Мы и они. Что было в ноябре

С большой помпой прошло награждение лауреатов премии ARX awards, назвавшейся без лишней скромности «ключевым событием в области архитектуры и строительства». От такой бесшабашной прямоты в деле самовосхваления все немножко ежились, но послушно ждали великого события. И надо признать, в целом премия удалась. Во-первых, в номинанты премии удалось созвать достаточно много признанных архитекторов, которые сейчас, кроме Арх-Москвы, мало где собираются вместе. Уступив место где-то молодым, а где-то – немосковским коллегам, маститые архитекторы в последние годы перестали быть заметны, как будто насытившись славой. Это не совсем правильно, потому что в итоге то, что они делают, становится не так заметно, как раньше. Может быть, удачный старт премии ARX awards поможет преодолеть эту несправедливость.

Во-вторых, решение жюри приятным образом сгладило пиаровский апломб мероприятия, остановившись на очень спокойных вещах: сразу в двух номинациях победил один деревянный Яхт-клуб Тотана Кузембаева, составив явную аналогию и своего рода продолжение последовательным победам «малых форм» Бродского на Арх-Москве. Одно и то же здание Кузембаева выбрали два из трех участвовавших в жюри иностранцев, этим совпадением ясно выразив, что именно это – условно, говоря, «клязьминское» направление в современной российской архитектуре для них интереснее остального: с этим не поспоришь, это действительно особый творческий продукт, нечто среднее между концептом и архитектурой. Победители других номинаций: дом в Тессинском пер. С. Скуратова, критский поселок Д. Александрова, градостроительная концепция Уфимского полуострова Raum architects – отличаются вдумчивым контекстуализмом на грани экологии, где-то природной, где-то культурной. 
 
Если в ARX awards международное жюри выбирало работы признанных российских архитекторов, то через несколько дней состоялось награждение в некотором смысле зеркальное – от имени русского авангарда вручали другую премию, тоже впервые в этом году, премию имени Якова Чернихова от одноименного фонда. Здесь вручали не статуэтку, а солидную сумму в ? 50 000 (а общий фонд в два раза больше), не маститым, а молодым и подающим надежды, и не российским, а иностранным – вернее международным, но из россиян решился поучаствовать только Борис Бернаскони, принесший свой планшет в последний день. Премировали не за конкретную работу, а за творческое кредо, отыскивая среди 55 номинантов самого нестрандартного и устремленного в будущее, соответствующего не букве, а духу авангарда. Таковыми признали убранистов-теоретиков, работающих, в частности, для администрации Евросоюза и для албанской столицы, архитекторов группы DOGMA. Архитекторы представляют явную и очевидную альтернативу современным поискам нового в изощренных просчитанных на компьютере сложных изгибах – стилевые изыски они презирают, мыслят сразу городами, здания для простоты изображают в виде кубиков, говорят манифестами – глядя прямо перед собой, роняют отточенные фразы, видимо, фрагменты догмы. Во всяком случае их выпадение из формализованных поисков современности очевидно; а скупые образы их планшетов даже авангарднее авангарда, и  напоминают больше всего Леду – отсюда, видимо, название «город новых якобинцев». С другой стороны, такой теоретизированный урбанизм хорошо соответствует лозунгам нынешней венецианской Биеннале, посвященной проблемам городов, на которой DOGMA представляла свой проект идеального города Вема в итальянском павильоне; на Биеннале их не заметили, возможно, как раз из-за утопичности.

На Биеннале награждали не утопии, а реальные дела. Датчан, успешно сотрудничающих с китайцами на почве экологии. Столицу Колумбии Боготу, которая наподобие Мюнхаузена с успехом вытащила себя из проблем собственноручно, назвали «маяком надежды» для всех остальных городов. Оценивали не столько красивый выставочный дизайн, сколько содержание – настоящая выставка достижений. Так как в России урбанистических успехов теперь нет, а есть только факт неконтролируемого роста одного большого города, то и рассчитывать было не на что. Изящное решение – показать российский урбанизм в виде воспоминаний о его последствиях, представленных в поэтичных инсталляциях Бродского, было приятно для своих, а остальным, скорее всего, непонятно – в этот раз на Биеннале оценивали язык не искусства, а цифр. Хотя одну красивую экспозицию наградили, японскую.

