Наркомфина, конечно, стало для нас главным событием года, хотя, конечно, это результат не одного года, а как минимум последних пяти лет работы.
Жилая ячейка типа “К” после окончания реставрации. Реставрация и приспособление объекта культурного наследия «Здание дома Наркомфина» (2017-2020)
Департамент культурного наследия опубликовал нашу книгу с отчетом о реставрации, подготовленную прекрасной командой, в которую вошли Наталья Шилова, Татьяна Царева, Иван Александров, Анна Старостина, Дж. Николсон; с фотографиями Юрия Пальмина и Натальи Меликовой. Эта работа – своего рода публичный отчет о реставрации дома, она показывает тот путь, который мы прошли за пять лет. Мы планируем и другое, более основательное издание – на его реализацию потребуется от одного до двух лет, в него должно войти много свидетельств людей, живших в доме, исследующих дом, пишущих о нем. Книга будет касаться не только архитектурного, но и социального, и даже антропологического значения дома. Она будет включать анализ разных поколений людей, которые там жили. Книги кажутся отдельным, важным способом самовыражения.
Сергей Чобан, СПИЧ |\
1. Я приятно удивлен, что пандемия не замедлила процесс развития разных проектов, в том числе и связанных с офисной функцией. Я не менее удивлен и восхищен тем, насколько собранно и эффективно над проектами работали в новых условиях мои коллеги и партнеры и благодарю их за это. Я также считаю очень важным появление, хотелось бы верить, не временной терпимости всех участников проектного процесса к удаленным совещаниям – они эффективны и, надеюсь, позволят и в дальнейшем сохранять нам время, здоровье и окружающую среду, которые мы щедро уничтожали, бесконечно перемещаясь в пространстве. Личное общение важно, в том числе и для продуктивности и интенсивности нахождения верного решения, но в годы перед пандемией мы часто явно перегибали палку с необходимым личным участием везде и во всем.
А как же больница в Коммунарке? Она была построена до пандемии. Что сказать, слава Богу, что успели, каким-то образом поучаствовали позитивно в преодолении этого ужаса.
Многопрофильный медицинский центр «Новомосковский» в Коммунарке
2. Никаких особенных событий, которые можно было бы определить как «событие года» в этом году, пожалуй, не было. Безусловно положительная новость – благополучное окончание реставрации дома Наркомфина. Мне, к сожалению, пока не удалось там побывать, но всем, кто уже успел посмотреть, результат нравится. А скандалы и коллизии я бы комментировать не хотел.
Выставку АБ «Остоженка» я посетил на очном показе перед закрытием, она произвела на меня очень приятное впечатление. И Юрий Аввакумов, и коллеги из «Остоженки» очень мощно сработали: деликатно, красиво, интересно. Мне очень понравилось. Я всегда я интересом и уважением слежу за работами «Остоженки».
Выставка «Остоженка: проект в проекте». Музей Москвы, 20 марта – 12 апреля 2020
3. Закон, безусловно, нужен, но он требует очень серьезной доработки. Думаю, что его положения имеет смысл привести в соответствие с зарубежным законодательством и практикой, но не более того.
4. Для нас год оказался достаточно урожайным по количеству реализованных объектов, часть из которых была спроектирована давным-давно. Это и ВТБ Арена, которую мы делали совместно со СПИЧом, и ЖК Небо, и апартаменты STORY.
Сложности обычные. Очень сложно, в числе прочего, работать в госбюджетными объектами, но это длинный и не предпраздничный разговор.
Петр Советников, KATARSIS Architects |\
1. Когда в бюро работает от двух до четырех сотрудников, то перейти на удаленный режим работы совсем не сложно. Мы вдруг поняли, что бюро это мы, то есть где мы, там и бюро KATARSIS. Продуктивность работы тоже не поменялась, а сами мы стали как-то спокойнее. Проектов тоже в целом меньше не стало, хотя какие-то интересные задачи все же не состоялись: например, активно шел к реализации и замер любимый нами проект частного дома, отпало несколько интересных выставочных возможностей. Но все это не так уж и важно. Вот прямо сейчас проектировали общественное пространство уже с массой ковидных штучек, требующих своей специфической функциональности и дизайна.
Позитивная сторона кризиса – возможность собраться с мыслями перед подъемом, который неизбежно всегда наступает после. Наше поколение вообще кроме кризисов пока ничего не видело.
2. Если закон вызывает вопросы у части архитектурного сообщества, то это уже, как минимум, повод для обсуждения, как бы обидно это ни было для авторов закона. Но иначе быть просто не может. Нас закон не может не смущать в части обращения с молодыми архитекторами, ведь, согласно его логике, после принятия закона бюро KATARSIS можно закрыть и устроиться на работу к старшим коллегам, до лучших времен. Десять лет стажа под руководством ГАПа – это явный перебор. В институте мы учились долго и старательно, сознательно не отвлекаясь на халтуры и параллельную работу. Карьера наша и без офисной вертикали движется вполне здоровым поступательным образом, просто в силу элементарной экономики процесса развития бюро, и собственной критической оценки своих сил и навыков.
Есть вопросы и по части авторских прав и ценообразования. Все это конечно нужно обсуждать. Есть в законе поправки с которыми хочется согласиться, но ведь вопрос стоит – или голосуйте за все, пакетом, или не будет изменений.
Евгений Герасимов, Евгений Герасимов и Партнеры |\
1. Наша мастерская довольно быстро полностью перешла на «удаленку» – все технические условия для такого перехода были созданы заранее, проблем никаких не возникло. Мы и сейчас продолжаем работать преимущественно дистанционно. Эффективность удаленной работы, конечно, не та, что в офисе. Из-за отсутствия всей команды на рабочем месте продуктивность несколько падает, но не сильно.
В кризисе, как и всегда люди более отчетливо проявляют свою сущность. В любых кризисных ситуациях яснее становится, кто есть кто.
Главным вызовом, как и для всего мира, для нас стала пандемия. Как я уже сказал, мы успешно перевели офис на удаленную работу – это стало возможным благодаря нашей организованности. Мы полностью сохранили коллектив в прежнем составе, есть новые задачи – все это дает поводы для оптимизма.
Игорь Шварцман, «Сергей Киселев и Партнёры»|\
1. Мы существуем, и даже в активном состоянии. Значит, как-то приспособились к этой «ненормальности». На мой взгляд, продуктивность и в творческом, и в организационно-техническом плане снижается при удаленной работе, как бы хорошо она ни была организована. Ко всему прочему, появляются психологические и коммуникативные проблемы. К счастью, профессиональная деятельность «к дате» обошла нас стороной.
Глобально, позитивных сторон в этом кризисе не вижу. Разве что происходит некоторая переоценка внутрикорпоративных отношений. Но это имеет место в любой критической ситуации.
В силу обстоятельств чуть ближе познакомился с проектом ЖК «Небо» Владимира Плоткина и могу отметить, что в этом районе на достаточно большой площади покрытия новыми жилыми постройками, комплекс явно выделяется своей утонченностью, уместным высокомерием и заслуженным правом быть именно таким в предлагаемых обстоятельствах.
3. С этим законом сложилась довольно противоречивая ситуация. Даже если абстрагироваться от оценки «плохой-хороший», предложенные ограничения вряд ли как-то повлияют на ситуацию на рынке, ведь все прекрасно знают, как обойти эти правила. Такой закон приведет только к появлению множества бюрократических преград, которые будут увеличивать сроки разработки и себестоимость проектов. К тому же в современном мире от «протекционизма» не выигрывает ни профессиональное сообщество, ни конечный потребитель: на рынке должна быть здоровая конкуренция, где проекты разрабатываются лучшими, а не теми, кто просто соответствует набору формальных признаков.
Немного странно и то, что авторы законопроекта не до конца осознают, чем вся эта история закончится, но продолжают настаивать на его принятии. По словам авторов, закон проходит несколько редакций, и какая из них в итоге может быть подписана, сейчас не знает никто. Для чего совершать действие, результаты которого непредсказуемы, могут быть потенциально бесполезны или даже вредны?
4. В этом году мы столкнулись с действительно экстраординарной ситуацией, когда для компаний, бизнеса и каждого из нас лично самым острым стал вопрос выживания. Мы сохранили команду, людей, человеческое лицо, вместе прошли через всё и уже поэтому стали сильнее.
Если, подводя итоги 2020 года, вы не обнаружили в своем списке достижений каких-то героических событий, не стоит переживать или излишне критиковать себя: досталось нам всем. Будьте здоровы, хорошо отдохните и порадуйте себя выходными с близкими – вы это заслужили.
Дискуссия по проекту реставрации Дома пионеров мне тоже показалась интересной, я следил за ней. С моей точки зрения эта история продемонстрировала следующую особенность: наши российские архитекторы по-прежнему уделяют очень мало внимания закону. Нас это тоже касается, но мы стараемся исправляться и входя в какой-то проект, обязательно просим у заказчиков документы, на основе которых работаем. В частности о том, что заказчик обладает всеми правами, в том числе на реконструкцию. Это простая процедура и она позволяет нам не нарушать права коллег. Такие вопросы надо переводить из бурной дискуссии в социальных сетях в русло закона. Закон об авторских правах неплохо разработан.
Фото с дрона с корпусом № 10
Предоставлено Ф.А. Новиковым
Относительно разрушения СКК и разборки Олимпийского – ничего, кроме горечи эта история не вызывает, увы, по уровню сохранения наследия модернизма мы ближе к развивающимся странам, чем к развитым. Хотя экономика спортивных сооружений – очень сложная вещь, экономика реконструкции еще сложнее и надо признать что во многих случаях с точки зрения экономики проще снести и заново построить, чем реконструировать, что отражается на итоговой стоимости услуг для пользователя, зрителя.