Помимо двух совершенно новых и громких премий, в Москве вручили уже ставший за четыре года привычным «Архип» от журнала Salon, премию для интерьеров и частных домов. В этом году традиционно качественные работы победителей объединяет легкий налет нервозности – асимметричные окошки, скосы, сдвиги – то ли веяние моды, то ли общее настроение частной архитектуры. Лауреат главной номинации «Индивидуальный дом» архитектор Дмитрий Гейченко не смог прийти на награждение – еще летом его арестовали на украинской таможне за безобидную пачку лекарств, не так давно отпустили под подписку о невыезде и в середине декабря собираются судить.

Череда очень разных не связанных с профсоюзами премий оживила архитектурную жизнь вообще и ноябрь в частности, но главная шумиха сосредоточилась не здесь. Весь ноябрь все, кто мог, обсуждали проекты небоскреба «Газпром-Сити», выставленные в Академии художеств Петербурга. Прессу наводнили статьи против небоскреба, немыслимо уродующего единственный, строго говоря, в стране красивый город. Созвали несколько пресс-конференций, возникли молодежные объединения, флеш-мобы, акции протеста. В ответ получили уверения в том, что проекты – лишь эскизы и ничего не решено.

Движение против действительно очень активно, хотя и неоднородно. Его первая, самая симпатичная, часть, условно говоря, интеллигентская, представлена Михаилом Пиотровским и наследует идеи Д.С. Лихачева, уже отстоявшего Питер от одного небоскреба, правда, тот был ростом пониже и не газпромовский, то есть, его не планировали как символ утверждения над городом очень крупной и влиятельной компании и в этом отношении позиции небоскреба девяностых были ощутимо слабее. Ближе к концу месяца это движение, наконец, нашло поддержку зарубежных коллег в виде письма лорда Норвича и Колина Амери, англичан, представителей Всемирного фонда охраны памятников; последовала статья в Таймс.

Вторая часть сопротивления – профсоюзная, и, хотя выступают они за одно дело, выступления союзов архитекторов не покидает обида за то, что российских архитекторов не привлекли к проектированию.

Мнения относительно проектов иностранных звезд также разошлись – директор Музея архитектуры Давид Сакрисян назвал их все плохими и халтурными, правда, не объяснил почему. Пиотровский же напротив, признал проекты хорошими, разделив качество архитектуры и тот ущерб, который она нанесет городу, если появится в том месте, где планируется. Где-то здесь чувствуется выход – почему бы не построить хороший небоскреб «от звезды» где-нибудь на окраине города, заодно регенерировав район? Если Газпром готов пойти на компромисс, конечно.

Если посмотреть на проекты, то вообще-то хочется согласиться с Пиотровским. Оставаясь в рамках не самого изысканного жанра, «звезды» предложили довольно-таки разнообразные решения. Наблюдается одна закономерность: из шести приглашенных пять – безусловные звезды первой величины, а шестой проект тоже иностранный, но «с большим российским участием» – RMJM. Это тоже мастерская не последнего ряда, но не с такой всемирной славой, как остальные – седьмая среди британских архитектурных компаний. Она участвовала в строительстве шотландского парламента, известного очень деликатным отношением к исторической застройке, но не на первых ролях. Зато она работает для Дубаи, а не секрет, что для российских чиновников и бизнесменов это место почти идеал счастья.

Если посмотреть на проекты, то сразу чувствуется небольшая разница. Пять «звезд», каждый по-своему, попытались скрасить вторжение своего гиганта в город. Нувель выстроил "Аврору", у него это не первое здание в виде корабля; Либескинд – арку Генштаба, попытавшись открыть вид на Смольный собор Растрелли; Фуксас – шпиль, то ли Адмиралтейства, то ли Петропавловки. Коолхас «выгрыз» объем кубическими нишами, попытавшись стушевать массивность здания, башня Херцога и Де Мерона изгибается так, как будто ей совестно стоять на этом месте. Зря говорили, что до иностранцев не донесся наш скандал, либо они все знали, либо чувствовали – все пятеро настоящих «звезд» так или иначе выразили смущение тем, что делают, вторгаясь в «небесную линию».

Только один проект оказался чужд сомнений и раздумий. Он представляет чистое воплощение эмблемы Газпрома, газовую свечку, размером даже больше озвученного еще на 20 метров. Это очень дорогая, технологически сложная скульптура горелки – чистейшее воплощение заказа на амбициозный символ газа. Стоило ли сомневаться, что выберут именно его. А что до общественности, то, объявляя результаты, Валентина Матвиенко сказала, что петербуржцы должны быть счастливы, а Алексей Миллер предложил общественности утешиться катком, который заодно построят на территории Охты. Это было 1 декабря.

Осенний урожай наград собран. Серьезных событий в профессиональной сфере в декабре не предвидится, но вероятно развитие скандала с питерской башней.