То же могу сказать про станцию метро Кленовый бульвар-2 бюро Захи Хадид, но здесь у меня больше сомнений в том, что проект удастся реализовать так, как мы его видим сейчас на картинках. Проект станции Проспект Маршала Жукова бюро ASADOV – тоже отличный, и думаю, здесь проблем с реализацией должно быть меньше…
ВТБ Арена – мне кажется, пример прекрасного европейского девелопмента, крепко сделанный, прекрасные авторы. Мне кажется, такие проекты должны составлять большую часть застройки наших городов. Замечательный проект мастерской в Репино Артема Никифорова, мне очень понравился.
По реконструкции вокзала в Иванове – я видел только фотографии, но был очарован; думаю, это какой-то новый тренд, к нему относится и реконструкция Северного Речного вокзала в Москве, может быть, не европейская, но близка к этому.
Конкурс проектов районных больниц, мы в нем тоже участвовали, вызвал смешанные чувства: было интересно, но я не понимаю, куда это пошло и было ли продолжение. Боюсь, это специфическая черта бесплатных конкурсов. Когда, что когда люди не готовы возмещать затраты проектных бюро, это может признаком того, что такая работа никому толком не нужна и делается для отчета и для галочки.
От наших иностранных коллег мы как правило ожидаем некоей «высокой моды», мы же все время находимся в какой-то догоняющей позиции, и от них ждем чего-то особенного, не формы ради формы, а, может быть, какой-то философии, метафизики, рассказа о чем-то.
3. Законом я интересовался в самом начале работы над ним. Но в последней гибридной редакции я вижу компромисс. Компромисс это плохо, компромисс это когда все недовольны. Когда все довольны это гармония. Я потерялся в целеполагании этого закона. Если он для защиты архитекторов, то есть лоббистский, то, учитывая, что рынок в последние годы находится под контролем государства, то надо менять 223 и 44 законы, поменять процедуры – и тогда будет рай на земле и для архитекторов, и для пользователей. Потому что мы-то крутимся в Москве, а если посмотреть на Россию, то с качеством архитектуры там все очень плохо: где-то оголтелый девелопмент, где-то освоение бюджета. Неоткуда просто брать архитекторов.
Защищать российских архитекторов от иностранных – на мой взгляд, плохая идея: мы тем самым снижаем конкуренцию и тем самым ухудшаем свою конкурентоспособность на мировом рынке. То, что иностранные работы работают в России – хорошо, мы у итальянцев учились и в XVI веке, и в XVIII. Попытки сертификации в законе – не понятно, зачем. Опыт СРО показал, что это бесполезно, количество ошибок не уменьшается. Проблема не в законе, а в его реализации, как это нередко бывает в России. Поэтому, наверное, я индифферентен к этому закону. Будет он, не будет – в моей жизни ничего не поменяется. Я бы иначе подошел к такому закону, но не уверен, что это возможно. У нас в России очень разобщенный архитектурный цех, это всегда было бедой, у нас Союз архитекторов, есть небольшие клубы, есть мы на кухне. Мы не можем собраться: с одной стороны, между нами конкуренция, с другой стороны мы считаем, что «пачкаться» отношениями с властью недостойно архитектора, это давняя архитектурная традиция. Другие профессии могут собраться и заявить о своих интересах, а мы нет. Поэтому общество не то чтобы сильно нас уважает.
Еще одно замечание к закону: там есть неправильное разделение на архитекторов и проектировщиков – архитекторы придумывают здание, а потом инженеры, конструкторы его допроектируют. На мой взгляд это полная чуть и профанация. Нет разделения на архитекторов и проектировщиков. У здания есть «папа и мама», заказчик и автор здания, который должен иметь все возможности, финансовые, юридические, административные для того, чтобы спроектировать это здание от и до так, как он считает нужным, привлекая, если надо, любых специалистов. Это нормальная система, но если эту связку разорвать, качество резко падает. Основная проблема современной российской архитектуры – этот разрыв. Но мы видим, что у многих девелоперов появляется запрос на проектирование здания «от и до». В России не так много организаций, которые способны так вот комплексно отвечать за продукт, за объект площадью больше 50 000 м2 – таких организаций десятки, а должны быть тысячи. Поэтому идет вакханалия проектов повторного применения. Я не о советском типовом, а о повторяемых приемах – к примеру, мы сейчас видим много похожих жилых башен с повторяющимися приемами. В такой типологии остается работать с фасадами. Это печально и это следствие провала в образовании.
Я не говорю, что у нас все плохо вообще. У нас есть отличные специалисты, прекрасные мастера, я вижу, что в российских конкурсах наши архитекторы часто выигрывают у иностранцев. Но наш средний уровень, особенно если посмотреть по всей России, намного ниже, чем у них. Среднее российское бюро по сравнению со средним европейским, увы, проигрывает, особенно в регионах, где проектирование – копеечное, и в проектах масса ошибок. Замкнутый круг какой-то, но страдают наши граждане.
4. Загрузка была большая, если не сказать рекордная. В Южно-Сахалинске мы выиграли с проектом реновации нескольких кварталов. Не очень ясно, как там все будет развиваться, но тип города, который там получился, мне кажется очень удачным: он комфортный, среднеэтажный, правильно распланирован. Если у наших коллег и, бы сказал, друзей из городской администрации получится реализовать что-то подобное, я думаю, это могло бы задать некую планку для русских городов. Наша страна – гигантская территория, сверхплотность, как в Гонконге, нам не нужна. Очень интересным был конкурс про школу, мы смогли в условиях пандемии собрать команду из мега-спецов – считаю это вторым важным успехом. Открылось здание школы в Иркутске. Зашли в экспертизу по штаб-квартире Роскосмоса, и проект не сильно изменился относительно концепции.
Образовательный комплекс «Точка будущего», Иркутск. Cebra & UNK project
Этот год нам удалось взглянуть со стороны на то, что мы делаем, провести глубокий аудит, и выстроить все для такой работы, которая позволяла бы создавать качественный продукт от градостроительной концепции до интерьера, заканчивая дверной ручкой. Компания полностью настроена на то, чтобы работать именно таким образом, от и до, качественно на каждом этапе.
Илья Машков, Мезонпроект |\
1. Да, приспособились. Люди вообще очень гибкие создания. На продуктивность повлияло, причем очень разносторонне. Общее качество проектов не изменилось. Качество архитектурных работ во многом связано с короткими, быстрыми, профессиональными обсуждениями с выявлением «тонких мест», чтобы автор мог улучшить, усилить какие-то решения. Такие летучки сложно организовывать на удаленке, поэтому я считаю, что для проектного бюро ковид – плохо. Не разрушает, год, два можно продержаться.
Из позитивного – подешевели «пустые» разговоры. Раньше на такие встречи уходило четыре часа: два на дорогу, два на общение. За вычетом дороги теперь только два. Это хорошо.
Могу сказать, что в Московской области проекты стали лучше, это видно на каждом заседании рабочей группы архитектурной комиссии. Я не удивлюсь, если через два – три года интересные проекты начнут появляться в Московской области чаще, чем в Москве.
3. Первое – я обнаружил, что не все, кто обсуждает закон, его внимательно читали. Специально об этом говорю, и хочу, чтобы те, кто его не читали, но обсуждают, перестали это делать. Второе. В законе очень много непрактических вещей, которые переписаны из договоров с заказчиками, написанных людьми, не имеющими понятия, о чем пишут. В этом смысле закон требует обсуждения, у меня есть мой личный перечень вопросов. В частности, законопроект не проводит четкую грань между понятиями главный архитектор региона и главный архитектор проекта. Хотя это исторически, даже по карьерному пути разные дороги. Становление ГАПом не ведет к тому, чтобы стать главным архитектором региона, и главный архитектор региона может не быть ГАПом. Это то же самое, что водить машину и самолет. Одно к другому не подводит.
Сейчас я вошел в группу по подготовке законопроекта в Союзе архитекторов. Буду работать, заодно лишусь права его ругать. Закон нужен.
4. Главная сложность – дисбаланс во взаимоотношениях акторов проектного и строительного процесса. Недостаточная соревновательность строителя и проектировщика. Неспособность инвестора занять позицию, постоянное «ныряние вниз», в трудности. Еще профанация, изображение профессионализма там, где он пока еще не сформировался. Да ничего особенного в этом году с точки зрения сложностей не было.
Достижений несколько. Мы сейчас работаем над высотным домом в Люберцах. Нежилое здание, интересный проект. Прошли архитектурную комиссию, получили позитивные отзывы коллег. Здание имеет шансы стать явлением в архитектуре Москвы и области. С каждым следующим проектом нам все легче удается удерживать качество строительства разных по себестоимости и классу объектов. Если раньше мы могли уступить на стройке в какой-то момент, то теперь становимся взрослее и сильнее. С экономической ситуацией справляемся. Мы в этом году ни разу не задерживали зарплату. Даже выплатили премии в конце года.
ДНК аг: Константин Ходнев и Даниил Лоренц |\
1. К.Х.: Прежде всего изменились каналы коммуникации из-за удаленной работы. Общение внутри команды и с партнерами перешло в онлайн.При проектировании, на этапе концепции или конкурса, когда требовалось принятие командных решений, это сильно осложняло работу: невозможность находиться рядом, иногда улавливать какие-то интонации, случайно увидеть на экране какой-то определенный ракурс модели или какие-то данные, пусть промежуточные, но которые могли бы подтолкнуть на какие-то идеи… Или макеты, их, к сожалению, тоже невозможно было делать, смотреть, что-то менять… То есть не хватало непосредственного взаимодействия, обсуждения в процессе работы, это было сложно. Зато общение с удаленными контрагентами: заказчиками, инженерами, смежниками, наоборот, упростились. В онлайн частота и оперативность всех совещаний возросла, а на поездки стало уходить меньше времени. То есть рабочее время стало использоваться гораздо эффективней.
3. К.Х.: Качество архитектуры, повышения уровня архитектурных решений, среды, проблемы, связанные с будущим развитием застроенных и незастроенных территорий, – вот главные вызовы для профессионального сообщества. Но, к сожалению, прописать в законе, что архитектура должна быть хорошей –невозможно. А вот, например, конкурсы могут на это влиять, прекрасный пример те, что были запущены в Москве. Конкурсы являются работающим инструментом для поиска наилучших архитектурных решений.
Поэтому, на мой взгляд, этот закон обречен на неудачу, он не добьется той цели, которая поставлена, а всё лишь закончится дополнительными затратами, как денежными, так и временными для всех участников процесса. Значит такой закон нам не нужен.
Да, статус архитектора нужно повышать, но не за счет новых «корочек». Общество и архитекторы должны говорить об архитектуре как части комплексного видения будущего, поддерживать архитектуру как культурную институцию. В идеале, архитекторы стремятся максимально качественно делать свою работу. Такая возможность открывается в условиях настоящей конкуренции идей, адекватного ценообразования, широкого обмена практиками, лучшими иностранными в том числе. Именно поэтому я негативно отношусь к предложениям по ограничениям работы иностранцев и с иностранными специалистами, против непризнания иностранных дипломов. Безусловно, понятно желание защищать свой рынок, но важнее развивать его, и прежде всего – помогая архитекторам наращивать профессионализм, получая те знания и опыт, которые возможны только при совместной работе.
4. К.Х.: Самым важным для нас в этом году стало понимание и осознание того, что мы можем полноценно работать в удаленном режиме: управлять удаленным командами, связывать людей, которые работают не только в разных частях города, но в в других городах, и при этом управляться с проектами и работать с большей степенью эффективности. В этом году у нас, по сравнению с предыдущими годами, образовался колоссальный объем работы, и по количеству объектов, и по многообразию задач, которые мы решали и решаем в новых условиях и форматах.
И, безусловно, мы бесконечно благодарны команде сотрудников, в том числе новых, которые в этих непростых условиях смогли так много и так продуктивно создавать.
Проект реконструкции Наркомфина по своей масштабности, значимости и качеству выполненных работ можно поставить в один ряд с реставрацией библиотеки Алвара Аалто в Выборге. Прежде всего была проделана огромная исследовательская работа. Удалось сохранить большую часть конструкций, которые, казалось бы, сгнили или казались разрушенными. А многие решения, которые были задуманы изначально, но были утрачены в процессе эксплуатации здания, были восстановлены, даже за счёт уменьшения «квадратных метров». Таким образом Наркомфин приобрёл свой первоначальный вид, начиная от структуры, объемов и заканчивая колористическими решениями.
ЖК «Символ», парк «Зелёная Река». Красивое трёхмерное объемное пространство. Найден комфортный масштаб двухуровневого парка, поэтому пространство получилось сбалансированным, несмотря на высокие окружающие жилые дома.
Парк «Зеленая река». Жилой комплекс «Символ» (очередь 1б)
События: перформанс «Сжигая мосты» бюро Katarssis Веры Степановой и Петра Советникова. Сжигание Моста на Масленицу в итоге оказалось очень символичным. Точная аллегория перехода в новую эпоху, из «до-ковидной» в «ковидную». Мосты сожжены, возврата нет, мир больше не будет прежним.
Евгений Подгорнов, Intercolumnium |\
1. Может быть, для других отраслей удаленка и подходит, но в нашей работе полчаса живого общения, на мой взгляд, не заменишь и двумя часами zoom-конференции. Особенно на начальной стадии, для создания концепции и разговоров с заказчиками непосредственное общение совершенно необходимо. Оно ускоряет все процессы и совершенно по-другому воспринимается. В электронном письме с комментариями все не опишешь. Когда проект запущен и идет рабочее проектирование, – согласен, технические моменты можно выполнять где-то удаленно, пересылая файлы. Но для того, чтобы делать собственно архитектуру, надо быть на работе и общаться вживую.
Из положительного можно назвать разве вот что – когда все сели не удаленку, я оказался на даче и смог заняться там всем тем, до чего давно не доходили руки, вырубил то, что следовало, уделил внимание благоустройству участка. Пожалуй, это единственный плюс. В остальном – ничего хорошего.
3. Возможно это неправильно, но закон я не изучал. У меня никогда не было опасений, что нас могут лишить авторства. Другой вопрос, что мы можем не разрабатывать рабочую документацию, но в таком случае авторский надзор – вопрос не денег, а грамотной реализации объекта. Но должен сказать, мы никогда не беремся за АГО без стадии Проект. Для АГО надо делать все достаточно подробно, и делать это все для того, чтобы потом проект передали компаниям, которые не так давно существуют на рынке и отчаянно демпингуют, запрашивая в 2-3 раза дешевле, не имеет смысла. Мы объясняем заказчикам, что наш проект стоит не так дорого в расчете от общей стоимости, около 3%, примерно столько же, сколько так называемое «зимнее удорожание». Кроме того, это не выброшенные деньги, мы экономим на продуманных решениях, да и отсутствие «метаний» между неграмотными проектировщиками экономит и деньги, и время. Те, с кем мы давно работаем, понимают ценность наших решений и хотят получить качественный результат. Но мы решаем это как на уровне личных договоренностей, так и четко оформленных документов. Договор должен быть сделан добросовестно. А на то, что закон или государство нас будет как-то защищать, мы не рассчитываем. Рассчитываем только на собственные силы.
4. В этом году мы наконец достроили Esper Club, наш дом-эксперимент, клубный дом на Крестовском острове. На мой взгляд, неплохо получилось. Радует, что нашлись средства и не началось так называемой «оптимизации» с заменой материалов. В определенном классе жилья проекты должны быть воплощаться так, как они задуманы. В Esper-е это получилось, всё качественно подобрали и выполнили. Строится Петровская доминанта. Там мы пошли на замену кирпича клинкерной плиткой, что, впрочем, снаружи никак не будет заметно. Начали новые проекты; делаем бизнес-центр для фармацевтической компании, достаточно интересный проект. Судя по всему, фармацевты сейчас, как и IT-компании, набирают обороты, наверное, это их время.
Илья Уткин |\
1. Ничего положительного в карантине нет, все стало дольше, процентов на 20 снизилась продуктивность. Совещания в zoom как правило бестолковые. Многие радуются, что можно уехать на дачу и сидеть там, но для работы это не полезно. Работы становится меньше, поскольку чем меньше контактов, тем меньше работы.
2. Я бы отметил из иностранных построек – «панельный дом для богатых», башни Norra tornen в Стокгольме, ОМА. В России – считаю важным, что завершен проект реставрации дома Наркомфина. Еще я назвал бы три башни ЖК «Небо» Владимира Плоткина.
3. Мне это очень близко, мне сильно достается от заказчиков, от инвесторов, которые портят проекты. Заказчик говорит: у меня нет оснований не доверять продажникам, они знают, что продается, и вы со своей архитектурой нам не мешайте. Мои заказы – средовая архитектура в историческом центре, Департамент культурного наследия мне доверяет, считает, что я могу это сделать – но тут я вступаю в конфликт с застройщиками, которые хотят окна в пол и архитектуру, не вполне средовую. Из-за своего характера я вступаю в конфликты, и работы от этого больше не становится. Недавно уже на стадии заключения договоров у меня сорвалось несколько хороших объектов. Причина – заказчики хотели полностью исключить авторские права архитектора. Никаких вообще прав, согласуй где надо, получи гонорар, и уходи. Меня не устраивают такие условия, я не стал подписывать договор, в котором нет никаких авторских прав.
Разговоры о законе и правах длятся много лет, еще со времен Сергея Киселева. Он первым начал заниматься этой темой в Союзе архитекторов, нанял адвокатов, придумал первый стандартный архитектурный договор, обосновал юридически, ввел в практику; все это работало до 2008 года, потом стало затухать. Киселев преподавал тему договорных отношений для архитекторов в МАРХИ. Теперь же просто сдали всю архитектурную деятельность, законы и ценники, на откуп заказчикам. А они считают, что если есть компьютер, то архитектор вообще не нужен. Обесценивание статуса архитектора продолжается и тема эта – насущная.
4. Я сделал три проекта в историческом центре, в 3-м Кадашевском, на Петровке и Поварской, они согласованы и находятся в экспертизе.
Павел Андреев, ГРАН |\
1. Адаптировались. Вначале эффективность работы упала, но потом темп заметно ускорился; требования заказчиков только возрастают. Удручает работа со студентами, она реально стала менее эффективной. Сложно сказать, каких специалистов мы получим после дистанционного обучения.
Ну а если говорить о позитиве, – то лучше, чем это лето, я не проводил никогда. Ездил по городу без пробок и спокойно работал.
3. В свое время мы с коллегами отдали много сил этому закону, участвовали в работе над ним, занимались созданием Палаты архитекторов, она была учреждена на одном из съездов Союза архитекторов, тогда ее председателем стал Андрей Владимирович Боков. Мне до сих пор небезразлично, что и как будет, но я вижу, что у сегодняших драйверов несколько иное понимание вопроса. Палату не принял во внимание ни НОПРИЗ, ни Союз архитекторов. Кроме того ни одна из этих организаций не находится в поле архитектурной практики, как и РААСН. Нам не удалось объяснить им всем смысл создания организации профессионального сообщества физических лиц. Единственная надежда у меня – на Москомархитектуру, может быть она включится в игру по установлению правил архитектурного бизнеса. Я остаюсь приверженцем создания Палаты, а закон в нынешней редакции считаю ущербным.
4. Одна из наших больших удач – удачное окончание строительства дома Бакст. Достроили Оливковый дом. Успешно сотрудничаем с компанией Дон-Строй, нам удается находить какие-то, как мне кажется, интересные решения на грани архитектуры и жестких коммерческих требований, оставаться в рамках выразительных проектов, индивидуальных решений, что в современном жилье делать достаточно сложно. Начинаем проектирование большого комплекса в Замоскворечье, сложный и интересный проект. Идут стройки, строится дом на Тишинке, в Раменках строится дом.
Сейчас, в конце года, мы начали работу с двумя новыми проектами. Справляемся. Научились работать на удаленке, что раньше казалось немыслимым. Переехали в новый офис рядом с Консерваторией, ходим туда слушать музыку, общаемся теперь не только с «застывшей музыкой», но и с живой. Возобновилось и должно скоро закончиться строительство общежития для студентов Консерватории по нашему проекту. Мы все в работе, стало больше молодых сотрудников.
Степан Липгарт, Liphart architects |\
Ещё в апреле мой друг Владимир Фролов предложил поучаствовать в небольшом проекте «Письма из карантина» – собрании эссе, написанных несколькими архитекторами из своего вынужденного заключения. Это был повод вспомнить о мировых катаклизмах прошлого: эпидемиях, стихийных бедствиях, войнах, сравнить с ними текущий момент. То странное время смутных предчувствий, ошарашивающей пустоты улиц, заснувших под пронзительным солнцем небывалой весны, стремились запечатлеть многие. По итогу уходящего года наиболее позитивным в насущной напасти оказалось, наверное, то, что по разрушительности и драматичности её последствия всё-таки остались не сопоставимы с испытаниями века XX-го. Но всё же предвкушение некоей открывающейся новой эпохи, неумолимо изменяющегося времени разлито в воздухе. И, конечно, абстрагировавшись от земного хочется сегодня (как и на заре прошлого столетия) мечтать: о завтрашних светлых городах, об умозрительной и вечной красоте, о победе мудрости, милосердия, здравомыслия.
Из выставочных событий мне кажется важной выставка Сергея Чобана в Риме «Оттиск будущего»: офорты и акварели с размышлениями о взаимодействии исторической и футуристической архитектуры. Очень нестандартное событие для современного архитектурного дискурса, тем более для российского. Крайне интересные работы, неожиданный ракурс взгляда на архитектуру будущего, не говоря уже о прекрасном качестве самой графики.
Очень жалею, что не успел попасть на выставку «Студии 44» в Главном штабе, подробно рассматривал ее каталог, очень вдохновился и масштабом, и содержанием. Отличный пример, как нужно преподносить обществу искусство архитектуры! Побывали летом на Архстоянии, оно вновь порадовало своей атмосферой. Здорово, что это арт-пространство планомерно развивается.
3. Закон прочно закрепился в информационном поле, что же не дает принять его новую версию?
Там упаковано сразу несколько важных вещей. Первое – это признание роли архитектора, как в создании отдельного объекта, так и в развитии города в целом. В т.ч. о признание эскизного проектирования как важной части всего проекта, – именно она дает смысловую основу. Архитектура – ключевая надстройка над строительным процессом. Все успешные проекты, и российские, и международные, подтверждают, что архитектура высокого качества улучшает капитализацию пространства: большая посещаемость, рост в цене, это вполне измеримые параметры. Важно официальное признание творческих конкурсов как рабочего инструмента, а также того, что автор концепции должен сопровождать проект на всех стадиях, вплоть до подписания акта приемки здания, как это было в советские времена.
Но есть и вторая тема – сертификация архитекторов, лицензирование и образование – которая еще требует обсуждения и тормозит принятие всего Закона. Возможно, имело бы смысл разделить закон на эти две части и принять то, что важно и с чем согласны все. А вторую часть обсудить и принять позднее.
4. Одним из наших достижений года стала победа в конкурсе на развитие территории Самара-арены, причем мы работали над ним как раз дистанционно, из разных мест: с экономистами KPMG, ландшафтниками LAND, а также с Сергеем Малаховым и Евгенией Репиной от Самарского Политеха. Работа получилась плодотворной, все взаимодействовали на равных, каждый внес свой вклад; у нас даже пару раз полностью менялась концепция. Там не было готового ТЗ, поскольку задача участников была самим предложить набор функций, способный дать толчок развитию территории и в перспективе всей агломерации. Поэтому мы предложили максимально разнообразную, но при этом сбалансированную программу. Должен сказать, такая вот работа с программированием территории нам очень нравится, она сложнее и интереснее, чем, скажем, работа только с фасадами на заранее заданных объемах.
Нам всегда интересны общественно значимые проекты, в частности, мы продолжаем активно осваивать типологию школ – есть ряд новых проектов, есть реализации, а наша школа в Троицке, созданная с компанией Академпроект, даже получила премию Мэра Москвы.
Начали активно работать в области общественных интерьеров, сформировалась хорошая команда, вместе с которой мы разработали интерьеры нескольких медицинских центров. С медицинской тематикой продолжаем активно работать, сейчас участвуем в программе реновации поликлиник под новый стандарт, вместе с давними партнерами Transumed.
Кроме того, пандемия вдохновила нас на собственный исследовательский проект, посвященный идеальному городскому пространству в микро-масштабе. Мы стали собирать идеи и технологии, которые способны формировать на ограниченной территории полноценную городскую среду. Фактически, делаем проект идеального города, нацеленный на реализацию, продумываем все серьезно. Там есть набор параметров, и линейка масштаба: какого минимального размера может быть город, чтобы оставаться полноценным и самодостаточным? У нас получилось всего лишь 10 га, мы сделали линейку типоразмеров S–M–L–XL. Рассматриваем город как живой организм с собственным биоценозом. Провели на эту тему воркшоп в рамках Открытого города, я пригласил молодых архитекторов вместе подумать над концепцией Live-Work-Play City, получилось 10 совершенно разных проектов. Выставка отложилась из-за ограничений, но планируем показать результаты на фестивалях следующего года!
Никита Асадов, АБ ASADOV |\
1. Думаю, нам повезло в том, что удаленная работа стала нормой для нашего бюро в последние годы и к весне 2020 мы подошли достаточно хорошо подготовленными с технической точки зрения. Основной вызов был скорее в отсутствии физического контакта, который важен в совместной работе команды, особенно для работы над крупными объектами в сжатые сроки, когда многие решения появляются как бы «из воздуха», если он достаточно хорошо наэлектризован творческой энергией.
Благодаря карантину нам удалось достаточно быстро завершить построение системы удаленной работы для всех сотрудников и, главное, отладить коммуникацию в работе над проектами так, чтобы командная работа на расстоянии была не менее эффективна, чем в офисе.
Безусловный плюс в том, что теперь и для работы со смежными специалистами, заказчиками, профессиональных конференций и образовательных проектов, удаленный формат стал нормой, что экономит время и дает возможность достаточно быстро «перемещаться» между разными сферами профессии.
2. Для меня знаковой реализацией года стало, пожалуй, завершение реставрации Дома Наркомфина. Равно как целый ряд иных завершенных проектов, которые задают тренд на бережную реставрацию наследия XX века и ставят определенную планку качества. Скажем, реконструкция вокзала в Иваново показывает, что такой опыт возможен не только в Москве и Петербурге, и даже при работе с такими непростыми структурами, как РЖД, а качественное творческое переосмысление постконструктивизма может выглядеть достаточно убедительно.
Также год показал, что международное сотрудничество становится нормальной партнерской практикой. Это и завершение строительства объекта Foster & partners в Екатеринбурге (который, к слову, выглядит не сильно выдающимся на фоне реализаций российских архитектурных бюро), и проект Herzog & de Meuron реконструкции Бадаевского, который встретил достаточно жесткий отпор жителей, невзирая на «звездный статус» бюро. При этом заметны успехи российской архитектуры как по многочисленным победам в международных конкурсах, так и в знаковом проекте Меганома небоскреба в Нью-Йорке.
4. Достижениями бюро стали победы в крупных конкурсах (станция метро, мастер-план территории в Самаре, целый ряд концепций для конкурса Минстроя по развитию малых городов) и новые интересные проекты, каждый из которых является творческим вызовом.
Александр Попов, Архиматика |\
1. В предыдущие несколько лет команда «Архиматики» потратила много усилий на экспансию и работу с зарубежными клиентами в разных регионах: в США, Германии, Италии, Норвегии, России, Белоруссии, Грузии. Конечно же локдаун, отмена рейсов и невозможность свободно перемещаться были серьезным вызовом для нашей экспансии. Когда все это начиналось в марте, мы подумали, что наверное будем остановлены. Но реальность оказалась более оптимистична. Заработанные в предыдущие годы контакты и доверие сохранились, объекты продолжились, новые появились. И это переросло в другой вызов – как работать на заграничных площадках, если на них невозможно приехать, и как работать с заказчиками, если с ним нельзя встретиться за одним столом. Мы учились работать на 100% удаленно со многими клиентами, как с зарубежными, так и с отечественными. В этом процессе были и достижения, и курьезы. Например, с одним из клиентов мы согласовывали цветовую гамму, и клиент выбирал странные решения, давал странные комментарии. А когда мы наконец встретились лично, оказалось, что цветовая калибровка на его мониторе была какая-то психоделическая, и он видел наши цвета совершенно сумасшедшими.
Следующий вызов – работа внутри команды с коллегами и со смежниками. И решение этого вопроса – профессионализм и самостоятельность мышления каждого из участников. Провисли и вынуждены были быть заменены многие ребята, которые привыкли работать в офисе со стоящим за плечом старшим товарищем, с которым каждое действие можно сверить. Выиграли и пошли осваивать новые горизонты те, кто в состоянии принимать информацию и думать самостоятельно и искать правильные решения. Поэтому весь этот путь наполняет нас оптимизмом.
Если говорить о тенденциях, мы замечаем, что в архитектуре становится все меньше стекла, потому что растут изоляционистские настроения, которые поддерживают и сторонники карантина, и другие алармисты. Глобалистская прозрачность, которая пару десятилетий была общепринятым трендом, сейчас сходит на нет. То, что мы строим, гораздо ближе к крепостям, чем к стеклянным прозрачным и открытым домам. Такое время.
***
Благодарим всех, кто поучаствовал в опросе! С Новым годом! Пусть он порадует нас всех.
А вот, для тех, кто дочитал до конца, декабрьская песня Юрия Шевчука – с отличным архитектурно-строительным бэкграундом:
